Затерянные во времени

Глава 9. Трактирный мальчик

Дезмонд поставил кружку на стол. Глиняное донце глухо стукнуло о дубовую столешницу. Кружка была пуста. Дезмонд был рад, что нет больше нужды глотать эту мутную жижу, скрываясь за выпивкой от пристальных взглядов завсегдатаев таверны. Дезмонду не нравилась эта гостиница. Не потому, что колеблющийся свет камина и скрип вывески за окном заставляли бегать по спине стайки мурашек. Не потому, что зал заполнял тяжёлый запах протухшего пота и вчерашнего перегара. Дезмонд видел много таверн и много людей. Эта была маленькой, дешевой и отвратительной. Она приютилась на самой окраине деревушки, спрятавшейся в глухом лесу Виндсенского графства. Деревушка была шумной, пятнадцать семей, но все дома какие-то покосившиеся, забытые и графом, и самими хозяевами. А может это просто суровый ноябрь ободрал последние следы благополучия с крестьян и их дворов.

Дезмонд щёлкнул пальцами, подзывая слугу. Должно быть, звук вышел чересчур громким, потому что соседние столы затихли, и десять пар пьяных глаз уставились на приезжего.

Он и сам не знал, как его занесло в маленький трактирчик на обочине давно заброшенной дороги.

В первый раз поиски наследника занимали у него так много времени, и Дезмонд сам не знал почему. Обычно наследники оказывались людьми чужими тому миру, в котором он оказался — так было и с Ричардом, последним, кто верил в рыцарскую честь, и с Ингой, которую едва не сожгли на костре, и даже с ассасином, который так и не стал одним из Терс Мадо. Однако за всё время в этом мире Дезмонд не слышал ни о ком и не видел никого, кто мог бы хоть как-то отличаться от общей серости и нищеты. Казалось, инквизиция здесь победила — все цвета, кроме серого, были выжжены дотла.

Предполагалось, что его путь пролегает на несколько километров правее. Предполагалось, что он уже неделю как должен быть в Интаке…

Вместо этого второй магистр ордена Терс Мадо сидел уставший и измотанный на грязной скамье перед не менее грязным столом.

Толстый трактирщик в замызганном фартуке, протиравший грязный стакан не менее грязной тряпкой, оценивающе окинул его взглядом из-за стойки. На посетителе была рубашка необычайного для этих мест, чёрного, цвета. Материал, тускло блестящий в свете лучин, трактирщик тоже не сразу смог опознать, но стоил он явно немало золотых и привезён был издалека. Ещё более удивительными были сапоги пришельца — высокие, какие в этих краях никто не носил. Плащ, когда-то украшенный по кромке зелёным орнаментом, был порван в нескольких местах и обильно заляпан кровью. С другой стороны, сапоги возможного клиента явно отличались хорошей выделкой, к тому же по бокам виднелись серебряные пряжки. Лицо выражало гордость и уверенность в себе, нередко присущие несостоятельной аристократии, привыкшей расплачиваться за любой товар чужой, в крайнем случае своей кровью. Тёмные волосы спускались ниже плеч и были растрёпаны, так что в добавление к прочим замечательным характеристикам трактирщик решил считать его воином (наверняка наёмником), который уже некоторое время сидел без работы. Ещё раз вернувшись мыслями к сапогам, он примерно оценил пряжки в пять серебряников, а возможный ущерб от дворянина в двадцать золотых, и решил, что с клиентом ссориться негоже, но и тратить на него время не стоит.

— Слушаю вас, милорд, — послышался совсем рядом голос рыжеволосой девчушки. Она стояла за два шага от гостя, комкая в пальцах застиранный край передника. Переминалась с ноги на ногу и опасливо косилась на других постояльцев. Девчушка была симпатичной, наверное. Только растрепанные волосы, небрежно выбеленные ромашкой, и мешки под глазами не позволяли разглядеть этой красоты.

— Как тебя зовут?

Девчушка осторожно подняла взгляд на приезжего и, встретившись с тяжёлым взглядом чёрных, пугающе больших глаз, тут же снова потупилась. Щёки её вспыхнули, голос дрогнул, когда служанка заговорила:

— Грета, милорд.

— Грета, я хочу спросить.

Грета бросила короткий взгляд на постояльца, потом на тучного, но всё ещё достаточно сильного трактирщика, который протирал тарелку у входа на кухню.

— Мне надо работать, милорд.

— Я заплачу, — Дезмонд положил на стол золотую монету, но Грета занервничала ещё сильнее. Девочка никогда не видела золота, а если бы видела, то удивилась бы ещё сильнее — слишком чистым был металл, из которого ковали в кузнях Терс Мадо. На одной стороне монеты был выгравирован профиль верховного магистра, на другой — восьмиконечная звезда.

Решившись, она торопливо потянулась за монетой, но Дезмонд накрыл её руку ладонью.

— Сначала мои вопросы.

Девушка кивнула, опускаясь на стул напротив него.

— Грета, сюда часто заглядывают путники?

Грета пожала плечами.

— Это ведь таверна, милорд. Куда ж им ещё идти. Правда, путники у нас… Из соседних деревень, да и всё. Торговцы разве что в лесу заплутают, от каравана кто отстанет.

— А в последнее время много чужаков ты тут видела? Скажем, в последнюю неделю.

Грета задумалась.

— Не, милорд, никого почти не видела. Мало кто путешествует зимой. Был тут один отставший от каравана… он сейчас живёт на втором этаже. Хорошо бы у него правда было столько денег, как он говорит, потому что тратится он как король. Вот и всё. Вы самый странный путник за последнюю неделю, — Грета уткнулась носом в рукав и хихикнула.

— Может, странствующие рыцари или бродяги? Цыгане, знахарки?

Грета яростно замотала головой.

— Нет, милорд, никого такого. Таких людей хозяин на порог не пустит, да и в округе если б и были они, я бы знала.

Дезмонд задумчиво отхлебнул кислого эля

— Вы кого-то ждёте, милорд?

— Да… брата, которого никогда не видел.

Он усмехнулся.

Глаза девушки полезли на лоб.

— Ну, если бы тут был ещё кто-то похожий на вас, я бы точно заметила, милорд.

— Хорошо, Грета… спасибо, — он пододвинул к ней монету, — я могу снять у вас комнату?

Грета спрятала монету в карман передника и поспешно огляделась, проверяя никто ли не заметил этого.

— Да, милорд, но это за отдельную плату, — уточнила она. — Поговорите с хозяином.

Дав ей знак рукой, что не желает больше ничего, Дезмонд снова уткнулся носом в кружку, возвращаясь к безрадостным мыслям.

Дезмонду осточертел этот мир. Ему осточертели его законы, его люди и его погода. Ему осточертели звёзды, которые метались по небу в каком-то безумном танце, изменяя своё положение каждую ночь. Ему осточертели трусливые мужчины и их развратные женщины. Осточертел вечный дождь и размытые дороги. Ему, пожалуй, впервые за несколько сотен лет осточертели постоянные трактирные драки и, что определённо было нехорошим знаком, ему осточертела вечная тряска в седле его вечного спутника вороного жеребца Нострада.

Чем больше таскался он по грязным дорогам, тем сильнее погружался мыслями в прошлое и за последние недели уже успел забраться так далеко, как не случалось с ним ещё никогда. Впервые за добрых четыре сотни лет, а то и больше — Дезмонд в последнее время всё чаще сбивался со счёта — он вспоминал Аркан и Луану, с её нежными руками и кротким взглядом.

Тогда, когда мир его рухнул, и из наследника древнейшего дома в империи он превратился в изгоя, ему казалось, что мир, обошедшийся с ним так несправедливо, должен быть уничтожен. Он готов был сделать всё, чтобы империя перестала существовать, хотя и не понимал толком, за что ненавидит её и что будет потом, когда он добьётся своего.

Теперь, глядя на погрязшие в варварстве миры, он понимал, насколько ошибся.

Он думал, что Империя отнимает у людей свободу. Он думал, что, уничтожив сложившийся порядок, позволит людям жить так, как они хотят на самом деле.

Свободы не было. Везде за пределами ордена царил хаос. Жестокость и нищета стали нормой там, где раньше цвели сады, и только одно осталось неизменным — равнодушие людей друг к другу.

За всё время, что он провёл на планетах, каждая из которых жила теперь своей собственной жизнью, он не видел ничего похожего на свой родной дом. Почти везде были забыты не только порядок, но и наука. Учёных сжигали теперь на кострах так же, как когда-то обвинённых в ведовстве. На каждой новой планете Дезмонду приходилось прятать корабль, потому что теперь никто не принимал его за бога, сошедшего с небес — только за дьявола, вышедшего из преисподней.

Дезмонд много думал об инквизиции и о том, что сказал Аэций. «Эцин и Инквизиция — суть одно». Сначала он не понимал. Он ненавидел Эцин, но Эцин всегда в его голове олицетворяли порядок и благополучие. Для него, как и для многих в Империи, они были жестокими воспитателями, охранниками и иногда тиранами. Но Дезмонд не мог понять, как воспитатель может казнить своих учеников.

Не мог понять тогда, когда ещё жив был Аркан. Не мог понять и теперь, когда обычная жестокость Эцин превратилась в непонятное кровавое безумие.

Костры горели везде. Будто эта идея пришла кому-то в голову в один миг, и инквизиция стала расползаться по множеству планет гигантским осьминогом. Даже там, где ещё оставались следы науки, горели костры.

Тем большее значение имело теперь то, что пытался сделать Аэций.

Те миры, куда они успевали добраться, подписывали договор. Это было сложно, потому что нужно было всякий раз найти того, кто может говорить от лица всей планеты, а многие из прежних колоний оказались разбиты на отдельные королевства и государства.

Частенько власть захватывал кто-то из древних — как называли теперь рождённых в Империи. Саму же Империю, там где память её ещё была жива, называли Империей Тысячи Солнц, напрочь забыв её настоящее имя.

Дезмонд вздохнул и встал, оставив кружку на столе. Он направился было к стойке, где дремал, приоткрыв один глаз, трактирщик. Пола его плаща описала красивый полукруг, когда он вставал. Слуга, проходивший мимо, не успел увернуться, и когда ткань хлестнула его по лицу, отскочил в сторону, причём не в ту. Горячее и густое содержимое глиняной миски тоже описало полукруг, после которого равномерно распределилось по чёрному шёлку рубашки рейнджера и некогда белой ткани рубашки слуги.

Дезмонд крепко выругался, отряхивая с рукава неприятно пахнущую жижу. Грязный мальчишка с длинными спутанными патлами вместо волос скорчился около стола, баюкая правой рукой обожжённую левую. Глаза его с огромными чёрными зрачками, будто лишенными радужки, испуганно смотрели на пришельца.

Грета, не успевшая отойти далеко, подскочила к ним и дважды оприходовала неудачливого слугу полотенцем.

— Что творишь, Корысуль! — закричала она, и мальчишка испуганно попятился. Натолкнувшись на ножку стола, он вжал голову в плечи и замер, не переставая сжимать больную руку. — Извинись перед милордом!

Мальчишка промямлил что-то невнятное, попытался согнуться в поклоне.

Дезмонд только поморщился и махнул рукой, продолжив свой путь к стойке.

«Отвратительное место, — подумал он, — как не вовремя это всё…»

— Одно место на ночь, — бросил он, останавливаясь у стойки и опуская на неё несколько серебряных монет.

Глаза трактирщика, до сих пор смотревшие с подозрением, теперь заметно потеплели.

— Конечно, благородный господин, а как же обед?

— Я не собираюсь платить за то, чего так и не увидел. Комнату — и всё, — напомнил он.

— Второй этаж, справа, — глаза трактирщика злобно блеснули.

***

Дезмонд увидел мальчишку снова, когда уже поднимался по лестнице. Тот сидел, скрючившись, на площадке второго этажа. Пальцы его, похожие на узловатые лапы коршуна, сжимали край рваной рубахи. Услышав шаги, мальчишка съежился ещё сильнее и всем телом вжался в угол между стеной и окном, давая постояльцу пройти.

Дезмонд сделал два шага и миновал Корысуля, затем остановился, размышляя. Кто-то должен был знать всех постояльцев в лицо. Дезмонд обернулся и замер перед слугой.

Ощутив на своём лице тень от высокой фигуры, Корысуль сжался ещё сильнее. Незнакомец вызывал у него ужас с тех пор, как переступил порог гостинцы. Он был похож на тех из каравана, что везли его через горы, а потом оставили здесь. Только те были меньше ростом, и сила, исходившая от них, была намного слабее.

Незнакомец заговорил, и голос его вполне соответствовал тем мыслям, которые владели Корысулем. Мальчишка с трудом разбирал слова и лишь затравленно смотрел на мужчину снизу-вверх.

— Всё в порядке? — спросил тем временем магистр и протянул руку, чтобы помочь тому встать. Мальчишка отодвинулся ещё на полсантиметра.

Дезмонд присел на корточки, разглядывая мальчишку вблизи. Ничего особенного в нём не было. Под слоем грязи угадывались прямой нос и немного ещё пухлые щёки. Зрачки были так расширены, что Дезмонд не смог бы разобрать цвета глаз.

— Он работает за деньги, милорд, — послышался сзади скрипучий голос трактирщика.

Дезмонд резко обернулся и вопросительно поднял бровь.

— Два медяка в час, два серебряных за ночь.

Дезмонд наморщил лоб. До него начинало доходить. Он снова обернулся к мальчишке. Осмотрел костлявые плечи и разодранный ворот рубахи.

— И хорошо его покупают? — спросил рейнджер, не оборачиваясь.

— Получше, когда он не такой попользованный, — пожал плечами трактирщик, — он сегодня уже отработал, так что могу сделать скидку.

Дезмонд встал и не глядя достал монету из кошелька. Протянул трактирщику. Тот недоверчиво оглядел золотой и попробовал даже на зуб. Дезмонд не смотрел на него.

— Этого хватит, что б купить его совсем?

Трактирщик перевёл взгляд с магистра на Корысуля, потом обратно. Потом прицокнул языком.

— Говори цену, — оборвал его ёрничество воин.

— 10 золотых, — внезапно выдавил хозяин, удивляясь собственной наглости. Дезмонд молча отсчитал деньги и высыпал их в подставленную ладонь. Затем ухватил мальчишку за плечи и вздёрнул вверх.

— Могу я спросить… — осторожно заговорил трактирщик, — что вы будете с ним делать?

Дезмонд серьёзно посмотрел на хозяина гостиницы.

— Я принесу его в жертву богу войны. Мне обязательно нужен для этого мальчишка не старше семнадцати с родинкой на левой пятке. Завтра я должен отвести его в горы и там разрезать на 13 кусков, а потом сжечь.

Трактирщик сглотнул и быстро закивал.

— Рад был помочь, милорд, — буркнул он торопливо и исчез в глубине коридора.

Дезмонд позволил себе слегка усмехнуться и повернулся к мальчику. Улыбка быстро сползла с его губ. Тот стоял полуживой от страха, кажется, до него смысл шутки не дошёл.

— Пошли, — Дезмонд кивнул в сторону двери шестого номера и подтолкнул мальчишку вперёд.

Они прошли в тёмное помещение, и Дезмонд не стал тратить время на поиски огнива. Повёл бровью, и сальные свечки — на тумбочке у кровати и у входа — запылали ровным оранжевым светом. Дезмонд осмотрелся. Комната была довольно большой, но несколько потрепанной. Ванной не наблюдалось, но в углу стояла большая лохань с водой. Перед окном — грубо сколоченная кровать, слева от входа — стол и два стула.

— Умойся, — тихо сказал воин, указывая в глубину комнаты, а сам скинул мешок на пол и присел на стул. Он устало потёр глаза. На Дезмонда не часто накатывала усталость. Никогда, если рядом были друзья.

Он посмотрел на бордовый камень, обвитый серебряными змеями. Камень мерцал очень слабо — и всё же мерцал. Последний был где-то рядом.

Корысуль подошёл и встал неподалёку, ожидая распоряжений. Дезмонд поднял на него взгляд. Лицо мальчишки оставалось почти чёрным. Дезмонд взял его за руку и потянул к свету. Только теперь он понял, что чёрные пятна — не грязь, а синяки, покрывавшие почти всю кожу подростка.

— Садись, — сказал он, указывая на другой стул.

Отвернувшись, Дезмонд извлёк из дорожного мешка тушку копчёной куропатки и охотничий нож. И то, и другое опустил на стол. Оттуда же появился бурдюк с вином.

Мальчик всё ещё мялся в стороне, но когда он увидел жареную птицу, глаза его заблестели. Он подошёл поближе и снова остановился.

— Садись, — повторил Дезмонд мягче, — одна твоя.

Мальчик опустился на краешек стула и осторожно коснулся рукой крылышка. Потом посмотрел на Дезмонда и отдёрнул руку. Будто опасаясь наказания. Рейнджер протянул ладонь и как можно легче погладил мальчика по волосам. Тот вздрогнул, и лицо его исказила гамма чувств — самых разных, от желания ускользнуть и спрятаться до робкой благодарности. Он оторвал от птицы крыло и стал есть, чавкая и давясь, проглатывая огромные куски чуть ли не с костями. Потом поперхнулся и закашлялся. Дезмонд торопливо открутил крышку бурдюка и протянул ему.

Мальчик неловко принял бурдюк из его рук и сделал маленький глоток.

— Ты раньше пил вино? — спросил рейнджер.

Мальчик замотал головой.

— Как тебя зовут?

Мальчик замер и посмотрел на воина.

— Грета зовёт меня Корысуль, ты же слышал… господин.

— Это имя звучит не очень хорошо… что оно значит?

Мальчик опустил взгляд и покраснел.

— Не знаю, — сказа он тихо, и Дезмонд понял, что Корысуль врёт.

— А другое имя у тебя есть?

Мальчик замялся.

— Орландо, господин. Так меня звали давно… в самом начале. Мама.

Дезмонд снова протянул руку и осторожно коснулся головы мальчика.

— Орландо… Это мне больше нравится. Я буду звать тебя Ори.

Мальчик покраснел. Это смотрелось жутковато на посиневшей коже.

— Ори, давно ты тут?

Орландо прикончил остатки куропатки и только потом пожал плечами.

— Сколько-то зим, — он помолчал и добавил, — тут долгие зимы.

Дезмонд задумчиво рассматривал мальчишку. Ему было не больше четырнадцати. Он был перепуган до смерти и вряд ли мог за себя постоять. В ордене такой скорее всего не прижился бы, но и тут бросать мальчика было нельзя.

— Знаешь что-то кроме этой деревни?

Мальчик покачал головой. Да Дезмонд и не ожидал другого ответа. Рейнджер только вздохнул. Потом вспомнил, зачем ему понадобился мальчишка.

— Я приехал за одним человеком. Он не местный, но должен быть где-то тут. Может быть похож на меня чем-то. Много приезжих было здесь за последнее время?

Мальчик замер. Горло его будто перехватила ледяная рука. Он снова вспомнил.

— Много… — выговорил он, наконец, — но я таких, как вы, видел очень давно. До того, как попал сюда. Были четверо.

Дезмонд так и подскочил на стуле. Он схватил мальчишку за руку и, не сдержавшись, с силой притянул к себе.

— Кто они были?

В глазах мальчика запылал страх. Если он и хотел что-то сказать, то теперь не мог заставить себя открыть рот. Губы его дрожали, да и весь он трясся, как осиновый лист на ветру. Дезмонд продолжал пристально смотреть в почерневшие зрачки, потом, наконец, понял, что ответа не получит. Он выпустил мальчика и резко сел. Потёр виски жёсткими ладонями. Потом налил вина и выпил.

— Извини, — выдавил он из себя и посмотрел на мальчика. Тот всё ещё был напуган. «Кажется, я всё испортил», — подумал воин.

— Прости, — повторил он, — это очень важно.

Орландо открыл было рот, но губы его снова задрожали, и он забился в дальний угол стула, насколько возможно отстраняясь от незнакомца.

— Иди в постель, — сказал Дезмонд очень тихо, — завтра нам рано выезжать.

Мальчик встал и, не смея отвернуться, пятясь сделал пару шагов к постели. Сел на краешек, согнулся, обхватив себя руками, и замер. Дезмонд подошёл к кровати с другой стороны и стал раздеваться. Оставшись в одном белье, он забрался под одеяло и посмотрел на мальчика. Тот неловко стягивал некогда белую рубашку. Взгляду воина предстала спина, иссечённая рубцами. Сквозь голубоватую кожу просвечивали рёбра.

— За что? — спросил Дезмонд неожиданно для самого себя. Мальчик слегка повернул голову. Дезмонд протянул руку и коснулся свежего рубца у самой шеи. Мальчик вздрогнул и сглотнул.

Он молчал некоторое время и только потом сказал:

— Не знаю. Я плохо делал что-то, наверное. Плохо… доставил радость. Он связал меня и стал бить. А потом подвесил… и я думал… что всё. Он всё бил и бил… а потом… обрезал верёвку. Я упал. И всё кончилось. Он лёг на кровать и уснул.

Дезмонд молчал довольно долго. Потом спросил ещё.

— Когда это было?

— Сегодня.

Мальчик снова отвернулся.

Дезмонд отпустил одеяло и подвинулся к нему ближе. Слегка обнял за плечи, стараясь не касаться шрамов, и осторожно погладил. Мальчик замер, как затравленная кошка. Потом его опять затрясло. Дезмонд взял одеяло и укутал тонкие плечи и только поверх одеяла осторожно обнял мальчишку. Тот громко всхлипнул. Он был слишком напуган. Дезмонд не представлял, что ещё может сделать. Только прижал его к себе и сидел так довольно долго. Потом мальчишка устал плакать и затих. Дезмонд погладил его по лохматому затылку.

— Ложись спать, — сказал он.

— И всё? — переспросил мальчик.

— Всё.

— Значит, это правда? То, что ты сказал хозяину Эрби?

Дезмонд вздохнул и улыбнулся, но мальчик сидел, отвернувшись, и не видел его лица.

— Конечно, нет. И не спрашивай больше. Завтра мы уедем туда, где я живу. И пока ты рядом со мной, никто тебя пальцем не тронет. Понятно?

Орландо недоумённо посмотрел на магистра. Тот за плечи опустил его на постель и подоткнул одеяло, а сам лёг рядом. Он потушил свет и уснул почти сразу. Корысуль, конечно, долго ворочался. Ему было то холодно, то жарко, и слишком тесно на одной постели с новым хозяином. Он был с мужчинами, но давно уже не спал ни с кем под одним одеялом. Наконец его копания разбудили Дезмонда. В полудреме воин сгрёб мальчишку в охапку и под тяжёлой рукой тому наконец пришлось улечься смирно. Деваться теперь было некуда, и им овладело неожиданное спокойствие. Эта большая рука сейчас не просто держала его, она взяла его за шкирку и выдернула из обычной жизни. Сопротивляться сил не было, только расслабиться и поверить.

***

Небо было прозрачным. Ветра не было. Морозный воздух искрился чистотой. Звёзды еще не растаяли в рассвете, хотя на востоке уже розовело.

Одна из звёзд — на севере, там, где метёт хвостом Большая Медведица, разрастаясь, становилась всё ярче. Наконец она перестала быть звездой, превратившись в туманный ореол зеленоватого света. Светящийся круг ещё расширился, краями уже касаясь земли и споря яркостью с неродившимся солнцем.

Четыре тени скользнули в сполохах электрических разрядов.

Копыта четырёх коней гулко ударили по каменистой земле. Все четыре жеребца были чистой вороной масти. Сильные и крупные. Всадники, под стать им, кутались в просторные плащи из чёрного шёлка.

Один из коней заржал, непривычный к режущему свету восходящего солнца, и встал на дыбы. Тот, что оседлал его, твёрдой рукой натянул поводья, ожидая, когда животное успокоится. Капюшон скользнул в сторону, и красивое лицо Ренгара скривилось в неудовольствии.

Мужчина поправил плащ и направил коня вниз. Там, в небольшой долине в стороне от широкого тракта, жались друг к другу хлипкие хижины.

Братья последовали за ним.

***

Корысуль проснулся от холода. В ощущении не было ничего нового, и он мог бы лежать так ещё долго, если бы матрас рядом с ним не промялся, и чья-то рука не затрясла его за плечо. Тут-то мальчик вспомнил, что спит на кровати, причём рядом со своим новым хозяином. Он дернулся и торопливо сел. Страх немного отступил, теперь он просто не хотел вызвать недовольство своего господина. Мужчина сидел на постели рядом с ним. В комнате горели всего две свечи, и обнажённый торс белым треугольником выступал в полумраке. В руках хозяин держал баночку с какой-то мазью.

— Доброе утро, Ори, — хозяин улыбнулся. Это было странно — слышать своё имя и пожелание доброго утра и видеть улыбку на суровом лице.

— Доброе, господин, — пробормотал мальчик и протёр глаза, — что я должен делать?

— Для начала ляг на живот, — Дезмонд чуть подвинулся, освобождая пространство, и свободной рукой стал скручивать крышку со стальной баночки.

Корысуль торопливо перевернулся и замер, стараясь не дрожать. Это было просто и понятно, и всё же немного страшно. Корысуль раздвинул ноги, готовясь к вторжению, но произошло что-то совсем не то. Пальцы, покрытые прохладным кремом, легли ему на плечо, туда, где кожа была содрана, и тело ещё горело. Орландо коротко вскрикнул, в основном от неожиданности. Дезмонд убрал руку и тыльной стороной ладони легко погладил мальчика по спине.

— Тише, — сказал он, — надо потерпеть.

Орландо только кивнул, ладонью едва заметно сжав край подушки, в которую уткнулся носом. Дезмонд отставил в сторону баночку и левой рукой отстранил длинные растрепанные волосы мальчика. Придерживая его за плечо, он стал аккуратно наносить мазь на краешек раны. Процедура длилась довольно долго, но мальчишка больше не дёргался, только белели иногда костяшки пальцев, сжимавшие наволочку. Пальцы его тоже выглядели ужасно. Костяшки были сбиты, ногти переломаны, причём два из них выдраны почти с корнем. Мизинец левой руки был странно расплющен, но Дезмонд не захотел спрашивать, как это вышло. Откровенно говоря, он просто боялся прикасаться к этим ладоням. Он не был врачом и не знал, как помочь и как не навредить.

— Садись, — сказал Дезмонд наконец, и мальчик повернулся, поднимаясь, — постой-ка, замри.

Он снова взял в руки мазь и поднёс пальцы к лицу мальчишки. Тот старался сидеть спокойно, но стук его сердца чуть ли не заставлял всё тело мальчика вибрировать. Дезмонд осторожно растёр мазь по всему лицу — на нём практически не было живого места, сплошные синяки и кровоподтёки.

— Так, — сказал рейнджер, закончив. Он убрал мазь и взял в руки разодранную рубашку мальчишки. Как ни странно, та оказалась сшитой из хорошей ткани и когда-то, должно быть, стоила неплохих денег в этом мире. — Одевайся, — сказал он и, отвернувшись, встал. Нашёл на полу мешок и достал оттуда сменную пару брюк. Форменные брюки оказались шире мальчишки почти в два раза и длиннее в полтора. Дезмонд с неудовольствием наблюдал, как Орландо путается в штанинах, — подверни чуть, — посоветовал он, но вскоре понял, что это бесполезно, — а лучше стой смирно.

Он сам подошёл к мальчику и закатал брюки, потом взял расчёску и парой движений раскидал в стороны сухие чёрные пряди. Затем полюбовался на дело рук своих. Конечно, Ори выглядел сильно измученным и избитым, но уже не таким жалким и грязным, как накануне. Дезмонд кивнул в направлении стола.

— Ешь, — и улыбнулся, глядя, как бросился в том направлении мальчишка. На завтрак у них было единственное, что удалось Дезмонду получить от трактирщика — желтоватая каша с чёрными крупинками, и сам Дезмонд предпочёл бы остаться голодным, чем съесть что-то подобное. Но мальчишка запихивал в рот ложку за ложкой, так что Дезмонд начал думать, что он вот-вот подавится.

После завтрака Корысуль откинулся на спинку стула и замер, довольно щурясь. Дезмонд протянул правую руку, с гербовым перстнем, и легко потрепал мальчика за волосы. Взгляд его упал на карбункул. Тот светился теперь ровным ясным огнём, и Дезмонд удивлённо перевёл взгляд на лицо мальчишки.

Во сне Корысуль разговаривал. Дезмонд не спал почти всю ночь и слушал. Слушал о всаднике, который шёл за ним по пятам, пока Корысуль не оказался здесь, в таверне на краю земли. Даже этих обрывков слов, сказанных в бреду, было достаточно, чтобы Дезмонд понял, о ком говорит мальчишка. Понял, но поверить не мог никак.

«Невозможно, — думал Дезмонд, глядя на своё нежданное приобретение, — не может быть такого избранного». Он недоумённо помотал головой. «Все мы были бунтарями. В каждом играла древняя кровь. Впрочем, кто сказал, что наследие как-то связано с дурной головой?»

Дезмонд отвёл руку.

— Малыш, — позвал Дезмонд. Мальчик не среагировал. — Ори, — повторил рейнджер, и тот недоумённо поднял взгляд на магистра, — расскажи мне о том человеке, которого видел во сне.

Сытая полуулыбка сползла с лица Орландо. Глаза разочарованно потухли.

— Что он сделал тебе?

Орландо затряс плечами, будто так мог доказать, что ничего не знает.

— Ничего, — сказал он, — ничего не помню, что он делал, — Орландо замотал головой.

Дезмонд взял мальчика за плечи, заставил встать и притянул к себе. Он аккуратно приподнял его подбородок и заставил смотреть себе в глаза.

— Если он приходил за тобой, — сказал Дезмонд очень спокойно, — то он придёт снова.

Глаза мальчика вспыхнули. Он дёрнулся, пытаясь вырваться.

— Значит, действительно за тобой?

Орландо осторожно кивнул и попытался отвернуться.

— Не доверяй ему. Не слушай его, что бы он ни сказал. Мы сейчас поедем в горы. Никуда не отходи от меня. И если всё же увидишь его — сразу скажи мне. Хорошо?

— Хорошо… — мальчик медленно кивнул, — но я не видел его уже очень давно. С тех пор… давно.

Он замолк.

— Хорошо, — повторил Дезмонд, — но сейчас он может появиться опять. Ты нужен ему — и нужен мне. Именно ты. Удивительно, как я не узнал тебя сразу.

Орландо вскинулся. Он недоверчиво смотрел на Дезмонд снизу-вверх.

— Я слышал… я не должен был слушать… но… — он замялся, но Дезмонд кивнул, предлагая продолжить, — я слышал, вы ищите брата… Господин.

Лицо его наполнилось робкой надеждой.

Дезмонд кивнул.

— Не родного. Но по-своему больше, чем брата. А ты готов поверить, что это ты?

Глаза мальчика вспыхнули, но в следующий же миг погасли.

— Но ведь так не бывает. Я просто… Корысуль.

Дезмонд подвёл его к зеркалу, завешенному серой тканью, и сдернул полог. Корысуль замер, глядя на мальчика, стоявшего перед ним. Он был очень худ, но спина его держалась прямо. Длинные волосы падали на плечи. Даже разорванная на горле рубаха смотрелась как-то иначе. Орландо сжал оборванный край ткани, стараясь прикрыть костлявую бледную грудь, и зажмурился. Нет, так не могло быть. Так хотелось верить, но он был Корысулем. Ещё вчера ночью он стоял на коленях перед здоровенным мельником, а тот бил его по губам. А потом не только по губам. Разве может быть у такого… брат? Он робко открыл глаза. Дезмонд стоял за спиной, придерживая его за плечи. Они и в самом деле были похожи. Орландо не мог понять, в чём это сходство, но оно было, он видел его не глазами, видел…. Так как не могли видеть ни трактирщик, ни мельник. Он снова зажмурился и мысленно потянулся к Дезмонду, будто стараясь коснуться его руки. Когда же ему ответило уверенное рукопожатие, он чуть было не рухнул на пол там же, где и стоял.

***

Они собрались быстро и так же быстро покинули постоялый двор. Дезмонд оседлал коня, а мальчишку усадил в седло перед собой.

Чем больше он думал, тем больше жалел, что отправился сюда один. Жалеть, впрочем, было поздно.

Дезмонд пустил коня вскачь. До гор, где осталась его яхта, можно было добраться за двое суток.

Они не успели.

Всадники напали вечером, едва опустилась темнота. Их было четверо, а не один, как ожидал Дезмонд, и понять, кто оказался здесь кроме Ренгара, Дезмонд не успел.

Он свалил двоих, когда заметил, что третий тащил упирающегося Орландо прочь. Чертыхнулся, бросился следом — и тут же получил ощутимый удар в висок. Всё поплыло перед глазами. Дезмонд попытался встать, но тело оказалось неожиданно ватным.

Как в тумане он видел, как теней становится больше, и решил было, что у него двоится в глазах. Он всё равно продолжал пытаться подняться на ноги, хотя кровавая пелена подступала со всех сторон. Он видел, как мечутся тени, и ему казалось, что они борются между собой. А потом смог наконец подняться и, схватив одного из противников за плечи, попытался сдавить ему горло.

— Ты совсем дебил? — услышал он голос Ричарда и потерял сознание.

***

— Мне стыдно, — сообщил Дезмонд, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Потому что ты чуть не убил Ричарда или потому, что…

— Ай, да перестань, Аэций. Я три недели шатался по этому задрипанному мирку и так и не распознал мальчишку. Да и глупо было идти одному.

Аэций поморщился и качнул головой.

— Это меньшая из наших проблем.

— Ты меня обрадовал…

— Первая наша проблема в том, что их уже четверо.

Аэций сел и сцепил пальцы в замок.

Дезмонд поморщился.

— Важно качество, а не количество, — заметил он.

Аэций одарил его мрачным взглядом.

— Это тоже важно, — подтвердил он.

— Что будет теперь?

— Не знаю. Пока ничего. Расслабься. Приходи в себя. Появилась одна планета… — Аэций снова постучал пальцами по столу. — Это не связано с наследниками. Это связано лично со мной. Поэтому я не хотел бы, чтобы об этом знал кто-то, кроме тебя.

Дезмонд хмыкнул.

— Продолжай.

— Ты уже был в этой системе. Там проходил последний бой Великой Войны.

— Я понял, что ты имеешь в виду.

— Там остался… один человек… — Аэций вздохнул. — Там осталась Аврора.

Глаза Дезмонда округлились, и он вскочил было, но Аэций тут же жестом попросил его снова сесть.

— Дез, я не хочу слышать от тебя поучений. Я знаю всё, что ты можешь мне сказать.

— Я поверить не могу, что после всего, что она сделала тебе…

Аэций обжёг его холодным взглядом, но ничего не сказал.

— Ладно, чего ты хочешь?.. — сдался Дезмонд и снова опустился на диван.

— Просто узнай… Всё ли у неё хорошо. Предложи вступить в наш альянс. Я думаю, теперь уже можно.

— И что мне ей предложить?

— Ничего, чего мы не предлагали бы другим. Свободную торговлю, импорт редких товаров, защиту от Эцин. И, Дез… ещё.

— Я слушаю.

— Этот мальчик… Он не хочет говорить со мной. Только с тобой.

— Он не слишком капризен? — поинтересовался Дезмонд.

— Он боится. Его можно понять. А я думаю, что тебе будет полезно взять ученика.

— Учитель…

— Ты слышал меня.

Дезмонд хлопнул по подлокотнику рукой, выражая недовольство, и встал.

— Отлично. Просто прелесть. Как только вернусь с этой… Фаэны.

— Нет, Дез! Сначала успокой его. Аврора подождёт.