Зато он очень любил свою маму. Жизнь и преступления еврейских гангстеров

Глава 6 Хит-парад

Однажды, будучи в плохом настроении, Багси Сигел рассказал Делу Уэббу, подрядчику, который построил отель «Фламинго», что он самолично убил двенадцать человек. Уэбб аж побледнел.

Заметив перемену в лице друга, Багси рассмеялся и сказал, что Уэббу нечего бояться. «У тебя нет шансов быть убитым, — сказал Сигел, — мы убиваем друг друга».

А ведь так оно и было. Зачастую гангстеры представляли друг для друга большую опасность, чем полиция.

После того как Томас Дьюи убрал со своей дороги Уэйкси Гордона под предлогом неуплаты налогов, он занялся Артуром «Голландцем Шульцем» Флегенгеймером. Томас начал исследовать отчеты того об уплате налогов и расследовать его деятельность в преступном мире. Используя свои обширные связи с преступностью и запугивая свидетелей, Томас сделал жизнь Голландца невыносимой.

Шульц был взбешен, и его начали посещать мысли вроде «пора бы убрать Дьюи».

Он предложил своим сообщникам Мейеру Лански, Лаки Лучано, Багси Сигелу, Дылде Цвиллману и Лепке Бухалтеру это сделать. Они пытались переубедить его, ведь убийство Дьюи повлекло бы преследование их. Это убийство могло покончить с бизнесом рэкетиров и послужить толчком к борьбе с преступностью на государственном уровне.

Позже Лучано вспоминал, что все были встревожены.

«Мы не убивали никого, кроме таких же бандитов, как мы, если они нас беспокоили. Я даже и не мог себе представить, как бы мы выпутывались из всего этого, если бы убили Дьюи».

Бухалтер наложил на этот вопрос вето, заявив: «Это ужаснейшее дело может покончить с нами раз и навсегда, так как по нашим головам пройдутся вышестоящие органы».

Голландец злобно настаивал на своем: «Я все равно говорю, что его стоит убрать. И если никто этого не сделает, я лично займусь этим». И покинул собрание.

Этим поступком Шульц подписал себе смертный приговор. Контракт дали Чарли «Багу» Уоркмену, рекомендованному Элли Таненбаумом, членом Корпорации убийц, как «один из лучших киллеров в стране».

Ночью 23 октября 1935 года Шульц отправился в свой любимый ресторан «Палас чоп-хаус энд таверн» в Ньюарке. С ним были два телохранителя, Эйб Ландау и Бернард «Лулу» Розенкранц, а также его бухгалтер Отто «Аббадабба» Берман. Позже, когда они все сидели за столом, Шульц вышел в туалет.

Мгновение спустя в ресторан вошли Баг Уоркмен и Менди Вейсс, подошли к столу и открыли стрельбу. У Ландау, Розенкранца и Бермана не было никаких шансов. Уоркмен оглянулся вокруг в поисках Шульца и заметил дверь в туалет. Он толкнул ее, и она открылась.

Безоружный Шульц стоял у писсуара и справлял нужду. Уоркмен прицелился и выпустил в Шульца всего одну пулю, после чего ушел.

Смертельно раненный Шульц выполз из туалета и облокотился на стол. Единственная пуля ранила его в левую часть грудной клетки и, пройдя через брюшную стенку, кишечник, желчный пузырь и печень, оказалась на полу туалета недалеко от писсуара.

Джейкоб Фридман, хозяин ресторана, рассказал, что лег на пол, как только бандиты начали стрелять. «Первым, кого я увидел после того, как ушли бандиты, был Шульц. Он шатался так, как если бы был отравлен, еле стоял на ногах. Без слов он подошел к столу и оперся на него левой рукой в надежде, что это поможет удержать равновесие, а затем плюхнулся на стул, как пьяница.

Его голова билась об стол, и я подумал, что ему конец, но он вдруг пошевелился и произнес: „Доктора… срочно!“ Как только он сказал это, другой парень встал с пола. Весь в крови, он подошел к стойке бара. Выглядел он так, как будто сейчас расплачется. Бросив мне четвертак, он попросил разменять его. И я разменял».

Мужчина оказался Лулу Розенкранцем. Научившись скупости у Шульца, Розенкранц повис на стойке в ожидании денег.

Получив свое, он направился к телефону. Опираясь на стену, набрал «О» и проворчал: «Полиция… поторапливайтесь…»

Патрульный Патрик Макнамара, сидевший в участке, слышал слабый голос: «Скорую… быстрее… я умираю…» Но в ответ на вопрос, откуда звонили, он услышал лишь звук отбоя.

Макнамара, который уже успел получить сообщение о стрельбе в «Паласе», немедленно послал туда патрульную машину и «скорую помощь».

Полиция, детективы и три машины «скорой помощи» подъехали к месту преступления, где обнаружили еще живого Шульца. Один из детективов спросил Шульца, кто в него стрелял.

Шульц ответил, что не знает.

«У тебя серьезное ранение, — сказал детектив, — почему бы тебе не назвать того, кто в тебя стрелял».

«Я не знаю, кто это сделал, — ответил Шульц, — у меня судороги, сделайте что-нибудь».

Полицейские принесли Шульцу питье и погрузили его вместе со стулом в машину «скорой помощи». В госпитале Шульцу дали дозу морфина, чтобы заглушить боль, и шеф полиции Джон Холлер спросил:

«Что произошло, Голландец?»

«Все, что я знаю, так это то, что я видел стрельбу, и ничего больше. Это правда».

«Ты не сказал нам, кто подстрелил тебя».

«Я вам рассказал все, что знал. Больше я ничего не знаю. Я был в таверне, потом вошли какие-то парни и начали стрелять».

Под охраной Шульца перевезли на второй этаж в отдельную четырехместную палату, где он ожидал операции. Патрульный Тимоти О'Лири сел рядом с ним.

«Я что-нибудь могу для вас сделать?» — спросил О'Лири.

«Да, — ответил Шульц, — позовите священника».

Эта просьба прозвучала довольно-таки странно из уст сына немецких евреев. Тем не менее Лаки Лучано еще раньше замечал интерес Артура к католицизму. Однажды Шульц пришел навестить Лучано во время его встречи с Вито Дженовезе. «Он начал разговор о религии, — вспоминал Лучано. — Он хотел знать, каково это — быть католиком, ходили ли мы с Вито когда-нибудь на исповедь и знали ли мы, что должен сделать человек, который хочет стать католиком.

Я чуть не упал, когда узнал, что большую часть своего свободного времени он проводит… изучая католицизм. С тех пор Голландец больше времени проводил на коленях, чем на ногах.

Это смешно. Когда я только начал вращаться среди еврейских парней типа Мейера, Багси или Голландца, то Мазерия и Маранцано и другие наши ребята мне говорили, что когда-нибудь евреи обратят меня в свою веру и я стану ходить в синагогу.

И что произошло в результате? Не меня обратили, а Голландец сам стал католиком. Это похоже на шутку».

Шульц хотел видеть отца Чарльза Мак-Инерни, тюремного капеллана, которого Шульц встретил, будучи в тюрьме Хадсон Каунти.

Пока это происходило, Шульца оперировали, а Мак-Инерни сидел на скамейке в коридоре рядом с матерью гангстера, Евой Флегенгеймер, его сестрой Хелен и мужем Хелен, Генри, которого звали «Дешевка» за то, что он присматривал за торговыми автоматами в нелегальных барах, принадлежавших Шульцу.

После операции Шульц на какой-то момент почувствовал себя лучше, но потом его состояние стало ухудшаться. Он начал бредить, речь стала бессвязной, но потом он очнулся и позвал отца Мак-Инерни.

Когда священник пришел, Шульц изъявил желание умереть католиком. Мак-Инерни окрестил его и отслужил прощальный католический обряд.

Несколько часов спустя Шульц впал в глубокую кому. Он скончался вечером 24 октября 1935 года.

Сразу после этого доктор Эрл Снейвери, директор госпиталя, вышел в соседнюю комнату, где сидела в ожидании вся семья Шульца. Он подошел к матери Голландца, которая встала ему навстречу, и сообщил о случившемся.

Мать Шульца упала на руки дочери.

Шульц был похоронен на кладбище «Врата рая» в провинции Уэстчестер. Отец Мак-Инерни отслужил пятнадцатиминутную католическую службу и произнес поминальную речь.

Мать Шульца подождала, пока все уйдут, и положила на гроб еврейское молитвенное покрывало.

Убив Шульца, синдикат спас жизнь Дьюи. Позже Дьюи «отблагодарил» Бухалтера и Лучано, начав против них расследование.

Джейкоб «Малыш Оги» Орген был рэкетиром в Нью-Йорке, участвовал в довоенных выступлениях трудящихся. В 1919 году он организовал банду, куда входили юный Лепке Бухалтер и Легз Даймонд. Его банда вела войну с шайкой Натана «Кид Дроппера»[12] Каплана, очень большой и влиятельной.

Кид Дроппер был занятным человеком. Когда он начинал свою карьеру, то был жутким неряхой. Став лидером банды, он одевался соответственно своему положению, появляясь на Бродвее и в Нижнем Ист-Сайде в клетчатом костюме шахматной расцветки, узких туфлях с острыми носами и в рубашках с галстуками очень странного фасона и ярких тонов. Летом он носил соломенную шляпу с узкими полями и яркой лентой, зимой — котелок, надвигая его на один глаз. Все знали — он предпочитал, чтобы его называли Джеком. Он даже банду свою назвал «Rough Riders of Jack the Dropper»[13].

Две банды боролись друг с другом, особенно за контроль над прачечными. В результате войны, которая длилась с 1922 года до середины 1923 года, было убито двадцать три гангстера.

В августе 1923 года Кид Дроппер был арестован за незаконное хранение оружия. Когда он садился в полицейскую машину, чтобы ехать в суд, мелкий хулиган Луис Кушнер подбежал к ней и выстрелил через оконное стекло.

Кушнер давно имел зуб на Каплана, потому что Дроппер посредством шантажа пытался отнять у него 500 долларов. Дроппер получил порочащую Кушнера информацию, избив штрейкбрехера.

Кушнер, будучи малоизвестным, мечтал стать великим киллером и видеть свое имя на страницах газет. Он застрелил Дроппера ради мести и славы.

Каплан умирал в машине, а его жена прорывалась сквозь заслон полицейских с криками: «Нейт, Нейт! Скажи мне, что ты не тот, за кого они тебя принимают!»

Кид посмотрел на нее, шепотом сказал: «Они достали меня» — и умер.

«Я пристрелил его, — кричал Кушнер, — мне бы сигарету!»

Кушнер был обвинен в убийстве и получил срок от двадцати лет до пожизненного заключения. Он умер в тюрьме. Малыш Оги немедленно взял под контроль дела Дроппера и был назван «Ист-Сайдским королем убийц». Он носил эту корону недолго.

Вечером 15 октября 1927 года Орген и его телохранитель Джек «Легз» Даймонд гуляли вдоль Норфолк-стрит в Нижнем Ист-Сайде. К ним подкатила черная машина с четырьмя пассажирами. За рулем был Лепке. Рядом с пистолетом в руке сидел Гурра Шапиро. Им нужен был только Орген. Шапиро выпрыгнул из машины, крикнув Даймонду, чтобы тот подвинулся. Джек спрятался за стену, когда Шапиро начал стрелять. Малыш Оги замертво упал на землю с пулей в голове.

Даймонд бежал довольно-таки медленно, поэтому был ранен в руку и ногу. После такого соревнования со смертью он понял, что безопаснее будет убраться с поприща рэкетира. После того как Даймонд выздоровел, он помирился с Лепке и Гуррой и занялся контрабандой и наркотиками.

Орген был похоронен в гробу из красного дерева, обитом белым шелком. На крышке гроба красовалась серебряная пластина с надписью, гласившей: «Джейкоб Орген, 25 лет». На самом деле ему было тридцать три. Но восемь лет назад он принял должность лидера своей банды. В тот день его отец, верующий еврей, сказал ему, что он умер.

Теперь Лепке возглавил нью-йоркскую организованную преступность.

Он стал типичным образцом наемного (контрактного) убийцы. Что это значит? «Контракт» — обыкновенное английское слово, в преступном мире обозначающее лишь одно — заказное убийство. С того момента, как подписан контракт, дело идет дальше по определенным правилам. Чтобы сохранить в тайне имя заказчика, к убийце посылают третье лицо — человека, который выбирает убийцу. Часто просьба найти убийцу передавалась еще через одного человека. Даже если кто-то и проболтается в этой системе «передай другому», это будет не столь важно. Чтобы предъявить обвинение, для властей при сборе показаний важен тот человек, который осведомлен обо всей операции в целом, а не какое-то отдельное звено всей цепочки.

Убийце дают описание жертвы, перечень его привычек и мест, где жертва бывает чаще всего. После того как дело сделано, убийца исчезает, предварительно уведомив о выполнении заказа того, от кого его получил. Затем по цепочке информация передается истинному заказчику.

Чаще всего нанимают убийц из других городов, усложняя задачу местной полиции. Полиция остается с нераскрытым убийством, парой свидетелей и без доказательств, так как чаще всего убийца даже не знает свою жертву.

Иногда власти узнают детали преступления от информаторов, но это редко помогает обвинению. Например, в Чикаго за период с 1919 по 1967 год было совершено 1000 убийств, и только в тринадцати случаях было предъявлено обвинение.

Вопреки сюжетам чересчур романтичных голливудских фильмов, убийца никогда не шел на сделку с предполагаемой жертвой. Это бы разрушило его репутацию.

Криминальный мир полон именами специалистов в этой области. Израэль «Ледокол Уилли» Элдерман получил свою кличку из-за того, что убивал свою жертву ножом для колки льда.

Ледокол был из Миннесоты, очень тесно общался с Мейером Лански во времена своей контрабандной деятельности, а позже стал одним из первых инвесторов наряду с Лански, Багси Сигелом и Мо Седуэем в игорный бизнес Лас-Вегаса.

У Уилли был маленький нелегальный бар в Миннеаполисе. Он хвастался, что убил в нем двенадцать человек своим ножом.

Убийства инструментом для колки льда были очень популярны среди убийц, так как помогали имитировать естественную смерть. Жертву зажимали в каком-нибудь заброшенном переулке, и, пока двое держали бедолагу, третий вводил нож в мозг через барабанную перепонку. Оставалась маленькая дырочка в барабанной перепонке и немного крови, которую легко можно было вытереть. После обследования трупа медэксперт ставил диагноз «кровоизлияние в мозг». Только доскональное исследование помогало установить истинную причину смерти.

Согласно одному источнику, Уилли вступал в контакт с жертвой, спаивал ее, а после того как человек становился беспомощным, вводил нож в ухо, переносил труп в заднюю комнату и спускал его в мусоропровод. Тело находили тем же вечером.

Еще один профессионал, Самюэль «Рыжий» Левин, заполучил дурную славу по другой причине, нежели убийства. Рыжий был ортодоксальным евреем, увлеченным своей семьей и религией, и одновременно являлся убийцей. Он родился в Толедо (штат Огайо) и был подобран Мейером Лански и Лаки Лучано, чтобы убить врага Лаки, Сальваторе Маранцано, в 1931 году. После этого убийства Лучано и его поколение гангстеров стали править преступным миром Нью-Йорка.

Лучано отзывался о Рыжем как о «лучшем водителе и убийце, который когда-либо у него был». Лучано вспоминал, что Левин дома всегда носил кипу, а если и собирался делать что-то в субботу, то надевал кипу под шляпу.

Если это было возможно, Рыжий старался не убивать никого в субботу. Если у него не было выбора, он надевал талес (специальную накидку) на плечи и молился перед тем, как кого-либо «замочить».

Возможно, самым известным профессиональным убийцей в гангстерской Америке был Гарри «Питтсбургский Фил» Страусс. Фил убил 100 (некоторые говорят, что 400) человек в период с 1920 по 1940 год, став самым плодовитым киллером Нью-Йорка, а может, и всей американской преступности.

Фил родился в Бруклине и был так хорош, что, если банда из другого города решала кого-то убрать, она всегда обращалась к Филу. Фил укладывал в чемоданчик рубашку, пару носок, нижнее белье, пистолет, нож, шнур, чтобы связать или удушить жертву, и нож для колки льда. Затем он садился в самолет или поезд до пункта назначения, выполнял работу и ехал обратно в Нью-Йорк. Нередко Фил даже не знал имени жертвы, и зачастую ему на это было наплевать.

Убийства не заботили Фила, а вот о своем здоровье он беспокоился. Однажды во время драки с Пагги Фейнстейном жертва, борющаяся за жизнь, укусила его за палец.

«Ублюдок укусил мне руку!» — вопил Фил, пока с подельщиками душил Фейнстейна.

После того как все было закончено, Фил со товарищи положили тело Пагги на землю, облили бензином и оставили гореть. Все это время Фил жаловался на то, что «чертов сукин сын укусил его».

Группировка отправилась в местный ресторан пообедать. Фил так и не смог спокойно поесть: «Может, я чем-нибудь заразился от укуса?» Несмотря на уговоры товарищей, он еле-еле доел обед.

Вскрытие Джорджа Рудника показало, на что был способен Фил. Рудник был мелким хулиганом, которого Бухалтер считал доносчиком. Не оставив ему ни шанса, Бухалтер заказал его Филу.

11 мая 1937 года Фил и его помощники застали Рудника на Ливония-авеню, рядом с магазином «В полночь у Розы». Несколько часов спустя тело Рудника нашли в краденой машине в другом конце Бруклина.

Согласно медэкспертизе, «на теле было 63 ножевых ранения. На шее, между челюстью и кадыком, насчитано 13 ранений, на правой груди 50 ранений… Его лицо было ярко-синим или даже голубым. Язык отсутствовал… Грудная клетка в районе сердца вскрыта».

Высокий и симпатичный, атлетического сложения, Фил одевался в дорогие элегантные костюмы. Луис Валентайн, полицейский эксперт, как-то в 30-х годах, увидев Фила среди подозреваемых, сказал: «Поглядите! Этот человек одет лучше всех в этой комнате, хотя за всю свою жизнь не проработал и дня».

У Фила было одно смягчающее обстоятельство: он был влюблен. Объектом его воздыханий была красавица из Бруклина Эвелина Митлман. Газеты звали Эвелину «девушка — поцелуй смерти», потому что ее любовники умирали гораздо чаще, чем кто бы то ни был. Фил убрал со своей дороги всех, кого считал соперниками.

Но Эвелина заработала эту кличку еще до того, как встретила Фила. Она была хорошенькой блондинкой, которая, казалось, привлекает только преступников. В 1933 году восемнадцатилетней девушкой она была на танцах со своим дружком Гаем Миллером, там другой мужчина положил на нее глаз. Он попытался разбить пару, но Миллер возразил. Завязалась драка, и Миллер был убит. Пару лет спустя Эвелина встречалась с Робертом Фьюрером, когда ею увлекся гангстер из Браунсвилля Джек Голдстейн. Когда Фьюрер не согласился на предложение Голдстейна оставить Эвелину, тот убил Фьюрера и занял его место.

Однажды в 1938 году они проходили мимо холла браунсвилльского бассейна, где плавал Питтсбургский Фил. Филу понравилась красотка, о чем он поспешил заявить. Голдстейн посоветовал ему отвалить. Фил вылез из бассейна, взял палку и сбил спесь с Голдстейна. Затем он стал женихом Эвелины.

Позже Фил убил Голдстейна, но не из-за Эвелины. Джек был заказан за свою рэкетирскую деятельность, и несколько убийц во главе с Филом выполнили это поручение. Мужчины избили Голдстейна до потери сознания, но не стали убивать, а принесли Филу, который предпочел лично утопить его.

Питтсбургский Фил был заключительной жертвой Эвелины. Она последняя видела его живым: пришла навестить в камеру смертников. Фил был осужден за убийство в 1941 году. Эвелина завязала с преступниками, вышла замуж и пропала из виду.

В камеру смертников Фила «привел» его товарищ наемник Эйб Рилз. Рилз был арестован в феврале 1940 года вместе с другими бруклинскими хулиганами за убийство мелкого воришки Александра «Рыжего» Альперта.

К моменту ареста досье Рилза насчитывало сорок два ареста за шестнадцатилетний период: за грабеж, вымогательство, распространение наркотиков. Он никогда не участвовал в серьезных делах. Эйб был уродливым, с толстыми и сильными пальцами, которыми скручивал жертвам шеи. Благодаря этому он получил кличку Кид Твист[14].

Кид Твист занялся рэкетом в 1927 году как хулиган. Он начал убивать в 1930 году, когда сколотил собственную банду, чтобы управлять браунсвилльским сектором Бруклина. Он никогда не переставал заниматься рэкетом и убийствами. Согласно его собственным подсчетам, он совершил одиннадцать убийств, не считая тех случаев, когда он участвовал в покушениях, но не спускал курка, или когда держал конец удавки, но не затягивал ее.

В 1934 году Эйб получил три года за поджог, разбив бутылку масла о голову владельца гаража, который не смог сделать его машину более быстроходной. Перед тем как вынести приговор, судья сурово предупредил присяжных:

«Рилз — один из самых опасных людей, с которыми мне пришлось встретиться за последние годы. Я уверен, он либо будет заключен пожизненно, либо уложен хорошим детективом парой пуль».

Рилз слушал с ухмылкой. Когда судья закончил, Эйб шепнул что-то своему адвокату на ухо. Защитник Рилза повторил слова своего клиента вслух:

«Я справлюсь с любым копом в этом городе — на пистолетах, на кулаках или любым другим способом; перед тем как выстрелить, он досчитает до пятнадцати».

Эйб никогда не считал.

Когда полиция арестовала его в 1940 году, Рилз оказался крепким орешком. У полиции не было шансов расколоть его. К счастью для властей, заговорил один из его сообщников, и Рилз испугался, что его заложат. Вдобавок жена Рилза была беременна. Она попросила мужа помочь властям, чтобы у ребенка был отец. Он согласился.

Жена Рилза пошла к районному прокурору Бартону Туркусу и разрыдалась: «Я хочу спасти своего мужа от электрического стула. Мой ребенок появится в июле. Мой муж хочет поговорить с вами».

Рилз провернул сделку. Он согласился говорить при условии, что ему спишут его предыдущие убийства. Районный прокурор глубоко вздохнул и согласился. Рилз начал давать показания. Он рассказал полиции про пятьдесят убийств, которые со своими дружками совершил в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Детройте, Луисвилле, Лос-Анджелесе и Канзас-Сити. После двенадцати дней дачи показаний стенографисты исписали двадцать пять книг. Последующее расследование подтвердило, что все, что было сказано Рилзом, правда.

Эйб стал одним из самых известных информаторов в криминальной истории, раскрыв властям подробности более восьмидесяти пяти преступлений в Нью-Йорке и сотни преступлений по всей стране. Он посадил на электрический стул своих друзей: Питтсбургского Фила, Весельчака Майоне, Вихря Аббандано и Багси Голдстейна, а также снабдил власти подробностями заказных убийств в Бруклине.

Пораженный Туркус в конце спросил Рилза, как это он так спокойно мог убивать людей: «Неужели тебя не мучает совесть? Ты ничего не чувствуешь?»

«Как ты себя чувствовал, когда впервые пустил в ход кулаки?»

«Нервничал».

«Что было во второй раз?»

«Немного нервничал».

«А что было потом?»

«Я привык».

«Вот ты и ответил на собственный вопрос. То же самое и с убийствами. Я просто привык к ним».

Доказательством такого обыденного отношения к убийствам служит рассказ Ицика Голдстейна, владельца бара в Ньюарке, и водителя Дока Стэчера, который клянется, что это правда. Рилз и его приятель Багси Голдстейн сидели в кондитерской «В полночь у Розы», когда к ним подошел парень по имени Джонни и спросил, не видели ли они Анджело.

«Да, он где-то здесь бродит, — ответил Рилз, — но я не знаю, где он. Что-нибудь ему передать?»

«Да. Передай, что здесь был Джонни».

Джонни ничего не знал, но его заказали Рилзу.

«Это было в пятницу днем, — говорит Ицик, — а у Рилза был обычай ходить к своей матери по пятницам вечером, чтобы поесть традиционной субботней рыбы, куриного бульона с макаронами и вареной курицы.

Вот он и говорит Джонни, типа заходи, поедим, глядишь, и твоего друга встретим».

Не придумав ничего лучшего, Джонни согласился.

Рилз и Голдстейн привели парня в дом матери Рилза, где она приготовила им угощенье. Затем Рилз отправил маму в кино.

Когда она ушла, они убили Джонни, отнесли его тело в ванную, расчленили, разложили по мешкам и отнесли в машину Голдстейна. Голдстейн отвез мешки в неизвестном направлении и избавился от них.

Тем временем Рилз быстро, но аккуратно убрал в ванной и ждал возвращения матери. Когда она вернулась, он вместе с ней сел пить чай с медовым пирогом.

Показания Рилза помогли составить обвинения против Лепке и его товарищей Луиса Капоне и Менди Вейса, которых обвинили в убийстве владельца компании грузовых перевозок Джозефа Розена.

К тому времени Лаки Лучано, Фрэнк Костелло, Альберт Анастазия, Багси Сигел и другие важные фигуры преступного мира начали беспокоиться. Рилз знал слишком много, и никто не предвидел, чем это могло закончиться.

— Если он будет продолжать в таком же духе, — говорил Костелло Лучано, — то нас всех посадят за убийства.

Рилза надо было остановить. Проблема была — как. Для защиты своего главного свидетеля полиция поместила Рилза под охрану на шестом этаже гостиницы «Хаф-мун», что в районе Кони-Айленда, Бруклин. Его охраняли круглосуточно двое полицейских и трое сотрудников в штатском.

Где-то около 7 часов утра 12 ноября 1941 года помощник менеджера отеля услышал шум на крыше рядом с номером Рилза, но проигнорировал его. Когда заглянули в комнату, Рилза в ней не было. Его тело нашли неподалеку от здания отеля, рядом с ним лежали две связанные простыни.

Было выдвинуто много версий произошедшего. Полиция говорила, что Рилз связал две простыни и пытался сбежать, используя их как канат. Другие полагали, что его замучила совесть и он покончил жизнь самоубийством.

Но ни одна из этих версий не объясняла, как мог человек весом в сто шестьдесят фунтов упасть за двадцать футов от стены. Для этого у него должны были быть крылья.

Многие люди желали смерти Рилзу. Его ближайшие друзья хотели увидеть его в гробу. Единственной причиной, почему Багси Голдстейн не хотел умирать на электрическом стуле, было то, что он не может, садясь на него, взять Рилза за руку.

Питтсбургский Фил рассказал адвокату, что он хотел бы оказаться в одной комнате с Рилзом, для того чтобы вцепиться зубами в его глотку.

В 1961 году Лаки Лучано рассказывал своему биографу, что сумма, предлагаемая за смерть Рилза, доходила до 50 000 долларов. Многие полицейские были на это согласны. Один из них «вырубил» Рилза, затем с помощником они выбросили его тело из окна. Только вот он упал слишком далеко, настолько далеко, что даже если бы и прыгнул, то не преодолел бы такого расстояния.

Больше никого не обвиняли в смерти Рилза, а весь преступный мир вздохнул с облегчением.

В американской истории было еще несколько преступников, более отвратительных, чем Багси Сигел. К двадцати одному году в его досье входили поджог, торговля проститутками, изнасилование, вымогательство, букмекерство, обман, контрабанда, наркобизнес, рэкет и убийства. Он был грубым и невыдержанным. Не боялся опасностей. Его перепады настроения стали легендой.

В 1981 году телеканал Эн-би-си выпустил маленький сериал «Гангстерские хроники», предположительно основанные на биографиях Мейера Лански, Багси Сигела и Лаки Лучано. Мейер Лански отдыхал тогда во Флориде, наслаждался телевизионной программой вместе с друзьями. Мужчины и их жены комментировали происходящее на экране.

Один из приятелей Лански, Бенни Цигельбаум, сказал, что после просмотра сериала у него сложилось впечатление, что Багси был изображен жестоким и глупым бандитом.

«Надо подать в суд на ТВ», — сказал Бенни.

«И за что ты его собираешься судить? — со смехом спросил Лански. — В жизни он был еще хуже».

Парикмахерская Бенни Ньюмана служила местом встречи Дылды Цвиллмана и его приятелей. Ицик вспоминал одну из таких встреч в 1938 году.

«Когда я вошел, ко мне подкатился Бенни и спросил, знаю ли я того парня, кто сидит в кресле.

— Нет, не знаю, а почему ты спрашиваешь?

— Смотри, он абсолютно голый, снял с себя всю одежду.

В то время у них не было кондиционеров. Я сказал, что не знаю его. Я ждал Дока (Стэчера).

Пришли Док и Дылда, они направились в темную комнату. А этот парень встает с кресла во время того, как его бреют. Стоит и смотрит на себя в зеркало голый.

Я посмотрел на него, он был симпатичным, но я его не знал.

Он надевает штаны, рубашку и галстук, идет в заднюю часть парикмахерской, возвращается и уходит.

Когда я сел за руль в машину вместе с Доком, я спросил, кто был тот голый парень в парикмахерской. Бенни Ньюман сказал мне, что он пришел туда и снял всю свою одежду.

Док сказал, что это был Багси Сигел.

— Правда?

— Неужели ты не узнал его?

— Я не знаком с ним.

— Его фото было в газете. Я подумал, что, может быть, ты его узнаешь.

— Нет, не узнал. Так это был Багси Сигел?

— Да. Только вот если встретишь его опять, не называй его Багси, он не любит это имя. Зови его Бен.

Было смешно смотреть на парня, который бреется почти нагишом.

Может быть, потому его и зовут Багси, что он чокнутый.

Но надо быть очень смелым, чтобы прийти в незнакомую парикмахерскую и раздеться там догола».

Во времена сухого закона Багси дружил с Мейером Лански, Лепке Бухалтером, Лаки Лучано, Эбнером Цвиллманом, Фрэнком Костелло, Джо Адонисом, Джонни Торио, Аль Капоне, Джеком Гациком и Тони Аккардо. Все, кто знал Бена, или боялись его, или восхищались им, иногда и то и другое.

У Сигела было преимущество перед своими сообщниками — он был симпатичным, да к тому же еще и модником. Он любил шляпы с широкими полями, полосатые костюмы с широкими брюками, необычные жилетки с горловиной, туфли ручной работы с острым мыском и шелковые рубашки, сделанные вручную. Все было однотонным, вплоть до шелковых трусов.

Багси вел роскошный образ жизни. Он жил в «Уолдорф-Астории», ездил в пуленепробиваемом лимузине с шофером в сопровождении двух телохранителей, обедал в лучших ресторанах, тратил деньги на посещение клубов и баров.

Обед с Багси иногда был чем-то более приятным, чем просто прием пищи.

Беатрис Седуэй, жена товарища Багси, Мо, помнит те времена, когда она с мужем, Сигелом и их друзьями обедали в итальянском ресторане.

«У нас был большой стол и много окон вокруг.

Вдруг из одной из проезжающих машин высовывается пулемет и начинается стрельба. Бен кричит всем: „На пол!“

Сзади нас была дамская комната, и я поползла на животе туда. В туалете я встала на унитаз, чтобы не было видно моих ног, и оставалась там.

Я видела, как Бен и ребята перевернули стол, чтобы укрыться, и отстреливались. Через какое-то время пришел Мо и сказал, что я могу выходить».

Беатрис выходила, не зная, чего ей ожидать, но вздохнула с облегчением, когда увидела, что все целы.

«Когда я пришла, все уже было на своих местах, и никто не вспоминал о происшествии».

В 1937 году сообщники Багси послали его на Западное побережье, чтобы наладить там бизнес. Лучшего посла они не могли выбрать. Еще задолго до этого очаровательный мистер Сигел уже имел связи с голливудской элитой, с людьми из киноиндустрии и с самыми красивыми женщинами. Растущая популярность Сигела заставляла нервничать его соратников на востоке.

Бен успокоил их, выполнив для них отличную работу. Он сформировал коалицию из бандитов и привел в порядок то, что раньше было хаосом. Местного босса мафии, Джека Дрангу, он сделал своим помощником, и вместе они организовали продажу наркотиков, проституцию и рэкет букмекеров. Также Багси тратил тысячи долларов на подкуп полиции и чиновников. К концу 1945 года Сигел держал преступность Калифорнии под контролем и направил свои интересы в сторону Невады.

В Неваде легализовали игорный бизнес, но два ее самых больших города — Рино и Лас-Вегас — были захолустными дырами. В 1941 году Сигел посетил Лас-Вегас и был поражен его возможностями как центра игровой индустрии. Он рисовал в своем воображении дюжины отелей и казино, принимающих самых больших людей страны, — своего рода золотое дно преступного мира.

Мало кто разделили его энтузиазм. Много лет спустя Мейер Лански вспоминал свои визиты в те места в 40-х годах. «Все находилось в ужасном состоянии, условия для проживания были кошмарными. Никто не хотел ехать в Вегас играть. Самолеты плохо летали, а путешествие на машине было утомительным. Было так жарко, что шины могли запросто расплавиться».

У Багси была мечта владеть самым большим и красивым казино в мире. И это должно было быть не просто казино, а шикарный отель с ночным клубом, барами, бассейнами, фонтанами, садами и лучшим сервисом.

Его энтузиазм был заразителен, и партнеры из восточных решили профинансировать его мечту. В 1946 году Сигел переехал в Лас-Вегас. Его жена Эста поехала в Рино и развелась с ним.

Сигел со товарищи купили две трети отеля Билли Уилкерсона, владельца «Голливуд репортер», человека, который создал много ночных клубов в Голливуде. Отель назывался «Фламинго».

Бен установил срок открытия отремонтированного отеля: Рождество 1946 года. Он нанял «Строительную компанию Дела Уэбба» (Феникс, Аризона), и строительство началось. Сигелу нужны были новейшие технологии, и он использовал самые дорогие материалы. После войны сталь, железо и многие другие вещи были дефицитом, поэтому Сигелу приходилось закупать все на черном рынке. Вначале рассчитывали на сумму в полтора миллиона долларов, но вскоре она удвоилась.

К удивлению многих, Сигел открыл «Фламинго» 26 декабря 1946 года. Ремонт не был завершен, но казино, холл, выставочный зал и ресторан были открыты для посетителей. Джимми Дюранте, Эдди Джексон, Томми Уандер и оркестр Ксавьера Кагета обеспечивали развлечения.

И все же открытие было не столь удачным. Все, что могло произойти плохого, происходило. Звезды не посещали отель из-за плохой погоды. Казино теряло деньги. Фонтан не работал. Освещение вышло из строя, и у Багси случился припадок.

Удача отвернулась от Сигела во время новогодних праздников, и «Фламинго» закрылся к концу января, не продержавшись и месяца.

Сигел попросил у друзей еще немного денег, но они отказали ему, лишь Мейер Лански и Фрэнк Костелло помогли и одолжили нужную сумму на завершение работ.

«Фламинго» заново открылся в марте 1947 года, и Сигела предупредили, что на этот раз отель должен принести ему выгоду.

И отель оправдал ожидания Сигела, правда, это происходило не так быстро, как хотелось бы его партнерам, к тому же они начали подозревать, что Багси морочит им голову. Мейер Лански каким-то образом узнал, что любовница Сигела Вирджиния Хилл регулярно ездит в Швейцарию за модными шмотками и откладывает деньги на какой-то банковский счет. Если у Сигела были финансовые проблемы, то откуда Вирджиния брала деньги?

Организовали встречу, темой которой была «ситуация с Сигелом». Согласившись с Лаки Лучано, Мейер Лански сказал, что «есть только один способ проучить вора, который крадет у собственных друзей. Бенни нужно убрать». Голосование было проведено, результат не разглашался.

С Багси все было решено.

Ночью 20 июня 1947 года Сигел сидел на софе в доме Вирджинии Хилл, что на Норт-Линден-драйв, Беверли-Хиллз, и читал «Лос-Анджелес тайме». Чарльз Хилл, брат Вирджинии, был в спальне со своей девушкой на втором этаже.

Кто-то просунул в окно 30-калиберный армейский карабин и нажал на курок.

Первая пуля, разбив окно, попала Сигелу в голову, прострелив правый глаз насквозь, который был позднее обнаружен в пятнадцати футах от его тела. Следующий выстрел лишил его левого глаза, сломал нос и выбил шейный позвонок.

Сигелу не суждено было узнать, кто в него стрелял.

Багси всегда говорил: «Жизнь быстро пролетает, умирай молодым, зато красивым». Он хорошо выглядел, умирая.

Спустя двадцать минут, когда начала прибывать полиция, Гас Гринбаум и Мо Седуэй приехали в отель и сообщили персоналу о смене руководства.

Мейер Лански всегда отрицал свою причастность к этому убийству. «Бен Сигел оставался моим другом до конца своих дней, — рассказывал он израильскому журналисту Ури Дану, — я никогда не ссорился с ним. Если б его жизнь зависела от моего желания, он бы жил так же долго, как Мафусаил». Мейер был уверен, что заказал убийство Лаки. Несмотря на то что Лански отрицал свою причастность к убийству Сигела, ходили слухи, что Багси не могли убить без согласия Мейера.

Лишь пятеро скорбящих посетили похороны Сигела: Эста Сигел, его бывшая жена, Миллисент и Барбара, его дочери-подростки, его брат Морис Сигел, уважаемый в Беверли-Хиллз терапевт, и Бесси Солоуэй, любимая сестра. Обозревателям показалось странным, что на похороны не пришли его компаньоны, чтобы отдать последний долг покойному.

Убийцы Багси так и не были найдены.

К 1954 году Эбнер «Дылда» Цвиллман устал. Большую часть своей взрослой жизни он провел, заправляя преступностью в Нью-Джерси, и теперь хотел отдохнуть. В 1951 году шла трансляция слушания Кефоверской комиссии по вопросам организованной преступности, на котором Дылда был назван одним из самых влиятельных гангстеров Америки, и вдруг его авторитет, который строился годами, сдуло в один момент. Он стал совсем другим человеком. На фотографиях, сделанных после слушания, Дылда выглядел обеспокоенным и угрюмым.

Он передал бразды правления своему итальянскому помощнику Гарри Катене и собирался наслаждаться жизнью вместе со своей семьей. Но это не получилось.

В 1956 году после двухгодичного расследования Дылду обвинили в неуплате налогов за 1947–1948 годы. В результате судебного разбирательства, которое длилось месяц, стало понятно, что все старания тщетны, и новые слушания больше не назначались. Казалось, что Дылда свободен.

Но в 1959 году ФБР арестовало некоторых подельщиков Дылды за «подкуп жюри при вынесении приговора касательно дела Цвиллмана о неуплате налогов».

ФБР установило микрофоны в офисе Германа Коэна, одного из ближайших соратников Цвиллмана. В январе того же года был записан рассказ Коэна о том, как подкупалось жюри. Сэм Кац, доверенное лицо Дылды, его шофер и телохранитель, был уличен как один из взяткодателей.

Власти арестовали Каца, но слушания по его делу так и не проводилось. Его признали виновным и присудили шесть лет тюремного заключения. Ему могли скостить срок до двух лет, в случае если он выдаст Дылду. Но дружба и кодекс чести не позволили ему этого сделать.

Несколько лет спустя Кац рассказывал, как он искал человека, которого надо было подкупить.

«Здесь существует целый научный метод. Иногда приходилось прибегать к услугам частных сыщиков. Надо было идти к соседям человека, которого ты собирался подкупать, разговаривать с ними, с родственниками, с друзьями потенциального взяточника. Приходилось притворяться частным детективом, которому нужна информация о человеке, который якобы мог получить в наследство крупную сумму денег. Разве это ложь?

Когда ты получал нужные сведения о ком-то, у кого были большие финансовые проблемы, любовница, о которой не знала жена, он пил или был азартным игроком или еще что-нибудь, — это могло послужить рычагом воздействия».

Арест Каца и сопровождающие его проверки ФБР беспокоили Дылду и не давали ему отдохнуть.

Вдобавок Дылда больше года страдал от болей в груди. Они начали его беспокоить, и он проконсультировался со своим личным врачом доктором Артуром Бернстейном. Исследование выявило серьезное сердечное недомогание и высокое кровяное давление. Бернстейн помнит, что это повергло Дылду в депрессию.

Тем временем в преступном мире стали поговаривать, что Дылда может заговорить, чтобы спасти свою шкуру.

Утром 26 февраля 1959 года шеф полиции Томас Ф. Малхилл из Вест-Орандж принял звонок о том, что в доме Дылды Цвиллмана произошел несчастный случай. На расследование был отправлен лейтенант Джордж Бэмфорд.

Бэмфорд, взглянув на «несчастный случай», позвонил медэкспертам.

Дылда был подвешен на электрическом проводе, конец которого держал в руке. Он был одет в клетчатый халат, полосатую пижаму, кожаные тапки и носки. В кармане его халата была найдена двадцать одна таблетка транквилизатора. Наполовину пустая бутылка кентуккского бурбона стояла на столе рядом с телом.

После расследования объявили, что смерть Цвиллмана была следствием временного помешательства. Но некоторые вопросы все-таки остались.

На теле Дылды были синяки неизвестного происхождения, и были серьезные признаки того, что его руки связывали чем-то вроде провода.

Чтобы убить себя, Дылде пришлось бы затянуть петлю вокруг шеи, другой конец веревки перекинуть через перекладину на потолке и спрыгнуть вниз, держа при этом другой конец веревки до наступления удушья. Все это слишком сложно и непонятно.

Ицик Голдстейн, друг Дылды, не поверил вердикту.

«Они говорят, что это самоубийство, но я сомневаюсь.

Я встретил его в закусочной на Вест-Орандж. Был не то понедельник, не то вторник. Он со своей женой и еще одна пара сидели за отдельным столиком. Я попросил официанта принести им выпивки за мой счет, но тот вернулся и сказал, что компания покидает заведение».

Голдстейн рассказывал, как заседал в клубе на Спрингфилд-авеню, когда его подозвал один парень и сказал: «Ицик, они только что убили Дылду». Это было не то в среду, не то в четверг.

«Я сказал парню, что он врет, ведь я сам лично видел Дылду вчера.

Я включил радио, и там довольно-таки четко объявили, что Дылда был найден повешенным в своем доме.

Лично я думал, что его убили. Эйб не пил бурбон. Он пил бренди. А было найдено два или три стакана и бутылка бурбона.

Наверняка кто-то пришел и сказал ему, что если он не сделает так, как ему говорят, то убьют его семью, а у него были жена и дети.

Они спустились в подвал и повесили его. Вот это моя версия».

Лаки Лучано также подверг сомнению версию с самоубийством.

«Самоубийство из-за проблем с налогами? Это чушь. Дылду убили. Он пытался прибрать к рукам дело Карло Гамбино, после того как Вито Дженовезе посадили. Какого черта? Этот парень был своим в течение долгих лет. Вы думаете, мы бы не помогли ему разобраться с этими налогами?

Но ребята из Бруклина боялись, что он уберет Рилза. Поэтому они избили его и, скрутив, как поросенка, повесили в собственном подвале».

Мейер Лански был уверен, что убийство заказал Дженовезе.

«За этим убийством стоит Дженовезе. Он приказал убийцам обставить произошедшее как самоубийство».

По словам Лански, многие люди в то время верили, что Дылда совершил самоубийство.

«У Дылды были проблемы с налоговой полицией».

Выдвигалась теория, что Дылда покончил жизнь самоубийством, чтобы избавить свою семью от излишнего внимания общественности.

Но Лански был твердо уверен, что Дылду заказал Дженовезе.

Похороны Цвиллмана прошли сутки спустя после его смерти. Церемония проходила неподалеку от его дома в Ньюарке. Рабби Хоаким Принц, президент Американского еврейского конгресса, проводил ее.

Вкратце рабби Принц призывал «к пониманию и любви» по отношению к членам семьи Цвиллмана. Он отзывался о Дылде как о «любящем муже, преданном отце и добром сыне».

Около 350 человек столпились внутри похоронного зала, еще 1500 было снаружи.

Сто алых роз покрывали гроб Дылды. Когда гроб выносили, 80-летняя мать Дылды причитала: «Абеле, Абеле, сын мой…»

Цвиллман был похоронен на мемориальном кладбище «Сынов Авраама» в Юнионе, Нью-Джерси. После кадиша, традиционной поминальной молитвы, гроб Дылды зарыли.

Несмотря на постоянные попытки убрать своих соперников, гангстеры не всегда добивались того, чего хотели. Одним из примеров может служить история Микки Коэна.

Коэн родился в Бруклине в 1913 году и был шестым ребенком в бедной семье эмигрантов из России. Отец Микки, рыночный торговец, умер, когда сыну было два месяца. Семь месяцев спустя мать Микки переехала в Калифорнию, взяв с собой Микки и оставив других детей на попечение родственников.

Микки начал продавать газеты, когда ему было восемь лет. Он стал пропадать в спортзале. Вскоре получил работу спарринг-партнера, бросил школу, не закончив 6-й класс, и стал выступать на ринге в тринадцать лет в легком весе.

Когда его мать снова вышла замуж, Коэн сбежал в Кливленд, чтобы стать профессиональным боксером.

По словам Коэна, это был обыкновенный поступок для боксера в те времена — заниматься рэкетом или податься в игорный бизнес. К тому моменту, как ему исполнилось девятнадцать, он уже был членом банды в Кливленде.

В 1938 году Коэн перенес свою нелегальную деятельность в Чикаго, а затем и в Лос-Анджелес, где занимался букмекерством с Багси Сигелом. После смерти Сигела в 1947 году Коэн попытался продолжить дело Багси.

Микки жил в Брентвуде, Калифорния, в доме стоимостью 120 000 долларов, обнесенном забором, к которому было подведено высокое напряжение, и фонарями. В его шкафах была лучшая одежда и ботинки. В 1948 году он купил магазин одежды на бульваре Санта-Моника и назвал его «Эксклюзивное мужское белье от Майкла». Также он инвестировал деньги в сеть супермаркетов и спонсировал бои. Микки повсюду ездил в «кадиллаке», который сопровождала еще одна машина с вооруженными помощниками. В путешествиях по ночным клубам его сопровождали красивые стриптизерши.

Лос-анджелесский мафиози Джек Драгна считался с Багси Сигелом, но это не относилось к Коэну. Он несколько раз пытался убить Микки, и все впустую.

В 1949 году Драгна дважды пытался взорвать дом Микки: первый раз с помощью киллера, а второй раз — динамитом. Первая попытка провалилась. В результате второй все оконные стекла в доме Микки повылетали и в стене спальни образовалась огромная дыра, но Микки с женой остались целы. Больше всего Микки расстроило то, что в результате взрыва более сорока костюмов стоимостью триста долларов каждый были разорваны в клочья.

В том же году убийца по заказу Драгны изрешетил машину Микки, когда тот возвращался домой, но Микки остался жив.

Микки выжил после еще одного покушения в августе 1949 года: два наемника открыли по нему огонь, когда Микки выходил из ресторана со своими друзьями. В тот момент, когда убийцы открыли стрельбу, Микки нагнулся, чтобы рассмотреть царапину на своей машине. Его телохранитель и киноактриса были серьезно ранены. Микки же получил пулю в плечо.

Покушения не удивляли Микки. «В течение всей моей преступной деятельности насилие было тем, чего от меня всегда ожидали. Ты никогда не задавал вопросы, что и зачем делать, ты просто делал это. Но когда тебя просили навредить кому-нибудь, этот человек обязательно имел отношение к рэкету. Поэтому немудрено ожидать, что против тебя пойдут с таким же успехом, как и ты против кого-нибудь».

Он знал, что за всеми покушениями на его жизнь стоял Джек Драгна, но не пытался ему мстить. Это была всего лишь часть работы, в которую он был вовлечен.

«Я не назову человека сукиным сыном, если его к этому званию обязывает работа».

Во время одного из слушаний Кефоверской комиссии по вопросам организованной преступности в 1950 году советник комиссии мистер Холли спросил Коэна, признает ли он, что живет, окруженный насилием.

«Что вы имеете в виду, говоря, что я окружен насилием? Я никого не убивал. Все попытки были направлены исключительно в мою сторону. Что вы подразумеваете, говоря, что я окружен насилием? То, что люди постоянно в меня стреляют?

Люди стреляют в меня, — сказал Коэн, обращаясь к комиссии, — и он (Холли) еще спрашивает, окружен ли я насилием».

Джек Драгна так и не достал Микки. За него это сделала налоговая полиция. Первый раз он сел на четыре года в 1952 году, а затем на десять лет (из положенных пятнадцати) в 1962-м.

Микки вышел из тюрьмы частично парализованным в 1972 году в результате удара по голове железной трубой в 1963-м. Микки говорил, что не знает, почему его пытались убить.

Свои последние десять лет Коэн провел в западной части Лос-Анджелеса не в самых лучших условиях. Он умер в 1976 году.

Несмотря на так называемую гламурную[15] жизнь, которую вели гангстеры, они платили за это слишком высокую цену.

Выступая перед комиссией по досрочному освобождению в 1933 году, Гацик сказал, что у него была тяжелая жизнь.

«И это вы говорите после того, как зарабатывали двадцать пять — пятьдесят тысяч долларов в месяц? — спросил Артур Вуд, председатель комиссии по досрочному освобождению. — Разве это такая уж и тяжелая жизнь?»

«Жизнь в игорном бизнесе далеко не самая легкая».

«Почему?» — спросил Вуд.

«Работа эта нервная, опасная».

«Опасная?»

«Постоянно нужно за всем следить. Много чего может произойти».

Из-за страха перед неожиданностями Гацику приходилось носить с собой огромные суммы денег, порой 25 000 долларов.

«С таким залогом мне не страшно быть похищенным, — шутил Гацик, — мне достаточно будет вынуть деньги, и ребята, вполне удовлетворенные этим, отпустят меня и уйдут».

Док Стэчер тоже предпринимал различные меры предосторожности, дабы защитить себя. Док боялся, что его застрелят спящим, поэтому постоянно приглашал к себе в дом друзей на ночь. Однажды он попросил Ицика Голдстейна переночевать у него. Ицик был предупрежден своим другом Джимми Кугелем, который уже спал в доме Дока, не делать этого.

«Не спи там, Ицик, — говорил Джимми, — у тебя не будет и минуты покоя. Всю ночь Док будет кашлять и спрашивать у тебя, сколько времени».

«Когда Док пригласил меня к себе, я сказал, что приду как-нибудь в другой раз.

Он меня настойчиво спросил, почему я не хочу у него переночевать, и я не смог сказать ему „нет“.

У него была складная кровать. Рядом со спальней был холл, пройдя через который, ты оказывался в другой спальне.

Я спросил, где мне ложиться, и Док попросил меня передвинуть кровать из соседней спальни к двери его комнаты.

Я пододвинул кровать к двери, которая была открыта.

Я так ни хрена и не поспал. Он убивает людей, и он хочет, чтобы я спал под его дверью. В случае, если бы кто-нибудь и пришел к нему, он мог выпрыгнуть из окна.

Я ему сказал: „Джо, мне у тебя очень понравилось, но моя мать совсем одна“.

Джимми был прав. Всю ночь хозяин спрашивал, который час. А еще он всю ночь плевался.

В общем-то он был неплохим человеком, только вот постоянно боялся, что его уберут».

Постоянное напряжение и неуверенность могли свести с ума любого. Так получилось и с Мо Седуэем, чье настоящее имя было Моррис Седвирц. Долгое время он был компаньоном Багси Сигела и стал вице-президентом отеля «Фламинго» после того, как Багси убили.

Мо родился в Польше в 1894 году и переехал в США в 1900 году. Он вырос в Нижнем Ист-Сайде в Нью-Йорке, где посещал местную школу до пятнадцати лет. Мо начал свою криминальную карьеру у Уэйкси Гордона. Он уничтожал документы, содержащие информацию об арестах, поджогах, грабежах.

Файлы ФБР описывают Мо как «еврейского мальчишку-коротышку с самыми худшими проявлениями его национальных черт… Склонный к яркой одежде, чтобы не быть скучным, он производил впечатление на женщин. Будучи лишен физической силы, Седуэй полагался на свою природную способность договариваться и часто использовал взяточничество. В стрессовых ситуациях он сжимает руки, его глаза выглядят дикими, и он становится похож на маленькую собачку, подвергающуюся противной процедуре купания. Его навязчивая идея — это однотонные шелковые рубашки, шелковое же нижнее белье и маникюр».

Эта характеристика говорит о пристрастиях Дж. Эдгара Гувера и его отношении к евреям так же много, как о Седуэе.

Давая показания перед Кефоверской комиссией, Седуэй пожаловался, что у него было «три обширных инфаркта, шесть недель кровавого поноса, язва, геморрой и нарыв в кишках».

Выслушав этот список недомоганий, сенатор Тоби спросил Седуэя: «Если бы вам пришлось прожить вашу жизнь еще раз, вы бы снова играли в эту игру?»

«Нет, сэр», — сказал Седуэй.

«У вас есть связи с такими людьми, как Багси Сигел, — сказал Тоби, — и вы сомневаетесь, стоит это того или нет и почему люди занимаются такими вещами».

«Сенатор, вы же видите, чего мне это стоило, — ответил Седуэй, — трех инфарктов и язвы».

«И чему же это равняется? — спросил Тоби. — Почему люди играют в эту игру? Что их в этом привлекает? Что случилось с человечеством?»

«Просто войдите в этот вид бизнеса, и вы поймете все и останетесь в нем», — ответил Седуэй.

«Порядочные люди пытаются построить жизнь, а такие люди сводят все на нет, — сказал Тоби, — у них есть деньги, но это все, что у них есть».

«Мы не становимся такими богатыми, как вы думаете, — сказал Седуэй. — Это тяжелая работа. Я работаю в этом бизнесе очень даже напряженно».

«Но в итоге вы становитесь богатым, — сказал Тоби, — если бы тот талант, который у вас есть, вы применили к созидательным сторонам жизни, делали что-то, способствующее истинному богатству и счастью человечества, люди бы называли вас благословенным».

«Вы спросили меня, хотел бы я повторить свою жизнь, — сказал Седуэй. — Я бы не сделал этого снова. Я бы не хотел, чтобы мои дети пошли по моим стопам».

Убеждение в том, что дети не должны идти по стопам своих родителей, было характерным для еврейского гангстера. Для него, как и для других еврейских родителей, семья всегда стояла на первом месте.