Злые клятвы

ГЛАВА 22

Эвелин

Крик чуть не слетел с моих губ, когда поток холодного воздуха пронесся по моему телу. После событий на свадьбе мой мозг сразу переключается в боевой режим. Мое тело напрягается, когда чья-то рука зажимает мой рот. Я ругаюсь, пытаясь пнуть и вцепиться в незваного гостя.

— Успокойся, искра.

Я сразу расслабляюсь при звуке глубокого тембра мужа.

— Нам нужно поговорить, — требует он, устроившись между моими бедрами.

— Бля, Кензо, — рычу я. — Разве это не могло подождать до утра?

Он качает головой.

— Нет, не может.

У меня кружится голова, и мурашки бегут по моему телу, когда он лениво ласкает мою кожу. Мне следует отстраниться и положить этому конец сейчас же. Скажи ему нет. Он позволил своей любовнице неуважительно относиться ко мне. Черт, он не уважает меня, имея чертову любовницу. Но мое тело под его телом парализовано. Кензо слегка шевелится, его выпуклость трется о мою киску так, что внутри меня танцуют покалывания фейерверка. Я от стыда поворачиваю голову, чувствуя, что вся влажная от него.

Стыдно, как легко мое тело оживает от его прикосновений.

Лицо Кензо суровеет, когда он смотрит на меня, и я не могу не задаться вопросом, что у него на уме.

— Ну, продолжай, пожалуйста, чтобы я могла снова заснуть.

Он склоняет голову набок.

— Это наша брачная ночь, жена, — напоминает он мне. — Кто сказал, что ты собираешься спать?

Я фыркаю. Неженственно, я знаю.

— Если ты хотя бы на секунду подумаешь, что получаешь от меня что-то, ты ошибаешься.

Его лицо темнеет, как грозовая туча.

— Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, пока ты мне открыто изменяешь, муж. Надо было подумать об этом, прежде чем спать со мной, а затем приглашать ее на нашу (я цитирую это в эфире) свадьбу.

— Я не изменяю тебе, Эвелин, — говорит он мне.

— На седьмой странице журнала Elite Magazine написано другое, — напоминаю я ему. — Очень большое и красочное напоминание, которое увидит весь мир.

Он издает низкое рычание, проводя рукой по лицу.

— Она меня поцеловала, — признается он с усталым вздохом. — Я не ответил ей на поцелуй.

— Вероятная история, которую можно рассказать в нашу брачную ночь, когда ты захочешь меня трахнуть, — усмехаюсь я. — Это была не та мелодия, которую ты пел, когда я сказала тебе об этом.

Его рука обхватывает мое горло, но он не оказывает никакого давления.

— Я не рассказывал тебе никакой истории той ночью, — рычит он. — Если я правильно помню, я вообще ничего не говорил, потому что, что бы я ни говорил, ты мне не поверишь.

Я остаюсь тихим под ним. Нечего сказать. Потому что, в конце концов, я не знаю, могу ли я ему доверять и даже хочу ли я этого.

— Теперь мы вернемся к этому через секунду, — говорит он, его голос становится бессердечным. — Почему кто-то хочет тебя похитить?

Мои брови опускаются в замешательстве.

— Что? Я не знаю.

— Не лги мне, Эвелин.

— Я не вру, — настаиваю я. — Я понятия не имею, почему кто-то захотел меня похитить.

— Даже тот человек, который помог тебе сбежать три года назад? — он хлопает рукой по кровати рядом с моей головой. Я вздрагиваю под ним. — Сантьяго Альварес.

Я сглатываю, мои глаза расширяются, когда он произносит имя.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Твоя мать клонировала твой телефон, Эвелин, — говорит он. — У нее были все твои сообщения, включая те, что были отправлены Альваресу и от него.

Это многое объясняет о последних нескольких месяцах, предшествовавших моему побегу. Какая сука.

Мои верхние зубы играют с нижней губой, пока я изо всех сил пытаюсь придумать, как рассказать ему о своем побеге. Альварес профинансировал мой побег, но за это пришлось заплатить цену, которую я даже не предполагала, что он попытается добиться этого. Я едва ускользнула от него и его людей.

— Это не имеет значения, — я пытаюсь отмахнуться от этого. — Я все равно не сбежала, и теперь твоя семья мстит… я полагаю.

Потому что в этом вся суть этого фиктивного брака. Неудивительно, что у него есть любовница. У него нет реальных инвестиций в этот союз. Не так, как я думала. У меня было больше игровой силы, когда я думала, что он полагался на имя моей семьи. Но речь никогда не шла об этом. Все дело было в мести. Все дело в мести.

— Дело не в этом, Эвелин, — он вздрагивает. — Речь идет о том, что кто-то расстрелял нашу свадьбу и попытался похитить тебя. Мне нужно знать, замешан в этом Альварес или нет.

— Почему тебя волнует, если меня похитят? — спрашиваю я с любопытством. — Я думаю, это было бы идеально для тебя. Ты получишь то, что хочешь, хотя я не уверена, что принуждение меня выйти за тебя замуж было на самом деле каким-то наказанием против моей матери за убийство твоего брата. Единственный, кто понесет какое-либо наказание, — это я. Так что я думаю, ты будешь счастлив. Тогда ты сможешь трахать свою вонючую любовницу сколько хочешь.

— Ты. Являешься. Моей. Женой.

Я дрожу от его ответа. Каждое слово акцентируется покачиванием бедрами. Огонь, горящий в его глазах, плавит что-то внутри меня. Кензо проводит губами по моему лицу, оставляя поцелуи на моей челюсти и шее. Какая мягкость со стороны опасного человека, из рук которого пролилось столько крови.

— Ты сводишь меня с ума, — его зубы прикусывают мою нижнюю губу, и я открываюсь для него. Мы целуемся, наши языки борются за доминирование. — Скажи мне, — это отчаянная просьба, и когда я смотрю ему в глаза, я вижу то, чего никогда раньше не видела.

Страх.

Он боялся за меня. Все еще боится за меня.

— За два месяца до нашей первой попытки пожениться ко мне пришла мама, — это меня чертовски удивило, поскольку в 99,9 процентах случаев она делала вид, что меня не существует. — Сказала мне, что никогда не хотела, чтобы я женилась на тебе. Что сколько бы денег ни предлагала твоя семья, она не смогла бы пойти на это, зная, что я буду недовольна.

Кензо бросает на меня скептический взгляд. Я закатываю глаза.

— Да, шок, я знаю. На минуту я подумала, что ее тело похитили.

Прочистив горло, я вспоминаю то время и пытаюсь вспомнить некоторые детали.

— Она сказала, что у нового окружного прокурора против тебя есть дело, и он хочет помочь мне сбежать. Он дал бы мне новую личность, и это было бы так, как будто Эвелин ЛаМонтань никогда не существовало. Я выросла в этом обществе и знала, что ничто не обходится без платы, но он никогда не давал мне ее. До дня свадьбы, сразу после того, как я побежала…

Сглатывая подступающие к горлу рыдания, я поднимаю руки, чтобы закрыть лицо. Однако Кензо не позволяет мне спрятаться. Он хватает меня за запястья, оттягивая мои руки назад в стороны, и прижимает мое лицо к своему. Его лоб касается моего, и он смотрит прямо мне в глаза.

— Все в порядке, — шепчет он, лаская большими пальцами мои щеки. — Я понял тебя. Ты в безопасности.

Но я не могу быть. Не тогда, когда единственной причиной, по которой он женился на мне, была месть. Моя мать убила его брата, и я расплачиваюсь за это. Это несправедливо. Но когда он держит меня вот так, глядя мне в глаза, я чувствую, что ему не все равно. Действительно заботится.

Я никогда не буду любить тебя.

Когда-то эти слова меня так разозлили, но сейчас я чувствую только глубокую меланхолическую печаль по поводу того, чего я всегда хотела, но никогда не получу. Конечно, он никогда не полюбит меня. Я ежедневно напоминаю о его утрате. Даже если он был еще ребенком, Харуто был его семьей.

— Мы должны были встретиться в назначенное время, но я пришла раньше, — говорю я дрожащим голосом. — Это было на верфи недалеко от церкви. Они меня сначала не заметили. Они ждали меня не раньше, чем через час, — я делаю паузу, когда болезненные воспоминания выходят на поверхность. — Они загружали женщин в грузовик. Большинство из них были избиты и обнажены. Более половины из них были моложе меня. Я нырнула за контейнер, чтобы никто из них меня не увидел. Мне просто нужно было дождаться подходящего момента, чтобы уйти. Тогда они никогда не узнают, что я была там.

— Они тебя не видели?

Я качаю головой, слеза скатывается по моей щеке.

— Сантьяго был там, гулял с женщиной, которую я не смогла как следует разглядеть. Они смеялись над тем, что подставили меня. Моя мать на самом деле пыталась меня спасти. Она думала, что Альварес — какой-то белый рыцарь, который хотел помочь, но он только что планировал продать меня. Они это планировали.

— Что?

— Женщина и Альварес, — говорю я ему. — Она заплатила ему, чтобы он заманил меня на верфь. Сказала, что может оставить себе любую прибыль, которую заработал на мне. Он сказал ей, что у него уже есть кто-то в очереди. Кто-то, кто заставит меня заплатить за мои грехи. Поэтому я побежала.

— Они видели тебя, когда ты уходила?

Я качаю головой.

— Я так не думаю. За мной никто не пришел.

— И ты уверена, что не заметила никаких подробностей о женщине? — он нажимает. — Нет опознавательных знаков? Не узнала ее голос? — я качаю головой.

— Не то, чтобы я могла вспомнить. Ее голос был мягким, и я едва могла расслышать все, что она сказала. Все, что я слышала, это ее смех. В остальном она выглядела как обычная женщина. Туфли, платье, кажется, черные волосы, но они были заправлены под шляпу.

Муж кивает, принимая мой ответ. Наступает тишина, пока мы смотрим друг на друга в темноте. В окнах достаточно света, чтобы мы могли видеть друг друга. Мы не говорим. Мы просто позволяем нашим рукам бродить по телам друг друга.

— Я никогда не спал с Саори, — шепчет он. — Моя мама — это та, кто постоянно ее приглашает.

Его мать? Но почему?

— Саори должна была однажды выйти замуж за моего брата, — говорит он со вздохом. — Моя мать никогда не была довольна соглашением, которое мой отец заключил с твоим. Она не воспринимала это как наказание. Она происходит из очень старой линии сторонников Якудза. Правосудие старой школы. Что-то, что мой отец пытался оставить после себя.

— Выглядит не очень приятно, — бормочу я, разочарованная тем, что тот момент связи, который, как мне казалось, произошел между нами в гримерке перед репетицией, ничего не значил. Она просто подлизывала меня перед тем, как Саори пришла меня унизить.

— Я позаботился о том, чтобы Саори была внесена в черный список на всех мероприятиях, — говорит он мне. — Может быть, она и не спровоцировала ничего, но она оскорбила тебя, а я сделал людям гораздо хуже за гораздо меньшие деньги.

— Я нахожу это сексуальным, — соблазнительно мурлычу я, проводя языком по его нижней губе.

Он поднимает бровь, глядя на меня.

— Действительно?

Я стягиваю его трусы. Он пришел спать в одном нижнем белье, и менее чем через минуту я сняла его с него, и его эрекция проникла внутрь меня. Он растягивает меня резким толчком и наполняет меня одним толчком.

— На тебе слишком много одежды, жена, — он натягивает мне на голову тонкую ночную рубашку и бросает ее. — Новое правило. В постели нет одежды.

Смех, который покидает меня, переходит в стон, когда он выдвигается и входит обратно.

— Черт, — стонет он, снова двигаясь. — Такая тугая маленькая киска.

Я выгибаю спину, умоляя о большем. Есть что-то в том, как он растягивает меня и слышит свои стоны удовольствия, что наполняет меня так, как я никогда не думала, что это возможно.

— Вот и все, маленькая искорка, — мне нравится, когда он называет меня маленькой искоркой. Мышцы его шеи напрягаются, когда он смотрит на меня сверху вниз. — Возьми весь член твоего мужа, — наблюдать за тем, как он приближается к освобождению, доставляет мне удовольствие. Падение приближается, и я хватаюсь за его бицепс, поднимаясь, когда момент приближается. Он стонет мое имя, а его тело дергается, от чего я еще сильнее падаю в пропасть.

Мы задыхаемся и потеем, но сыты.

Он перекатывается на спину, увлекая меня за собой и прижимая к себе. Сегодня мы просто муж и жена. Однако завтра начнется нечто совершенно новое.

Если бы только этот момент мира мог длиться долго.

Но я знаю так же хорошо, как и любой другой, что то, что идет вверх, должно упасть.