Завещаю непримиримость

Весна 1945 года

Пришел сырой теплый март последней военной весны. Фашизм доживал последние месяцы — уже гремели бои на немецкой земле.

Но в лагере Абэнзэ наше положение только ухудшалось. Паек теперь мы получали нерегулярно, люди ели глину и почки. Нас уже не гоняли на работу — у людей не было никаких сил. Увеличилась смертность. Трупы не успевали закапывать. Теперь их штабелями складывали в конце лагеря, пересыпали известью и накрывали брезентом.

Одной мечтой жили военнопленные — бежать! Бежать… Но как? Куда? Кругом горы, озеро. Все тропинки охраняются.

И все-таки побеги были. Но все они кончались неудачей.

В конце апреля трое наших товарищей при помощи чехов, которые работали на электростанции, переправились через болота и шесть рядов колючей проволоки и пробрались в тендер паровоза, который должен был вывезти их на свободу. Паровоз проходил три контрольных поста. На последнем смельчаков обнаружили.

…Их повесили на наших глазах. Один из них перед смертью успел крикнуть:

— Прощайте, товарищи! Не забывайте нас…

Три тысячи человек обнажили головы. Тишина сковала лагерь. Вдруг кто-то запел:

Тысячи голосов подхватили песню.

Пулеметными очередями и прикладами нас загнали в бараки.

Первого мая нас не выпускали из бараков. Над лагерем непрерывно шла наша авиация. Долетали раскаты артиллерии — бои шли в 60 километрах от лагеря.

К вечеру внезапно разбежалась внешняя охрана. А с внутренней мы расправились сами. Мы отвели душу…

Третьего мая вернулась внешняя охрана, но немцы не решились войти в лагерь — у нас появилось оружие, и мы были готовы к бою.

К этому времени относятся события, которые взволновали весь лагерь.

К самым воротам прорвались три американских танка. Внешняя охрана вступила с ними в бой. Один танк был подбит. Два другие, забрав экипаж подбитого, ушли.

Боем воспользовались наши товарищи — Иван, Петр и Николай. Фамилий их я не знаю. Они бежали из лагеря, пока длился бой, прятались в развалинах. А потом, когда американцы ушли, проникли в подбитый танк.

И вот внезапно ожил мертвый танк: из орудия и пулеметов он открыл ураганный огонь по фашистским укреплениям. Среди немцев началась паника.

Шум боя, видимо, услыхали американцы: вернулись два танка, с ходу вступили в бой. Потом один танк остановился около подбитого, забрал наших товарищей и ушел. Дальнейшая судьба этих смельчаков мне неизвестна.

Этот короткий бой вселил в наши сердца уверенность: скоро избавление.

4 мая из облаков вынырнули истребители и на бреющем полете пролетели над лагерем. Мы увидели: красные звезда на крыльях. Наши!.. Родные. Долгожданные!..

— Ура-а! — кричали мы.

В воздух летели шапки. Люди плакали от счастья, обнимались.

Ко мне пришли Свинаренко и Костин.

— Надо уходить! — сказали они. — Охрана опять разбежалась. Но к лагерю подходят американские танки. И кто знает, что будет…

Мы и еще несколько товарищей успели выбраться из лагеря до прихода танков союзников.

А уже через час на вышках лагеря стояли американские часовые. За ворота никого не выпускали.

Ночь нас застала в брошенной сторожке лесника-тирольца. Мы спали на сене, пахнущем чебрецом, и это был запах далекой родины…