Затерявшийся в кольце бульваров

ГЛАВА 8

То, что Лена не вышла в коридор, кода Дорин открыл дверь, его не удивило – мало ли чем она с дочерью занята. Он сначала хотел заглянуть в «детскую», но потом решил сделать это после душа – на улице стало довольно жарко и, прежде чем обнимать Сонечку, хотелось смыть с себя дневную грязь.

Но и после душа, пока он одевался в спальне, жена не появилась. Андрей прошел в комнату дочери:

– Что-нибудь случилось?

– Иди ужинай, я сейчас приду, – сказала Лена, не отвечая на вопрос Дорина.

Они с Верой Васильевной укладывали Сонечку спать. Это было немалой проблемой, потому что, несмотря на свой пол, дочь терпеть не могла одеваться и раздеваться и настойчиво скандалила каждый раз, когда с ней это проделывали. Когда Андрей открыл дверь, она сделала паузу в своем неутешном горе, улыбнулась, узнав отца, а затем принялась на своем птичьем языке жаловаться ему на мать и няню. Дорин хотел подойти поцеловать ее, но Лена странно ровным тоном повторила:

– Иди ужинать, Андрей.

Даже Вера Васильевна подняла голову и посмотрела на нее изумленно.

Дорин, так и не нашедший время для обеда, пошел ужинать, перебирая в памяти весь день и пытаясь понять, в чем провинился. Никаких грехов он за собой не обнаружил, кроме не купленной библиотеки Романа Антоновича, но тут дочь уперлась, сказав, что она уже обещала, да и покупать комплекты с дырками, по зрелому размышлению, расхотелось. Поэтому он списал настроение жены на усталость и хронический недосып. Как выяснилось через пять минут – ошибочно. Дорин только приготовился подцепить вилкой первый кусок картошки, когда Лена вошла на кухню, брезгливо держа двумя пальцами какую-то потертую бумагу.

– Дорогой, – сказала она скучным тоном, которым говорила всегда, когда сердилась, – ты не можешь объяснить мне, что это такое?

Андрей, отложив вилку, взял бумагу. Похоже на длинное письмо, незнакомый почерк, скорее всего женский. Дорин прочел первую строчку – «Милый мой Волчонок…», потом последнюю – «Твоя (во всех смыслах) киска». Он положил письмо на стол, опять взял вилку.

– Не знаю, – Дорин отрезал себе кусочек отбивной. – Похоже на любовное письмо, причем довольно дурацкое. В какой-нибудь книжке лежало?

Но похоже, нормально поесть ему сегодня не полагалось.

– Это лежало в твоей куртке. Я по твоему совету полезла туда за документами на Маковского, а нашла вот это.

– И что оно там делало? – улыбнулся Андрей, блаженно пережевывая мясо и наслаждаясь его вкусом.

– Лежало за подкладкой. Кстати, мог бы сказать раньше, что у тебя подкладка отходит, я бы зашила.

– А я и сам не знал. – Дорин отрезал еще один кусок отбивной. – А почему ты не выкинула эту бумажку на помойку?

Лена опять брезгливо взяла письмо, развернула:

– Я в отличие от тебя посмотрела не только начало и конец, но и заглянула в середину, чтобы понять, что это такое. Можно зачитать?

Андрей удивленно кивнул.

– «Теперь, когда у тебя появилась дочь, я понимаю, что мы не можем встречаться так же часто, как раньше. Но все равно я тебя люблю. Люблю и целую. Целую твои пальцы, бедное ушко, шрам на груди и особенно, – голос жены дрогнул, – «божью коровку»…

Дорин поднял голову. У него в самом деле на одном из интимных мест была родинка, которую они с Леной окрестили «божьей коровкой». Увидеть ее можно было только в бане, постели, ну еще на нудистском пляже, на котором он никогда в жизни не был.

– Ты хочешь сказать, – Андрей аккуратно положил вилку рядом с тарелкой, – ты хочешь сказать, что это письмо мне? Да это же просто смешно…

– Смешного мало. – Лена держалась изо всех сил, но голос выдавал ее.

– Как ты могла этому поверить?

– А я и не верю. Иначе бы ты на порог не зашел. Но я хочу понять, что происходит?

– Ты все письмо прочитала? – Дорин взял в руки проклятую бумажку.

– Нет, когда поняла, что оно тебе, перестала. Ненавижу читать то, что мне не предназначено.

Андрей прочитал внимательно весь текст. Лена сидела напротив и терпеливо ждала.

– Нет, все то же самое, зацепиться не за что: рассказы о проведенных счастливых часах, воспоминания, как голые бегали по какому-то лесу, как она тоскует…

– Прекрати сейчас же, – жена была уже на пределе.

– Извини.

Дорин встал, подошел к ней, хотел обнять, но она увернулась.

– Ты все-таки поверила?

– Сядь, пожалуйста. – Лена встала, отошла в другой угол кухни, – и попробуй объяснить, как я должна жить в такой ситуации.

Андрей помолчал.

– Похоже, кто-то очень хочет нас с тобой рассорить. И делает это весьма обстоятельно и серь…

– Но зачем? – прервала его Лена. – Зачем? Может быть, какая– нибудь твоя бывшая дама обиделась на тебя и теперь пытается сломать нам жизнь, а? – как-то жалобно спросила она. – Это многое бы объясняло…

– Ни с одной своей, как ты выражаешься, «бывшей дамой», кроме Васькиной матери, я не общался ни разу с тех пор, как мы с тобой вместе. А потом, как ты себе представляешь это технически? Ну, написать такое письмо действительно не проблема, поносить его в карманах, чтобы оно было потертым, тоже. Но положить мне за подкладку – это уже совсем непросто. Или надо иметь руки карманника, чтобы сделать это в толпе или, скорее, иметь доступ к моей куртке, когда она висит где-нибудь. Потому что, если запихнуть мне письмо в толпе, то я руку в карман суну и сразу его обнаружу. А тут либо сделали дырку, либо нашли ее и положили письмо за подкладку – значит, имели время на это.

– Ты говори, говори, пожалуйста, – сказала Лена умоляюще. – Я, может, успокоюсь немного…

– Но вот как быть с телевидением? – Дорин почесал кончик носа.

– Прекрати ты себе нос чесать, что за дурацкая привычка?

Андрей, не возражая, отдернул руку.

– Мы можем даже не брать пока в расчет непонятную технику изготовления пленки, но, по-моему, что-то затолкать на экран стоит немалых денег. Тысячи, а то и десятки тысяч долларов.

На последних словах зазвонил телефон Андрея. Он взял трубку, закончил фразу, потом сказал в микрофон:

– Алло, слушаю.

– Андрюшенька, – сказал незнакомый женский голос, – ты на меня, пожалуйста, не сердись и не гони меня, мой хороший…

– Кто это? – спросил Дорин и взглянул на жену.

– Ну, зачем ты делаешь вид, что мы даже не знакомы, мне же больно это слышать, – голос обволакивал Андрея. – Я по тебе безумно скучаю, я все-все сделаю, чтобы мы были опять вместе.

– Сейчас же прекратите эту… это…

Дорин растерялся, он не знал что делать. Лена сидела напротив, смотрела на него во все глаза, и хотя разговора слышать никак не могла, ему казалось, что каждое слово этой… отпечатывается на его лице и легко читается женой.

– Я не вовремя позвонила? Прости меня, люби…

Андрей отключил телефон, бросил его на стол.

– Это не может быть правдой, – голос Лены звучал монотонно, она уговаривала себя. – Не может, и все…

– Я бы попросил у тебя прощения, – глухо сказал Дорин, – но не знаю за что: я ни в чем перед тобой не виноват.

– Знаешь, – вдруг сказала Лена, – давай ты на несколько дней переедешь к себе? Я буду считать, что ты в командировке, к Ярославу, например, улетел в Прагу. А ты разберешься и остановишь это… Я, я больше не могу.

Дорин смотрел на жену, понимая, что дело не в слабости, просто сейчас между ними проходит небольшая, пока небольшая размолвка. Лена была достаточно разумным человеком, чтобы понимать, что все происходящее – бред, но кроме разума в человеке живет еще много всего, и бороться с «этим» сил у нее уже явно не хватало.

Он тяжело поднялся, пошел к входной двери.

– Тебе, может, нужно что-то с собой собрать? – спросила, не вставая, чтобы проводить, Лена.

– Нет, спасибо, – ответил он с порога, – у меня все есть…