Записки землянина

Глава 27

Двадцать седьмая запись землянина

Сейчас, спустя время, могу только дивиться как я выдержал. Было много моментов, когда хотелось отказаться от всего, вернуться и кинуться в объятия Пазикуу. Но это были лишь моменты, о которых вспоминаю теперь с улыбкой. Остальные минуты и часы проводил вполне сносно, даже забавно иногда, забывая об истиной цели пребывания на Тигиче. С одной стороны, не терпелось поскорее отправиться в путь к Соме, с другой хотелось подольше остаться среди этих чудных тигичан. Особенно понравились следующие два дня, что провел, зализывая раны после «люмамы». Ниминоки только переводил без комментариев, а я не торопился спрашивать когда нужно переходить к основному пункту нашей миссии. Если это зависело не только от меня, тогда и не стоило, хотя и подозревал, что он что-то скрывает.

Женщину, которая первая предстала передо мной в первый день моего пребывания на Толе звали Сима (я все время ждал, когда мне попадется кто-нибудь с более длинным именем). До моего появления она временно выполняла роль матери «моих» ребятишек, поскольку ее муж уже покинул дом по достижении требуемого возраста. Перед путешествием он успел сделать себе наследника, которого не суждено ему было увидеть. Больше у них ничего не было. Грешным делом я сначала подумал, что ее-то мне и пророчат в супруги. По обычаю ни кто не может отказаться от детей оказавшись с ними не важно по какой причине, даже если у тебя за семью морями, уже есть семья. Но на этом, оказывается, обязанности заканчиваются. Можно игнорировать друг друга, но дети не должны оставаться без внимания. Даже это понятие «должен» неуместно, так как у них это в крови и никого не нужно заставлять. Никто не сопротивляется, никто и не возмущается. Таким образом, дети могут поменять не одних родителей, пока не достигнуть полового созревания. Люди, окружающие их, та же семья, где им всегда рады и готовы принять. Они все родственники не по крови, а по духу. Дети, оставшиеся без кровных родителей, так же счастливы с теми, кто их усыновил или удочерил. При этом необязательно, что новые родители останутся с ними навсегда. Они могут сменятся по несколько раз в год. Этакая свободная любовь. Случается, что один из них находит себе новую пассию или героя и тогда он уходит, оставляя свою половинку с подрастающими ребятишками. Но долго в одиночестве она не остается. Всегда найдется кто-нибудь, кто займет свободное место.

Видимо по этой причине дети не видят ссор между родителями, поскольку таковых просто не может быть и поэтому же не получают душевные травмы, так как любой будет рад взять их под свое крыло. Они всегда и всеми любимы и с рождения впитывают в себя эти традиции с молоком матери.

Я долго не мог понять — а что пи этом чувствуют сами родители? Ведь расстаться с родной кровинкой не так просто. Ты растишь ее, воспитываешь, заботишься и в один прекрасный день бросаешь их ради какой-то новой любви, у которой, наверняка, не меньше детишек. Что в этом случае делает несчастный супруг того, который решил завести себе другого? Он просто уходит, поняв что между ними уже не существует той связи, которая когда-то соединила их. Односторонняя любовь? Страдания? Измена? Ничего подобного!

Живя там, я все-таки что-то смог понять.

Любовь, если она исчезает с одной стороны, то с другой приобретает не менее светлое чувство — назову это радостью за свою бывшую половинку. И не о каких обидах, ссорах, страданий и тем более мести и речи быть не может. Если твоя бывшая любовь счастлива с другим, так оно и должно быть, не иначе.

Вот такие дела!

Между мной и Симой не было подобной связи. Она не имела ничего против меня, напротив, заботилась обо мне как могла, а иногда казалось что и влюблена. Но я ошибался. Понять это мне помогли следующие события, а именно — визиты девушек прослышавшие о моем прибытии. Как потом объяснил Ниминоки, тигичане чувствуют какие отношения существуют между супругами: «Есть ряд способов избавить их друг от друга, если они не в состоянии сделать это самостоятельно, один из которых они как раз и решили применить, принимая во внимание ваше временное недомогание».

Как только они начали приходить, Сима заметно оживилась. Это означало только одно — она скоро уйдет. Но куда? У нее никого, кроме нас не было, не было и мужчины, готового разделить с ней судьбу. Она почти никогда не выходила наружу: сидела в своем углу, гладила живот и все время пела, как мне казалось, колыбельную. Песня не была не грустной, не веселой. Если бы я услышал ее на Земле, то непременно бы решил, что ее исполняет убитая горем девушка. Если бы только услышал, а не увидел. Дело в том, что она пела ее с невероятно счастливым лицом, светившимся необыкновенно красивой улыбкой. Объяснить такой контраст я и сейчас не в состоянии. Немудрено, я ведь не из их числа.

Девушки приходили по одному. Они подолгу общались с моими детьми и с Симой. Меня не трогали. Лишь поглядывали и демонстрировали свои достоинства, но не навязчиво и не так откровенно, как иногда хотелось бы. Делали все как бы невзначай и никакого сравнения со стриптизом я в их действиях не наблюдал. Но как ни странно меня, как любого нормального мужика, это очень и очень…волновало. Некоторые из претенденток были в положении на разных сроках. Я их не выгонял (бывали те, на которых смотреть страшно. В таких случаях я показывал им на «дверь». Ниминоки подсказал).

Беременная женщина — это красиво. Среди них не было ни одной, которой бы я указал на «дверь». Они не являлись объектом моих сексуальных фантазий, как остальные, в них было что-то от моих воспоминаний о той жизни, где моя любовь еще жила, где смотрел и слушал затаив дыхание на забавный профиль будущего малыша.

И все же мне нужно было найти только одну.

Ниминоки молчал, что означало, как я думал, равнодушие, а значит и согласие к результатам кастинга. Он продолжал как и остальные добросовестно переводить, крайне редко давая советы и замечания. Поэтому, осмелев, я решил поддаться соблазну. К тому же искушение становилось так велико, что с каждым днем было все труднее прятать его под полупрозрачной материей.

Мне понравилась тигичанка по имени Гуня. Имя, конечно, не очень приятное на слух, но зато все остальное у нее наводило на мысли. О которых даже на страницах этой амбарной книги, я не могу поведать. Эта фантастически красивая особа умудрилась так себя подать, что остальные постепенно утратили для меня всякий интерес.

Она приседала, и ее икры вздувались гладкими бледными бугорками, а бедра становились упругими.

Она поворачивалась и талия, и без того тонкая, становилась еще тоньше…

В общем, чтобы не делала, качества, которыми она обладала, превратились для меня в эталон женской красоты.

И вот, когда она осталась одна после «отсева», я пригласил ее на чашечку тулими (еще один плод, из которого получается приятная на вкус консистенция). Естественно Гуня не отказалась. Мое состояние было близкое к влюбленности, но в тот момент мне было нужно только одно.

(Несправедливо было бы пропустить тот факт, что я все же нуждался в этом. Меня всегда интересовало, а порой возмущало после прочтения книг в местах, где их герои должны справляться с подобными неудобствами. О них попросту не упоминалось. И какие читатель должен делать выводы? Конечно, авторы не хотят опускаться до этого, так же как и читатель не желает знать все подробности, поскольку хорошо воспитаны. Но тогда все, что описывается на страницах, может оказаться ложью, ведь даже маленькая деталь, которая на первый взгляд ничтожна, способна повлиять на весь ход событий. И говорить при этом о своем герое, как о человеке без похожих пристрастий несправедливо).

Что касается меня, то здесь бояться нечего. Если б дальше события развивались так, как я хотел, то может тоже и не решился бы написать об этом в дневнике. Я имею ввиду сюрпризы, о которых успел забыть тогда, но не Ниминоки. он постоянно был на чеку. Одного до сих пор не могу его простить — почему он не сделал этого раньше. Тогда не пришлось бы так страдать. Теперь-то я знаю он издевался — юмор у него такой.

…в общем расстались мы с Гуней друзьями!

«Не переживайте вы так Стасик! — хохотал Ниминоки, когда Гуня с лицом, полным сожаления покинула меня. — Вам правда нельзя. Ну что будет, если вы с набором своих хромосом напроситесь к ним в родственники? Это вам не на ногу наступить. Даже мы себе этого представить не можем. Так что не серчайте Стасик, теперь вы у нас будете еще и…»

Старик не договорил, но я понял что он имел ввиду. Да тут и понимать-то нечего было. Говоря простым русским языком он меня крепко, так сказать, подставил. Ух, я бы им наговорил, если б мог тогда!

С тех пор желающих посягнуть на мою свободу я в своей землянке больше не принимал — некого. Так мы и остались с Симой и с моими отпрысками никому не нужные и несчастные!

Это я, конечно, загнул.

Пессимистические настроения касались только меня. Сима снова начала исполнять свои тоскливые песенки в образе рыжего клоуна, а дети пуще прежнего щекотать мое бедное тело до коликов. Мне уже было все равно. Никогда не думал, что смирение приходит так быстро. Участь стать тигичанином не волновала — земное происхождение подвергал сомнению в пользу чужой планеты, а детей воспринимал действительно как своих.

Даже сейчас помню их имена: Тупа, Сота, Лала, Лила, Тима, Мота, Лота, Хама, Рана, Руна (Руначка), Сина и Пупа. Пупа самый старший и самый тупенький, хотя такой же и добрый как все. И все-таки была б моя воля, я б дал ему имя младшенького, а тому отдал его. Мальцу больше подходит имя Пупа. Так и хотелось назвать его пупсиком, но Ниминоки четко следил за этим. Свои чувства я мог проявлять только посредством жестов, ласк и заботой.

А заботиться оказалось не так сложно.

Сейчас, наверное, пришло время вспомнить об укладе жизни не только в моей землянке, но и остальных, чтобы потом не возвращаться к этой теме, так как спустя несколько дней добрая половина тигичан отправилась за мной к океану, к заветной Соме. Все это время они, оказывается, готовились к походу без моего ведома лишь потому, что я сам не изъявлял желания принять в этом участие. Узнал об этом под конец. Но Ниминоки успокоил тем, что мне нужно было набраться сил для дальнейшего исполнения плана. И тигичане это хорошо понимали, оставив меня тем самым в покое до поры до времени.

Поначалу мое появление «в свете» не было частым. Скорее оно носило форму вылазок и набегов. Я боялся заблудиться. Несколько раз так и получалось. Ходил среди снующей толпы и мычал как тамути, пока меня не отыскивали все те же Мота и Лота. Тогда я стал выходить только с детьми. К моему удивлению их прогулки не были столь бесцельными, как я раньше полагал. Более того, ни один человек в толпе так же не гуляет просто так. У всех имеется свое определенное намерение, будь то добывание пищи, воды, будущего супруга или чего-нибудь еще. Но к такому выводу я пришел не сразу.

Однажды мы забрели в великолепное местечко, что-то вроде парка, где вместо скамеек в беспорядке разбросаны камни разной величины. Со мной были Пупа и маленькая Сота. Из девчонок Сота самая младшая мне нравилась больше всех и поэтому всегда радовался ее присутствию. Даже не зная местного языка, я заметил в ее речи неправильное произношение некоторых слов. Это когда ребенок еще в силу своего возраста шепелявит и картавит. Ее говорок заставлял улыбаться, а иногда и защемить сердечко, услышав тата (папа) над плечом у самого уха в часы пробуждения.

(О, Господи! Как же я теперь без них?)

На первый взгляд картина, которая предстала передо мной в этом парке, обескуражила, хотя давно должен был привыкнуть к подобным впечатлениям.

Люди стояли под высоченными деревьями с чуть расставленными руками и ногами: мужчины, женщины, в основном дети. Они чего-то ждали. Это пожалуй был один из немногих моментов, где я видел тигичан сконцентрированными. Деревья там очень высокие и с очень большими листьями и напоминают своей формой слоновые уши. Стволы прямые, от которых в беспорядке тянутся в разные стороны искривленные ветви. Немного углубившись, я начал догадываться о цели нашего туда прихода.

«Вы, Стасик, находитесь сейчас, можно сказать, в святая святых, — пояснял Ниминоки. — Надеюсь вы понимаете, зачем здесь?»

Да, раньше я не задавался вопросом, каким образом им удается создавать одежду, которую все носят. Несмотря на то, что она выглядит легкой и мягкой, ее трудно испортить. Прочность ее удивляет. Несколько раз я пытался надорвать себе рукава, сделать вырез у горла поглубже, из штанов смастерить длинные шорты — ничего не получилось. Только на ладонях успевали сменяться белые и красные пятна. Прибегая к помощи посторонних предметов, так же ничего не добился. Ниминоки с остальными сопровождали мои тщетные попытки диким ржанием, никак не комментируя. В конце концов, я забросил затею и больше не возвращался к ней. Мозги, как и прежде, отказывались объяснить это. и вот теперь для них представилась такая возможность. Говорю «для них», то есть для мозгов, потому что внутреннего процесса, так сказать с научной точки зрения, я так и не постиг, а отставил в долгий ящик до лучших времен у отдела «недостающие знания». Разумеется, ни Ниминоки, ни Пазикуу мне не помогли. Я мог довольствоваться только процессом, который оказался не менее интересным. Подозреваю, что и тигичане не вполне осознают всех причин своего творения.

— Может здесь? — спросил Пупа голосом Лэо.

«Что здесь? Что?» — хотел я спросить в свою очередь.

— Или пойдем туда?

— А мне здесь охота — закуражилась Сота.

«Они хотят, чтобы вы им выбрали место для фафико, — начал объяснять Ниминоки. — Фафико — это местные пауки. Из их паутины они и делаю себе одежду. Следуйте моим указаниям и ничего не бойтесь. Эти твари не трогают, пока жертва жива».

Хорошенькое дельце! — посетовал я. Но ниминоки, который находился черт знает где, как-то вселил уверенность и я решил не бояться. Как оказалось «решить» не означало почти ничего.

Я послушно последовал в направлении пунктирной оранжевой стрелки. Шел мимо тех, кто только приступил к «этому», отчего даже моя коса не могла справиться с напором волос, стремящихся встать дыбом.

«Присмотритесь к Соте, Пупе и Тупе. Они растут, а их костюмы скоро станут совсем малы. Они не растягиваются со временем, их нужно менять как все это делают. Вы как отец должны помочь и продолжить обучение».

как-то я раньше не замечал, что у детей такая проблема. Но приглядевшись к ним, согласился со стариком. Их животики порядком выглядывали из под рубашек, а рукава и гачи плотно облегали руки и ноги. еще немного и снять это было бы невозможно.

Сперва нашли место для Соты. Это был пятачок, вокруг которого росли пять таких же огромных дерева. Как только она взошла на него, со всех сторон начали спускаться пауки. Почему этого не происходило раньше, когда мы бродили мимо таких же деревьев, не знаю. Наверное они набрасываются на неподвижную жертву — спящую, что было заметно по преображению Соты. Она стояла отрешенная, ничего не слышала и не видела вокруг.

«Теперь помогите Пупе влезть на деревья и оторвать по листу. Да смотрите побыстрее, пока фафико не замуровали ее голову»

Я так и сделал.

Никогда не видел ничего подобного. Не сказать, что пауков было много, но они работали с поразительной скоростью. Вскоре тело Соты превратилось в мумию. Сок листьев, сорванных Пупой послужил неким барьером для них. Я натер им лицо и шею девочки, предварительно сняв с них паутину, которая успела на ней появиться.

Фафико старался не трогать, но один все же успел перебежать мне на ладонь. Стряхивать его не пришлось. Почуяв движение, он ловко перепрыгнул на плечо Соты и принялся за работу. С виду это обычный паук величиной с ноготь. Единственное, что отличало его от мною виденных, это прозрачное брюшко, внутри которого светиться белая точка. Точка дрожит, шатается, будто желает вырваться наружу, при этом она то тускнела, то светилась, обнажая внутренности своего хозяина.

«Теперь выберите место для Тупы, но сначала натрите его фальфико (листья дерева, где живут пауки)».

Я все сделал, как он сказал.

Когда дошла очередь старшего Пупы, на дерево взбираться пришлось мне. тогда-то и пригодилась растяжка. Я задирал ноги точь-в-точь как было на оранжевых рисунках. Так хорошо получалось, аж понравилось! И сил вреде бы прибавилось. Вот только я снова не понимал, почему мы ими не запаслись, когда устраивали Соту?

На этот вопрос Ниминоки ответил после моего неудачного прыжка на землю, где я хотел выругаться, но не смог.

«Зачем таскать с собой то, что можно достать в любой момент? Можете считать это их девизом. Когда закончите с Пупой, вернитесь к Соте. Если фафико уже нет, то очистите ей кисти и ступни, смажьте соком, отделите верхнюю и нижнюю часть. Комбинезоны они не носят. Сделайте небольшой вырез у горла, чтобы с возрастом не сдавливало шею. В общем сделаете максимально похожим на то, что на вас. Потом ждите.

Вернувшись к Соте, пришлось немного обождать, пока последние два паучка не покинули ее. Они будто проверяли — все ли в порядке. Теперь девочка не была похожа на мумию, скорее на больного в гипсе. Она оставалась в таком же положении, в каком была, когда я ее покинул и с таким же отсутствующим взглядом.

Когда паучки, наконец, исчезли, я приступил к исполнению задания Ниминоки. Для этого воспользовался одним пальцем — указательным (все же брезгливо было).

То же я проделал с остальными детьми.

Маленький Тупа держался молодцом. Лишь глаза выдавали его. Но это был не страх, просто ему было интересно наблюдать за другими, которых я не замечал, увлекшись своим необычным занятием. Оглянувшись, я увидел таких же папаш и матерей, старательно обучающих своих чад. В отличии от меня они применяли еще и речь к чему и внимал мой младшенький.

И впрямь — Тигич одна большая семья!

«Теперь ждите. Когда польет дождь. Он скоро будет. Они хорошо чувствуют изменения атмосферного давления и влажного воздуха, как мошкара. Поэтому и приходят заранее.»

Дальше Ниминоки рассказал, что дождевая вода в чистом виде в этом лесу не достигает земли. Соприкасаясь с листьями фальфико, они вбирают в себя от них столько (ферментов), сколько нужно для закрепления «каркаса», в котором в данный момент находятся дети. Когда паутина начнет менять цвет из белого в серый они должны повторять движения, которые я им покажу. Все это время, пока не пойдет дождь, они будут стоять неподвижно.

Дальнейшее обучение было похоже на утреннюю зарядку.

Под огромными каплями, спадающими с листьев, это делать забавно. Мы приседали, подпрыгивали, вертелись.

Весело!

Детский смех заполнил все вокруг. Смеялись и взрослые, но их голоса уступали задорному и заразительному настроению обладателей новых фафи (костюм). Мне давно уже так не было хорошо. Радовался не зная чему, просто от ощущения жизни, движения, детей. Просто смеяться, пусть без причины или с нею, все равно. Так здорово, когда не нужно задумываться над этим; бояться, что о тебе могут подумать другие. Никаких преград, никаких предубеждений! Свобода! Душа словно витает вокруг тебя, играет с тобой и в голове нет ни одной мысли, способной остановить это!

Особых усилий не понадобилось, чтобы понять для чего нужно двигаться. Прежде чем паутине принять устойчивость, ее можно растянуть. В это время она только пропитывается влагой, которые как жидкость и цемент позволяют из себя лепить все, что вздумается. Так и с фафи. Закончив «зарядку» я показал детям как довершить дело. для этого нужно оттянуть за края материю так, чтобы она стала достаточно свободной и похожа на остальные, а никак обтягивающий спортивный костюм. Буквально через некоторое время подобную процедуру сделать было бы уже невозможно. Фафи Соты, Тупы и Пупы были готовы — такие же прочные, теплые и удобные.

Старые фафи мы оставили там же. через несколько дней они должны были сгнить. Ниминоки объяснил это так: «Фафи остается прочным только тогда, когда находится в непосредственной близости с телом человека. Со временем она становится еще прочнее. Тепло, пот и особые выделения, присущие индивидуально для каждого влияют на это. Поэтому они не передают ее никому, даже младшим родственникам. Спят в ней, ванны принимаю. Это их вторая кожа, шерсть, если хотите».

Возвращались другой дорогой. Мы должны были забрать остальных и непременно похвастать обновкой. Куда, я пока не знал.

Я вообще мало что знал, но мне это нравилось. Нравилось чувствовать себя оторванным от всего и, в то же время, быть причастным ко всему, что творилось вокруг. Раньше мне думалось, что подобное невозможно. Похоже ошибался. На Тигиче нет ничего невозможного. В этом еще раз пришлось убедиться, отметая все ранние догадки о нецелесообразности их поведения, порой наблюдавшиеся мной со стороны.

Взять хотя бы подбрасывание камешков.

Подбрасывание, конечно, мягко сказано. Тигичане запускают их в небо, будто хотят достать до облаков.

В поисках остальных детей мы вышли на подобие площади — песчаная поляна, усеянная плоскими камешками. Толпа ее обходит. Лишь иногда некоторые откалываются от нее, чтобы подобрать камушек и запустить его вверх что есть мочи. Когда он падает обратно, они тут же уходят. За этим-то занятием я достал детей. И хотя я уже догадывался что все это означает, Ниминоки решил меня просветить.

«Это упрошенный вариант вашей орлянки. Если для взрослых она имеет значение, то для детей пока является развлечением. На Земле, я знаю, наоборот. Тигичане не верят в богов. У них нет религии, нет идолов или каких-либо иных объектов поклонения. Ветер у них — ветер. Солнце, хоть и редко появляется, солнца; вода — это вода, правда живая. В этом смысле от животных их отличает только вера в случай. Случай — их бог. Ему они верят больше, чем себе. За них он решает идти ли на охоту, собирать ли урожай, менять ли фафи. Кстати, пока вы бродили в одиночестве Сота, Пупа и Тупа пол дня швыряли камешки. Так им хотелось сделать обновку сегодня».

После я вспомнил еще несколько странностей в их поведении, которым так же не придал особого значения. Например, когда тигичанин спотыкается, он обязательно споткнется и другой ногой, специально. Если плюнет через правое плечо, можно быть уверенным, что сделает это и через левое. Они все дублируют, если с первого раза это выходит непреднамеренно. Повторяют не задумавшись.

Ниминоки никогда не делал замечания по поводу моих «случайностей». Видимо не так важно. Видимо моих недостатков хватает, чтобы закрыть глаза на все остальные.

Так я становился одним из них. и хотя мне было многое неведомо, непонятно, мне так же становилось на все наплевать…и все же не до конца.