Глава 31

– Ты только взгляни на эту красавицу! – первым делом крикнул Дик, завидев меня на причале, и кивнул на некогда белую, покрытую ржавыми потеками яхту, на носу которой неровными буквами было выведено: «PILIGRIM».

Он сидел на шляпке причального кнехта, дымил сигарой, и его вечное сомбреро кидало на бетон большую круглую тень. Я подошел к нему, кинул под ноги сумку и через голову стянул насквозь пропотевшую майку.

– Какой номер стоянки ты указал мне в телеграмме? – спросил я.

– Сто шестьдесят один, – заморгал глазами Дик, чувствуя, что сделал что-то не то.

– А это какой? – показал я рукой на цифру, написанную белой краской на кнехте.

Дик опустил голову и посмотрел у себя между ног.

– Сто шестьдесят… Ах, черт! Я все время смотрел сюда вниз головой! Конечно же, сто девяносто один! Прости!

Ухватившись за штаг, я прыгнул на корму яхты, прошелся по палубе, похлопал по мачте, заглянул в черный проем, ведущий в каюту, откуда шел сильный запах тухлой рыбы и водорослей. Дик молча наблюдал за мной и нервно качал ногой. Он чувствовал, что я недоволен его выбором.

– А получше яхты не было? – спросил я.

– Так я выбирал, чтоб подешевле, – пожал плечами Дик. – А чем тебе эта не нравится? Нормальная кастрюля, при попутном ветре за сутки до ста миль может пройти.

– В том-то и дело, что кастрюля. Где капитан?

– Пошел за лоциями… А вот он, кстати, бежит.

Капитан, судя по внешности, был достоин своего «Пилигрима». Он был одет в выцветшую грубую рубаху с накладными карманами, под которой торчал несвежий ворот белой майки. Грубое, изборожденное глубокими морщинами лицо, напоминающее выжатую резиновую маску, казалось черным от давней щетины. Волосы, растущие неровными прядями, торчали во все стороны, послушно подчинялись воле ветра и путались с лохматыми бровями.

– Эй! – посаженным голосом крикнул мне капитан и махнул длинной костлявой рукой. – Выметайся!

Я сначала подумал, что он принял меня за постороннего, и потому не спешил вернуться на причал. Но капитан, поравнявшись с Диком, которого не мог не знать, глянул на него и повторил:

– Выметайся!

Я посмотрел на Дика, ожидая от него каких-либо комментариев. Вакуэро, уже получивший от меня мягкую взбучку, начал активно исправлять положение.

– Аккуратнее в выражениях! – сказал он, хватая капитана за ворот рубашки. – Видит бог, мое терпение лопнет, и я отделаю тебя как следует!

– Смотри, чтобы я не огрел тебя лотом по голове! – огрызнулся капитан и попытался оторвать кулак Дика от своей груди. Под ноги упало несколько пуговиц от его рубашки.

– Ты еще смеешь угрожать! – обрадовался Дик. Прекрасный повод для драки сам шел к нему в руки. – Это ты меня хотел огреть лотом?

Вакуэро взмахнул рукой и заехал кулаком в ухо капитану. Тот мелкими шажками попятился по причалу и едва не свалился в воду.

– Не поможет! – крикнул он. – Все равно никуда с вами не поплыву!

– Не поможет?! – засомневался Дик и, подскочив к капитану петушком, врезал ему в другое ухо.

Капитана повело в другую сторону. Теперь до меня дошел смысл слов, которые Дик отпечатал в телеграмме: «Капитан нормальный, правда, плохо дерется».

– Нет! Ни за что! – проявил невиданную стойкость хозяин «Пилигрима». – Поищите дурака, который бы отвез вас на Комайо! Мне моя жизнь дороже!

Мы с Диком переглянулись. Вакуэро пожал плечами и коромыслом выгнул губы, мол, не понимаю, откуда он узнал про Комайо.

– Послушай, капитан! – наконец вмешался я, спрыгивая на причал. Темнить уже не было смысла и приходилось играть в открытую. – Я заплачу тебе вдвое больше.

– Нет! – категорически замахал он руками.

– Втрое больше!

– Ни за какие деньги! Вытаскивайте вещи и продукты.

Ситуация становилась неразрешимой. Я стал припоминать, сколько у меня осталось денег.

– Четыре тысячи долларов, – сказал я, и от такой баснословной суммы Дик схватился за голову.

– Хоть четыреста тысяч! Выносите вещи!

Меня уже стало разбирать любопытство. Для владельцев дешевых яхт, которые перебивались случайными заработками, четыре тысячи баксов были фантастической суммой. Я даже не мог вообразить, что могло напугать капитана «Пилигрима» до такой степени, что он отказался от таких денег.

– Да что ты его уговариваешь! – крикнул Дик, еще не остывший от короткого боя и жаждущий продолжения. – Пересчитаем ему ребра, и повезет он нас хоть в пасть самого дьявола!

Я щелкнул пальцами и подал Дику знак, чтобы он немного угомонился. Затем подошел к капитану, который ковырял пальцем в красном, как цветок мака, ухе и тряс головой, опустил руку ему на плечо и примирительно спросил:

– Неужели такого опытного морского волка может так сильно напугать какой-то остров?

– Остров! – насмешливо повторил капитан. – Если бы это был просто остров! Твой друг прав – это пасть дьявола, и отправляйтесь туда сами, если вам так этого хочется!

– А что значит – пасть дьявола? – попросил уточнить я.

– Что ты у меня спрашиваешь, в душу лезешь? Что я тебе – мормон или проповедник? Иди к священнику, поинтересуйся, а меня оставь в покое!

– Кто ж тебе сказал, что мы собираемся на Комайо?

– Кто сказал? – улыбнулся капитан, показывая редкие порченые зубы. – Да весь порт об этом говорит!

Дик с надеждой поглядывал на меня, как служебная собака, ожидающая команду «Взять!». Но я сказал ему другое:

– Ну что? Начнем разгружаться?

Конечно, это был мой прокол, и я, с чувством вины, всякий раз опускал глаза, когда Дик, надрываясь под коробками с провиантом и ящиками с водой, громко ругался:

– Узнать бы, кто пустил слух про Комайо, – морду бы намылил!

Мне не хватало мужества сознаться, что по моей оплошности пропала телеграмма, из которой Элизе и ее сообщнику стало известно, с какого причала и каким бортом мы с Диком намеревались отплыть на Комайо.

Недельный запас продуктов и воды на трех человек (местные моряки ввели правило: пассажиры обеспечивают провиантом не только себя, но и капитанов яхт) занял пять ящиков с бутылками с питьевой водой, коробку сублимированного мяса, с десяток килограммов разных круп, два ящика свежих фруктов и овощей плюс к этому кофе, чай, сахар, табак и спиртное.

Мы с Диком, злые как черти, провозились не меньше часа, пока не разгрузили яхту полностью. Оставив рядом с коробками вакуэро, уже каким-то образом успевшего напиться рома, я пошел по причалу и пирсам, подыскивая внушающую доверие яхту и капитана, который бы согласился отвезти нас на Галапагосы – про Комайо я решил вообще не заикаться. И тут выяснилось, что все капитаны яхт словно сговорились. Едва я раскрывал рот, они либо отворачивались от меня, не желая слушать, либо начинали махать руками и крутить головой. При этом в их глазах вспыхивал такой суеверный страх, что я ненароком подумал о том, в достаточной ли степени мы с Диком представляем, куда собираемся плыть.

Чем больше мне отказывали, тем менее придирчивым и требовательным я становился и подходил уже ко всем яхтам подряд, не пропуская даже самые утлые и потрепанные ветрами и штормами.

Это был какой-то заколдованный круг. Мне отказывали все подряд. Я уже не упоминал Галапагосы, а прозрачно намекал о прогулке по океану – безрезультатно. У меня создалось ощущение, что владельцы яхт отказывают мне именно по каким-то внешним признакам: они сначала внимательно осматривали меня с ног до головы, а потом, не дослушав просьбу, отрицательно качали головой и повторяли почти одно и то же: «Нет, не могу. Яхта не готова к выходу в море».

Я прошел по набережной всю гавань, пока не закончился мачтовый частокол. Там меня увидела группа смуглых девушек в пестрых сарафанах и купальниках. Одна из них увязалась за мной. Она ничего не говорила, шла молча, бесшумно ступая по горячему асфальту босыми ногами и глядя на меня голодными глазами. Когда я останавливался, она замирала в нескольких шагах от меня, и в ее застывшей позе угадывалась готовность дать стрекача.

Дик спал, лежа на коробках и прикрыв голову панамой. Рядом с ним стояла недопитая бутылка рома. Я приподнял мешок с крупами и посмотрел на стратегический запас спиртного. Он здорово истощился за то время, пока я ходил по причалу.

– Иди домой! – ласково сказал я девушке и только сейчас рассмотрел ее как следует.

Она была тонкой, изящной, но низкорослой, как подросток. Может быть, это и был подросток, правда, на ее лице уже успели отпечататься следы грубых матросских кулаков, алкоголя, табака и бессонных ночей. Девушка повернулась, сделала несколько шагов и села на кнехт напротив, выставив свои смуглые поцарапанные коленки.

– Ну? – пробурчал Дик, когда я растолкал его. Не открывая глаз, он сел, напялил на голову сомбреро, поковырялся пальцами в нагрудном кармане рубашки, вытащил сигарный окурок и сунул его в рот.

– Бесполезно, – ответил я, садясь с ним рядом.

Солнце опускалось за лес на противоположной стороне реки. Дневная жара пошла на убыль. Небо замусорили тучи чаек, и оно стало напоминать мою душу: хотел навести порядок и все вычистить, да не мог.

Загрузка...