Застрянец

Глава 16 Средневековый СОБР

— Господин! — постучал в дверь Дементий.

— Чего тебе?

Старик просунул голову, а затем просочился весь:

— Не слишком ли много у нас людей? — спросил он. — Деньги могут закончиться.

— Не переживай, Дементий. Всё посчитано.

— Кем?

— Слушай, ты по делу пришёл или как?! — я отложил дневник в сторону.

— Что читаете?

— Вали отсюда!

— Может, чая принести?

— Чем бы в тебя запустить? — я подобрал с пола пустую бутылку и замахнулся. Дементий сбежал с лестницы.

Ты посмотри на него! И деньги его интересуют, и что я читаю. Отвлекает только. Я вернулся к дневнику.

То был рукописный дневник Минея Глинского — моего деда. Книженция красивая с чёрным переплётом и белыми листами. Про почерк деда такого не скажешь. По три раза в каждое слово вчитывался, чтобы хоть что-то понять. В дневнике Миней записывал случайные происшествия из жизни. Очень странный выбор, нужно сказать. На первых станицах пишет о наблюдениях поведения молодых солдат в бою, через месяц — черкает рецепт супа, а годом позже — описывает бёдра полюбившейся ему лекарши. Бабки на него не было!

Писал Миней нерегулярно. То каждый день строчил по несколько страниц, то пропадал на месяцы.

Пролистывая дневник через страницу, я с большего понял, о чём он. Про службу в королевской армии было немного. Хотя в армию у деда получалось. Мозги были. Назначили его одним из полководцев. Дальше была история про сражение за форт язычников. Та самая. Оказалось, что Глинский в этом бою познакомился с Мещерским — дедом нынешнего зануды. Вот они в два меча вместе со своими солдатами язычников и покарали. Ещё лет десять после этого служили, а потом ушли на покой. Сдружились и вместе подались в деревню Виктово. Взялись за дело и через пару десятков лет сделали из деревни теперешний город Виктомск. Так-то!

Чем дальше, тем сложнее было читать написанное. Дедулька сдавать начал. Рука тряслась, да и мысли сбивались. А в конце пары страниц не хватало. По косвенным записям я понял, что к старости отношения между дедами разладились. Померли они врагами. Ну и ладно, чего. Мне-то какая разница. Номинально это даже не мой дед. Так, источник источник ДНК для тела, которое я эксплуатирую.

Обидно, конечно, другое. Если дед не страдал манией величия и не обманывал в своих записях, то получалось, что Мещерский и Глинский — два самых крутых перца в Виктомске. Отцы-основатели, вашу мать. Ни про каких Ростопчиных, Румянцевых и Прокопиев в дневнике не было ни слова. И где справедливость? Глинский, который должен половиной Виктомска управлять, ютится на жалком клочке земли, а его голос на совете ни в хер не ставят. Получи деньжат и отвали на свой островок.

Но ведь и с деньгами не всё просто. Мещерский, сукин сын, явно дал понять, что хрен бы мне чего перепало, если бы я против Румянцева не проголосовал. Как же так вышло, что за два поколения Глинские скатились такую жопу?!

Знать историю не помешает. Но я про дым искал. Кто ещё в семье такими фокусами обладал? Чего с этим делал? В дневнике про это не было ни слова. Отсюда вывод — дед дымным не был. Уж если он рецепт супа на полях записал, то про суперспособности не забыл бы упомянуть. Жаль.

Превращать руки в дым — это прикольно. Если включить голову, то бывает и полезно. Вроде фигня-фигней — только детишек фокусами веселить, а на деле — вон! От Мясника с целой рукой ушёл, харву снёс две головы и Оскала уделал. Во всех трёх случаях помог странный навык.

Чем больше я игрался с этой хреновиной, тем лучше получалось. Отложив дневник, я вытянул руку к зеркалу и представил, как она исчезает. И она исчезла. Не целиком, только пальцы. Костяшки на кисти стали похожи на пять печных труб, из которых вьются дымные столбы, напоминающие пальцы. Спустился ниже и превратил в дым кисть. Ещё ниже — предплечье. Легкотня и скукотень. Куда интереснее было с предметами.

Как оказалось, дымом можно управлять. Также, как управляешь обычной рукой. Например, сидишь на стуле и держишь руку под столом. Потом бац, растворяешь её, вскидываешь локоть, через секунду она преобразуется в плоть, уже сжимая кружку. Удобно? Очень удобно. Особенно когда срочно нужно выпить! Главное успеть.

В состоянии дыма конечности находятся пару секунд, потом появляются. Если сделаешь что-то неправильно, то либо подкинешь кружку, либо опрокинешь. Я попрактиковался достаточно. И теперь, когда на пути стояли всякие предметы, которые мне лень было огибать рукой, я частенько проходил сквозь них.

Жаль, так не работало с цельными объектами. Не получится, например, сунуть руку в сейф и достать что-нибудь наружу.

В последнее время заметил ещё кое-что интересное. Если постараться, то дымом можно и двигать предметы. Нужна, конечно, особая концентрация. С больной головой после пьяники так не выйдет, а вот в здравии — получается. Дым сгущается и становится плотным. Можно столкнуть перо сто стола, приподнять сигару, ну и другое по мелочи.

Про свои способности я никому не говорил. Не знаю даже почему. Одно время переживал, что за шизоидного примут, а потом как-то свыкся. Не знают и не знают. Хотя слухи ползли. Меня это не па́рило. Увидят ну и хорошо. Нет — ну и нет.

С первого на четвёртый этаж взлетел Крис. Только он умел так быстро носиться. Постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл:

— Господин!

— Чего?

— Румянцев!

— Что?! — я привстал.

— С ума сошёл!

… … …

Возле дома Румянцева собралась толпа. Мещерский с Самсоном и Шереметом, Прокопий со своими людьми и сотня зевак. Ворота во двор к Румянцеву были распахнуты настежь, а люди стояли перед ними, не решаясь пройти внутрь.

От общей толпы отбилась боевая группа. Самсон, Шеремет и десяток мне неизвестных. Выглядело так, будто они собираются брать дом штурмом. СОБР херов.

Я подошёл к Мещерскому.

— Привет.

Мещерский зыркнул на меня и отошёл. Бескультурщина. Я подвалил к Прокопию:

— Здарова, Прокопий! Какие дела? Хотите попасть на вечеринку, но проходок не осталось?

— А?

— Хотя какую тебе вечеринку, — я скривился, глядя на его бледную морду. — Чего случилось, спрашиваю?!

— Румянцев требует, чтобы ему вернули его оружейника. Мещерский не соглашается.

— Та-а-ак.

— Румянцев поехал ночью в район Мещерского и взял десять человек в заложники, включая ювелирщика, портного и часового.

— Во, бля, даёт! — я почесал голову. — И чего он хочет?

— Требует оружейника.

— А Мещерский?

— Решение принято на совете, — ответил Прокопий.

— Точно-точно, — я кивнул. — Совет, все дела. И что делать думаете?

Прокопий пожал плечами и показал на группу захвата.

— Эй, здорово парни! — я подошёл к ним и посмотрел на Мещерского. — Дайте мне с ним поговорить.

— Бесполезно.

— И всё же!

Мещерский посмотрел на меня, потом на дом:

— Ну, иди. Только недолго. Он должен освободить людей, но оружейника ему не обещай. Решение принято…

— На совете, ага! Помню-помню! — я махнул рукой и поплёлся к дому.

С дорожки я вышел на газон и пошёл напрямую к окну. Пускай он меня сразу заметит, а то мало ли шмалять начнёт. Подошёл к открытому окну и крикнул внутрь:

— Румяный, дарова, это Глинский!

— О, здарова! — ответил пьяный голос.

— Перебор с вечеринкой, дружище! Тут целая гвардия у тебя под окном!

— Пускай оружейника отдадут!

Румянцева я не видел, но слышал, что он подошёл ближе.

— У меня к тебе, Глина, претензий нет. Нам ли с тобой не знать, что бабки — сила? Я бы тоже деньги взял, если бы меня Мещера перед выбором поставил.

— Хе!

— Срал я на то, что этот совет нарешал. Пускай оружейника отдадут. Охренел он, моего человека похищать?!

— Я пришёл сказать, что они не отдадут. Выпускай людей! Подумаем, что с оружейником можно сделать.

— Отдадут-отдадут! Я их знаю. Попугают немного, а потом отдадут! За меня не ссы, Глина, у меня всё продумано!

— Что там?! — крикнул кто-то у ворот.

— Иди! — сказал Румянцев. — Скажи, что я заложников по кускам буду отдавать, если через полчаса не отдадут моего оружейника.

— Смотри как бы…

— Всё будет тип-топ! Давай, Глина, иди!

Вернувшись к забору. Я передал слова Румянцева. Мещерский недовольно цыкнул и попросил меня свалить подальше. Мы с пацанами отошли в сторону. Надеюсь, он знает, что делает.

Настроены они были серьёзно. Е-моё, очень серьёзно! Не успел я опомниться, как штурмовой отряд понёсся к дому. Первым бежал викинг Самсон, от топота которого содрогалась земля. За ним поспевал Шеремет. Тонкий и ловкий он мог запросто обогнать Самсона, но прятался за спиной. Остальные бойцы двумя ручейками растеклись к стенам дома и спрятались под окнами.

— Румяный, они идут! — проорал я. — Выпускай, мать твою, людей!

Шеремет бьёт плетью. Плётка разбивает окно, обвязывает раму и вырывает с корнями. К окну подбегает Самсон. Останавливается и набирает полную грудь воздуха. Расставляет руки и рычит. От этого хищного гортанного рыка у меня аж в животе всё зашевелилось. Но звук — фигня, а вот ударная волна… Из могучих лёгких викинга вырвался торнадо или смерч. Внутри послышался треск мебели, звон посуды и стоны.

Перемалывая подоконник в труху, Самсон забрался в дом через окно и снова рыкнул. Во всех окнах вдоль стены сорвало шторы, а стёкла задребезжали. Штурмовой отряд вошёл в дом, и раздались выстрелы. Перестрелки не было. Десять-двенадцать выстрелов. Потом тишина.

Нахальная харя Шеремета высунулась из окна. Улыбаясь, он провёл больши́м пальцем по горлу.

Бл*ть…

— Доконала болячка, — пробормотал стоя́щий рядом со мной дед.

— А?

— Третьей волны не перенёс. Совсем из ума выжил.

— Какой ещё волны?

— Ты что, Глинский, совсем со своими шлюхами и вином, память просрал? — спросил у меня борзый дед. — Болел Румянцев. Два раза за последний год при смерти лежал. Боролся. Но болячка мозги, видать, сушит. Всё дурней и дурней он становился. Перед болезнью был одним, а после — совсем другой. Вот и доконала она его. Совсем мозгами тронулся! Хорошо, что подох, а тот и нас бы всех до могилы довёл.

Болячка?! Я проглотил слюну и посмотрел на Мещерского. Странно всё это…