Глава 45

Когда я подошел к краю обрыва, то влажный морской ветер донес до меня голос Маттоса с мегафонным тембром:

– …ставлю я. И потому ты должен воспринимать их как приказы, обязательные к исполнению. Повторяю еще раз: выпусти всех медиков и генетиков! Тридцать семь человек должны стоять возле пирса через десять минут. Не вынуждай меня снова открывать огонь.

– Ты лжец, Маттос, – раздался в ответ скрипучий голос Августино. – Ты не хозяин своему слову, и мне противно разговаривать с тобой… А теперь несколько слов для солдат спецподразделения. Дорогие мои! Тем из вас, кто добровольно перейдет на мою сторону, я назначаю еженедельное жалованье в размере двадцати пяти тысяч долларов. С решением не тороплю и даю пятнадцать минут.

В бой пошли деньги и власть. Десять минут, которые комиссар отвел на размышления Августино, свалились мне на голову очень кстати, и я, приободренный этим тайм-аутом, быстро побежал вниз, но скоро остановился и замер.

Дверка захлопнулась. По краю минного поля, с моей стороны, пригибаясь к земле, быстро бежали солдаты Маттоса. Поравнявшись с красным колышком, они залегли в кусты.

«Опоздал!» – с отчаянием подумал я, понимая, что уже никак не смогу проникнуть на территорию базы, кроме как через главные ворота. Но там мне придется объяснять комиссару, куда я увел последнюю «мамочку» и почему через минное поле, а не через ворота. Второго фокуса с «парламентерством» не получится, Маттос не пропустит меня на базу. Скорее всего он наденет на меня наручники.

У меня не было даже какого-нибудь вшивого пистолетика, с которым я мог бы пробить себе путь на базу. Машинально подняв с земли палку, я быстро пошел по склону вниз, с жаждой безумца ожидая встречи с солдатом, чтобы размозжить ему голову и отобрать винтовку. Мое стремление к Анне было столь велико, что я уже не думал об опасности и не мог скрыть своих намерений.

Удар по голове был столь сильным и неожиданным, что в первое мгновение мне показалось, будто я сослепу налетел на какое-то препятствие, что-то вроде пожарного рельса, и оттого у меня в голове сначала вспыхнуло, а потом загудело. Земля стала уходить из-под моих ног, я почувствовал, как мое лицо залило кровью. Оседая, я стал хвататься за ветки, ломая их своей тяжестью, и, повернувшись, успел увидеть широкое, лунное лицо Влада.

– Вот и сквитались… – сказал он, и слова его остались где-то наверху, а я провалился в черную бездну.

* * *

Я еще не вернулся в реальный мир, но обрывочные мысли уже вращались в голове, путались, цеплялись друг за друга, образуя периодически повторяющийся набор лозунгов: «Два раза на те же грабли», «Надо быстрее к Анне», «Где я?», «Два раза на те же…»

Приоткрыв глаза, я увидел прямо перед собой чьи-то ноги в армейских брюках и высоких шнурованных ботинках. Звук, который я сначала принял за шум волн, оказался жидкими аплодисментами. Армейские ботинки плясали по рыжей пыли. Я поднял взгляд и увидел, что рослый солдат, сжав кулаки, методично наносит удары по лицу Дика. Несчастный вакуэро, умытый кровью, всякий раз после удара падал на землю, но тотчас поднимался и, мстительно глядя на солдата, принимал боевую стойку.

– Тебе еще мало? – перекатывая во рту жвачку, спросил солдат и с разворота ударил Дика ботинком по лицу. Дик, слишком легкий и тщедушный по сравнению с солдатом, отлетел на несколько шагов и упал на спину. Опять раздались аплодисменты солдат, стоящих вокруг «ринга». Мужество вакуэро все еще не было сломлено, и мой друг, размазывая по лицу кровь, опять поднялся на ноги.

Сделав над собой усилие и едва не застонав от боли, я встал и толкнул солдата в спину.

– Хватит! Уже места нет, куда б медаль повесить…

– Еще один оклемался! – радостно взревел солдат, повернувшись ко мне. – Может, и ты хочешь?

Я молча обнял Дика за плечо и вывел с «ринга». Вакуэро пытался было противиться, но это сопротивление я сломил легко.

Мы ковыляли по пустырю, находящемуся между пирсом и воротами. Немногое изменилось с того момента, когда Маттос разрешил мне пройти на базу: теперь ворота были закрыты наглухо, напротив них с винтовками наизготове стояли несколько солдат, а у пирса, рядом с полицейским катером, покачивалась баржа.

– Что ты тут делаешь? – глухим голосом спросил я. Вопрос был дежурным. Мы с Диком находились в стане врага, оба прекрасно понимали свое состояние, и говорить, собственно, было не о чем.

– Он опять перехитрил меня, – вытирая кровавые сопли, сказал Дик, часто сплевывая красной слюной. – Гонсалеса на катере не оказалось. Там был только его восковой двойник. Я размазал его голову по палубе, а потом на меня навалилась целая свора… Посмотри, у меня нос нормальный? До свадьбы заживет?

– Заживет, – ответил я.

– Они дрались не по правилам, – продолжал Дик. – Да и весовая категория у меня не та… Вот, смотри, зуб выбили.

И он приподнял пальцами верхнюю губу, показывая мне отсутствующий элемент во рту.

– Как ты думаешь, а вставить зуб – это будет дорого стоить?

– Ты Влада здесь не видел? – спросил я, выясняя, знает ли Дик, что на острове находится Мария.

– Влада? – удивился Дик. – А разве он здесь?

Не знает, с облегчением подумал я.

– Что здесь было? – пытался я восстановить пробел в памяти. – Медики вышли?

– Нет, кроме «мамочек», никто не вышел, – ответил Дик.

– А почему ворота закрыли?

– Августино отказался говорить с комиссаром. Он ждет прибытия каких-то миротворческих сил. И Маттос приказал закрыть ворота, оцепить всю базу и никого оттуда не выпускать.

– Понятно. Все понятно, – прошептал я, глядя на белую стену. – Мы здесь никому не нужны, на нас уже никто не обращает внимания. И это очень кстати. Ты поможешь мне пробраться внутрь.

– Внутрь? – Дик вытянул лицо. – Ты взбесился? Лучше давай проберемся на баржу к «мамочкам». Во-первых, разыщем нашу Нику и, во-вторых, отдохнем душой и телом.

– Я должен попасть на базу, Дик, – повторил я. – Там осталась моя жена.

– А? Жена?

Мои слова совершенно сбили вакуэро с толку. Он почесал затылок, шмыгнул носом, как-то подозрительно взглянул на меня и осторожно уточнил:

– А разве у тебя… э-э-э…

– Пойдем, времени совсем не осталось. Покажешь, как ты взбирался на этот забор…

В этот момент на полицейском катере пронзительно завыла сирена, заглушив мои последние слова. От дурного воя мне стало не по себе, а в душу закралось леденящее чувство тревоги.

– Внимание! – раздался из мегафона голос комиссара. – Всем войскам, стоящим в оцеплении базы! Немедленно отойти от стены на сто метров. Повторяю…

– Отлично! – крикнул я и толкнул Дика в спину. – Хоть в этом повезло!

Мы добежали до нагромождения прибрежных камней. Здесь, где лесные заросли вплетались в каменный завал, нас уже никто не мог увидеть. Белая стена терялась среди обломков скал, которые по высоте почти достигали ее верхнего среза.

– Здесь, – махнул рукой Дик, показывая на полосатую тряпку, застрявшую в колючей проволоке, которая когда-то служила вакуэро пончо.

Прыгая с камня на камень, я приблизился к стене. В этом месте высота ее была таковой, что если бы я встал на плечи Дика, то дотянулся бы до верхнего края.

– Что это? – насторожился я, прислушиваясь к тихому свистящему гулу.

Дик поднял голову, открыл рот и на мгновение замер.

– Кажется, самолет, – предположил он. – Давай-ка ты меня подсадишь, так как я легче, а потом я тебе сверху подам край пончо.

Я не стал спорить.

– Ближе к стене! – командовал Дик. – Присядь, а то я так высоко не смогу задрать ногу!

Я рассеянно выполнял его команды, прислушиваясь к далекому гулу самолета, который то затихал, теряясь в шуме прибоя, то вдруг усиливался, меняя тембр, словно высоко в небе выполнял фигуры пилотажа.

Дик оказался таким легким, что я попросту закинул его на стену, резко распрямив ноги. Он сделал неосторожное движение и распорол о проволоку руку. Задрав голову, я смотрел, как он выпутывает штанину из острых крючков и как белую стену бомбят красные капли крови.

– Ну, что там? – поторопил я, глядя снизу вверх на потертые подошвы и каблуки ботинок Дика.

– Сейчас! – отозвался Дик. Он уже примял ногами несколько спиралей проволоки, проделав проход, и отцеплял пончо.

Вдруг нам на головы обрушился страшный грохот, от которого, казалось, вот-вот оборвутся внутренности. Свист, треск, шум, слитые воедино и доведенные до непереносимых пределов, молнией разорвали воздух. Я интуитивно втянул голову в плечи и увидел, как над кронами деревьев пролетел серебристый «Фантом» с белой звездой в синем круге и с сигарообразными подвесками на крыльях, сверкнул брюшком и, сделав головокружительный крен, ушел в сторону моря.

– Ты видел?! Ты видел?! – вдруг закричал Дик с таким сумасшедшим восторгом, что я испугался, как бы он не свалился мне на голову. – Бортовой номер восемнадцать тридцать шесть! Это мой друг Макс Джеймс! Это он пролетел на своем самолете! Надо срочно подать ему сигнал! Он увидит меня из кабины и узнает! Может быть, он уже увидел меня и узнал и сейчас вернется и подаст мне знак!

Я не разделял восторга Дика и с тревогой смотрел на темнеющий горизонт, вдоль которого беззвучно скользила серебристая полоска. «Фантом» облетал по огромной дуге остров, чтобы опять выйти на ту же глиссаду.

– Поторопимся! – крикнул я Дику. – Кидай пончо!

Небо быстро темнело, ветер крепчал с каждой минутой, и верхушки деревьев со скрипом раскачивались из стороны в сторону. Я схватился за полосатую тряпку, перенес на нее всю тяжесть своего тела, и она угрожающе затрещала. Я только успел подтянуться и схватиться одной рукой за верхний срез стены, как пончо лопнуло в том месте, где было отверстие для головы.

Обдирая грудь о неровный бетонный край, я залез на стену, стараясь не задеть острых крючков проволоки. Дик, уступая мне место, повис на руках, а потом спрыгнул уже на территорию базы и, вскочив на ноги, быстро побежал через заросли парка на аллею. Он все время махал руками и что-то кричал, но его голос безнадежно утонул в грохоте самолетного двигателя.

Разлапистое серебристое чудовище пронеслось над моей головой, отчего все вокруг задрожало, и, показав на мгновение два острых огненных конуса, вырывающихся из сопел, «Фантом» снова лег набок, уходя в сторону. Я думал, что он лишь пронесется над базой, как и в первый раз, пугая ее грохотом, но вдруг, к моему ужасу, раздался мощный взрыв, и на том месте, где мгновение назад стоял флигель Августино, заклубился огненно-черный шар, раскидывающий вокруг себя обломки постройки.

Я не помню – слез или свалился со стены. Земля приблизилась ко мне и ударила по физиономии. Вскочив на ноги, я с криком побежал через заросли.

– Ди-ик!! – орал я, срывая голос. – Останови его!! Только не лабораторию!! Только не лабораторию!!

Я ни во что не верил, но несчастный, побитый вакуэро вдруг стал для меня самым могучим и властным человеком, от воли которого зависело очень многое в моей жизни, и я бежал через заросли, не видя ничего, кроме хлещущих мне по лицу веток, умоляя Дика сделать невозможное. Я выбежал на аллею в тот момент, когда «Фантом» прогрохотал надо мной в третий раз. Чудовищная тень, отравляя воздух металлической гарью, как гигантский скат проплыла над аллеей. Я успел увидеть Дика. Он стоял перед мраморными колоннами лаборатории, смотрел на «Фантом» и прыгал на месте, как мальчишка, махал руками, и рот его не закрывался. Я замер. У меня остановились дыхание, сердце и мысли.

Мощный взрыв в мгновение разметал лабораторию, вырвав ее из земли вместе с деревьями, землей и травой. Ударная волна смела меня, как тугая струя воды смывает мыльный пузырь. Смешавшись с землей, камнями и обломками деревьев, я полетел в ад. И уже не было боли и страха; я стал тряпкой, куском рваной одежды; и меня кинуло на кусты, присыпало землей и обволокло дымом.

Звон в ушах стоял такой, словно моя голова была церковным колоколом, и звонарь не жалел сил, кидая многопудовый язык на мое темя. Казалось, что «Фантом» не улетел, он, как вертолет, завис над Диком, и отличный парень, пилот первого класса Макс Джеймс, высунувшись из окошка кабины, машет вакуэро рукой и приглашает его в свою вашингтонскую квартиру, из окон которой виден Белый дом, а Дик, приплясывая под днищем самолета, размахивает руками и кричит: «А мне не верили! Мне никто не верил!» И уже Анна машет мне из пилотской кабины синим платочком, а отличный парень Макс Джеймс сбрасывает веревочную лесенку, и мы с Диком поднимаемся по ней в уютную кабину, пахнущую кожей и электроникой, и остров, похожий на зеленую кляксу, стремительно уменьшается в размерах, на его контур наслаиваются облака, и все тает как сон…

Молния, разорвавшись над моей головой, пробила в небесах брешь. Полил дождь. Он сначала прошел шумной волной по парку, затем прокатился по аллее и только потом вспомнил про меня. Я не открывал глаз и чувствовал, как тяжелые капли, смывая землю с моего лица, бегут по щекам и шее за воротник. С каждой минутой поток воды становился все тяжелее, и я начал задыхаться.

Я открыл глаза, и мне стало страшно. Я не видел ничего, кроме серой плавающей пелены. Дрожа от озноба, я с трудом поднялся на ноги. Мокрая насквозь одежда плотно прилипла к телу и сковала движения. Я медленно шел по аллее. Дым стелился по земле, словно провинившийся перед хозяином пес. Мое отражение в мокром асфальте, дразня, копировало мою неуклюжую походку. Колокольный звон в моей голове не утихал. Я шел в ритм ударам, стараясь не наступить на едва заметные сквозь дым оконные рамы, покореженные балки, разбитые в крошку стены и перегородки.

На краю огромной воронки я остановился. Дно уже было залито водой, и грязные ручьи продолжали наполнять это озеро со всех сторон. Я видел куски человеческих тел, завернутые в бежевые тряпки, гнутые фрагменты арматуры и лестничных пролетов. Смыв верхний слой грунта, дождь обнажил кусок обода с ощетинившимися в стороны спицами – все, что осталось от трона Августино. Рядом с упавшей и разбившейся на куски мраморной колонной тлел ботинок Дика со стершимся до основания каблуком.

Хромая, ко мне бесшумно подковылял гепард и лизнул в руку. Он был таким же мокрым, как и я, и оттого казался худым и облезлым. Конец тяжелого хвоста кошки лежал в луже, напоминая выброшенную на свалку плюшевую игрушку.

Ливень залил последние языки пламени. Дым развеялся. Воронка до краев заполнилась водой. Сизая туча медленно сползла с острова, но в образовавшейся бреши не оказалось солнца.

От Анны не осталось ничего.

Загрузка...