Злые клятвы

ГЛАВА 24

Эвелин

У меня болит живот от постоянного смеха, разносящегося по комнате. У Вани заразительное чувство юмора, и даже Гия, которая сейчас прикована наручниками к стулу, составляет на удивление хорошую компанию. Судя по всему, друг моего мужа Виталий, с которым я встречалась совсем недолго, среди ночи забрал Джию из ее дома, чтобы использовать против ее брата.

Я не совсем уверена, что я чувствую по этому поводу, но он не причинил ей вреда, и, похоже, ее это совсем не беспокоит, так что пока я оставлю это как есть.

Лиззи вежливо улыбается, сидя на стуле рядом со мной. После свадьбы она была довольно сдержанной. Тихой. Я не знаю, что произошло после того, как меня отвели обратно в гримерку, но думаю, что бы это ни было, моей подруге это не понравилось.

— Никогда не посещайте итальянские пляжи в это время, — Джиа воет от смеха. — Вы увидите больше отвратительных придурков, чем когда-либо хотели.

Из нас вырывается еще один взрыв смеха.

— Адриан никогда бы не стал, — добавляет Ваня со своим воем. — Он завязывал мне глаза, прежде чем отвезти меня на пляж.

Я не могу не улыбнуться их игривому подшучиванию. Кензо никогда не позволил бы мне пойти на людный пляж, где мне пришлось бы носить бикини и быть на виду у других людей. Зная его, он сдал бы все это место в аренду и уничтожил бы любого, кто посмел вмешаться.

Нам определенно нужна терапия. Ну, Кензо так и делает. Я имею в виду, что у меня есть свои проблемы, но у него есть глубоко укоренившиеся.

Протянув руку через стол, я хватаю сочный виноград и немного сливочного сыра с мясной доски, которую Джин приготовил для нас. Он также выпустил несколько брошюр для школ-кондитеров в этом районе, которые он очень рекомендует. Судя по всему, он лично подошел к каждому, чтобы проверить их правильные методы и рекомендации. Это был такой продуманный жест, который я очень ценю.

— Что это за гребешок у тебя в волосах? — спрашивает Ваня между кусочками сочной малины. — Это так красиво.

Я протягиваю руку и осторожно касаюсь замысловатого гребня, удерживающего левую сторону моих волос. Это был подарок матери Кензо в день нашей свадьбы, и с тех пор я его не носила. Она попросила отвезти меня куда-нибудь сегодня позже и попросила, чтобы я надела это.

— Ой, — я слегка поворачиваюсь, чтобы им было лучше видно. — Это семейная реликвия со стороны Кензо. Его мать дала мне это.

Джиа хмурит брови.

— Это, безусловно, интересная семейная реликвия, — отмечает она. — Похоже на гребешок Медузы.

— Что такое гребень Медузы? — с любопытством спрашивает Ваня.

Джиа наклоняется вперед в кресле и берет бокал вина.

— Во время Второй мировой войны японские шпионки в других странах носили в волосах гребни с Медузой, чтобы немецкие и японские войска могли идентифицировать их как шпионов родины.

Сделав глоток напитка, она наклоняет голову к моей расческе.

— Если вы заметили, провалы похожи на змей. Драгоценности — это их глаза.

Я заметила это, но мне никогда не приходило в голову, что оно пришло из греческой мифологии. Я подумала, что это какой-то семейный символ или просто что-то приятное, передающееся из поколения в поколение.

— После окончания войны японскому правительству больше не нужны были шпионы, поэтому большинство из них остались одни, — продолжает она, откинувшись назад. — Оставленные правительством, многие женщины пополнили ряды Якудза. Гребни стали символом статуса женщин. Они выходили замуж за высокопоставленных чиновниках организации или на правительственных чиновниках, чтобы иметь возможность шпионить в их пользу. Именно по гребням они были идентифицированы.

В желудке бурлит неприятное ощущение, похожее на тошноту, только более горькое и кислое. Осознание этого поразило меня, как удар под дых: женщины в семье моего мужа использовались их организацией в качестве сексуальных шпионов. Мой разум кружится от этой мысли, и я поспешно делаю мысленную пометку, чтобы обсудить это с ним позже. Меня это не устраивает, и я не допущу этого, если они все еще будут применять такую практику.

Никто не должен быть принужден использовать свое тело в качестве оружия против другого человека.

Но как бы меня ни пугала эта идея, в мою голову закрадывается сомнение. Что, если бы эти женщины были добровольными участниками? Что, если они увидят в этом способ получить власть или преимущество в своей жизни? Это тонкая грань, которую я не хочу просить мужа пройти. Если они действительно добровольны, то кто я такая, чтобы судить их? Но если нет…

Внезапно меня прерывает один из охранников, Нико, выкрикивающий мое имя из главного коридора.

— Миссис, тебя ждет машина Накамуры, — сообщает он мне. Благодарная за отвлечение, я улыбаюсь ему и встаю со своего места.

— Спасибо вам обоим огромное, что провели сегодня со мной время, — искренне говорю я двум женщинам, сидящим напротив меня. — Я очень ценю это, — они оба улыбаются и кивают в ответ.

— Увидимся, когда ты вернешься, — добавляет Ваня теплым и дружелюбным тоном. — Я думаю, Адриан хотел остаться сегодня вечером на ужин и покер. И я подумала, что было бы здорово провести вечер кино в вашем впечатляющем кинотеатре.

При ее предложении с моих губ сорвался искренний смех.

— Звучит как отличный план.

Хватая сумочку, я прощаюсь в последний раз, прежде чем броситься в лифт. Нико следует за мной.

— Вот ты где, — говорит Нико, открывая для меня дверь на заднее сиденье.

— Спасибо, — я забираюсь внутрь и пишу Кензо, что покидаю пентхаус, чтобы провести время с его матерью.

Кензо

Веселись. Будь хорошей.

Автомобиль выезжает на оживленную главную дорогу, оставляя позади очаровательный Французский квартал и направляясь к блестящему и гламурному торговому району. Но прежде чем мы преодолеем милю, разразится хаос. Визг металла о металл наполняет мои уши, когда нашу машину подрезает сбоку, заставляя меня броситься на ремень безопасности, прежде чем меня врезают обратно в дверь.

Я чувствую, что уже образуется синяк.

На меня падает дождь разбитого стекла, дезориентируя меня осколками и пылью. Тело болит от удара, в голове громко звенит.

— Эвелин! — голос Нико прорывается сквозь хаос, прежде чем наша машина внезапно отрывается от земли, швыряя меня, как тряпичную куклу. Мы перекатываемся еще два раза, прежде чем наконец остановиться, наша машина теперь перевернулась и царапает неумолимый бетон.

Моим чувствам требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что только что произошло. Я чувствую вкус крови во рту и стону, двигая конечностями, чтобы проверить, нет ли травм.

— Нико?

Никакого ответа. Паника начинает охватывать меня, когда я ползу к нему, не обращая внимания на боль в правом боку, где что-то острое, должно быть, вонзилось в меня во время падения. Мое сердце замирает, когда я вижу, как его безжизненная фигура упала на бок, а глаза тупо смотрят вперед.

О, нет.

Все мысли о боли забываются, когда я выбираюсь из-под обломков, используя все оставшиеся силы, чтобы подняться на трясущиеся ноги. Мое зрение затуманивается, когда я оглядываюсь вокруг.

Мы окружены.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Водитель лежит в нескольких футах от нас, пулевое ранение между глаз указывает на преднамеренное нападение. Кто-то нацелился на нас.

Когда я смотрю на мужчин, окружающих меня, страх кружится у меня в животе. Я узнаю некоторые их лица со дня моей свадьбы. Они были частью охраны моего мужа. Его собственные люди.

Я прижимаюсь спиной к перевернутой машине, пытаясь придумать выход. Дрожащими пальцами я использую кровь из своих ран, чтобы написать сообщение на двери, надеясь, что кто-нибудь его увидит.

Мой муж должен знать, что произошло.

Но глядя на мужчин передо мной, я не могу не задаться вопросом: а было ли это делом рук Кензо? Способен ли он попытаться убить меня?

Нет. Даже не думай об этом.

Я принадлежу ему. Я под его защитой.

Возможно, он никогда не полюбит меня, но я люблю его. Что еще более важно, на данный момент я верю в него.

Когда две надвигающиеся фигуры подходят ближе, я готовлюсь к их атаке. Мое сердце колотится от страха и адреналина, но я отказываюсь сдаваться без боя. Три года переездов с места на место научили меня важности самообороны, и куда бы я ни бегала, я обязательно посещала занятия в местных спортивных залах. Были времена, когда мне приходилось жертвовать едой, чтобы позволить себе эти уроки, но знание того, что я могу защитить себя, того стоило.

Я отказалась быть жертвой тогда, и не буду ею сейчас.

Со всей силы я бросаюсь вперед, застигая первого нападавшего врасплох. Бриллиант на моем кольце оставляет глубокую рану на его щеке, когда я наношу мощный удар.

Другой мужчина явно удивлен моим быстрым возмездием, не ожидая, что его цель будет сопротивляться. Прежде чем он успел среагировать, я врезаюсь коленом ему в пах, заставляя его согнуться пополам от боли. От внезапного движения мой желудок сводит судорогой, но я преодолеваю это.

Один из мужчин насмехается над раненым на японском языке, подстрекая его продолжить атаку. Их слова кажутся мне размытыми, поскольку они окружают меня, и я инстинктивно поднимаю руки, чтобы защитить лицо. Хотя некоторых из них мне удается вывести из равновесия, а другим даже сломать нос ударом головы, ясно, что я в меньшинстве и превосходю.

Несмотря на все мои усилия, один из мужчин схватил меня за волосы и ударил головой о борт внедорожника. Боль пронзает мой череп и переполняет меня, когда они безжалостно избивают меня. С каждым ударом мне кажется, что я дышу через соломинку, изо всех сил пытаясь набрать достаточно воздуха в свои горящие легкие.

Но несмотря на всю агонию, меня поддерживает одна мысль: Кензо.

Когда я думаю, что больше не могу держаться, на меня падает тень, и я вижу его.

Сантьяго Альварес.

Он стоит надо мной с почти разочарованным видом, и все, о чем я могу думать, это мой муж.

Надеюсь, он знает, что я люблю его.

— Тебе не следовало сопротивляться, querida. Ты стоила мне так много. Так не должно было быть, — ругается он, прежде чем нанести последний удар, который отправляет меня во тьму.