Кирилл
Весь день мои мысли были заняты пентхаусом и девушкой, запертой внутри.
Мэллори Мэдисон, моя одержимость, мой гребаный смысл жизни, наконец-то в пределах досягаемости, и вся моя.
Возвращаясь домой той ночью, я кивнул своим охранникам. Обычно я чувствовал усталость после долгого дня, заполненного денежными сделками, проламыванием черепов и попытками перехитрить брата, пока тот не натворил дел и не убил нас обоих. Сегодня же кровь бурлила в моих жилах.
— Она пыталась уйти? — спросил я Макса у двери.
Он покачал головой.
— Ни разу.
Испытывая извращенное удовлетворение от того, что Мэллори была хорошей маленькой пленницей, я вошел и закрыл за собой дверь. Я поместил Мэллори в комнату, смежную с моей. Я хотел иметь возможность запирать ее на ночь, но пока не мог доверять ей настолько, чтобы спать рядом, поэтому у неё была своя комната.
Я сбросил пиджак и направился в ее комнату, без предупреждения распахнув дверь. Мэллори сидела у окна и смотрела на город. На ней была старая, грязная одежда со вчерашнего дня.
Она подскочила, когда увидела меня в стекле позади себя. Встав, она быстро повернулась, оборонительно скрестив руки на груди.
— Ты вернулся домой в целости и сохранности, — заметила она, окидывая меня взглядом.
— Разочарована? — поинтересовался я, прислонившись к дверному косяку и изучая ее. — Что на тебе надето?
Она покраснела, поняв, что попалась. Она заглянула в шкаф и решила бросить мне вызов, надев свою старую, поношенную одежду. Готовя пентхаус к ее заточению, я приказал заполнить гардеробную нижним бельем, мягкими платьями и прозрачными халатами. Если я знал Мэллори, а я знал, то это были именно те вещи, которые она ненавидела.
— У меня нет другой одежды, — заявила она, упрямо уставившись в пол.
Я громко фыркнул и прошел по полированному деревянному полу, чтобы открыть шкаф.
— Позволю себе не согласиться.
— Они не мои. Я не собираюсь носить вещи, которые оставил кто-то другой, — сказала она, ее щеки мило окрасились в красный цвет.
Я ненадолго замолчал. Я всего лишь решил, что она бросает мне вызов, отказываясь носить вещи, которые я для неё выбрал. Мэллори ревновала. Чего бы я ни ожидал, это было не то.
— Почему это должно тебя беспокоить? Все, что было раньше, не имеет значения.
От моих слов ее плечи приподнялись, прежде чем она успела овладеть своей реакцией. Она тряхнула свежевымытыми волосами, похожими на сверкающий золотой водопад.
— Если думаешь, что я ревную, то ты бредишь.
Мое веселье росло, уравновешивая раздражение. Молли все еще оставалась Молли. Она ничего не могла с собой поделать. Каким-то образом, несмотря на ту жизнь, которую она вела, это не сломило ее.
Я достал из шкафа длинное бледно-розовое платье. Оно было атласным, с открытой спиной и двумя высокими разрезами по бокам. Я положил его на кровать.
— Ты наденешь это на ужин.
Она поморщилась, увидев материал и цвет.
— Почему? Потому что ты знаешь, что я его возненавижу?
— Умная девочка. Надевай.
Молли стиснула зубы и испепелила меня взглядом.
— Прекрасно, как скажешь, — сказала она, наблюдая как я обхожу кровать и устраиваюсь в кожаном кресле у двери. Ее брови нахмурились. — Что ты делаешь?
— На что это похоже? Переодевайся, — сказал я, придав своему голосу командный тон, который использовал ежедневно.
Молли вспыхнула красивым розовым цветом, который я хотел запомнить навсегда. Отвернувшись от меня, она потянулась к подолу своей футболки. Затем стянула ее, продолжая стоять спиной ко мне.
— Только не говори мне, что ты сейчас стесняешься, Молли. Думаю, мы это уже прошли. В тебе нет ничего такого, чего бы я не видел раньше, — сказал я, напустив на себя скучающий вид, хотя на самом деле был далек от этого. В великолепном теле Мэллори никогда не было бы ничего скучного. Я владел ее кожей, как своей собственной, и теперь, когда она снова оказалась в моих руках, чувство собственничества бушевало во мне, как лесной пожар.
Как и ожидалось, она напряглась от моих насмешливых слов и повернулась ко мне лицом, опустив руки по бокам. Мэллори не умела отступать перед вызовом, и черт возьми, если мне не нравилось это в ней.
Яркий румянец озарил ее лицо и спустился к розовым соскам.
— Ты прав. Ты уже побывал там и проделывал все это раньше. Так что со дня на день должен потерять интерес. Что ты будешь делать со мной, когда я отбуду свое наказание?
Мысль о том, чтобы отпустить ее, или о том, что она этого хочет, вызвала вспышку черного гнева в моем настроении. Молли заметила, и торжествующе усмехнулась, спуская свои широкие брюки и выходя из них. Она была без нижнего белья. Хотя моя кровь и без того приливала к югу, вид ее, стоящей полностью обнаженной передо мной, заставил мое тело наполниться новой энергией.
Я встал, и она скрестила руки на груди, словно это могло оградить её от меня. Я медленно подошёл к кровати, и она сделала шаг назад, затем еще один. Позади нее появилась стена, и я поднял руки, чтобы прижать ее к твердой поверхности.
— Давай проверим, хочешь ли ты, чтобы я тебя отпустил, — пробормотал я, кладя руку ей на грудь.
Она задрожала под моей мозолистой ладонью, и ее соски затвердели. Я медленно скользнул рукой вниз по ее впалому животу и провел между ног. В ответ они слегка раздвинулись, и я зарылся пальцами в ее влажные кудряшки, обнаружив, что она такая же мокрая, как я и ожидал. Я отдернул руку, прежде чем успел увлечься, и поднес к ее губам. Ее глаза вспыхнули, но она послушно открыла их для меня. Черт, как же меня заводила ее капитуляция.
— Это вкус желания, Мэллори. Эта влага — вкус лжи. Ты не можешь лгать мне. Слишком поздно для этого. Ты любишь меня, помнишь? И эта простая истина будет преследовать тебя до конца твоих дней.
Она тяжело дышала, ее губы были влажными от моих прикосновений, а глаза горели зеленым огнем. Я провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе, после чего заставил себя направиться к двери. Правда заключалась в том, что я мог бы провести весь день, развлекаясь с Молли, но это было опасно. Она уже давила на меня, искала пути внутрь, трещины в моем фасаде. Она хотела вонзиться в мое сердце, как отравленный дротик, и уничтожить меня снова. Я не мог позволить ей.
— Собирайся. Ужин через час.
Молли вошла в столовую через полтора часа. Тридцать гребаных минут она заставляла меня ждать. Молли была полна решимости надавить на меня. Похоже, до нее еще не дошло. Я едва не убил у нее на глазах ее друзей, а она так и не поняла, что я больше не тот подросток, который боготворил землю, по которой она ходила.
За то время, что она заставляла меня ждать, я разозлился еще больше и почти прикончил бутылку вина. Я размышлял, как наказать ее за это, когда она появилась, облаченная в платье. Дорогой атлас ласкал ее тело, демонстрируя его во всей красе. На ней не было лифчика, и ее твердые соски подмигивали мне, пока она шла через всю столовую.
— Ну? Я пришла, — сказала она, останавливаясь у стола. Она сузила глаза, глядя на сервировку. Здесь было место только для одного. Меня. — Я должна стоять рядом, пока ты ешь?
— Здесь были приборы. Их убрали, когда ты заставила меня ждать. Если хочешь есть, можешь сесть здесь, — спокойно сказал я ей, похлопывая себя по коленям.
Если бы взгляды могли убивать, я бы уже в сотый раз стал призраком.
— Ты серьезно?
— Как сердечный приступ, — отчеканил я.
Она скрестила руки на груди и сердито посмотрела на меня. Затем вскинула голову и фыркнула.
— Ладно, как скажешь.
Она прошлась босыми ногами по полу и повернувшись, чопорно опустилась ко мне на колени. Ее вес немедленно надавил на мое возбуждение. Я не мог перестать мечтать об этой женщине. Я все время был болезненно твердым.
— Счастлив? — её голос был хриплым от напряжения и язвительности.
— В гребаном экстазе, — прорычал я ей на ухо, и она вздрогнула. — Я думал, вчера ты была готова играть, принцесса, отдаться мне. Что случилось? — мои губы прошлись по её плечу, и она вздрогнула, осторожно прижимаясь ко мне.
— Ничего. Я просто голодна, — пробормотала она.
Мне пришло в голову, что, возможно, сегодня она не решилась выйти из своей комнаты, чтобы поесть. Теперь, когда я подумал об этом, она была худой. Она не заботилась о себе.
— А сейчас ешь. — Потянувшись вокруг нее, я отрезал кусок стейка и поднес к ее губам.
— Ты серьезно будешь меня кормить?
— Ты будешь есть с моей вилки или не будешь есть вовсе. В следующий раз не опаздывай, — сказал я ей.
Я был больным ублюдком, но мой член набух у ее задницы, когда она вздохнула. Она наклонилась вперед, прижимаясь ко мне своей круглой попкой, открыла рот и взяла вилку.
— Хорошая девочка, — похвалил я, заставляя её съесть еще один кусок. Не кормление, не наказание и не контроль заводили меня с Мэллори — это было преодоление ее воли. Она была упрямой, сильной и своенравной до безобразия. Мне нравилось, когда она глотала свой огонь, чтобы выполнить мои приказы. Мне действительно это чертовски нравилось.
— А ты не собираешься есть? — спросила она.
— Это не то, что я хочу. Подними юбку.
Как только она встала, я потянулся к ширинке. Прошло уже больше суток, и я жаждал оказаться внутри нее. Я не собирался ждать еще дольше. Ее глаза расширились, когда я расстегнул брюки и вытащил свою напряженную длину. Ее взгляд задержался на моем члене, и она непроизвольно облизнула губы. Я задался вопросом, знает ли она, какой голод читается в ее глазах каждый раз, когда она смотрит на меня. Медленно она раздвинула свою длинную атласную юбку у разреза на бедре, отводя ее в сторону. На ней были прозрачные трусики. Мне хотелось стянуть их с неё зубами.
— Сними их.
Она выполнила моё указание, и я похлопал себя по колену.
— Садись, и давай закончим ужин. Ты сегодня мало ела.
Темные и грязные мысли плясали в ее глазах, когда она устроилась на моих коленях, и я приподнял бедра, чтобы погрузиться в нее. Согнувшись, она вцепилась руками в край стола, полусидя, насаженная на мой член. Я потянул ее вниз, пока она полностью не приняла меня в себя. Молли тяжело дышала, совершая крошечные движения у меня на коленях. Ее киска туго обхватила меня, и я мог бы потеряться в ее тепле, но сначала ужин. Я обнял ее, отрезал остаток стейка и поднес к ее губам. Она наклонилась за вилкой гораздо дальше, чем это было необходимо, и со вздохом опустилась обратно.
Мы продолжили трапезу в тишине, только прерывистое дыхание Молли и скрежет вилки по тарелке наполняли комнату. Свободной рукой я играл с ее клитором, пока она не задвигала бедрами мне навстречу, и ее влага не испачкала брюки моего костюма.
— Ты должна есть. Я не потерплю голодовки.
— Что это значит?
— Это значит, что я буду возвращаться сюда три раза в день и кормить тебя вот так, или я попрошу доктора Петрова вставлять тебе трубку в горло три раза в неделю, — пригрозил я.
Молли молчала, пережевывая еду.
— Я бы поела, но у тебя нет никакой еды. Разве ты не живешь здесь всё время? Здесь пусто, как в музее.
Я на мгновение задумался над этой критикой, прежде чем понял, что она права.
— Я прослежу, чтобы здесь была еда. Позаботься о своем питании.
— Ты пытаешься откормить меня, как жертвенного ягненка?
— О, принцесса, жертвоприношение уже свершилось, — пробормотал я, уткнувшись в ее плечо.
Я сильнее сжал клитор, заставив ее слегка задыхаться. Мне было невыносимо сдерживаться, но Молли должна была поесть, а находиться внутри нее было лучше всего на свете. Будь моя воля, я бы всегда был внутри нее, даже занимаясь самыми обыденными вещами.
— Значит я должна буду приготовить тебе ужин?
— Еще бутерброд? Не утомляй себя. Я позабочусь о том, чтобы ты была обеспечена всем, чем я сочту нужным. Бедность тебе не идет, Молли. Генри слишком баловал тебя в детстве, чтобы ты могла полностью адаптироваться.
Когда Мэллори станет моей женой, ей не нужно будет ничего делать, потому что я буду баловать ее до чертиков. Но она была не в том настроении, чтобы слышать это прямо сейчас.
Ей не понравился мой ответ, и она оттолкнула вилку от своего рта.
— Пошел ты, — прорычала она.
Я сильно ущипнул клитор, заставив ее застонать.
— Молли, я знаю, что ты давно не жила в приличном обществе, но мы не выходим из-за стола, пока все не закончат. Что бы сказал Генри, если бы услышал, как ты умоляешь, чтобы тебя трахнули3, когда мы еще не съели десерт? — я повернул голову в сторону кухни, расправляя платье Молли на ее обнаженных коленях. — Макс, десерт, пожалуйста.
Макс вошел в комнату, и Молли напряглась. Она не знала, что он здесь. Я бы никогда не позволил ему увидеть ее тело. Мне пришлось бы убить его. Но я наслаждался тем, как Молли задрожала, когда ее телохранитель поставил на стол миску с клубникой, отводя глаза от сцены. Он отвернулся, когда я покрутил бедрами, и она ахнула, снова ухватившись за край стола. Мои пальцы все еще играли с ее клитором под юбкой, но теперь я ускорился.
— Макс, расскажи мне последние новости о сделке с Варди, — проинструктировал я своего помощника.
Несмотря на то, что последнюю неделю Макс был приклеен к Мэллори, он все равно знал обо всем, что происходило.
Молли опустила голову, явно смущенная тем, что сидит, насаженная на меня, пока мы с Максом обсуждаем дела. Однако, если судить по влаге, покрывающей мой член, она также была возбуждена. Я раздвинул ноги, опуская ее еще глубже на свою длину, и начал входить и выходить из нее.
— Теперь ешь, — мягко сказал я ей, взяв клубнику и поднеся к ее губам.
Ее глаза были остекленевшими и расфокусированными, от удовольствия по ее шее разлился румянец. Макс бубнил о сделке, а я не слышал ни единого слова. Он закончил свой доклад, как только Молли издала стон, который разрушил мой контроль. Я бросил на него предупреждающий взгляд и он быстро вышел, оставив нас наедине.
— Ты извращенный ублюдок, ты знаешь об этом, чудак? — ахнула Молли, когда мы наконец остались одни. Она расслабилась у меня на груди, растекаясь лужицей, когда я поднес еще одну клубнику к ее рту.
— Только для тебя, принцесса, — пообещал я ей, когда она съела клубнику и резко прикусила мои пальцы.
Она настойчиво двигалась на мне, вырывая стон из моей души. Я не мог продолжать так дальше. Потребность жестко войти в нее была слишком сильной. Я потянул ее вверх, и ее босые ноги с трудом приземлились на край стола. Затем резко вошел в нее. Она выгнула спину, когда я одной рукой обхватил ее шею, а другой зажал маленький нуждающийся бутон нервов между ног, делая ее скользкой и отчаянной.
Она кончила раньше меня, сильно содрогаясь и сжимая меня по всей длине, пока я продолжал входить в нее. Ее крики и мое имя на ее губах уничтожили меня. Я последовал за ней, толкаясь так глубоко, как только мог, и сильно кончая, пока ее киска содрогалась вокруг меня, всасывая мою сперму и заставляя меня забыться.
После, когда Молли обессилено лежала подо мной, я обнаружил, что мои губы прижаты к ее лбу, а рот незаметно скользит по ее коже. Может, я и мстил, удовлетворяя свою темную потребность наказать эту женщину, используя ее всеми способами, о которых мечтал, но нельзя было отрицать простую истину.
Я был счастливее, чем когда-либо за последние семь долгих лет.