18 ноября поезд приходит в Киев. Город весь разбит, но уже начаты восстановительные работы, кругом огни, люди, шум. Сердце бьется чаще: скорее, скорее!
Утро двадцать первого ноября. Сумы. Опять одни развалины. Встречают нас женщины, плачут, обнимают. Подали сборный поезд. Мы едем на открытой платформе. Кто-то запевает:
Где ж вы, где ж вы,
Где ж вы, очи карие,
Где ты мой, родимый край…
Многие подхватывают незнакомую мне песню.
Поезд идет тихо. Мимо проплывают деревни Проселки и Теребрено. Сердце замирает: отсюда пять лет назад темной осенней ночью мы выводили из окружения стрелковый полк.
Последняя остановка. Я спрыгиваю с платформы, товарищи подают мне вещмешок. Солнечный прохладный день.
Отсюда восемь километров до дома.
Восемь километров… Я бегу, задыхаясь, по знакомым тропинкам, хрустит под ногами ледок, мелькают голые березы… Все дрожит во мне. Вот сейчас поворот — и родной хутор. Живы ли мои? И как меня встретят, если живы?
Перед самым хутором я встретил знакомого, Ивана Оксененко. Он демобилизовался, недавно вернулся домой.
— Живы твои, здоровы, — говорит.
Не помню, как добрался до дому, не помню, как открыла дверь жена. Нет, помню: повисла на шее, и нет такой силы, которая оторвала бы ее. А детишки не признают меня отцом — забыли. Хочу я что-то сказать им и не могу — слов нет.
И опять заболел — опять меня преследовали кошмары, пережитое встало перед глазами, навалилось неимоверной тяжестью…
Прошло несколько дней. Мне стало лучше. Тогда жена показала мне свернутую вчетверо бумажку. В ней говорилось: «Извещение № 323 от 4/IV—44 года. Выдано Литвиненко Анастасии Андреевне, проживающей в колхозе «Большевик» Вязовского сельского Совета Краснояружского района Курской области, в том, что ее муж, политрук, военный комиссар батареи 120 мм минометов 1244 с/п 274 дивизии 59-й армии, Литвиненко Семен Никифорович погиб 29 сентября 1942 года. Выдано Литвиненко А. А. для получения пенсии на детей погибшего.
Так меня похоронили — семья, родные, друзья и знакомые.
Но, пройдя дороги войны, дороги смерти, я остался жить. Я остался жить совершенно случайно, много раз жизнь моя висела на волоске. Я остался жить, чтобы от имени сотен тысяч своих товарищей, замученных немецким фашизмом, обратиться к тем, кто живет сейчас, чтобы передать сегодняшним моим современникам жгучую непримиримость к фашизму. И сейчас я кричу во весь свой голос:
— Люди! Будьте непримиримы! Пока жив на земле фашизм — будьте непримиримы! Тени замученных, погребенных живыми, сожженных, удушенных в газовых камерах взывают к вам: во имя жизни на земле — будьте непримиримы!