С каждым годом советский читатель все глубже и многостороннее знакомится с литературой своего северного соседа — Финляндии, с которой нас тесно связывает историческая и географическая общность. В 1809 году Финляндия, в течение шести столетий находившаяся под властью Швеции, была присоединена к России в качестве Великого княжества Финляндского, а в 1918 году в Петрограде, в Смольном, Владимир Ильич Ленин лично передал главе тогдашнего финского правительства Свннхувуду документ о признании независимости Финляндии молодой Республикой Советов.
Претворяя в жизнь линию Паасикиви — Кекконена, Советский Союз и Финляндия из года в год укрепляют и развивают дружеские, добрососедские отношения, усиливают экономический и культурный обмен. В Финляндии продолжают переиздаваться произведения «великих русских» — Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, Тургенева, Достоевского, Гоголя. В 1958 году вышел из печати четырехтомник «Избранных произведений» М. Горького, а в 1959 — сборник стихотворений В. Маяковского. Большой популярностью у широких масс финских читателей пользуются произведения А. Толстого, М. Шолохова, А. Макаренко, И. Ильфа и Е. Петрова, А. Бека, В. Пановой, Г. Николаевой и многих других советских писателей. На финской сцене с успехом идет пьеса А. Арбузова «Иркутская история».
Советским читателям известны произведения финских классиков: Алексиса Киви, Юлиуса Векселля, Юхани Ахо, Минны Кант, Теуво Паккала, Эйно Лейно, Майю Лассила, как и многих других писателей и поэтов — наших современников: Пентти Хаанпяя, Хеллы Вуолийоки, Эльви Синерво, Армаса Эйкия.
У нас переведены сатирические произведения Мартти Ларни и интересная психологическая повесть Сюльви Кекконен «Амалия». Антология «Финская драматургия» знакомит нас с образцами любимого финским народом драматического искусства, а недавно вышедшие в Советском Союзе «Поэзия Финляндии» и сборник новелл финских писателей «Мечта о доме» разносторонне освещают поэзию соседней нам страны от древнейших времен до наших дней и рассказывают нашему читателю много интересного о жизни простых людей Финляндии.
В послевоенные годы в литературе Финляндии большое место занимают модернистские, субъективистские течения. В отличие от литераторов конца XIX — первой половины XX века, таких, как Юхаии Ахо и Минна Кант, Эйно Лейно и Майю Лассила, Хелла Вуолийоки и Эльви Синерво, активных участников общественной жизни своего времени, творчество которых имело широкий общественный резонанс, большинство послевоенных писателей и поэтов были лишь «чистыми художниками» и интересовались главным образом проблемами формы.
Огромными тиражами печаталась детективная и военная литература. Создавались произведения репортажного и мемуарного характера, зачастую по заказам издательств, призванные поставлять чтиво для времяпрепровождения.
Правда, весьма интересным явлением в тот период было издание антологии рабочей поэзии Финляндии «Вперед, народ трудовой!» (1957), хотя в ней и не нашли отражения произведения некоторых видных и популярных в рабочей среде поэтов 20-30-х годов.
Но вот в 1954 году мелеющее течение литературной жизни Финляндии всколыхнулось романом тридцатичетырехлетнего писателя-рабочего Вяйнё Линна «Неизвестный солдат». Роман вызвал в стране бурную полемику и принес писателю известность.
Вяйнё Линна родился в 1920 году в местечке Урьяла среднефинляндской губернии Хэме. Окончив народную школу, юноша не мог продолжать образование и вынужден сам зарабатывать себе на хлеб. Он работает вначале как сельскохозяйственный рабочий, а затем на лесозаготовках и лесопильном заводе. Спустя некоторое время Линна поступает работать на завод в городе Тампере. Этот индустриальный и культурный центр средней Финляндии становится местом постоянного жительства будущего писателя.
Молодого рабочего неудержимо влечет к себе литература. Его первый роман «Цель» (1947), написанный в основном на автобиографическом материале, не имел особого успеха у читателей, хотя критика и обратила внимание на правдивость описания жизни рабочих и выразительность в изображении характеров.
Второй роман Линна, «Черная любовь» (1949), построенный на узколичном конфликте — трагической истории любви дочери рабочего и бедного студента, — дает много интересного в описании жизни и быта рабочих районов Тампере. Роман этот с его глубоким проникновением в психологию героев уже несет на себе известную печать писательского мастерства Линна.
Третий роман писателя, «Неизвестный солдат» — об участии Финляндии на стороне гитлеровской Германии во второй мировой войне, — явился большой неожиданностью и для читателей и для критики, хотя произведений на подобную тему издавалось в то время немало. Но в угоду правящим буржуазным классам они обычно извращали правду о войне, а Линна попытался взглянуть на войну глазами простого человека-труженика, показал его страдания и разочарования и осудил тех, кто использовал войну и гибель тысяч людей в своих корыстных целях. Линна описал лишения, грязь, усталость и смерть — кровавые будни войны, обещанной правящими кругами простому народу Финляндии как торжественный двухнедельный марш до Петрозаводска — якобы конечной цели войны. Мужья, отцы и сыновья должны были, по уверениям официальной пропаганды, с победой возвратиться домой к сенокосу. Но в жилища крестьян пасторы стали приносить «похоронные».
Линна разоблачил миф о единстве солдат и офицеров финской армии, показав существующую между ними рознь, нередко переходящую во вражду и ненависть солдат к своим командирам, у которых слепой фанатизм и соображения карьеры полностью вытесняли здравый смысл и элементарную человечность.
Изображенная Линна война «обыкновенного человека» взволновала всех. Для одних его роман был прежде всего выражением непосредственно пережитого, того, чего нельзя забыть и что никогда не должно повториться, для других он был вызовом, неприятным напоминанием об ошибках и преступлениях недалекого прошлого, на фальсификацию которого было затрачено немало усилий. Третьи искали и находили в романе то, что могло быть использовано для разжигания реваншистских настроений. Равнодушных не было.
«Неизвестный солдат» описывает обыкновенные фронтовые будни обыкновенной финской роты. Сюжет прост: трудное продвижение роты автоматчиков до Петрозаводска, еще более мучительное их отступление и последующая капитуляция Финляндии. Герои романа — простые солдаты и офицеры финской армии.
Небольшими штрихами, на протяжении всего романа, Линна столь четко рисует вереницу участников войны, начиная с подполковника Карьюла и кончая простым подносчиком снарядов солдатом Риитаоя, что они выступают как персонажи грандиозной драмы. Удивительная рельефность изображения каждого достигается главным образом их выразительнейшей речевой характеристикой.
Среди многочисленных персонажей романа выделяется фигура лейтенанта Вилхо Коскела, по прозвищу Вилле Молчаливый, — единственного в романе офицера, пользующегося уважением и скупо выраженной любовью солдат.
Читателю романа «Здесь, под северной звездою...» небезынтересно узнать, что Вилхо — старший сын Аксели Коскела. Так от «Неизвестного солдата» тянется нить к последующей трилогии Линна «Здесь, под северной звездою...» (1959-1962).
Вилхо Коскела, этот молчаливый тридцатилетний крестьянин из Хэме, не проникся урапатриотическими настроениями, как не проникся он и профашистским духом большинства финского офицерства. Он замкнулся в себе и лишь в минуты сильного возбуждения обнаруживает свою приверженность лучшим революционным традициям финского трудового народа, свою затаенную симпатию к советским людям и ненависть к фашизму.
Коскела не только противопоставлен прогерманским офицерам и воинствующим маньякам наподобие тупого и бесчеловечного Карьюла и жестокого садиста сержанта Лехто. Как человеческая личность, он возвышается над остальными героями романа. Коскела один из немногих, кто понимает неизбежность трагического для Финляндии исхода войны и пытается противостоять бессмысленному уничтожению своих солдат.
Но его протест против войны Финляндии — пассивный протест. В этом слабость Коскела, в этом слабость всего романа в целом.
И все же изображение войны, данное в «Неизвестном солдате», вызвало переполох в буржуазных кругах Финляндии. Но буржуа скоро оправились от замешательства, И повод к тому им дал сам Линна.
Писатель не смог преодолеть в своем романе известной тенденциозности в изображении воюющих сторон. Протестуя против войны, Линна в то же время изображает финского солдата как лучшего в мире. Это дало возможность определенным кругам финской буржуазии использовать роман для своей реваншистской пропаганды. Этим отчасти объясняется и широкая реклама, созданная «Неизвестному солдату».
Но произведение, подобное «Неизвестному солдату» Линна, имеющее столь значительное воздействие на читателя, не следует отдавать реваншистам. «Неизвестный солдат» — это осуждение безумства войны и тех, кто стремится использовать ее в своих корыстных, карьеристских целях.
Спустя пять лет после «Неизвестного солдата», в 1959 году, вышла в свет первая часть трилогии Линна «Здесь, под северной звездою...» Мастерство писателя проявилось в этом произведении с новой оригинальной силой.
Линна преодолевает в нем националистические влияния, и его взгляд на жизнь, на историю родной страны становится яснее и глубже. Писатель создает фундаментальнейшее произведение о жизни финского крестьянства, охватывающее огромный отрезок времени: от 80-х годов прошлого века до середины нашего столетия. Роман освещает жизнь финской деревни в самые важные, ответственные моменты ее истории.
И хотя нарисованная писателем грандиозная картина крестьянской жизни не свободна от некоторых слабостей и недостатков, реалистическая трилогия Линна по глубине и масштабности повествования не имеет себе равных в финской литературе. Семейная хроника — история трех поколений крестьянской семьи Коскела — построена на ярком историческом фоне. Центром своего повествования автор сделал маленькую деревушку Пентинкулма в центральной части Финляндии, показав, как в фокусе, через судьбы ее обитателей и происходящие в ней события жизнь значительной части финского общества.
Для создания исторически правдивого произведения писатель много работал в архивах, читал протоколы заседаний парламента, сводки, документы, изучал даже статистику убитых красногвардейцев в период гражданской войны 1918 года, число которых обычно преуменьшалось в официальных сообщениях.
Прочную основу повествования составляют общественная жизнь Финляндии и классовая борьба.
Роман показывает развитие общественного сознания народных масс и рост недовольства в стране на рубеже веков, приведшие к революции и гражданской войне 1918 года в Финляндии, жестоко подавленной буржуазией с помощью германских войск, рассказывает о разгуле реакции в стране в 20-30-е годы: о бесчинствах лапуасцев и фашистских организаций — шюцкора и «Лотты Свярд»,— о периоде второй мировой войны и послевоенном времени.
Этот разговор о важных для Финляндии вопросах, ставших уже историей, но ничуть не утративших от этого своей актуальности, начат писателем не из-за отсутствия в его творческом арсенале «современной темы» или из-за желания уйти от нее в глубь веков. Линна говорит о прошлом во имя настоящего и будущего.
Когда в 1959 году во время бурной полемики в печати по поводу первой книги писателю был задан вопрос: «Желаете ли Вы честно содействовать улучшению общества... или Вами руководит желание вновь подогреть так называемые «горькие воспоминания» о событиях гражданской войны и прочие?..» — Линна ответил: «У меня лично нет «горьких воспоминаний» о гражданской войне. Я родился два года спустя... Но я придерживаюсь того мнения, что эти события влияют на всех нас... Я не буду разжигать ненависть или подогревать горечь, если только это возможно без нанесения ущерба правде, как я ее понимаю... Мне кажется, это принесет пользу обществу... Народ, не способный трезво смотреть на свое прошлое, идет навстречу будущему с бельмом на глазу, подобно слепому. Для народа и общества настало время понять, что наше прошлое — это не лирика Топелиуса [26], и мы не можем встречать будущее с букетом ромашек в руках...».
Раскрываемая Линна правда о событиях финской истории, хотя и не свободная от присущего писателю объективизма, сама по себе явилась вызовом официальной фальсификаторской трактовке ряда известных исторических событий, и в частности гражданской войны, называемой «освободительной» или войной за независимость.
Сам писатель заявлял, что «вся официальная история самостоятельной Финляндии была построена на лжи». Романы Линна во многом способствовали разоблачению этой «белой лжи», которая долгое время насаждалась в стране реакционными историками и политическими деятелями и вызывала осуждение демократической общественности Финляндии и финских коммунистов. Этим в значительной мере и объясняется тот небывалый резонанс, который вызвали романы Линна в различных кругах финского общества. Правая критика обвинила писателя в тенденциозности, непонимании и даже искажении истории. Широкие читательские круги и демократическая критика, напротив, приветствовали появление трилогии Линна.
В романе есть спорные места. Но несомненно одно: перед нами значительное произведение современной финской литературы и этапное произведение национальной литературы Финляндии вообще. Эпический размах, психологическая глубина и неповторимый национальный колорит образов и всего художественного строя романа в целом заставляют вспомнить могучие эпопеи национальной жизни, созданные пером Л. Толстого и М. Шолохова.
Для советского читателя роман Линна — это прежде всего энциклопедия жизни финского крестьянства, из которой он не только почерпнет много интересных сведений об условиях жизни, быте, нравах и истории соседнего народа, но узнает и нечто большее: характер, внутренний мир и устремления трудового народа Финляндии. Это одно из тех произведений, которые помогают нам лучше узнать и полюбить финский народ.
Для финского читателя трилогия Линна не только кусок живой жизни, но и остро политическая переоценка, переосмысление предшествующей истории и литературы с позиций современности.
Линна назвал свою трилогию «Здесь, под северной звездою...» не случайно. Эти слова — первая строка известной и любимой финским народом песни Я. Ютейни о трудной доле финского крестьянина: «Здесь, под северной звездою, наша родина... здесь стонет сердце, и глаза наполняются слезами... лишь там, по ту сторону звезд, возрадуется сердце и глаза засияют счастьем...»
«Здесь, под северной звездою...» — не просто заголовок, а своеобразный эпиграф к трилогии о судьбах финского крестьянства.
«Вначале были болото, мотыга — и Юсси». Так начинает свой роман Линна. Этими словами он сразу вводит читателя в мир далеких лесных поселений, возводимых в глуши, на камнях и болотных топях неутомимыми руками финских тружеников — торппарей. Это они неустанным и самоотверженным трудом возродили к жизни некогда бесплодные дебри сурового северного края и сделали их главным и единственным источником своего существования. С появлением первых торпп новоселов на земле, им не принадлежащей, рождаются в финском обществе острые противоречия между землевладельцами и неимущими, бесправными торппарями. В любой момент по собственному произволу и без какой-либо компенсации за проделанный гигантский труд хозяин мог согнать их с обработанной земли. Так возникает в Финляндии торппарский вопрос, на протяжении многих десятков лет остающийся самой острой, актуальной проблемой общественной жизни страны. И хотя в 1918 году был принят закон, запрещающий сгон торппарей с земли и дающий им право выкупа этой земли, а к 50-м годам торппарский вопрос официально считался уже ликвидированным, истинные корни социальных противоречий в финской деревне отнюдь не были устранены. В индустриальной ныне Финляндии аграрный вопрос все еще существует, правда, в ином обличье: на плечи финских крестьян, говоря словами писателя Пентти Хаанпяя, давит страшная для них «услужливая рука банков».
Вот почему торппарский вопрос стал центральной проблемой финской литературы с самого момента ее возникновения.
Уже в эпических рунах «Калевалы» мы находим острое социальное противопоставление жестокого хозяина и безземельного работника-раба.
Стихи поэтов из народа, создаваемые в XVII—XVIII веках, явились первыми ласточками социального направления, сразу заявившего о себе в молодой финской литературе:
...В поте лица хлеб свой
пополам с сосновой корой
ест пахарь, запивая его водой:
ведь надо платить налоги...
А в 10-е годы прошлого столетия, когда государственным и литературным языком в стране был шведский — язык правящих классов, — народный поэт и просветитель Яакко Ютейни выступил со стихотворениями, написанными на финском языке и посвященными изображению тягот жизни финского крестьянства. Позднее, в 70-е годы, в противоположность консервативному романтику Рунебергу, писавшему на шведском языке, и его последователям — эпигонам, идеализировавшим крестьянство и социальные отношения в финской деревне, Алексис Киви — основоположник финского критического реализма — показал читателям подлинное лицо крестьянина, создав шедевр национальной литературы — роман-поэму «Семеро братьев». В период расцвета критического реализма в финской литературе— в последние десятилетия XIX — начале XX века— видные его представители: П. Пяйвяринта, Ю. Ахо, Каупис-Хейкки, А. Ярнефельт и другие — посвятили лучшие страницы своих произведений особо актуальному в то время торппарскому вопросу, разоблачая чудовищную систему эксплуатации крестьянской бедноты.
В первую половину нашего века к изображению жизни беднейшего крестьянства обратились такие известные писатели, как И. Лехтонен, И. Кианто и лауреат Нобелевской премии Ф. Э. Силланпяя. О положении финского крестьянства в современной капиталистической Финляндии писали П. Хаанпяя, С. Кекконен и другие.
Но тот факт, что Вяйнё Линна в конце 50-х годов нашего столетия обратился к традициям национальной классической литературы, показался многим неожиданным и смелым. Неожиданным потому, что на фоне бульварно-детективного и милитаристского чтива 50-х годов возврат к реалистическому изображению «устаревшего» торппарского вопроса казался многим критикам и читателям решительно невозможным. Смелым же потому, что наряду с торппарским вопросом Лиина затронул н широко осветил в романе другие «больные вопросы» финской истории: развитие рабочего движения, усиление общественного недовольства в стране, — показав всю предысторию и вскрыв объективные социальные причины потрясшей Финляндию в 1918 году революции и гражданской войны.
Линна нарисовал в книге реалистическую картину расстановки классовых сил в финской деревне в конце XIX — первом десятилетии XX века. Он четко противопоставляет друг другу два антагонистических лагеря: с одной стороны — торппари, батраки, наемные сельскохозяйственные рабочие, объединяемые в конце романа в рабочую организацию, а с другой — представители господствующих классов и духовенства: богатый и влиятельный землевладелец — барон, «хозяева» — кулаки, пасторская чета, буржуазная столичная интеллигенция. Писатель осудил и показал полную несостоятельность примирения враждебных классовых сил на примере попытки социал-демократа Халме.
Линна сумел отразить в романе неуклонное обострение классовых противоречий в финском обществе описываемого периода. Показ этого процесса является главным композиционным стержнем всего произведения. Линна четко прослеживает все этапы взаимоотношений между «господами» и «хозяевами», с одной стороны, и простым людом — с другой, рисуя формирование классового сознания народа.
В самый начальный момент зарождения общественного сознания в глухой деревеньке Пентинкулма — во времена строительства народной школы и создания пожарной дружины — еще возможно было некое призрачное единство интересов хозяев и неимущих. Барон и другие богатые хозяева субсидировали строительство и проведение этих начинаний, чтобы закрепить за собой руководство и получить возможность направить растущую активность масс в нужное им русло. Показательно, что доморощенный «социалист» Халме, мечтающий в этот период о единении классовых сил, не казался им опасным и был допущен даже на «руководящий» пост председателя «общества содействия противопожарной охране».
Но уже перед выборами в парламент, в разгар классовых столкновений и предвыборной борьбы, барон запрещает созданному к этому времени в Пентинкулма рабочему товариществу проводить собрания в пожарном доме, построенном на его, барона, средства. А после поражения на выборах откровенно обнажает свою классовую сущность и пастор: «Как же они теперь радуются!»
Роман Линна отразил путь, который привел многих бедняков Пентинкулма, как, пожалуй, и всей Финляндии, от самых простейших форм участия в общественной жизни к революции и гражданской войне. Первый шаг на этом пути — борьба вокруг петиции Николаю II в связи с его февральским манифестом 1899 года, по которому финляндские законы впредь могли издаваться русскими властями и без согласия финляндского сейма. В. И. Ленин сказал, что этот манифест — «вопиющее нарушение конституции, настоящий государственный переворот». К составлению петиции царю финские правящие круги не допустили представителей трудящихся. Линна очень точно показал в своем романе демагогию таких буржуазных создателей «настроения протеста по всей стране», как фенноманка Эллен Салпакари и ее столичные единомышленники, ту пропасть, которая существовала и существует между их интересами и интересами бесправных, неимущих масс финского крестьянства.
«Цари да конституция не для таких людей, как мы»,— бросает в лицо пасторше затравленная хозяином Алина Лаурила.
Второй шаг в развитии общественного сознания трудового люда Пентинкулма — борьба за проведение в 1905 году всеобщей забастовки в Финляндии.
Трудящиеся Финляндии боролись не только против русификаторской политики царизма, но и против своей буржуазии, за введение всеобщего избирательного права и замену непредставительного сословного сейма представительным парламентом. В борьбе против народных масс финская буржуазия использовала поддержку русского царизма, разжигая в то же время среди народа ненависть к русскому народу. Простые люди Пентинкулма готовы поддержать забастовку, но буржуазия срывает ее. Линна использует этот эпизод и для окончательного развенчания идеи примирения классов, которую все еще пытается внушить народу Халме. Писатель не упускает случая подчеркнуть, что классовое чутье «темных» торппарей куда острее, чем у их «просвещенного» руководителя.
Решающий момент в ходе обостряющейся классовой борьбы в романе — выселение из торппы Анттоо Лаурила — явление, типичное для финской действительности того времени, — и демонстрация протеста жителей Пентинкулма. Линна показывает горячую ненависть, гнев и готовность к борьбе, охватывающие в этот момент Аксели Коскела, остро противопоставляя им нерешительность и половинчатость Халме. Писатель подчеркивает уже сложившееся к этому времени явственное размежевание двух лагерей в Пентинкулма. Характерная деталь: свои собрания господа и бедняки проводят теперь отдельно, причем господа — в пожарном доме.
К концу книги Линна показывает, что сознание трудящихся масс поднялось на новую, высшую ступень сравнительно с «временами противопожарной идеи».
Но, несмотря на победу на выборах и закон о запрещении сгона торппарей, торппарский вопрос еще не решен. Не удовлетворены требования трудящихся о сокращении рабочего дня, повышении ставок. Рабочим и торппарям Финляндии предстоят новые и жестокие классовые бои. Линна подводит своих героев к революции и гражданской войне.
Вся система образов в романе, как и его композиция подчинены главной задаче писателя: реалистически показать жизнь финского общества и главным образом финского крестьянства в изображаемый отрезок времени. Поэтому характерной особенностью героев Линна, наряд с присущей подавляющему большинству из них глубочайшей жизненностью и типичностью, является их очень четко определенная классовая принадлежность — черта, резко отличающая их от безликих, бесплотных, социально инертных персонажей модернистской литературы Финляндии.
Все неповторимо индивидуальные герои Линна — это прежде всего определенные социальные типы, жизненная достоверность которых обусловлена главным образом и теснейшей связью со сформировавшей их характеры общественной средой. И в то же время, многие герои Линна, может быть, именно в силу своей жизненности — несут в себе некоторую долю полемичности с традиционным образами классической финской литературы.
Таков, прежде всего, один из центральных героев книги — Юсси Коскела, торппарь-новосел. Это типичнейшая фигура финской действительности того времени и излюбленный герой классической литературы Финляндии.
Основное, что определяет характер Юсси, — это упорство в достижении поставленной цели, трудолюбие и бережливость, доходящая до скупости. Цель свою Юсси видит в создании на диком болоте самостоятельного хозяйства Коскела. Для достижения этой цели у Юсси есть всего один путь: труд и только труд. Труд с рассвета до поздней ночи, а в летнюю страду — от зари и до зари: днем — на хозяина, а на себя — ночью, при ярком свет луны — этого печального и прекрасного «солнышка торп- паря». И хотя труд этот тяжел и неизбывен, до обморока, до увечья, — в нем содержание всей жизни Юсси, не умеющего и представить для себя существования без труда. Это необходимейшее условие его жизни и главное средство для достижения цели, хотя плодами его труда пользуется в основном хозяин. Труд Юсси — это прежде всего героический труд пионера целины, который во все времена и у всех народов пользуется самым высоким и заслуженным уважением. И Линна в многочисленных описаниях самозабвенного труда Юсси поет настоящий гимн всепобеждающему и созидающему человеческому труду, труду финского торппаря-новосела. В единоборстве с суровой природой, при наличии самых примитивных орудий труда — лопаты да мотыги, — труд торппаря превращается в каждодневный подвиг, граничащий с самоуничтожением.
Отношение Линна к многократно подчеркиваемой им в романе скупости Юсси сложное: он и подтрунивает над нею, и показывает ее объективную необходимость. В ответ на реплику Юсси: «А на чем же нашему брату экономить, как не на еде?» — следует замечание автора: «И он был прав. В те времена финский батрак не имел иного выхода». Потому-то и скупость Юсси, над которой подсмеиваются и односельчане, не является в их глазах настоящим пороком, ибо главным в человеке они, эти люди труда, считают умение и желание трудиться, а Юсси, как замечает Линна, «славился как работник, сравняться с которым было честью для каждого».
За иронией Линна по отношению к скупости Юсси кроется понимание автором этой черты как доведенной до своего крайнего выражения объективной особенности мелкособственнической психологии крестьянина, имеющего перед собой лишь два пути: превращение в кулака или окончательное разорение, «...мелкое производство, — писал В. И. Ленин, — рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно...» [27]
В изображении характера торппаря Линна полемизирует со многими видными финскими писателями прошлого и настоящего столетий. Например, по вопросу о религиозности торппаря.
Такие известные писатели, как романтик Рунеберг и реалист Пяйвяринта, считали религиозность, веру в божественное провидение основой характера финского торппаря, опорой и залогом успеха его труда. Линна очень тонко показывает, что при всем уважении «образцового прихожанина» Юсси к религии и пробсту религиозность Юсси скорее всего внешняя, не проникающая в глубину его сознания, хотя она и не имеет ничего общего с ханжеством. В изображении Линна религиозная «истовость» и покорность Юсси и, более того, даже старого пробста Валлена — не больше, как ставшая привычной для них в подобающей ситуации форма речи, поведения и, возможно, мысли, лишенная подлинного содержания и значения. «Изленившийся к старости пробст» машинально, не вникая, повторяет религиозные формулы и речения, как, не вдумываясь, воспринимает их Юсси, привыкший в своей суровой трудовой жизни надеяться не на бога и не на пасторское благословение, хотя он с готовностью принимает его, а лишь на себя, на силу своих натруженных рук. С тонкой иронией изображает Линна и не лишенную елейности и неосознанного лицемерия религиозность Анны Кививуори, противопоставленной в романе безбожнику Отто.
Полемизирует Линна и со многими признанными «специалистами» по торппарскому вопросу нашего столетия, такими, как Ф. Э. Силланпяя, И. Лехтонен, И. Кианто, изображавшими финских крестьян-бедняков безвольными, невежественными, весьма ленивыми полудикарями,— так, кстати, воспринимает их барон Магнус в романе Линна, — настолько униженными и забитыми, что им вообще не свойственно чувство социального протеста, как и сознание своего человеческого достоинства.
Герой Линна не имеет ничего общего с персонажами названных авторов, хотя он и малограмотен и задавлен непосильным трудом. Юсси Коскела — человек-труженик с развитым чувством собственного достоинства и ранимой гордостью. Он простоват, и язык его ворочается тяжело, но ум его по-крестьянски трезв и цепок, а в характере его много нравственной силы и чистоты, ставящей Юсси на голову выше многих образованных господ, щеголяющих изысканными манерами и умными речами. Многозначительна в этом отношении сцена похорон и поминок старого пробста, когда Юсси становится по-человечески стыдно за бестактность и бесцеремонность просвещенных столичных гостей.
Юсси Коскела действительно послушен воле своего хозяина — пастора, он не прекословит ему, не спорит. Но не потому, что не умеет или не хочет. Юсси не смеет, так как арендный договор с пастором связал его по рукам и ногам. Он боится быть согнанным с земли, потерять плоды многолетних трудов, разрушить, наконец, свою мечту. Юсси отнюдь не безропотен, но его возмущение и протест против беззаконных притеснений и беззастенчивой эксплуатации его труда заглушены, загнаны глубоко во внутрь, и Юсси позволяет им вырваться наружу лишь в узком семейном кругу. Тогда он находит для пастора и острое словцо, и язвительную, горькую насмешку: «Как бы не обанкротились господа... Что ж, моя спина еще одну господскую семью выдержит...»
Трудовому ожесточению Юсси противопоставлен легкий, ловкий, почти радостный труд Отто Кививуори, беспечного красавца и насмешника, вообще выступающего в романе антиподом Юсси. В отличие от замкнутого одиночки Юсси, надеющегося только на себя, Отто прекрасно понимает и умеет использовать силу коллектива. Это ему принадлежит мысль сообща, «миром», покрыть крышу нового дома Коскела, и его талант организатора и руководителя, как и виртуозное умение трудиться, особенно рельефно проявляются именно в этой сцене.
Изо дня в день, не щадя себя, работает не один Юсси Коскела. Рядом с ним незаметно, но споро трудится его жена, скромная, молчаливая, чуткая Алма, вносящая в жизнь Коскела много человеческой теплоты. Без ее неизменной поддержки и помощи не был бы возможен трудовой подвиг Юсси, без ее неустанного труда одних усилий Юсси не хватило бы для создания в их хозяйстве «прибавочной стоимости».
Труд финского пионера целины показан в романе Линна и на примере Болотного Царя — крестьянина Кюля-Пентти, становящегося легендарным героем для своих односельчан еще при жизни: он один осушил и обработал свыше тридцати гектаров болота.
Самоотверженность в труде является характернейшей чертой и сына Юсси —Аксели Коскела. Аксели трудится с радостным ощущением своей силы, а нередко и присущей молодости нетерпеливой запальчивостью. Но в нужный момент Аксели также способен проявить нечеловеческую выдержку, упорство и, перенапрягая силы, совершить своего рода подвиг. Таким подвигом является его победа в состязании с войтом во имя «посрамления финского барина» — барона.
В этой сцене Линна проводит также весьма важную мысль о силе солидарности тружеников, подчеркивая, что
победа Аксели в этом соревновании была во многом обусловлена поддержкой окружающих работников.
В характере Аксели Коскела отчетливо проявились черты нового, внесенные Линна в изображение торппаря в финской литературе. Впервые в лице Аксели дан полнокровный образ торппаря — сознательного и мужественного классового борца, становящегося в дальнейшем участником гражданской войны в Финляндии.
В романе Ф. Э. Силланпяя «Праведная нищета» (1919) центральный герой — красногвардеец Юха Тойвола — изображен жалким, невежественным и безвольным человеком, лишь случайно оказавшимся участником гражданской войны. Образ мужественного, волевого, мыслящего и исполненного чувства собственного достоинства и долга Аксели Коскела опровергает трактовку Силланпяя образов представителей Красной гвардии финских трудящихся.
При всей сдержанности Линна в авторской оценке персонажей Аксели, подобно Вилхо Коскела в «Неизвестном солдате», его любимый герой. Это единственный из центральных героев книги, чей образ дан в развитии, росте. Продуманно, в естественной связи показаны в романе важные для понимания характера Аксели эпизоды его детства и юности.
Развитие Аксели — это становление нравственно сильного, чистого человека и борца.
Первым толчком к пробуждению сознания социальной несправедливости и ненависти к притеснителям явилась для Аксели потеря половины болота: «Теперь это была, — как замечает Линна, — сама кровоточащая, клокочущая земельная проблема».
Идеалы «социализма»[28], мысли о необходимости освобождения угнетенных, в том числе и торппарей, из-под власти угнетателей, проповедуемые, Халме, вначале привлекают к нем Аксели, но острое классовое чутье юноши немедленно критически отметает все «оппортунистические», как сказали бы мы, «шатания» Халме. Последовательная классовая ненависть и тяга к общественной борьбе выделяют Аксели из числа других жителей Пентинкулма.
Путь Аксели —от «завзятого пожарника» до фактического вожака народной демонстрации — в известной мере символичен. Подобным путем шли многие тысячи героических сынов финского народа, в 1918 году с оружием в руках поднявшихся на смертный бой с угнетателями.
Образ Аксели Коскела — большая победа Линна как художника. В Аксели нет и тени идеализации. В этом простом парне с грубоватым крестьянским лицом, не примечательном внешне ничем, разве только недюжинной физической силой, и в то же время таком притягательном своей внутренней цельностью и красотой, писатель воплотил лучшие черты характера своего народа.
Последние главы, и в особенности последние страницы романа, посвященные любви Аксели и юной Элины, несмотря на всю их жизненную и бытовую обстоятельность, звучат как звенящая песнь торжества жизни. Выступая как великолепный психолог и проникновенный лирик, Линна и здесь остается настоящим реалистом. Аксели безоблачно, оглушающе счастлив, и не только одной своей взаимной любовью: существенную, хотя временами и незримую подоплеку его радости составляют и победа рабочих и торппарей на выборах, и новый закон о земельной аренде.
Реалистическое мастерство Линна, его умение уловить и воплотить в каждом персонаже существенные, типические явления действительности, ярко проявились в изображении писателем целой галереи жителей Пентинкулма, а также новых для финской литературы героев: рабочих руководителей — социал-демократов Салина [29], Хеллберга и самоучки-«социалиста» Халме, образ которого занимает в романе значительное место. Путь, который проходит эклектик и мечтатель Халме, — это путь определенной части финской социал-демократической интеллигенции, лишенной развитого классового сознания и прочной теоретической базы. Все ошибки и блуждания субъективно честного, искреннего и по-своему преданного интересам народа Халме, расстрелянного, как показывает Линна во второй книге романа, белогвардейцами в 1918 году, обусловлены прежде всего отсутствием у него четкого классового сознания.
Не случайно путь свой Халме начинает от суометтарианства с его проповедью классового единения в финском обществе.
Суометтарианская партия, защищавшая интересы финской национальной буржуазии, выделилась в 80-е годы прошлого столетия из фенноманского движения, или движения «Национального пробуждения», направленного против засилья шведской аристократии во всех областях жизни Финляндии. Типичными представителями суометтарианцев являются в романе Линна пастор и пасторша Салпакари, и в особенности Эллен Салпакари, громко именующая себя другом финского народа и врагом шведского барона. Линна вскрывает классовую, буржуазную сущность фенноманства, со всей очевидностью показывая, что фенноманские «друзья» финского народа — его злейшие классовые враги, стремящиеся подчинить себе народ и использовать его движение в своих интересах. Линна подчеркивает особо реакционную роль фенноманства в условиях развивающегося рабочего движения в Финляндии и назревания революционной ситуации в России.
Вполне закономерно, что при первой же угрозе со стороны столь «любимого» пасторшей финского народа забываются языковые разногласия представителей господствующих классов и на первый план выступают их классовые интересы, их нерушимое единство. Шведский барон идет к финскому пастору и финским кулакам, а те встречают его как лучшего друга и почетного гостя.
Будучи писателем, стремящимся к созданию у читателя ощущения реального присутствия персонажа, Линна широко использует речевую характеристику героев, воссоздающую выразительные особенности народного говора и главным образом диалекта среднефинляндской губернии Хэме. Каждый персонаж, и главный, и третьестепенный, словно сам раскрывает себя в поступках и речах. Достаточно вспомнить высокопарно-туманные словоизлияния Халме, затрудненно-медлительную речь Юсси, меткие, забористые шутки Отто или невразумительный лепет Хенны Леппэнен — и каждый из них словно оживает во всем своеобразии своей человеческой индивидуальности.
Линна дает в романе блестящие образцы своего великолепного юмора, горького и беспощадного, как сама изображаемая им жизнь. Короткая реплика говорит здесь больше самых пространных рассуждений. Так, испуганный появлением пасторши, Юсси испытывает несказанное облегчение, узнав, что речь пойдет не о торппе Коскела, а о Финляндии. Бестолковая, задавленная бедностью Хенна Леппэнен, так и не понявшая ничего из объяснений пасторши, покорно выводит свою подпись под петицией, самоуничижительно причитая: «Немного криво получилось. Ну да сойдет для этакого имени. Такие уж людишки: кроме грязи да праха и нет ничего».
Не менее блестяща, чем юмор, и сатира писателя в показе «патриотического гнева» и «петиционной деятельности» господ. Вообще свой богатейший юмор, окрашенный всеми возможными эмоциями, Линна использует главным образом в изображении простого люда, в то время как сатиру, меткую и беспощадную, — в обрисовке «господ».
Показав в своем романе разнообразие и содержательность внутреннего мира своих героев, многообразие и острые противоречия окружающего их внешнего мира, Линна не только не воспрепятствовал своему «самовыражению» в искусстве и не сузил, как любят утверждать теоретики и практики субъективного модернизма, аспект изображаемой действительности, а, напротив, ясно выразил свое восприятие действительности и показал в то же время всю ее широту.
В изображении жизни родного края у писателя немало места занимает описание природы, в непосредственной близости с которой проходит жизнь большинства его героев. Линна — великолепный и своеобразный пейзажист. Пейзаж его можно назвать психологически-бытовым, в нем всегда прямо или косвенно присутствует человек, он всегда конкретен, как бы «приземлен» и в то же время необычно красив и впечатляющ. Писатель умеет поэтически воспроизвести самые будничные, обыденные вещи, такие, как свежевыструганный сруб или новую драночную крышу, причудливо сверкающую в лунном свете. Самые «рабочие» предметы и запахи под пером Линна приобретают особую значительность и красоту: «Вокруг приятно и свежо пахло сыроватым деревом и смолой. К этому слегка примешивались запахи мха и новой, только что замешанной известки. Над болотом колыхался легкий, белесый туман».
Используемые автором изобразительные средств.1 обычно очень просты, они почерпнуты из круга разговорной народной речи. Его сравнения и эпитеты обычно привлекательны именно этим новым, неожиданным углом зрения, под которым смотрит на описываемые явления автор, сравнивая карликовую болотную сосну с «этаким маленьким, кряжистым, сгорбленным старичком», а плоскую верхушку этой сосны — с «зонтиком».
Начало романа является вместе с тем особым композиционным приемом, своего рода вступлением, позволяющим автору образно и непосредственно ввести читателя прямо в ход событий и ознакомить его с условиями жизни тех людей, изображению которых посвящена книга. В этом коротком авторском введении воплотились многие характерные особенности писательского мастерства Линна: органическое сочетание деловитого изложения обыденных фактов с лиричностью, уступающей место разнообразнейшим оттенкам авторского юмора.
Описывая приход Юсси на болото, автор, словно посмеиваюсь, замечает: «Уж не клад ли он затеял искать?» И тут же добавляет: «Ведь старые люди говаривали, что на болоте не раз видели блуждающие огоньки». И старое болото с «мутными» водами, вековыми валунами и тоненьким ручейком, населенное сгорбленными старичками-сосенками, и молчаливый раздумывающий Юсси с жердью в руке — все словно освещается таинственным мерцающим светом старой легенды. И этот, будто на миг зажженный автором огонек поэзии уже не гаснет потом, а только прячется, как бы незаметно, изнутри освещая все последующее повествование.
Так в творческой манере Линна соединяется высокая поэтичность с остротой реалистического видения, тончайший психологизм с сочным бытописательством, образуя неповторимое своеобразие его художественного мастерства.
В связи с присуждением Вяйнё Линна в начале 1963 года литературной премии Совета северных стран писатель заявил, что после завершения трилогии «Здесь, под северной звездою...» он «скучает по работе», хотя и не имеет пока «веской темы» для следующей книги.
Мы с нетерпением ожидаем появления новых произведений писателя, которые, несомненно, откроют еще не одну интереснейшую страницу жизни дружественного нам финского народа.
И. Маркина