Записки нечаянного богача

Глава 25. Лорд не подвел. Заговор вскрыт.

Чинно посидели, «по-старому», как в народе говорят. Даже песни пели. Головин, правда, сперва всё пытался меня вывести, как мне показалось. То историю начнет интересную, да прервется, недосказав. То достанет пистолет какой-то хитрой модели. Еще пару месяцев назад я бы точно пристал с просьбами дорассказать байку. Раньше – и оружие попросил бы посмотреть, а то и пострелять. Совсем в юности – и на кулачках бы с ним сцепились, наверное. Теперь – нет, по всем пунктам. Слушал и кивал, делал удивленное лицо и говорил соответствующие моменту фразы. Но ни пьяного куража, ни синей агрессии не было и в помине. Казалось, из похода я вернулся, повзрослев лет на двадцать. Артём понял, что спровоцировать меня не получилось, и поглядывал с интересом. Натуралист нашелся, тоже мне. В штатском. Но под занавес вечера, а вернее тогда, когда сопки на востоке уже начинали светлеть, за столом мы остались вдвоем. Пели, кажется, «Ой ты степь широкая» и совершенно точно - «Черного ворона» и «Коня» Любэ. Ну, то есть со словами пел я один, Тёма только мычал. Но без урона чести офицера – в ноты попадал отлично.

А с утра я очнулся в раю для пьяниц. Пасьянс сошелся идеально – похмелье было встречено огненно-острым жирным хашем, крепким сладким чаем, и условный противник был безусловно уничтожен. Вторая миска подходила к концу, когда из ближней двери выполз, по-другому не скажешь, стальной Головин. Хотя тогда стального в нем было, пожалуй, только несколько зубных коронок, да и те не видны. На стол с хашем он навелся явно по приборам, потому что оптики на заплывшем лице не наблюдалось.

- Ты стоя на голове, что ли, спал, Тём? - изумленно спросил я у той стороны, на которой были пуговицы и куда смотрели носки берцев.

Реплика ушла в пустоту. Туловище пало за стол, взялось двумя руками за котел с лекарством и начало громко хлебать. Чуть позже, отставив посуду, оно нашарило на столе лимон, пару ломтиков от которого заботливый Самвел положил мне в чай, и зажав желтого в кулаке, принялось откусывать большими кусками и жевать. С кожурой и семечками. Брызгая соком во все стороны. Когда цитрус кончился, оставив после себя только мокрую ладонь и оскомину, но её почему-то у меня, гомункул снова подхватил котел и допил оставшийся хаш через край. Опускал опустевшую емкость уже Артем Головин, пусть и со следами былого на лице. Но теперь его хотя бы можно было узнать.

- Силен, бродяга, - с уважением пробормотал Врунгелян, меняя на столе пустой котелок на полный, исходящий точно таким же одуряющим ароматом, что и его опустошенный предшественник.

- Победить и вернуться! - выдохнул новорожденный Головин, причем, первое слово прозвучало как из преисподней, сказанное оттуда лично Сатаной, а второе — практически ангельским баритоном, подошедшим бы вполне архангелу Михаилу.

Тут распахнулась двери в конце зала и в дом-музей-кафе «Арарат» зашла группа. Некоторые пораженно озирались вокруг, как и я в первое посещение, остальные шли уверенно и твердо. Последним я разглядел жука-пожарника Юрия Палыча, и от души порадовался, что хаш успел возродить нас к жизни: меня не тошнило, Тёма в сознании, и у него пистолет. Двери продолжали открываться и закрываться, в зале становилось не по-утреннему многолюдно. Я глянул на часы и поморщился — какое к псам утро, обед уже прошел. С этими пьянками всю жизнь проспишь.

К нашему столу уверенно подошли импозантный мужчина с залысинами и в золотых очках в сопровождении женщины в брючном костюме и с папкой в руках.

- Так, ну и кто тут собрался проводить несанкционированное межевание земель в моем районе?! - прогремел он хорошо поставленным голосом, одновременно двигая ногой стул и по-хозяйски садясь на него. Судя по лицу Головина — хаш на него подействовал пока не в полной мере, а вот лишние децибелы импозантного и скрежет стула по полу — в полной. Он сунул руку за пазуху уже знакомым мне скупым движением, и я еле успел накрыть его свободную ладонь своей, а второй помахать сверху вниз, типа «тихо-тихо-тихо».

- Полагаю, мы не представлены. Я — Дмитрий Волков. Прибыл из Москвы. С кем имею честь? - сухо и негромко проговорил я, надеясь, что этот с залысинами примет предложенные тон и громкость. Ошибся.

- Да все я знаю про тебя, Волков из Москвы! - заорал собеседник, обнажив половину рта золотых зубов, - Два дня в поселке, а жалоб больше, чем на всю организованную преступность за месяц!

- Я очень рад, что вся оргпреступность у Вас под контролем, - так же негромко продолжил я, пока звонкий набирал в грудь воздуха, чтобы продолжить обличать меня, как на митинге, - но имени Вашего не знаю по-прежнему.

- Да ты охренел?! Меня тут каждая собака знает! Я — Глава района! - на шее у импозантного надулись вены, на лбу выступили капли пота, а глаза опасно выкатились из орбит. Лицо приняло сине-багровый оттенок, став поразительно похожим на чье-то, виденное, казалось, совсем недавно.

- Сударыня, Вы кажетесь более адекватной. Вас не затруднит добавить немного конструктива в наш, к сожалению, малосодержательный разговор с этим нервным господином? - обратился я к брючной гражданке, стараясь не переборщить с деликатностью. Потому что хорошо знал себя: как только перестану быть вежливым — тут же перейду на мат. Обратно возвращаться будет ох как нелегко.

- Виталий Павлович, как он и сказал, занимает пост Главы Абыйского улуса. Меня зовут Светлана Ивановна, я нотариус. Мы вернулись из Якутска со съезда партии и с сожалением узнали, что в наше отсутствие произошли некоторые значимые события, как то: один из местных родов пожелал провести отчуждение земель в пользу третьего лица, - жаль, что она не полицейский или военный, тогда слов было бы меньше, время бы сэкономили. С юристами можно часами гонять слюни по щекам, оставаясь на одном месте. Это если повезет.

- Милейшая Светлана Ивановна, рад нашему знакомству. Очень удачно, что Вы смогли нанести этот визит, я сам собирался к Вам в самое ближайшее время. От лица третьего лица, упомянутого Вами ранее, приношу извинения за то, что Вам пришлось сожалеть. Уверяю, это совершенно лишнее. Все необходимые действия будут произведены в полном соответствии с буквой и духом закона, с учетом, полагаю, локальной правовой специфики. - пока я говорил, на лице нотариуса появилась и держалась улыбка, которую в других обстоятельствах я назвал бы лукавой и слегка игривой.

- Да ты охренел! - еще громче завопил отдышавшийся и начавший повторяться городской голова. Он начал было подниматься, протягивая ко мне руку, на которую сидевший напротив меня Головин сразу уставился, как питбуль на сахарную косточку. Но тут на плечи Виталия Павловича легли две широкие ладони, крепко прижав его к стулу рабочей поверхностью, а на протянутую руку опустилась ладонь поуже, буквально пригвоздив властную длань к столешнице. Артем от этого даже разочарованно крякнул. Я и сам был уверен, что через несколько секунд бургомистр отчалит к Ивану Степановичу, разорив главврача на аппараты Илизарова, а руку эту потом сможет в лучшем случае только в перевязи на груди носить, как орден. Я нашел глазами хозяев маленькой и больших ладоней, парализовавших мэра, и чудом сохранив спокойный голос, приветливо сказал:

- Здравствуй, Чумпу. Здравствуй, Долан.

Маленький убийца с отрезанной и снова пришитой головой приветственно прощелкал что-то по-аистиному. Большой гулко крикнул: «Здорово, Волков!» прямо над ухом Главы улуса, отчего тот резко сбледнул с лица, а глаза опасно вылезли еще больше. Он бы с радостью обернулся, но под руками Долана было не покрутиться. Третий из этой внезапной группы физической поддержки обошел нотариуса, стол со стороны Артема за его спиной, и уселся напротив Виталия Павловича, между нами с Тёмой. Это был Костя Бере, младший Волк.

- Виталий, не мороси. Светлана, присаживайся, пожалуйста. Дима, привет! - красавец парень! Как перехватил ситуацию, как вник в нее влет!

- Привет, Костя! Как сам, как папа? - я протянул ему руку, которую он пожал сразу и крепко.

- Спасибо, Дима, все в порядке. Папа поклон передавал тебе, - спокойно ответил он. В толпе, набившейся, как оказалось, в зал, пока мы беседовали, кто-то коротко ахнул.

- Знакомься, это мой друг Артем — кивнул я на Головина, у которого только-только сошла с лица людоедская досада, что не удалось сломать руку главе района, и на ее месте расцветал живейший интерес к происходящему. С ним он и осматривал тройку вновь прибывших. Протянул ладонь Косте, проведя краткую процедуру формального знакомства двух мужиков: «Костя» - «Артем», без всяких там «пожалуйста-мерси-очень рад».

- Здравствуй, дядя Самвел! - улыбнулся молодой Волк армянину, что вышел из кухни, вытирая руки неизменным полотенцем, висящим на шее.

- Ай, Костя-джан, здравствуй, здравствуй, дорогой! Давно не приезжал, вырос как, совсем-совсем большой стал! - в речи хозяина «Арарата» не было ни грамма фальши: он встретил горячо любимого сына старого друга, которого знал с самого детства и, возможно, качал на руках или катал на плечах.

- Папа мазь передал для колена твоего, ту, с кобрами, что помогает лучше всего. Хромать перестанешь, - проговорил сын вора, нисколько не стесняясь людей вокруг и не переставая искренне улыбаться.

- Да где он уже, пропустите! - раздался новый голос в толпе, и я узнал Серегу Ланевского. Да, тут становилось и вовсе многолюдно.

Серега пробился к нашему столу в компании пожилого саха, и я понял, что очень поспешил назвать главу района импозантным. По сравнению со спутником лорда, бургомистр не имел ни вида, ни фигуры, ни лица. Пожилой был невысокого роста, но крепкого, кряжистого сложения. На широких плечах идеально сидело легкое пальто, выглядящее очень дорого даже в полумраке кафе. Галстук придерживал зажим толщиной с палец взрослого человека, и тут термин «желтый металл» сомнений никаких не рождал. Камень в зажиме тоже был, и тоже приличный, и в то, что это стекло, не поверил бы даже слабоумный. На носу были очки с прямоугольными фотохромными линзами, светлевшими на глазах. Костюм на пожилом сидел так же, как и пальто. Я с удивлением отметил, что отглаженные брюки были заправлены в местную обувь, помесь сапог и унт, их, кажется, Валя называл странным словом «олочи». Лицо мужчины было похоже на бронзовую статую в музее: ум, мощь и сила читались по глазам, скулам и подбородку. Над верхней губой были тщательно подстриженные, волосок к волоску, седые усы, как у здешнего главврача.

- Дима, черт, ну ты и забрался! - воскликнул Ланевский, спеша ко мне. Я поднялся и обнял его, а заодно кратко представив Костю, Самвела и Артема. На Головина лорд уставился, как на призрака и шапку Мономаха одновременно. А я во все глаза смотрел, как меняется, сдуваясь, районный Глава — он увидел спутника Сереги, икнул, подскочил со стула, подхалимски прогнулся и двумя руками предложил тому занять его место. Седовласый сел с грацией и легкостью, недоступной многим молодым. Я бы так точно не смог. Нотариус Светлана тоже было порывалась вскочить, но тот мягким, но поразительно глубоким, поистине бархатным, голосом остановил ее:

- Сиди, Света, сиди.

Я чуть ли не насильно повернул Ланевского в нужную сторону — так он залип на Артеме. Лорд опомнился и включился:

- Павел Иванович, позвольте представить моего друга, Дмитрия Волкова. Я уже коротко рассказывал Вам о нем раньше, - если можно по-русски говорить с английской чопорностью — то только так.

- Дима, это Павел Иванович, мы с его сыном учились вместе. Сейчас он представляет интересы республики Саха в Совете Федерации, - Головина так с утреннего лимона не вытаращило, как сейчас. Да и сам я не был уверен в невозмутимости своей физиономии, потому что, мягко говоря, охренел полностью. Я поднялся со стула навстречу так же приподнявшемуся сенатору и пожал протянутую мне ладонь, крепкую, как ствол лиственницы. Я уже немного разбирался в местной древесине.

- Павел Иванович Кузнецов. Рад знакомству, Дмитрий. Мне Сережка позвонил, а я как раз на съезде был в Якутске. Там и условились встретиться и к Вам в гости слетать. Я давно не был в Белой Горе. А почти сразу после Сережкиного звонка набрал Миша Второв и тоже попросил за Вами присмотреть. Неуемной, говорит, Вы энергии человек — голос политика завораживал, но я старательно ловил каждое слово. «У меня путаются мысли! Шуба, царь… Иоанн Грозный» - жалобно простонали на два голоса внутренние скептик и реалист. Я бы и сам с радостью упал в обморок, но чувствовал — пока рано. Ланевский деликатно кашлянул. Я спохватился:

- Добрый день, уважаемый Павел Иванович. Очень приятно с Вами познакомиться! Я Волков Дмитрий Михайлович, частный инвестор, - на этих словах лорд согласно кивнул, а Головин закатил саркастически глаза, вроде: «ага, инвестор он, ломом подпоясанный!», - рад, что меня смогли так лестно отрекомендовать. И очень благодарен Вам, что удалось выкроить время в Вашем графике на визит сюда. Тут очень красиво, а теперь и очень интересно. И, если это возможно — обращайтесь, пожалуйста, ко мне «на ты», я за последнее время к этому здесь так привык... - Сенатор кивал, слушая меня внимательно, а на слове «интересно» позволил себе улыбнуться. И продолжил беседу.

- Ой, Костик, и ты тут? Вот где бы еще встретиться. Как ты, как папа? - он перевел взгляд с меня на Бере-младшего. Бере-старший, думаю, уже устал икать в Якутске — так часто его вспоминали за этим столом.

- Здравствуйте, дядя Паша! - искренняя светлая улыбка не оставляла сомнений — эти тоже знакомы, и тоже давно. - Спасибо, все хорошо! Он прислал меня сюда с лекарством для дяди Самвела. - судя по звуку в моей голове — там стучались лбами друг о друга реалист со скептиком. Я же изо всех сил старался не потеряться в этой Санта-Барбаре среди дядь и племянников.

- Здравствуй, дорогой! Примешь ли переночевать? Давно тут не был. Твой музей все растет, а шашлык, судя по запаху, все такой же чудесный? - оказывается, и у политиков бывают честные улыбки.

- Ай, что такое?! Почему все, кто из Москвы прилетает, хотят обидеть старого Самвела?! Зачем так говоришь, Паша, дорогой? Когда было, чтобы Самвел друга не накормил и спать не положил, а?! - слушая эту эмоциональную речь, сам Станиславский хлопнул бы по столу с криком: «А вот теперь — верю!».

- Светочка, у меня давление! - совершенно неожиданно протянул высоким голосом Глава района, так и стоявший до сих пор молча, хлопая ртом и глазами все это время. Я и забыл про него почти.

- Приемный покой как с крыльца сойдете — налево, Виталий Павлович, - нотариус ответила ровно, сразу и без раздумий. Вот бой-баба, так в полете переобуться — тоже уметь надо. Ясно, что сила и власть сейчас сидели за столом, рядом с которым бургомистр стоял навытяжку и хлопал жабрами. Она тоже сидела за этим столом. И ее это явно устраивало больше. Понурый Глава попрощался с сенатором, который не кивнул в ответ, даже взглядом не удостоил, и начал протискиваться к выходу.

Навстречу ему из толпы вышел лучший охотник Степан, прикрывавший собой Зинаиду Александровну. Она сказала что-то негромко — Павел Иванович вскочил, даже не обернувшись, и быстрым шагом подошел к ней. Он сказал буквально несколько слов, склонился перед бабушкой, став меньше вдвое, и поцеловал ей темные морщинистые ладони. Кузнецова тихо и ласково сказала что-то. Я разобрал только слово «Павлик». Сенатор выпрямился и крепко, до хруста обнял охотника. «Тетя и брат» - беззвучно, одними губами прошептала мне нотариус. Да? Ну тогда мы еще точно повоюем!

- Дима! Дима! Прочь с дороги! - раздался чуть одышливый, но явно командирский голос, и из мгновенно расступившейся толпы появился Иван Степанович с какими-то бумагами в руках. - О, Пашка, ты как здесь? А, к черту! Смотри сюда! - он решительно смахнул со стола посуду, чудом не зашибив кружкой, с жалобным звоном скакнувшей по доскам под соседний стол, Светлану, и не окатив заваркой Головина и Самвела.

На стол легли какие-то распечатки, кажется, рентгеновские снимки, ленты кардиограмм и еще какие-то медицинские бумаги с нерусскими буквами и столбиками цифр. Над ними склонились главврач, исступленно, взахлеб что-то говоривший, сенатор, слушавший с напряженным вниманием и иногда задававший вопросы, и охотник, по-прежнему бережно державший под руку старушку Кузнецову. Я из их разговоров понимал только цифры, сравнения «вдвое», «в четыре раза», и эпитеты «невероятно», «невозможно», и еще пару совершенно непарламентских, которые к моему изумлению выдал именно Павел Иванович. Он параллельно умудрялся что-то переводить большухе, со знанием дела тыча пальцем в документы. Длилось это минут пять от силы. Потом все замерли. Главврач никак не мог отдышаться и умница-Самвел протянул ему кружку брусничного морсу. Сенатор вцепился двумя руками в идеальную прическу, скинув на стол очки. А бабушка медленно, буквально по одному пальцу, отцепила от своего рукава руку Степана, у которого по щеке стекала слеза. Обошла стол и пошла ко мне. Я встал ей навстречу, не понимая решительно ничего. А Зинаида Александровна опустилась на пол, обняла мои колени и зарыдала — я даже подхватить ее не успел. Плакали в толпе в зале. Подозрительно блестел глазами сенатор. Гулко сморкался в необъятных размеров платок Самвел. Прижав к губам кулачки, судорожно дышала нотариус Светлана, сидевшая с мокрыми дорожками на щеках.

В зал вбежал Валя Смирнов с еще одним мужиком в камуфляже, кажется, я видел его вчера на берегу. Увидев столпотворение, начальник полиции что-то отрывисто скомандовал спутнику, и тот только что не пинками начал освобождать помещение. К нему крайне эффективно присоединились незаметные до сих пор ребята Головина. Через пару минут в кафе-музее стало вполне свободно. Бойцы-путешественники замерли вдоль стен, очень лаконично вписавшись в интерьер. Еще трех парней, стоявших с ними в одном ряду, я не знал, но судя по всему — это была охрана сенатора. Долан и Чумпу уселись за дальний столик, перепуганная женщина с кухни, Светка или Анна, расставляла перед ними тарелки с едой. Я усадил заплаканную бабушку на стул рядом с собой, а Самвел капал ей в рюмку валокордин, судя по запаху, прищурившись и дальнозорко вытянув вперед обе руки. Валя стоял навытяжку, переводя взгляд с сенатора на нотариуса, будто не мог понять, к кому следует обращаться. Рефлексы победили:

- Павел Иванович, разрешите обратиться к Светлане Ивановне? - прав был старик Павлов: не знаешь, как поступать — поступай по Уставу.

- Говори прямо, Валя. Под мою ответственность, - весомо сказал сенатор каким-то металлическим голосом.

- Виталий Павлович задержан вместе с братом и группой подельников при попытке покинуть территорию поселка, - отрапортовал начальник полиции.

- Задержан, или… - мне послышались очень тревожные ноты в выжидательном уточнении Павла Ивановича. Кровожадные такие. Близкой смертью повеяло.

- Задержан. Сопротивления не оказали. Плачут оба, - пояснил Валя с явным сожалением, а последнюю фразу сказал, как выплюнул, с отвращением.

- Так. Их и эту падаль, с которой Дима поработал, в одну камеру, на принудительное лечение. Ваня, подбери коктейль, пусть догонят рогатую тварь. Нужно полное разложение личности. Полное! - и он лязгнул кулаком по столу так, что не вздрогнул, кажется, только Головин. - Света, передай Иннокентию Давидовичу мой поклон, Валины материалы и скажи, что я рекомендовал рассмотреть дело безотлагательно. Тетя Зина, что ж ты молчала так долго? А ты, Степка?

Охотник виновато шмыгнул носом, что совершенно не «билось» с его возрастом и образом. Бабушка сидела абсолютно потерянная.

- Дима. Что ты хочешь за то, что сделал? Не знаю, чем благодарить, ничего даже близко соразмерного представить себе не могу, но я очень, Очень постараюсь, - сенатор смотрел на меня так пристально, что становилось не по себе.

- Будет вполне достаточно, если Вы объясните мне, что происходит, Павел Иванович. А то я ничего не понимаю — честно признался я.

Выяснилось, что суета с бумагами главврача была вызвана тем, что все пятеро Кузнецовых, находившихся у него на излечении, или, как он горько сказал, «на дожитии», резко пошли на поправку. Особенно радовало чудесное выздоровление беременной дочери Степана — еще вчера ей давали не больше недели, а сегодня она уже вставала с постели и даже поела сама. И ребенку, со слов Ивана Степановича, ничего не угрожало. Он рассказывал и посматривал на меня с необъяснимым выражением. Я никогда раньше не видел подобного ни у одного врача. Они обычно реалисты, на границе цинизма с пессимизмом. Здесь же было что-то совершенно обратное.

Валины материалы, что надо было передать Иннокентию Давидовичу, который оказался главой районного суда, полностью доказывали сговор братьев-Палычей с рогатым шаманом. Тот обещал навести порчу на Кузнецовых и уморить их всех до единого. Как это могло трактоваться в контексте уголовного законодательства, я не имел ни малейшего представления, но было предельно ясно — истолковано будет именно так, как сказал сенатор. А ему доводов хватило, надо полагать. Землю негодяи планировали оформить на себя, а после продать по кускам.

Павел Иванович послушал мой короткий рассказ про разговоры с Откураем, который подтверждали Зинаида Александровна и Степан. Они что-то еще наперебой добавляли на своем языке — я не понял. Подумав несколько минут, политик веско сказал, что спорить со Старым Шаманом никому из нас точно не стоит, и раз он велел передать землю — это должно быть исполнено. Карта возникла на столе, как по мановению волшебной палочки. Сенатор вынул из внутреннего кармана пальто удивительную ручку, украшенную тончайшей резьбой по кости, кажется, сделанную из бивня мамонта, снял колпачок и протянул мне.

- Смелее, Дима, - кивнул он. «Сами предложат и сами все дадут» - помертвевшими голосами ахнули хором скептик и реалист внутри.

- Так, - я положил ручку на карту, а вокруг — обе руки ладонями вниз, - Откурай — фигура серьезная, конечно, и спорить с ним я больше точно не хочу. Убедительный он. Слишком, - я не удержался и потер предплечье правой руки. - Но кроме него я обещал отцу Зинаиды Александровны, что у Кузнецовых всегда будет своя земля, лес, олени и рыба. Поэтому все территории рода я хочу взять в аренду. Официально, с оплатой. Чтобы каждый из них мог выбраться с детками к морю. Слетать, к теплому, а не сплавиться до Восточно-Сибирского. Себе возьму только тот край, где повстречал Старого Шамана с его зверушкой, - и я снова помял правую руку возле локтя, чуть поморщившись. Взял шедевр с золотым пером и внимательно вглядевшись в карту, обвел «мою» гору и еще немного вокруг, там, где были полянка с бурым балаганом и красная скала.

- Все. Больше мне не надо, - уверенно сказал я и протянул ручку хозяину.

- Ты — альтруист, Дима? - он спросил аккуратно, чуть удивленно и с явной тенью сочувствия в голосе. Так говорят с больными детьми и умственно отсталыми.

- Да он долбо… Виноват. Он оригинал. Редкий. - вовремя поправился Головин, которого аж распирало все время, пока я излагал свои рассуждения.

- Дима, как твой финансовый консультант, я бы рекомендовал не принимать решений поспешно, - голос Ланевского аж звенел от напряжения. Не знай я лорда — тоже предположил бы, что он вот-вот начнет ругаться последними словами, - Уверен: взвесив все, мы сможем распорядиться ресурсами более эффективно.

- Спасибо за рекомендацию, Серег. Правильно ты говорил, рядом с деньгами должен быть человек здравый, рациональный и разумный. Вышло так, что за последнюю неделю я тут в лесах и на горах насмотрелся совершенно обратного. Но речь не только о ресурсах. Речь о живых людях и слове чести. Поэтому проработай, пожалуйста, варианты покупки санатория где-нибудь на Камчатке, Сахалине или под Владивостоком. И модернизацию аэродрома с организацией прямых рейсов. Я дал слово, и я буду развивать эту землю, вкладываться в нее. Уверен, что Павел Иванович сможет помочь нам советом, лучше него в этих северных делах вряд ли кто-то понимает. Короче, роди мне, Серега, инвест-проект. В конце концов - инвестор я или хрен с лимоном? - судя по лицам Ланевского и Головина, у них был единый и вполне аргументированный ответ на этот вопрос. И мне бы он вряд ли понравился.

- Про прямые рейсы и аэродром, Сережка, у Димки моего узнай. Ты же не зря ему ящик хорошего коньяку из столицы привез, - с улыбкой, в которой удивительным образом сочетались задумчивость и озорство, проговорил сенатор, - Чувствую, вы придумаете что-то очень интересное по линии государственно-частного партнерства. - у лорда тут же исчезла скорбь во взгляде, и в светлой голове явно закрутились какие-то тайные финансовые шестеренки.