Утром 5 мая я проснулся один. Мои товарищи ушли на разведку и больше не вернулись. Так я и не знаю, что с ними случилось.
Дальше идти я не мог — опухли ноги. В доме лесника было достаточно продуктов, одежда. День проходил за днем. Никто не появлялся в сторожке лесника. Странное оцепенение нашло на меня: я вроде бы жил наяву и в то же время спал — сказалось страшное напряжение последних месяцев.
Иногда я выходил на поляну, ложился на спину, смотрел в небо. Иногда пролетали самолеты — наши, американские.
И вдруг с неожиданной остротой я начинал думать: Ведь это свобода! Неужели я свободен? Неужели больше нет лагерей, охранников, вечного ожидания смерти?»
Мне начинало казаться, что все, что происходит со мной сейчас — неправда, сон, я сплю на своих нарах…
Но ярко светило солнце, пел соловей в роще, пролетали в небе самолеты.
«Нет, я свободен! Свободен! Свободен!» — кричало все во мне.
Так прошло четыре дня. На пятый в сторожку пришли одиннадцать бывших военнопленных, которые вместе с нами выбрались из лагеря и все эти дни плутали в лесах. Они сказали мне, что из лагеря американцы никого не выпускают, готовится эвакуация пленных куда-то на запад. А мы сейчас находимся в нейтральной зоне.
— Надо драпать, — сказали они. — А то угонят к американцам. Хрен редьки не слаще.
10 мая мы вышли на дорогу, ведущую к Вене. Меня подобрала санитарная машина, принадлежавшая 16-му эвакогоспиталю. База госпиталя находилась в Венгрии. Мы ехали в местечко Кальт.