Кривоносый вертел в руке колоду карт, Архип — пистолет. Я сидел за игорным столом и смотрел на дверь. Та открылась, внутрь вошли Дементий и рыбак. Мужик с крепкими руками, щетиной и приплюснутой причёской жирных волос. Его звали Добрыня. Он носил куртку и грязные синие штаны. Выглядел встревоженно, оглядывался по сторонам и тяжело дышал. А увидев меня, разволновался ещё сильнее.
— Садись!
Послушавшись, Добрыня подошёл к столу, сел.
— Господин, это Добрыня, — встрял Дементий. — Это тот рыбак, про которого…
— Я понял, — смирил я Дементия взглядом и посмотрел на рыбака. — Зачем пришёл?
— Ну… дело есть…, — тот пожал плечами. — Водички нет?
Кривоносый плеснул Добрыне вина, дал табака, Добрыня успокоился.
— Боцман со своими чертями воду баламутят! — изрёк рыбак.
— Как это?
— Сами, черти морские, оплошали, а сейчас мужиков подбивают.
Боцман и ещё шесть рыбаков работали в доках у Ростопчиной, рыбачили на её лодке. Боцман оказался хитрожопее остальных, одной зарплаты ему показалось мало, и он нашёл способ, как часть улова сбывать на сторону. Скидывал рыбу на берег, почти никогда не выполнял план, не получал премии, зато жил и поживал получше других.
Почти год Ростопчина терпела выходки этих придурков, а потом выгнала на мороз. Нехер. Больше трёх месяцев Боцман и морские черти прожирали свои золотые запасы. Те подошли к концу, и нет бы делом нормальным заняться, репутацию восстановить, нет, раскрылась в нём криминальная жила. Теперь Боцман хотел лёгких денег. На кораблях пускай лохи вкалывают, он по-другому может.
— Боцман ходит по барам, — сказал Добрыня, — ишак, неблагодарный! Вы нам условия улучшили, спасибо, господин Глинский, а он?! Водоросль гнилая! Ходит, скот, и подбивает мужиков на грабёж Ростопчиной! Я это лично от него узнал. Пивом меня угостил, задушевные разговоры вёл, в доверие втёрся, а потом и предложил.
Ничего нового Боцман не придумал. Схема та же, только участие его команды ограничивалось сушей. Хотя аккуратнее стал. Предложил рыбакам, которые выловили лишнюю рыбу, скидывать часть ему. Те и премию получат за выполнение плана, и процент от тёмных делишек Боцмана. Добрыня — рыбак-божий одуванчик не стал мириться, что Боцман будет Ростопчину обманывать, решил всё рассказать.
— Ясно.
Ясно, то ясно. И что? Ну проблемы у рыбаков с Ростопчиной. Мне-то чего? Смысл впрягаться?
Даже если она ещё пять-десять мурзиков уволит, с меня не убудет. На пару сотен больше, на пару меньше.
Другое дело, что план у Боцмана был совсем говённый. Нужно было сразу человека надёжного найти, желательно примазать его, взяточку дать, дело вместе провернуть, чтобы тот соскочить не мог. Боцман же, голодранец жадный, ходил и всем подряд дело предлагал.
Если узнал я, узнает и Ростопчина. А характер у неё взрывной. Возьмёт, да одним махом всех моих рыбаков уволит.
И что тогда?
Нет, я-то с голоду не подохну. Отчасти меня кормит район, плюс в ближайшее время я на самую крупную кормушку присяду. Денег Ростопчиной, кончено, жалко, но я переживу. А мужики? Из-за одного дебила все работы лишатся?
Чёрт, с каких это пор меня стали па́рить неотёсанные рыбаки?! Плевать на них, пускай разбираются как хотят! Или не плевать? Херня какая-то…
— Всё понятно, Добрыня, — я посмотрел на Архипа.
Архип понял меня без слов. Достал сотенную купюру и положил на стол. Оголодавший рыбак округлил глаза и медленно, будто боялся, что купюра сорвётся, подтянул к себе.
— Спасибо, господин!
— Где Боцмана найти?
… … …
Доки, конечно, были самым убогим районам из всех. Причём хуже — в разы. Даже хуже моего. Сейчас-то я, ладно, подлатал его, сжалился над холопами и денег чуток вложил, подшаманил рынок, водопровод, канализацию, дороги, но ведь и до этого мой район давал докам фору.
Доки — это тёмное, влажное и вонючее место. Притом что денег там водилось немерено. Если я почти десяток портфелей с наличностью насобирал, то что сказать про Ростопчину? Небось, пластами у себя в комнате укладывает, как утеплитель. Хоть чуть бы расщедрилась. Улицы почистила, канализации и сливные канавы, вонь стоит — блевать охота.
А может это ход такой? Специально говном обмазалась, чтобы к ней лишний раз не совались?
Раньше Боцман жил в моём районе, а после того как его за воровством застукали, переехал на окраину доков. Вот здесь с мужиками мы и стояли.
Двор с щербатым забором, чавкающая земля, исхудавший пёс, который не то что гавкать, еле-еле цепь за собой таскал. Дом — покосившийся сарай, но на крепких брёвнах. Крыша, окна, дубовая дверь. Постоит ещё.
Ботинком сорок восьмого размера Архип долбанул в дверь, мы завалились внутрь и вытащили мушкеты.
— Драсте! — сказал я, осматривая рыбаков.
Боцман сидел за столом возле печи и нарезал ножом колбасу. Бородатый, нос картошкой с залысинами. Морда здоровая и наглая, а взгляд агрессивный. Он был единственным, кто не рыпнулся, когда мы ворвались, продолжил нарезать колбасу, поглядывая из-подо лба.
Остальные рыбачки были не такими смелыми. Увидев мушкеты, успокоились, расселись по лавочкам, одному места не досталось, тот был не прочь посидеть на полу.
Осмотревшись, я подошёл к столу и сел перед Боцманом. Тот наколол кусок колбасы на кончик ножа и закинул в рот. Чавкнул, по губе потёк жир.
— Здарова, Боцман!
— Господа к нам ещё не захаживали! — улыбнулся он и посмотрел на своих. Те его веселья не разделяли. — Приветствую, господин Глинский! Какими судьбами?
— Да, вот наслышан я о тебе, Боцман. Решил заглянуть и лично познакомиться.
— Ну так позвали бы к себе, там и познакомились. У нас ведь, бедных рыбаков, и отведать нечего, — Боцман наколол колбасу. — Или ты принёс?
— Да ну брось! Заняться мне больше нечем — ворюге мурзатому угощения таскать.
— Конечно, лучше самому всё жрать, да псов своих кормить, а народ…
— Ой, всё, заткнись!
— Ха! А то что?! Штраф выпишешь?! — Боцман чуть наклонился и воткнул нож в стол.
— А то я тебе, гном бородатый, в живот выстрелю! — подошёл Архип и направил мушкет. — Вытащу твои поганые внутренности, и мы тут все вместе посмотрим, что ты жрал сегодня утром!
Ого! Во, Архипушка-то даёт. Я повернулся и удивлённо на него посмотрел. Всегда ж вроде спокойный был, оказывается умеет и так.
Боцман зыркнул на Архипа, промолчал.
— Короче, Боцман, — сказал я. — До нас тут слушок дошёл, что ты за старое решил взяться. Так вот я тебе категорически не рекомендую этого делать.
— От кого слушок?
— Неважно.
— Ну тогда и рекомендации твои не важны.
— Ты дурак, что ли? Ща я команду дам, мы тебе и твоим рыбакам плавники-то отстрелим!
— Это ты дурак, Глинский! Совсем зажрался на чужих деньгах сидеть! — Боцман вытащил нож. — Я купил дом в доках и подчиняюсь правилам, установленным в этом районе. Ты кто такой, чтобы здесь мне указывать, а?!
— Слышь, бл*ть! — я наклонился через стол. — Думаешь, мне влом доехать до Ростопчиной и попросить разрешение на то, чтобы вывернуть тебя наизнанку и скормить твои потроха рыбам?!
— Вот когда привезёшь разрешение, тогда и поговорим! — Боцман наколол колбасу и принялся жевать. — А пока, господа глиняные, попрошу валить нахер из моего дома! Не нужно запугивать меня и моих людей. Мы — законопослушные рыбаки.
Ну, сука, совсем оборзел. Я ожидал, что приеду, а этот мудак в ноги мне кинется. Думал, как бы сделать так, чтобы он слюнями ботинки мне ни замазал, а он… Посмотрите, блин! Сидит, козлина, колбасу жрёт и юридическими тонкостями щеголяет.
Дурак, что ли?!
Опустив взгляд на стол, я увидел широкие щели между досками, почти в сантиметр. Должно хватить. Выдался шанс проверить моё мастерство. Я положил правую руку на колено под столом, а затем приподнял её к столешнице и превратил в дым. Серые частицы проникли через щели, мысленно я прихватил Боцмана за шиворот и потянул вниз. Проделал трюк меньше чем за секунду, рука вернулась и материализовалась на колене.
Мужики в доме встрепенулись, не только рыбаки, но и мои. Уставились на Боцмана, хлопают глазами. Что вытворил этот идиот? Ни с того ни с сего долбанулся головой об стол. Сидит, башкой мотает, потрогал нос и растёр покрасневшую харю.
— Чего случилось? — спросил я.
— А?! — переспросил Боцман.
Я повторил трюк и потянул сильнее. Боцман приложился лицом о столешницу так, что аж нож на столе подпрыгнул. Вылупился на меня и моргает. На лбу и носу вздулись две ссадины, а я как ни в чём не бывало сижу напротив, руки под столом, не шевелюсь.
— Короче, Боцман, давай так? Я не поеду к Ростопчиной, а ты пообещаешь, что забудешь свою дурацкую идею и не будешь приплетать туба рыбаков из моего района. Идёт?
Чуть опьяневший Боцман посмотрел на Архипа, а потом на меня. Ему понадобилось время, чтобы переварить услышанное:
— Пошёл ты!
Ну, как хочешь! Будешь биться головой о стол, пока не передумаешь! Раз! Два! Три! Четыре!
Чёрт, а у меня с каждым разом получалось всё лучше, и я чувствовал, что могу всё больше управлять неосязаемым дымом, пока он снова не материализовался. С интенсивностью я переборщил. Одиночные фокусы оставались незамеченными, а три применения подряд меня вскрыли, спалили выскакивающий из-под столешницы дым.
Пошатывающийся Боцман с расквашенной харей, откинулся на стуле и долго смотрел то на меня, то на столешницу, где совсем недавно исчез странный дым.
— Ах, ты, гнида! — крикнул он и потянулся за ножом.
Дошло наконец-то. Ему требовалось перекинуть руку через стол и схватить нож, а я оказался быстрее, протянул свою дымную руку через стол и подхватил за рукоять. Рука Боцмана упала на место, где только что лежал нож, а я перехватил ржавую железяку и вонзил в кисть.
Кто-то из рыбаков дёрнулся, но тут же упал с простреленной ногой. Остальные забились в углы.
Вытянувшись под столом, я ударил по стулу Боцмана. Тело уехало к стене, а рука осталась надёжно прибитой. Он съехал на пол, потащил за собой стол и раскорячился в дико неудобной позе.
— На этом мы и закончим, — сказал я и поднялся. — Если ещё раз услышу о твоих делишках, мы найдём тебя и сделаем то, что предлагал Архип. Понял?
— Да-да, — простонал Боцман, пробуя вытащить нож, но без помощи у него не получилось.
… … …
Мы сидели за игорным столом и играли междусобойчик, ставка — сто золотых. Мелочь, с толстосумами мы поднимались до тысячи.
— Так, что это было? — спросил Архип.
Дементий притащил нам уже пятую бутылку вина. Я порядком расслабился, развязался язык.
— Я — потомок древнего рода дымных, — сказал я. — Могу сквозь стены проходить, дымом управлять, а ещё огнём как дракон всех сжигать и летать… иногда.
— Да, ладно?!
— Ага! — я осушил бокал и отодвинул фишки к Кривоносому. — Забирай!
— Первый раз о таком слышу, — сказал Архип.
— Это потому что наш род был рождён прямо в преисподней. Мой дед — троюродный племянник самого́ сатаны, Глинский Феофилакт Сатанович.
Архип сморщился, глядя на меня, а затем сморщился ещё сильнее, глядя в свои карты.
— Дементор! — рявкнул я. — Тащи ещё вина!
— Сатанович? — переспросил Архип.
— Ага, — я кивнул. — Ты не слышал про таких, потому что как только род дымных раскрывает свой секрет, все свидетели, — я провёл ладонью по шее.
— В смысле? — Кривоносый чуть не поперхнулся вином.
— В прямом. Чёртиков из ада вызывают в приёмную к Сатане, тот выдаёт им заказ-наряд: отжарить в задницу палками, отрезать яички Архипу, Кривоносому и Бибе, — я показал на каждого пальцем. — Такие дела…
Дементий поднялся и принес вино. Архип предложил мне пропустить, но я сказал, что трезвее их всех вместе взятых. Дементий помаячил с трясущимися руками, боясь, как бы я его новым штрафным баллом ни наградил, поменял мне грязный бокал, свалил.
Выпили. С байками про дымных я перегнул, не поверили. Игра стала до жути неинтересной, захотелось спать. Прям в один миг сморило, и всё. Только что был в порядке, а тут бац! Опустились руки, отнялись ноги, еле на стуле сижу. Плохо стало.
Перепил, что ли?
Смотрю, а передо мной два одинаковых Архипа сидят, Кривоносый обзавёлся двумя носами. Ё-моё! Дышать плохо, глаза сами закрываются, горечь во рту. Вроде и трезветь начал, но всё хуже и хуже, падают веки, сползаю со стула.
— Перебрал господин, — сказал Архип, поднимая меня на руки.
Потащил меня Архип по лестнице в комнату. А я понимал, что умираю. Умираю, но сказать ничего не могу.
Силы напрочь закончились, сердце еле бьётся. Проваливаюсь в небытие и последнее, что вижу — иссохшую руку Дементия, которая мне бокал меняла. На кисти вспомнилось жёлтое пятно, и странный запах из бокала исходил…