Записки нечаянного богача

Глава 18. Стройка в тундре. Спасенный вручную.

Как добрался до места, где торчал можжевеловый куст — не помню. Кажется, тихо полз на четырех костях, поминутно оглядываясь и следя, чтобы та громадная сволочь, аппетитно чавкавшая рыбой, не задрала морду наверх. Попутно отметил, что ветер дул сзади, значит, от медведя я был с подветренной стороны. «Может быть, может быть, поможет...», загнусавил голосом Ромы-Зверя внутренний скептик.

С «балкона» слетел едва ли не забыв про трос, чуть ли не пешком вниз рванул. Но, сев на уступчике и свесив ноги, решил отдышаться и выдохнуть. Судорожно поколотив себя по карманам, нашел сигареты и впервые в жизни с самой настоящей фантомной болью ощутил отсутствие смартфона. Ни связи, ни интернета здесь не обещали, поэтому я оставил трубку у Самвела. Хотя, чем бы она помогла? Нормальный уровень сигнала был последний раз вчера, за шесть часов лету отсюда. Только если эпичное видео снять, в стиле «Ведьмы и Блэр». Но пока что-то не было желания. Отдышался, выдохнул и сделал вид, что взял себя в руки. Ничего страшного не произошло. Подумаешь — с одной стороны волки воют, а с другой медведь размером с корову кого-то доедает. Мало ли, может, тут так принято? Но сидеть и дальше чаечкой на узком карнизе скалы мне как-то не улыбалось.

На площадке внизу я, как смог быстро, распотрошил бокс, и со скоростью, поразившей бы, надеюсь, матерых альпинистов и их верных шерпов, втащил все самое необходимое на стену. На тот самый «балкон», что на два метра выше верного можжевельничка. Сел рядом с кучей барахла и опять свесил ноги. Посмотрел на заходящее солнце, ушедшее за дальние склоны больше, чем наполовину. Кирилл Мазур, не раз приходивший на ум в этих краях, наверняка давно наставил бы кучу самодельных ловушек и капканов. Хотя нет, пожалуй, он уже свежевал бы медведя, сидя у костерка и напевая песенку про капитана. Я же из всех приспособлений для охоты умел делать силки на рябчика и петли на зайцев. Но для петель нужна была струна, в идеале — гитарная, а ее не было. Зайцев, признаться, тоже не было. Был медведь и общая растерянность — что делать? Спуститься к лодке, отогнать ее на середину озера, заякориться как-то и лечь спать под журчание многочисленных ручьев вокруг? Так медведи неплохо плавают. Наверняка лучше, чем я. Я вообще до девятого класса только двумя стилями умел — камнем и «топориком». Потом только собачий освоил, и значительно позже — благородные брасс с кролем. Но в местной прохладной водичке, да с таким бурым тренером устраивать заплывы решительно не хотелось. Закрепить между двумя лиственницами гамак и заночевать в нем, как советовал Самвел? Мысль здравая. Даже, вон, пару подходящих деревьев можно найти. Только высота, на которой можно привязаться, была от силы метра три. Веревки под тяжестью моей тушки провиснут. Мишка поднимется на задние лапы, и прямо перед носом увидит в аккуратной сеточке, как ветчину в магазине, завтрак из туриста. Да и по деревьям они тоже лазать умеют. Оставалось только разложиться прямо тут, на скале. Что я и сделал, предварительно привязавшись к стоявшему поблизости валуну. Он весил никак не меньше полутонны, так что стянуть его во сне мне не грозило. Да и от поднимавшегося ветерка худо-бедно укрывал.

Спать одетому в мешке — удовольствие не из лучших. На голом камне, да с такими соседями — вообще не удовольствие. Но за день я выгребся и нагулялся по чистому кислороду настолько, что отрубился почти сразу. И проспал без снов всю ночь.

Разбудил меня крик какой-то птицы, наверное сойки. Это они обычно мерзко орут, как припадочные, прямо на лету. Так и сейчас — истеричное трещание, судя по звуку, перемещалось с запада на восток, как будто там, на западе, сойкой выстрелили из рогатки или отвесили ей знатного пинка. Или ее спугнул вчерашний медведь Я открыл глаза, повернул голову и замер.

Это было не просто красиво — это было волшебно. Солнечные лучи из-за горы освещали часть леса и озера, вторая часть пейзажа пока оставалась в тени. Кажется, в Третьяковке только видел что-то похожее, по-моему, на картине Рериха.

Часы показали мне половину седьмого утра и то, что я адски отлежал руку. Попытка пошевелиться и вылезти из спальника сообщила, что они недоговаривали. Отлежал я всего Диму целиком. Затек даже затылок. Из мешка я вылезал, как новорожденный жеребенок, качаясь и поминутно заваливаясь набок. Сдавленно матерящийся жеребчик в «горке», берцах и накомарнике еле поймал равновесие на четырех точках и эволюционировал до новобранца курсов «Московское долголетие». Или одного из семи стариков «группы здоровья» в том фильме, где с ними была одна девушка. Кряхтя и отдуваясь, помахал конечностями, присел со скрипом, перешел к наклонам и замер, глядя на озеро. Судя по многочисленным кругам на воде, рыбы там было немеряно.

Утро не может быть добрым без чашки крепкого чаю. Для меня, по крайней мере. Кто-то предпочитает кофе, кто-то — сок или минеральную воду. Некоторые, стального здоровья люди, начинают день с бутылочки холодного пива. А я представляю общественную и личную опасность без чая поутру. Мозг отказывается работать в прямом смысле слова, как хитрый добрый молодец из русских народных сказок: «не кормили, не поили, в баньке не парили — какие вопросы ко мне? Подите прочь!». Это стало первой проблемой сегодняшнего дня.

Спуститься и быстренько оформить небольшой костерок было несложно. С водой потруднее. Попробовал из левого ручья — горчит и припахивает сероводородом. Присмотревшись повнимательнее, отметил, что кустов вокруг мало и все какие-то корявые, и мох близко к воде не растет. Пошел направо. Там вода была аж сладкой и какой-то, не знаю, сытной что ли? Три пригоршни — и как будто позавтракал. Но организм настойчиво требовал привычной утренней дозы танина. Дождаться, пока чай заварится и остынет, было сложнее всего — я не смог. Зажав кружку рукавами, отдувая всплывшие чаинки, ругаясь и обжигаясь, начал пить. Жизнь налаживалась.

Что у нас дальше по программе? Кров и пища. Только, думаю, очередность стоит поменять. Переночевать пару дней на «балконе» я могу себе позволить, а вот есть один сухпай на берегу такого озера — это идиотизм. Поэтому начать решил с рыбалки. В боксе был складной спиннинг, несколько копеечных наборов «юный рыболов» с Озона, и сеть метров на двадцать. Наборы — это просто леска, поплавок, грузило и крючок. Поплавок долой — и вот она, донка-закидушка. Спиннингом я пользоваться умел больше теоретически. А вот сеточку поставить мог вполне, чем и занялся.

Вернувшись с озера, пришвартовал Плотву и пошел осматривать полянку внимательнее. Оказалось, что в скале левее от можжевельника, было что-то типа вертикальной складки или ниши. Поковыряв мох и землю под ним палкой, я решил строиться именно тут. Для начала разметил площадку, снял и перенес аккуратно в сторону ленты зелено-серо-белого мохового ковра. Перекидать почти десять кубов земли за день — занятие увлекательное, конечно, но никак не складной многофункциональной лопаткой, что выдал мне Головин. Поэтому на сегодня я решил остановиться на том, что вколотил колышки по периметру будущей избушки и выкопал первую траншейку, метра полтора шириной и два с половиной в длину. Сперва, на штык где-то, копалось легко, а потом начался суглинок, рыть который этим совочком было неудобно. К полудню, судя по часам и солнышку, болтавшемуся точно над головой, я заглубился примерно на метр, решил на этом пошабашить и поплыл проверять сетку.

За неполных полдня — как бы не центнер рыбы! Вот это я понимаю — рыбалка! Ни тебе махания блесной и прочими, прости Господи, воблерами, ни гипнотизирования поплавков. Единственное, что напрягало — это две дыры в сети. Что-то пробилось через полотно метрах в пяти и в десяти от берега. Что-то, не обратившее внимание на японскую леску толщиной 0,6 миллиметра. Хотя в такой, говорили, и бобры застревают, как миленькие. Дыры диаметром больше полуметра я задумчиво разглядывал, развесив сеть на краю полянки. Сухую чистить легче, да и чинить теперь придется, хорошо, что запас лески и челнок я догадался прихватить. Считать петли и вязать узлы меня в глубоком детстве научил покойный дед, оказалось – не сложнее, чем вязать крючком. А пока орудие рыболовного промысла покачивалось на ветках, разобрал рыбу: пару присолил, завтра можно будет завтракать, пяток порубил порционно на пожарить, остальных выпотрошил и распластал на юколу, закрепив в раскрытом виде острыми палочками. Закрутившись, обнаружил, что обед пропустил, ужин уже на подходе. Пока разгорался костер — покопал еще немного, без фанатизма. И так, судя по всему, мышцы завтра все скажут про пользу стахановского движения и трудового задора для отдельно взятого меня. Солнце опускалось ниже. Над углями доходил ужин — рыбный шашлык. Если не буду больше пропускать обед и продолжу такими порциями питаться — вернусь в поселок довольным и с круглой мордой. «Если медведь не съест» - ехидно продолжил мысль внутренний скептик, но я показательно не обратил на него внимания. Дымок стелился над ручьем, уходя к озеру. На бечевке чуть покачивали крыльями рыбные «бабочки» юколы. Покой и умиротворение — вот что я чувствовал в тот момент, причем так ярко и сильно, как никогда раньше до этого. Первый день на новом месте догорал с углями костра, чуть посеребренными пеплом. А хорошо здесь, все-таки.

Утро второго дня было точной копией вчерашнего, только сойка не орала. И на рыбалку было не нужно, потому как прошлый улов я и за неделю не съем. Поэтому, поскрипев и поохав во время зарядки на «балконе», я спустился на стройку. Но сперва чай, конечно.

Земляные работы к обеду почти закончил, потому что догадался сделать нормальную рукоятку для складной лопатки и нашел рассохшийся, но вполне крепкий пень, из которого вырубил что-то среднее между совковой лопатой с недлинным черенком и мини-ковшом от бульдозера. Дело пошло значительно веселее. Сварил ушицы, зачерпнув сладкой «правой» воды, и замер сибаритствовать: наваристая уха с дымком и объемы перекиданной с места на место земли наполняли радостью и гордостью. Поэтому когда на краю полянки появился волк — я посмотрел на него эдак снисходительно-небрежно, мол, «ну тебе-то что, серый?». Небогатые познания в мире животных говорили мне, что волк нестарый, но довольно крупный. Он не рычал — просто стоял и смотрел на меня. Я неторопливо поднялся и пошел к куче рыбьих потрохов, которую вчера забыл прикопать или выбросить в озеро. Гость не отводил глаз, только один раз переступил с лапы на лапу. Набрав требухи и несколько голов, сколько в руках уместилось, я направился к нему. Когда нас разделяло шагов восемь, он сморщил нос и задрал верхнюю губу. Молча. Я остановился, разжал руки, вывалив ношу на камни, и пошел обратно, медленно и не разворачиваясь, спиной вперед. Дошел до костра, вытер руки о мох и сел допивать уху через край котелка. Волк постоял, потом так же неторопливо подошел к угощению, обнюхал… И начал есть. Внутренних реалиста и скептика, кажется, хватил родимчик. Мне же почему-то все происходящее казалось вполне нормальным — и гость, и угощение. Вот если бы серый завел разговоры о погоде — тогда да, я бы занервничал. А тут все понятно — ну волк, ну жрет. Подумаешь. Я полез за сигаретами, а когда поднял глаза — его уже не было. Как и рыбьих голов, которыми он только что аппетитно хрустел.

В тот день я нашел на берегу и еле допер до поляны четыре старых бревна, тоже сухих до звона. И задумался, за какое время я смогу сложить сруб, если полдня уходит только на поиски и доставку стройматериалов до площадки? Выходило, что неделю минимум придется гнездиться на скале. И такая перспектива не радовала.

Следующим утром я еще сверху присмотрел подходящие деревья, к которым и направился после привычного чаепития с топором и двумя своими эрзац-пилами: цепной и струнной. Струнная насмерть вязла в плотной смолистой древесине. С цепной было получше, а когда я догадался цепляться за вершину кошкой и подтягивать дерево, чуть наклоняя в нужную сторону — вообще пошло на ура. К середине дня на поляне скопилось еще восемь стволов толщиной не больше пятнадцати сантиметров. В принципе, метровый котлован и пара венцов сверху — и внутри можно будет спать. И на карачках ползать. Но не хотелось. И тут гуманитарный ум выродил высокотехнологичную инновационную идею.

Я выкопал по периметру котлована десять ямок глубиной почти полметра. Земля внизу была прохладная и ощутимо плотнее, чем сверху, но пока можно было обходиться без лома и кайла. Которых у меня все равно не было. Свалил и притащил еще четыре бревна. Вымотался и проклял все неоднократно, но баранье упрямство не давало опустить руки и успокоиться. Да и спать на камнях надоело. Разметив бревна, выбрал в них пазы вполдерева на расстоянии метра один от другого. Поставил столбы в ямы вдоль одной из стен — они поднимались над землей высотой мне по грудь. Сверху примерил, подтесал где требовалось, и надел бревно с выбранными пазами. Повторил то же самое еще дважды и получил клетку из трех стен, стоящую почти вплотную к скале. Крайне довольный собой и уставший сверх всякой меры сел у костра ужинать, снова рыбным шашлыком. Волк сегодня приходил уже дважды, и оба раза смотрел на меня от края поляны, как недовольный сосед на новосела — что это за бесхвостая обезьяна тут появилась, зачем она меняет ландшафт и издает громкие звуки? Рыбьих потрохов больше не было — я еще с утра отнес все, что оставалось, на то место, где вчера угощал серого. На запах жареной рыбы сосед снова вышел из-за деревьев, как бы случайно, просто мимо проходил. Понюхав камни в том месте, которое с утра уже вылизал чуть ли не до блеска, он уселся рядом.

- Прости, дружище, рыбы сегодня нет — не ловил, - он вскинул уши, переступил с лапы на лапу и промолчал, типа «что с вас, городских, взять?».

Я бросил ему пару кусков шашлыка покрупнее, выбрав те, что сильнее остыли. Швыряться жареной рыбой — занятие дурацкое, при падении порции развалились чуть ли не на крошки. Но волка это не смутило, подошел и съел. Вместе со мхом кое-где. Клыки, когда он наклонял морду боком, пытаясь подобрать мелкие кусочки, были видны ясно и отчетливо. Сантиметров шесть длиной. Но милых вечерних посиделок это не испортило. Перед сном прогулялся я по «балкону» в ту сторону, где видел медведя. Самого не застал, но судя по обилию чешуи и содранному в нескольких местах мху, столовался он тут регулярно. Особенно неприятно выглядели белые полосы от когтей на дереве рядом. Высокий, бродяга, крупный. Но на скалу вряд ли залезет.

На следующее утро сетку ставил вдоль берега, чтоб не ловить снова тех крокодилов, что там на глубине водятся. Привязывая верхнюю подбору к пучку какого-то тростника, я внезапно сам для себя довел до ума ту инновационную идею с избушкой. Камыша или рогоза или еще какого-то растения, я не сильно вдавался в ботанику при сборах в дорогу, оказалось по берегам вполне прилично. Да, он был значительно меньше привычных по средней полосе палок и метелок, что выше человеческого роста, но зато плотный и жесткий. В общем, до обеда я таскал с берега солому и переплетал ей столбы своего будущего жилища. Хорошо, что не размахнулся на двухэтажный коттедж 10х10 метров.

Проверяя сетку, которую аж узлами перекрутило от набившейся рыбы, приметил место, где почти на берег выходил слой глины. Очень своевременная находка. Рассортировав улов, выложил отдельно, за «волчий столик», тех самых чукучанов, которых местные не едят. Еще сегодня попался десяток карасей, да таких, с батон размером. Их я решил запечь в свеженайденной глине. Пополнил и запасы малосольной рыбки, а оставшихся, тех, что еще вполне бодро махали хвостами и шевелили жабрами, явно ругая меня непотребными подводными матюками, выпустил обратно — мне лишнего не надо. Сушить-вялить тоже ничего не стал — и так хватает.

Дальше после обеда встала логистическая задача: как притащить с берега побольше глины и камней? С ней мне отлично помогла справиться половина моего чудо-чемодана, причем даже колеса не навешивал — так и тащил как нарты по мху и камням. Главное, не нагружать из жадности лишнего, а то проваливаются саночки, да так, что потом с места не сорвешь. В общем, к вечеру запас стройматериалов на завтрашнюю смену был заготовлен.

По всем планам, на пятые сутки в этой глуши должно было уже появиться человеческое жилье. Хватит по скалам ящеркой ползать и спать в расщелинах, сколько можно? Я переплел оставшиеся участки между столбами с обеих сторон ветками и тростником, аккуратно засыпая внутреннее пространство камнями, глиной, мхом и рубленой соломой. Один мой знакомый, трудившийся в строительной сфере, очень обижался за коллег, когда результаты труда современных застройщиков емко называли «слепили из дерьма и палок». Корпоративную честь он защищал, насаждая термин «дендрофекальное конструирование». Под это описание моя халабуда подходила идеально. У скальной ниши я сложил очаг-камелек, с прицелом на то, чтобы дым тянулся по камню вверх — так он в глаза бросаться не будет, где-то я про это читал. Повозиться пришлось с крышей. Односкатную делать было рискованно — снегу навалит и раздавит избушку. Поэтому сделал что-то вроде корабельного носа: возле скалы врубил в верхнее бревно, соединявшее стены, столбик, от него вперед протянул что-то вроде коньковой доски, только это было тоже бревнышко. И к нему уже крепил стропила, которые потом тоже переплел лапником, промазал глиной и выстелил мхом и дерном. Получилось вполне уютненько для первого раза — насыпные стены толщиной сантиметров 15-20, довольно крутая двускатная крыша, внутри печь, стол и нары, чтоб на полу не спать. Вход получился справа, потому что в запале я заложил все участки между столбами слева направо, и только в самом конце вспомнил, что в помещение же надо как-то попадать. Выкопал траншею-пандус, в котором закрепил на крепко вбитом колу плетеный щит типа двери, а сверху — еще один, лежащий под углом от скалы к земле, чтобы в дождь вода не затекала в избушку. Понятно, что от зверей эти циновки никак не защищали, поэтому у стены была почти настоящая дверь, сдвижная, собранная из отесанных бревнышек. Поднял лежачий щит, спустился в траншейку, открыл калитку, сдвинул, кряхтя и ругаясь, дверь вдоль стены — и ты дома. Осталось только отдышаться и задвинуть дверь обратно. Она перекрывала проем с нахлестом сантиметров по 20 с каждой стороны, и, как мне казалось, была достаточно серьезным препятствием для медведей — наружу не вырвать, внутрь не продавить. Да ее еще поди найди. Надо только будет вдоль берега походить, круглых мелких камушков поискать да в паз нижний насыпать, типа роликов. Тогда должно будет проще открываться.

В этом строительном угаре не заметил, как вечер настал. Выбрался из избушки, оставив немного дров в очаге — пусть прогорают и сушат кладку. И тут услышал странный звук со стороны «волчьего столика». Мой серый сосед стоял, упершись на широко расставленные передние лапы, и его, кажется, тошнило. По крайней мере, другой ассоциации ни поза, ни звуки натужной икоты не вызывали. Он попробовал достать задней лапой до горла, но не удержал равновесие и упал на бок. Никогда не думал, что волки могут просто оступиться и упасть, они же ловкие и сильные хищники? Осторожно начал приближаться к лежащему зверю, слушая сипение, которое тот издавал. На нормальное дыхание не было похоже совсем — не ритмично, с надсадой волк пытался вдохнуть, но у него никак не получалось. Задние лапы начали скрести по мху. Я подбежал к нему: не дело смотреть, как сосед загибается у тебя на глазах, а уж кто он, человек там или нет — вообще без разницы. В полузакатившихся глазах промелькнула сперва угроза, а потом сразу за ней — что-то очень похожее на отчаяние и мольбу о помощи. Я провел ладонью по шерсти и тут же отдернул руку — укололся обо что-то. Присмотревшись, понял, что из волчьего горла, прямо из-под шерсти наружу торчит здоровенная рыбья кость! Разжав челюсти с клыками, размер которых сейчас почему-то вовсе не интересовал, попробовал заглянуть внутрь. Черная пасть, про такую в детстве говорили — значит, злой пес! А внутри рыбья чешуя, веточки мха, розовая пена и ничего не видно, хоть птичку Тари из мультика зови. А у меня ни пинцета, ни фонарика. Запихал ладонь в пасть, нашарил что-то твердое и явно инородное, но ухватиться никак не получалось — скользили пальцы. А пациент закатил глаза полностью и лапа задняя дергалась уже только одна, и то редко. Вдруг удалось зацепиться ногтями! И я выдернул наружу здоровый кусок рыбьей шкуры с мясом, из которого торчала часть жаберной крышки и пара здоровенных реберных костей, кривых и острющих. Волк со всхлипом и свистом втянул воздух, попытался сесть, но снова упал — лапы не держали.

- Держись, братишка, рано помирать, - негромко говорил я, гладя его по загривку. - А от обжорства подыхать вообще неинтересно, ничего геройского. А ты большой и сильный волк, ты будешь вожаком стаи!

Почему-то казалось мне, что с ним обязательно нужно говорить. Я помог серому с третьей попытки повернуться на брюхо. Он продолжал сипеть. Добежав до костра, схватил котелок с остывшей обеденной ухой, принес и стал поить его из ладони. Костей там точно не было, а юшка была жирная, наваристая, самое то ему сейчас. Ну, я так думал, по-крайней мере. Не ветеринар же.

Через некоторое время волк сел. Потом не сразу, но поднялся на четыре лапы. Он не рычал, вообще ни звука не издавал — наверное, горло берег. Я сидел перед ним на корточках, и глаза наши были на одном уровне. Никогда не видел так близко глаз хищного зверя, а они, оказывается, красивые — золотистые лучи расходились от черного зрачка в виде короны, темнея ближе к краю радужки, вокруг которой был узкий карий ободок. Спасенный повел носом и повернул голову чуть в сторону. Если я ничего не путаю, то открытая шея у зверей — это знак доверия. Я медленно поднял руки и обнял волка. Погладил по затылку, загривку и спине. Он сперва чуть дернулся, но выстоял. Я убрал руки.

- Теперь долго жить будешь, братишка! Главное — в три горла не жрать больше, - напутственно сообщил я ему. Тут за спиной что-то звонко щелкнуло — наверное, камень треснул в очаге, теперь перекладывать придется. Я обернулся к избушке, а когда повернул голову обратно — волка опять не было.