Знахарка

Глава 8.

Яра въехала в село под топот копыт, доносившийся с головной улицы. Солнце едва взошло - в такие часы бабы только скотину кормить заканчивали, да печи шли топить. А дети... так те еще сопели на лавках, укрытые по самый нос. Знахарка быстро спешилась и направилась к храму. Успела разглядеть лишь высокие копья конников с желтыми полотнами стягов. Промозглый озимок играл с тяжкими холстинами, гордо украшенными головой куницы в венке из листвы ясеня.

Желтый с зеленым. Цвета воеводы.

Отчего так рано?

Вацвав, что из Южного Замка, воеводствовал на этой земле давно. Справедливый суд в селах вершил, законы чаял да людей простых уважал. Он появлялся в Светломесте в конце поры урожая да на исходе ледового срока, собирая подать и отвозя ее в Камнеград. Оттуда дань уходила в Княжество Унислава, и про селян забывали еще на полгода.

Люди давно привыкли к этому кругу, и уже не страшились - понимали, что так надо. То малая цена за мир.

Вот и в конце серпеня - последнего месяца поры урожая - собрали тысячу алтынов, да по десять мешков зерна с кадками мяса. Нагрузили несколько добро сбитых возов, отправили в Камнеград. Успокоились вот до первой капели. А тут такое...

Аль народился новый сын у воеводы? Неужто снова хочет отдать его на воспитание в сельскую семью, почитая старый обычай? Только про то знахарка знала бы.

В прошлый раз молодуха воеводы Крайю звала, и Яра сама держала крошечное тельце Нежега на руках. Знахарки и привезли дитя в село зиму спустя, приглядывали за ним, пока тот рос у Литомира.

Хорошим хлопцем Нег был, только болезненным - весь в матку. Скоро и время наступит отдавать его в родину - одиннадцатую зиму малец гуляет...

Меж тем церковная площадь кишела людьми. Над подворьями не вздымались тяжкие клубы печного дыма, и хозяйки сетовали, что работа, дескать, стоит. Мужики настороженно вглядывались в ратников, все тише говоря, что беда приключилась. Говор людской шелестел как пожухлая листва, вот-вот грозясь вспыхнуть настоящим костром.

А старосты все не было. Время шло, и Яра простояла возле храма добрую годину. Уж и пальцы окоченели, глаза от бессонницы закрывались.

Шепот нарастал. Гул испуганных голосов проникал сквозь прочные ставни избы, где закрылся воевода. Наконец, тяжелая дубовая дверь со скрипом отворилась. По высокому помосту, срубленному из крепкого дерева, раздался стук новых каблуков хозяина воеводства.

Яра давно не видала Вацлава.

Высок. Силен. Зим этак сорока пяти, может, больше. Волосы светлые, до плеч, и борода аккуратно стриженная.

Нег походил на него как две капли воды, и знахарка невольно вгляделась в толпу: выискивала глазами сорванца. Знала, как скучает он по батьке с маткой. Литомир суров был с мальцом, воспитывая в нем воина. И Нег не раз горевал у нее в руках, что не может видеть родных.

Только того нигде не было. Видно, Веселина оставила с собой, зная, что батька скоро поедет. Понимала: дитя снова будет скучать да выть в перину по ночам.

- Тише! - Лицо Литомира показалось Яре вылепленным из густой красной глины. Застывшие черты, скованные движения, - все это дало знахарке знать: беда приключилась. - Тише!

Он рассерженно крякнул в пушистые усы и дождался, пока народ смолкнет.

Вперед вышел воевода:

- На рассвете весть дурная пришла с грамотой. Голова Унислава Белого висит теперь на пике степняка, - проговорил воевода. - Великое Белоградское Княжество выжжено и разграблено. Города Пограничных Земель закрыли ворота - им нет дела до Народа Лесов. Защита, за которую уходила дань в Белый Город, рухнула, сгорела в руинах замковых стен. Лазутчики Тура говорят, степняки не пойдут на нас: им Дорога Алтынов нужна. Да только не верит этому Князь наш Великий, Тур Каменный. Оттого и созывает воинство под стягом своим.

Люди громко зашептались, загудели, вспоминая тревожные зимы войны: поля, поросшие высокой овсяницей, запущенные вырубки лесов, голодный вой детей. Степняки и раньше совершали набеги, только после союза двух Великих Княжеств с Пограничными Землями люди впервые забыли об оружии. Видать, ненадолго.

Литомир поднял ладони, успокаивая люд: не любил воевода, когда говорить приходилось дважды.

- Конница степняков насчитывает несколько сотен ратников, и воеводы Князя Каменного мыслят, что это не основной удар. Советуют ждать остальных сил. Только воины стоят покамест в Белограде. Потому Великий Князь и приказал созывать с каждого села по тридцать мужиков. Выставим войско с южной стороны Княжества и станем ждать. Коль войне быть, придется идти каждому. Вам три дня даны для того, чтоб людей выбрать.

Воевода внимательно оглядел народ, словно выискивая кого-то. И остановил взгляд на Яре:

- Собери травы. Свари снадобья от жара, да примочки сготовь. Струпный Мор идет по селам, оголяя землю погостов. Возьми баб, коль понадобится, в помощь. И откройте избу на околице, что стоит пустой уже вторую зиму. Бают, зараза струпная быстро меняет хозяев. Всех, кто заболел, сносите туда. И не допускайте к ним никого.

Вацлав на стал ждать ответа знахарки. Он легко миновал ступени помоста и одним рывком взобрался в седло. Поводья натянулись - и грохот копыт растаял за селом.

- С каждого дома по мужу на вечу. - Приказал Литомир, - Сбор после захода солнца.

И он размашисто зашагал в сторону высокой деревянной избы, первой от центра площади.

Селяне расходились неохотно, то и дело собираясь небольшими группками. Коль задумал Литомир вечу собрать, значит, дело худо.

Яру у сеней настиг Свят. Он немного запыхался, стараясь догнать знахарку. А она шла в тяжелых думах, не замечая, что за ней бегут.

- Стой, Яра! - Свят развернул ее к себе лицом. Знахарка вгляделась в знакомые черты, но увидела перед собой не друга давнего - воина молодого. Тот был сосредоточен, взволнован чем-то: - Давно не видал тебя. Батька говорит, война будет. Ты не ходи в лес за сосновыми почками. Княжество Унислава совсем близко, степняки могут быть тут.

Он держал девку в крепких объятьях, но та резко вывернулась:

- Спасибо, Свят. Да только без леса я не смогу. Эта зима холодная, почти все собранное летом на отвары ушло, а впереди еще много дней. Да и коль войне бывать, отвары пригодятся. Слыхал, что воевода сказал? Растения нужны. Что ж я за знахарка, коль не помогу воякам?

- Ты что, дуреха, не слыхала, что сказано? Границ для степняков не существует. Увидят тебя одну в лесу... не ходи, Яра! Тебе ль мужика не знать?

Он впился в нее умоляющим взором, но Ярослава отвела глаза:

- Осторожной буду, Свят. Обещаю.

Охотник с силой встряхнул ее и грозно прокричал:

- Запрещаю! В лес тебе хода нет!

Яра в удивлении уставилась на друга, впервые видя его таким, а потом тихо проговорила:

- Не твоя я, Свят, чтоб приказывать. И твоею никогда не стану. Женись на Заринке, как отец велит.

- Не указ ты мне - на Заринке жениться!

- Не указ, - согласилась Ярослава. И тихо добавила: - Только у нас нет будущего. Ворожея я, Свят. Уж коль люд прознает, сожгут меня. Не хочу я для тебя такой судьбы, другого ты заслуживаешь. Уходи! Нам не быть разом.

И она вошла в дом, хлопнув дверью перед удивленным другом.

Закрыла избу на засов, бросилась в бабий угол, ища Крайю. Злые слезы давили горло, да только выть Яра не умела - уж не научили ее ни маткина жалость, ни батькино плечо. Век сама справлялась с обидами, и теперь не будет иначе.

Лавка старой знахарки была чисто покрыта самотканым ручником. Значит, не ложилась она. Девка забеспокоилась: не случилось ли чего?

Яра приготовила отвары для примочек и подошла к Анке.

Баба спала. Поверхностно, едва забывшись. И пробудилась на стук сапог:

- Кто тут? Ты, дитятко?

Верно, дочь приемную кличет. Ярослава обрадовалась. Коль к Анке память приходит, жить будет.

Знахарка размотала тканины, смыла ржавую засохшую кровь и приложила ладони к телу. Взглянула в лицо бабе - спит. Яра закрыла глаза, сосредоточившись на легком покалывании в пальцах. Усилила его, посылая тепло в раны Анки. А сама стала водить ладонями над кровавой массой: вонзала целебну в край раны, да вытягивала ее с другой стороны. Шила. Помогала плоти срастаться, обживаясь уродливыми шрамами.

Дыхание знахарки участилось, а на лбу появились первые капли пота. Яра смахнула их, не раскрывая глаз, и направила новую волну целебны Анке. Руки девки обессилено упали на тонкую холстину, которой была укрыта больная, и знахарка остановилась: ее должно хватить еще на воина.

Ярослава открыла глаза. Края широких рваных ран сузились и кое-где покрылись сухими корками. А те, что поменьше, превратились в нежно-розовые шрамы. Хороший признак. Если зараза не подселится - Анка поправится скоро. Знахарка напоила больную бульоном и тяжело поднялась.

Усталость, смешанная с истощением, давала о себе знать. Только Яра не могла отдыхать. Знала, что ее помощь нужна. Она наспех ухватила кусок вчерашнего хлеба, запила остывшим жирным отваром и помчалась в хлев, прихватив с собой штанины с рубахой, да сапоги, что хранились в хате Крайи.

Знахарке показалось, будто не спит воин. Да только как вошла - стих он.

Девка наклонилась над могучим телом, вгляделась в лицо. Глаза плотно сомкнуты, дыхание ровное. Видно, померещилось.

Горячий он был, местами в свежей крови. Но живой.

И легче ему стало. Яра видела, что поправляется воин.

Знахарка окунула кусок тканины в рудую жидкость, сваренную еще с вечера, и осторожно приложила к груди Дара. Под рукой размеренно билось сердце. От боли оно мгновенно загрохотало, и мужчина дернулся. Захрипел, но остался лежать неподвижно.

Ярослава смыла кровь, стараясь не задеть молодые корки. Поменяла повязки и уже думала уйти, как крепкая ладонь сомкнулась на ее руке:

- Кто ты? - Карие, почти черные, глаза зорко следили за девкой, изучая ее. - И что за дар несешь?

Знахарка попыталась было вырваться, дернувшись подобно пойманному соловью. Только у нее снова ничего не вышло. Жар тела воина опалял ее, и ей казалось, что сама она горит. Дурно ей становилось рядом с ним, словно боль его чувствовала. Да не простая эта боль была...

Ворожея нутром чуяла: с ним что-то не так. Только что? Проклятый? Девке не доводилось еще видать такой ворожбы...

- Меня Ярой зовут, - она нарочно говорила медленно - давала понять, что не причинит воину зла. Коснулась мягкой ладонью стальных тисков, держащих ее за руку, и тот ослабил хватку. - Я - знахарка Светломеста. Нашла тебя раненным в лесу, принесла сюда. Ты уж третий день здесь. Я не причиню вреда. Не выдам. Одежду принесла. Да пару сапог. Уж не знаю, подойдут ли...

Степняк внимательно вглядывался ей в лицо, словно силясь понять, говорит ли она правду. И, наконец, удовлетворенно кивнул:

- Не побоялась?

- Чего? - Удивилась Яра. - Ран твоих? Ты не первый, кто встретился со зверьем этой зимой...

- Не ран - воина. Не каждая бы потащила меня к себе. Пропащей девкой могут обозвать, в глаза плюнуть. В твоем Княжестве такое бывает...

И он остановился, оборвав речь на полуслове. Ашан наблюдал за Ярой, ожидая, что спугнет ее, да только девка эта была не из пугливых. Выдержала взгляд воина, и хват стальной. Степняк только сейчас удивился: как дотащила его одна? Он помнил лес и дикую рысь. Смутно, как в тумане. Вспоминал, что до села еще идти и идти. А эта ведь тащила. Несла на себе. И он впервые почувствовал благодарность к человеку Лесов. Да только может ли благодарный человек лгать спасителю?

Элбарс сказал бы, что он дурак. Только Ашан по-другому не мог:

- Не здешний я, знаешь?

- Поняла уже, - Яра коснулась тонкими пальцами смуглой кожи и заглянула в карие глаза: - Да только и не чужой, так?

Знахарка хотела, чтоб он понял: она чуяла его проклятье, как и видела горе, оставленное позади. Ашан выдержал пытливый взгляд, но оставил вопрос девки без ответа:

- Не задержусь у тебя надолго. А как уйду - отблагодарю. Золотом тебя осыплю, каменьями самоцветными. В ткани дивные девичий стан заверну. У степняков за жизнь так принято платить...

- Так ты степняк? Один из тех, что сожгли Белоград? - Яра испуганно одернула ладонь и тут же вскочила: - Что станет с нашим Княжеством?

- Мне не нужны дары Тура Каменного, не нужны и рабы. Не причиним мы зла лесному народу. Мести я искал здесь. За семью, за брата. Ты сама видала все, ворожея.

Он нарочно назвал Яру так. Чего ждал? Думал, станет отговаривать, лгать будет. А девка не стала. Гордо подняла голову, с сожалением проговорив:

- Как понял?

- Так же, как и ты - то, что я проклят. Верно?

Знахарка не стала лгать:

- Мне не доводилось видеть подобных тебе. Не знаю я, что за мрак снедает твою душу. Понимаю только, что помочь могу.

- Проклятье погубит тебя, ворожея. Его не исцелить. Оно велико, как Степь, и голодно, как пески. Заглянешь еще раз в душу - и тебя сожрет!

Яра внимательно вгляделась в глаза воина. Она медленно опустилась на еще теплую от его тела солому и легко коснулась руки Ашана:

- Я не боюсь смерти, Дар. Боюсь, что помочь не смогу - бессильной стану. Ты отдал взамен проклятья свою память, я верну ее. Хочешь?

Ярослава была так близко от него, что воин впервые ощутил то, чего не чувствовал слишком давно. Теплый запах девичьего тела задурманил разум, наводнив его почти забытыми ощущениями.

Ворожея пахла травами, смолой и... нежностью. Солнцем, снегом, хрустящим морозом. И уж совсем близко - звоном капели со сладостью первых лесных подснежников. Мужчина вспомнил, как касался ее губ, и на миг ему показалось, будто снова чует их вкус.

Медовые. Как тот кулич, что давали в детстве. С цветочным нектаром и россыпью орехов.

Ашан протянул смуглую руку к лицу знахарки, лишь на миг замерев у самых губ. Вдруг испугается, на помощь станет звать?

Но Яра не боялась. Она безотрывно глядела в глаза воина, словно бы понимая его чувства. А потом сама приблизилась к его лицу, коснувшись теплым ртом обветренных губ.

И пространство снова заискрилось, затягивая Ашана в мир прошлого. Яра готова была броситься за ним сквозь колышущееся окно, но воин не позволил. Он оттолкнул знахарку, одиноко провалившись во тьму.

Знахарка всего миг глядела на измученное тело, гнущееся дугой. Глупая! Она думала, будто может стать для него своей, но тот лишь оттолкнул ее. Так же, как отталкивали до этого. Яра бросилась к двери. И лишь захлопнув ее, смогла отдышаться. Прислонилась спиной к сухим брусьям. И уперлась невидящим взором в высокий сугроб.

Есть лишь один человек, для которого она всегда будет своей. Старая Крайя. Та, что заменила ей родину, что укрыла ее дар от других.

Девка кинулась в избу, на ходу разыскивая знахарку. Да только той нигде не было.

И тут Яра поняла: ушла она. В лес.

Сгинуть захотела, чтоб она жила.

***

Яра блукала уж несколько часов. Снова повалил снег. Следы Крайи закончились у опушки, и молодая знахарка со страхом вглядывалась в лесную глушь. Охоронник сказал, будто лес не обидит ворожею, да только знает ли об этом дикое зверье? Ведь тот волк напал...

Хорошо, хоть поесть взяла. В лукошке звякнула склянка с молоком. Отпив пару глотков, ворожея отломила кусочек хлеба и, развязав тонкую тканину, обмакнула его в соль. Нужно оставить еды для Крайи, она наверняка голодная.

Яра все ходила и ходила, и каждый раз дорога ее останавливалась у Чертовой Ямы. Знахарка меняла курс, снова шла - и опять это место. Как будто лес пытался ей что-то сказать.

А она не понимала. Слышала, да слов разобрать не могла.

И страшно ей здесь, и душа ноет, а отойти от Ямы сил нет. Знахарка до слепоты вглядывалась в деревья, до звона в ушах пыталась расслышать голоса лесные. Словно пологом это место укрыто...

Выхода не оставалось. И хотя в прошлый раз Охоронник гнал ее от этого края...

Яра приникла к заснеженной земле и прошептала просьбу. Ничего. Только снег повалил сильнее. И тут бы поверить, что дух-хранитель не слышит ворожею, но Ярослава чувствовала - лес понимает ее. Отчего ж молчит?

Приникла к ледяной коре сосны, моля ее откликнуться - все то же.

Тишина и глушь.

Но вдруг Яре показалось, что в стороне что-то блеснуло.

Молодая знахарка резко обернулась, всматриваясь в снежные тропки, но ничего не нашла. Почудилось?

Она осторожно отошла от странного места, снова приникнув к земле, и только сейчас разглядела: к ней ползла змея. Стелясь по запорошенной дороге черной лентой, она все ближе подбиралась к знахарке. Теперь до Яры донеслось гадкое шипение.

Знахарка вздрогнула.

Змея зимой? Такого не бывает! Эти твари давно заснули в ямах, дожидаясь тепла. Да только ей не почудилось!

Гадюка ползла все ближе, и Яра словно остолбенела.

Она попыталась просить помощи у леса, но тот словно бы оглох. Ветер стих, а снег повалил еще сильнее. Ярослава резко дернулась в сторону, и гадюка не достала ее.

Яра бросилась бежать. Но куда?

Она не видела перед собою ничего, кроме белого полотна снега, и внезапно оказавшийся на ее пути корень кряжистого дуба оказал знахарке дурную услугу. Она с разбегу упала лицом в снег, больно оцарапав ногу. Только это все не шло ни в какое сравнение с тем, что ползло за ее спиной. Знахарка развернулась, ожидая опасности, и выдохнула.

Старая Крайя с силой толкнула ногой черную тварь, и та, описав в воздухе дугу, ударилась о ствол дерева.

- Дурное ты место выбрала, Ярка, - сокрушенно заговорила старуха, - Охоронник что, не предупреждал?

- Предупреждал, бабушка, - оперлась на руку ворожея, - только тебя нигде не сыскать...

- Не хотела я, чтоб ты меня нашла. Думала, уйду в лес, да и замерзну средь снегов. А там - все одно душе ночницы покоя не будет. Мне уж не вымолить прощенья в этом мире.

Яра не понимала, о чем говорит старуха. Знала лишь одно: когда люди шли за нею с вилами, одна Крайя заступилась за младенца. Одна решила дать ей жизнь. Это решало все.

Она обняла старуху так крепко, как только могла и уверенно прошептала:

- Не поверю, что ты дурного людям хочешь. Не спасла бы младенца, когда все были против...

И она впервые за это время расплакалась. Ей было совестно, что показала слабость. Только Крайя не торопилась домой. И руки уж заледенели, и не ела ничего за день - Яра чувствовала, что та старалась себя наказать.

Да только родная она Ярославе.

- Пойдем, бабушка, домой. Прошу тебя. Мне одной не выжить.

Она утерла лицо меховым рукавом и жалобно заглянула в глаза старухе:

- Спасла ты меня тогда, бабушка, и теперь твое спасенье мне нужно. Люди похоронят меня заживо, коль не станет тебя. Сама знаешь - чужая я. Подкидыш.

И Ярослава тяжело вздохнула.

Крайя отняла ее руки от своих плеч и тихо проговорила:

- Пойду, Ярка, за тобою. Только должна ты знать, какое зло в дом пускаешь.

И она ухватила Яру за руку, резко потащив за собой. Ворожея остолбенела: такая сила в старушечьих ладонях жила, что могла напрочь сломить любое сопротивление. Да только руки молодой знахарки удерживала бережно.

И Яра позволила увести себя.

А Крайя все углублялась в чащу, выбирая самые темные тропы. Наконец, остановилась.

Ярослава поежилась. Вокруг нее стоял непроглядный лес, и как не силилась она разглядеть в нем целебну, деревья молчали. Словно выпито все было до нее.

- Не могла я иначе, - пояснила Крайя, наблюдая за тем, как ворожея вглядывается в стволы деревьев, - лучше уж у них силу черпать, чем у людей. Проклятое это место, Яра. Проклятое, как и его хозяйка. Стой здесь. И гляди в оба. Коль отвернешься от меня - отпущу, не трону. Не причиню тебе вреда.

И старуха стала собирать сухие ветки, лежащие под толстым слоем снега. Она накидала их друг на друга, и, присев у костра, что-то зашептала. Слова давались ей с трудом, и Яра видела, как Крайя тяжело опирается на землю. Но уже в следующее мгновенье из-под веток пошел тонкий дымок, а вскоре костер и вправду задался.

- Подай мне это, - старуха указала на ярино лукошко, и, получив его, разлила молоко слева от костра. - Молоко на запад, соль - на восток, - пояснила старая знахарка, зашипев от белого песка. Она срезала кусок кожи с пальца, бросив его перед костром, и, протянув к Яре руку, сделала глубокий надрез. Уронила несколько капель крови напротив своей плоти, прошептала: - Плоть мертвяка на севере, да невинная кровь на юге.

Огонь разгорался все сильней. Несколько веток уже превратились в пепел, а кострище все росло. Крайя же стояла к нему спиной:

- Гляди, дитя, кого зовешь с собою. Гляди внимательно, коль не боишься!

И она прыгнула сквозь огонь. Сгорбилась, противно зашипев. Сплюнула кровью на свежий снег. И прыгнула еще раз.

И кровь не алая - черная. Гнилая словно бы.

Руки удлинились и скрючились, а лицо покрылось темным тленом.

Яра в ужасе закрыла глаза, уже понимая, что будет дальше, да только Крайя не пожалела ее:

- Гляди! - Прокричала она рыком зверья дикого. - Гляди, что я такое!

И она снова прыгнула.

Вой. Дикий, страшный вой разнесся по округе. От него кровь леденела, да только Яра забыла дышать. Перед ней больше не было старой знахарки. Нечто другое, темное.

Невиданный зверь повел носом в ее сторону, и снова прыгнул сквозь огонь, вернувшись к Ярославе полутрупом.

С рук Крайи свисали тлеющие останки. Местами проглядывала светлая кость, и запах...

Молодая знахарка никогда не чуяла ничего подобного.

Вонь гниющей плоти заполнила ноздри Ярославы, заставив ту отвернуться. Рвота подкатила к горлу резкими спазмами, и Яра не сдержалась.

Ее рвало долго. Она жалела, что съела тот кусок хлеба. Иначе все уже закончилось бы.

И только свежий снег остановил новый приступ.

Ворожея умылась талым снегом, обернувшись к Крайе. Та снова стала прежней. Глядела на Яру невидящим взором, и впервые в жизни молодая знахарка увидала мрак. Он струился из глазниц Крайи, и заполнял собой ее душу. Обволакивал тленное тело, не давая ему рассыпаться. И наполнял собою это проклятое место.

- Уходи, - виновато попросила старуха, - теперь ты все знаешь. Знаешь, кто такая ночница.

Ярослава сделала шаг назад, осторожно нащупывая землю. Она обернулась, ища опасность, да только ясная мысль озарила ее:

- Не дано мне знать, что заставило тебя сделать это, - Яра говорила едва слышно. Голос охрип от рвотных спазмов, а язык почти не слушал ее. Но молодая знахарка понимала: отпустит Крайю сейчас - не увидит никогда. - Да только разумею я: если бы ты хотела мне смерти - уж давно позвала бы ее. Пойдем, бабушка, нужно целебну для тебя найти.

И старуха разрыдалась. Впервые после того, как похоронила Мару.

***

- Давно это было, - тяжко говорила она, сидя за глинобитным столом, покрытым тяжелой дубовой доской, - молодой я была тогда. Думала, что жизнь знаю. Любила...

Она обхватила голову руками и говорила без умолку, а Яра словно видела это все, словно проживала ее жизнь. Не винила. Не казнила ее в помыслах.

Да и как винить?

Когда ты молод и любишь - ошибаешься. Все ошибаются. Только ошибки эти стоят по-разному. Кто-то алтыном откупится, другой жизни не пожалеет...

- Полюбок был у меня, Орликом звали. Ходил долго, сватался. Любился. Клялся, что навсегда это. Говорил: зачем нам ждать сговорин, коль и сейчас можно быть разом? А я ведь слушала, жизни не зная. Не думала, что дурно поступаю. Да и что дурного в любви-то?

Она замерла, подняв на Яру полные мрака глаза, и с болью продолжила:

- А как пузо стало расти, Улада ему приглянулась. Девкой молодой она тогда была. Знахаркой. В нас обеих в тот час дар просыпался, ворожеями суждено было стать... А мне еще и Рожаницы с неба улыбнулись. И носить бы дитя, да мужик мне нужен был. Не видела я без него ни жизни, ни дитяти своего. Вот и пошла просить подмоги у ночницы. Стала такой же, умертвив в себе дитя.

Трое суток кровью истекала, кричала, что не хочу больше проклятья. И что полюбок мне не мил. Просила Рожаниц вернуть дитя. И Макошь заступиться просила. Да только божиня не плетет судьбы для мертвых.

Выжила.

Позором, карой вечною.

Выжила.

И Орлик заметил. Снова полюбил меня, кинув Уладу. Ей ведь тоже судьбу изгубил, так и не сыскала себе другого. Гнев с тех пор на меня держит. Клянет.

А этот снова стал ко мне захаживать, слова дивные говорить.

Да только противно мне было. Больно до слез, до хрипоты ночной.

Прогнала я его. Не проклинала - сам сгинул, попадясь мужу молодой бабы. За полюбство сгноили его.

А мне вот проклятье осталось. Не погубила я ни селян, ни скотину. Кинула все, и пришла в Светломесто, оставшись тут знахаркой.

Проживала жизнь, пока твоя матка ко мне проситься не пришла. Любила она батьку твоего, в шлюб собиралась, да только сошел он смертью лютой. Оставил ее брюхо растить да проклятья слушать, а сам сгинул.

Мара держалась, слышишь? Она - не я. Любила тебя, когда ты еще под ребра не стучалась. Гладила все время, песни напевала. Ручничок вышивала, чтоб водой святою обтереть, когда глаза раскроешь да крик подашь. Да только кровь в тебе суровая течет, южная. Не справилась матка, померла.

Оставила тебя, Ярославой упросив перед кончиной назвать.

Я как взяла на руки - так и поняла: моя ты. Дитя родное, хоть и не богами данное. Моя ты, Ярка, понимаешь? Искупление проклятья, искупление грехов! Любила тебя, девка. Всегда любила. И любить стану, даже коль прогонишь меня!

В глазах Крайи загорелся такой огонь, что Яре на миг стало страшно. Она тут же прогнала тяжкие мысли, взяв старуху за руку:

- Излечить тебя, Крайя, нужно. Целебну найти. Это нынче важно.

- Нет, Ярка. Целебна есть для живых, я же давно мертва. У меня путь один - помереть, да в гадюшницу превратиться. Скитаться душой проклятой, нового тела искать.

- Та змея...

- Гадюшницей была, - закончила за ворожею Крайя, - ужалила бы, и душа гнить начала. Только ты ворожея, не погубит тебя эта гадина, хоть и боли много причинит. А вот простую девку... выпьет до дна, и сама в тело сядет. С помыслами дурными жить станет.

Яра в ужасе вскочила:

- В этот лес не только девки ходят. Темнолесье кормит нас, и как придет лето...

- Черной Гнилью лес наш болен, - сокрушенно пояснила Крайя, - оттого и Охоронник не пришел на зов твой. Оттого и гады там живут. Ползет эта Гниль с каждым днем, и границы ее все шире. Да только кто остановит напасть? У кого силы хватит?

- Что нужно? Как исцелить землю?

- Если б знала я. Думаю, мертвая она уже. Не оживет никогда. Что усопло, не пробудится вновь. Да если найти зло, что Гниль в лес селит, выжечь его, тот очнется. Сможет защитить себя сам.

- Помоги мне, бабушка, помоги найти!

Яра бросилась к старухе в ноги.

Но та подняла ее с колен:

- Не здешнее это зло. Не видала я доселе такого...

Резкий грохот в дверь заставил Крайю замолчать, и она с тревогой взглянула на Яру:

- Не прознал ли кто про воина твоего?

Яра с трудом сглотнула и пошла отворять.

- Где он? - Литомир ввалился в избу, обдав ворожею студеным воздухом. Только запах браги, стоявший вокруг старосты, заглушил ее тревогу: - Где Свят?

- Нет его, - Ярослава попыталась ухватить Литомира за руку, чтоб он не упал, но было поздно. Не удержавшись на ногах, староста с грохотом свалился в ноги к ворожее, с силой ударившись лбом о деревянный порог.

Яра бросилась к нему, помогая поднять, но он оттолкнул ее:

- Мразь! Семя подкидово! Сына моего увела! К самим степнякам пойдет он, чтоб от тебя уйти, не жениться на Заринке чтоб. Коль сгинет он, и тебе жизни не сыскать!

Он замахнулся на Яру, и та в ужасе закрыла глаза ладонями. Уж если и ударит, лучше не видать этого. Да только Крайя перехватила ладонь Литомира.

Ярослава глядела за старую знахарку, и понимала, что леденеет от ужаса. Мрак, что жил в ней, окутал ее плотным кольцом, и теперь струился по полу как в горелой избе. Тянул черные руки к старосте, и еще бы миг...

- Покинь его, бабушка, - взмолилась ворожея, - не виноват он, что сына так любит. Вернется ваш Свят, обещаю я.

И Яра бегом вылетела из избы.

***

Слуга уже привез немало слышащих.

Двое целителей, один Ворожебник и пятеро рунников. Все как один - мужики. Молодые, дюжие. И в глазах много непокорности.

Ей это нравилось.

Ворожебник держался наособе, как бы понимая, что его сила - больше. Остальные же жались друг к другу, пытаясь сохранить последние крохи тепла. В подземелье было холодно.

Сколько они томились здесь? Пожалуй, давно. Шестой день в промозглой сырости и без хорошей еды покажется вечностью. Особенно для тех, у кого дома осталась семья.

Колдунья видела таких. Дар в них едва теплился. Горел вокруг головы да сердца ружовым маревом, да переливался, когда лицо мужика прояснялось от мыслей о доме. Разгорался час от часу и тут же гас, не имея подпитки. Знать, все силы доселе уходили что на бабу, что на мальцов.

Слуга указал на двоих. Значит, эти с детьми. Что ж, она знала: будет нелегко. Но их дар... она не могла потерять ни крохи из того, что послал Огнедержец.

Чаровница оглядела тонкий стан в высокое зеркало. Небесный колер невероятно подчеркивал юную прелесть хозяйки, а копна рыжих волос, разметавшихся по плечам, окончательно уверяла ту: вряд ли кто из них видел что-либо более прекрасное. Колдунья удовлетворенно улыбнулась, нанеся душистой воды на изящную шею.

Стройные ножки аккуратно ступали по камню подземелья. Из-под свода на холодные плиты капала вода, а чаровница не хотела испортить башмачки. Нет, конечно, жертвы будут, но пока еще слишком рано.

Она остановилась у кованной решетки, запиравшей дверь в темницу. Подождала, пока слуга откроет тяжелый замок и вошла. В лицо полыхнуло слежавшимся воздухом, смешанным с вонью нечистот, и Колдунья остановилась. Всего на миг.

Она миновала огромную лежанку из соломы и повела рукой. Там, где ладонь касалась затхлого воздуха, мгновенно возникали зеленоватые огоньки, погружавшие мрак подземелья в мертвенное сияние. Свечение разгоралось, представляя утомленным гостям Хозяйку.

Чародейка удовлетворенно наблюдала за реакцией слышащих, терпеливо подходя к каждому из них. Она не торопилась: мужчины должны хорошо ее разглядеть.

Изящная ладонь ласково касалась жесткой щетины, и те, кому довелось узнать ласку Хозяйки, глядели на нее по-другому. Ружовое марево вокруг головы да сердца светлело, дрожа словно бы от страха. Истончалось. Местами гасло. Настороженность и скованность уходили.

Страх исчезал из глаз мужчин, оставляя в них лишь покорность и... раболепие. У всех, кроме...

- Ты силен, - проговорила Колдунья, - останавливаясь у Ворожебника. Гай, так ведь? Слуга говорил о тебе. О даре дивном, что удалось пробудить землею святой. Только это не главное.

Она внимательно следила за молодым мужиком. Рыжий. Высокий, статный. И даром, что ворье. Не его вина, что батькина совесть оставила семью голодать, и что в родине той единственным добытчиком - малец с проворными руками.

А вот то, что силу пробудил...

Ворожебник внимательно глядел на Чаровницу, готовясь в любой момент отвести удар. Темна. И сила, что гудит вокруг нее, смрадом могильным отдает. Не свежим, нет. Давнишним. И, значит, Колдунья мертва много зим. Стало быть, сильна. И о силе ейной ему, рыжему поганцу, лишь догадываться.

И быть осторожным. Если то, конечно, поможет.

Чутье Гая не подводило никогда. И в этот самый момент оно не просило - требовало бежать с лихого места. Да только мог ли он? Верно, нет. Потому как мать с сестрами разменной монетой станут...

- Правда? Ты знаешь о своем даре. Давно?

Рыжий медлил с ответом. Осторожничал, обдумывая каждое слово. Приглядывался. И все же ответил:

- Достаточно.

- Но ты не знахарь, - женщина произнесла последнее слово с нажимом, как будто подводя Ворожебника к единственно верной мысли.

- Нет, - ответил тот. Его голос не изменился, и Колдунья недовольно сморщила носик. Упрямый. Что ж, может, это и к лучшему. Если он будет на ее стороне.

- Ты можешь получить все, что желаешь, - произнесла Госпожа. - Здоровье для мамки и сестер. Власть, алтыны, девку...

Она внимательно следила за каждым движением Ворожебника, чтобы не пропустить то, что даст ей ответ на главный вопрос: может ли этот мужчина остаться в живых. То, что щека дернулась на последнем слове, сказало совершенно ясно: может.

- Значит, решено.

- Непокорная она, - начал было Ворожебник, но тут же оборвал речь на полуслове. Незачем говорить Колдунье многого.

Чаровница, внимательно разглядывавшая его, сократила расстояние между ними в один шаг.

- Она всего лишь девка. Я помогу тебе.

И Колдунья направилась к решетке, лишь за которой остановилась:

- Не подведи меня, Ворожебник. Помни о том, что уже подарено тебе. Власть да алтыны, а еще... три родные жизни.