Знахарка

Глава 10.

Яра бегом направилась к избе Литомира. Ночь на исходе. Вон и небо уж занялось рдеющими всполохами. Година-другая - и село загудит, очнется от сонной неги да заспешит на подворья. А пока Свят никуда не ушел, его можно сыскать дома. Может, и послушает ее.

По головной улице идти не можно: несмотря на ранний час, ее могут увидеть. И снова пойдут толки об их полюбстве. Значит, узкой тропкой позади дворов.

Она едва прошмыгнула мимо хлева, как расслышала позади грузные шаги.

Литомир.

Не отпустит знахарку, хоть и понимает - не ее вина.

Яра обернулась, чтобы отговорить его, успокоить, как внезапная резкая боль оглушила ее. Ворожея интуитивно ухватилась ладонью за горящую щеку, падая в снег. И только тогда подняла глаза на обидчика:

- Не надо, Литомир. Хватит! Я отговорю его...

Яра попыталась встать, но удар в живот опрокинул ее. Молодая знахарка закашлялась, провалившись в снег. Рядом рухнул Литомир. Кислый запах браги ударил в ноздри, и Яра с отвращением отвернулась.

Староста встал на колени, и, покачиваясь, снова поднялся.

Глаза защипало даже не от боли - от обиды, и знахарка расплакалась. Поднялась, пытаясь уйти. Кажется, позади нее спешила Крайя, почуяв опасность. Она уже спасала Яру, и этот случай не стал исключением.

Но Крайя не поспела.

Литомир занес над Ярой кулак, да только так и не ударил ее.

Ворожея вскинула голову, пытаясь понять, что его остановило, и пришла в ужас.

Степняк. В одних портках да рубахе, что она давешне принесла ему. В сапогах поверх чистых холстин. И морозно на дворе, а он - за ней. Беспокоился? Чуял опасность?

Воин, которого она приютила, крепко держал старосту за руку, выворачивая ее с неестественной силой. Литомир боролся со степняком, да так и взвыл от бессилия, опускаясь перед Даром на колени:

- По стопам матки пошла, знахарка. Нос воротишь от Свята, голову хлопцу дуришь. А сама...

Он с омерзением сплюнул в снег, и, пошатнувшись, сам же упал в эту слюну.

Выругался.

- Завтра все узнают о твоем позоре. Пусть помнят люди: подкидово семя никогда не растет...

Он не договорил - дохрипел едкие слова. Поднятый за горловину тулупа, староста со страхом вгляделся в воина, что стоял перед ним. Яра же была так напугана, что не могла проронить ни слова.

- Ты не тронешь ее, - с угрозой произнес Дар, - не причинишь зла.

Яра даже не видела - чуяла, как степняку сложно совладать с собой. И проклятье берет верх, а он силится его покорить. Глубокая морщина, залегшая меж темных бровей, выравнивается при взгляде на нее. И Литомиру бы отступить, да только старостин гнев давно вошел в присказки селян:

- Не тебе решать...

Кулак Дара запечатал рот Литомиру, и тот еще несколько минут откашливал багровую жижу, орошая ею свежий снег. А дыхание воина при виде свежей крови участилось, да нитка пульса, что шальная, забилась под кожей.

Яра шагнула навстречу Дару, легко коснувшись плеча. И мускулы воина под пальцами знахарки обмякли, а ярость в глазах поутихла, откликаясь на девичье тепло.

Староста же, едва отдышавшись, желчно напомнил:

- Что ж не сговоришься ней, а? Ходить в хлев - ходил, а как обеты дать...

И он снова закашлялся от очередного удара.

Яра больше не могла слушать обидных речей. Она обхватила ладонями лицо Дара и, запечатав его взор на себе, взмолилась:

- Отпусти его. Прошу. Не ведает он, что говорит. Это брага, он до нее всегда охоту имел.

Знахарка уцепилась за руку воина и с мольбою во взгляде попросила:

- Я спасла тебя, Дар. Теперь твой черед. Отпусти Литомира.

Степняк послушал. Нарочито медленно разжал кулаки, отпуская края тулупа, и вопросительно взглянул на Яру:

- Простишь его?

- Не нужно мне прощение этой блудницы, - вскинулся Литомир, - завтра все село узнает, что полюбок у нее. Степняки скоро уйдут, тогда и расквитаемся, девка.

Яра не успела заметить, как Дар метнулся к старосте. Видела только ярость в глазах воина, что поднималась алой бурей в груди, да понимала: тот на грани.

- Ты не причинишь ей зла. Увезу я ее, женой своею сделаю. И коль ослушаешься...

Он снова занес кулак над Литомиром, но резко замер. Говорил рвано, отчеканивая каждое слово:

- Сожгу все село. Все избы до последней щепки. До соломины гнилой. Ярослава покинет Светломесто, а ты постараешься, чтоб память о ней хорошею была. Скажешь, любовь большую встретила, и сам ты нас благословил. Понял?

Литомир развернулся к застывшей Яре и с ненавистью проговорил:

- Раз покинешь Свята, не враг ты мне. Исполню волю полюбка твоего. Да только не попадайся мне на глаза, девка!

Он поднялся на ноги и неуверенно пошел домой, а Яра так и осталась стоять в снегу. Видела, как Дар протягивает к ней ладонь, чувствовала, как поднимает ее на руки. А сказать ничего не могла.

- Пойдем, милый, - прошептала Крайя, - в хату нужно отнести ее.

И старуха повела за собою воина, несшего на руках Ярославу.

***

Грохот церковных колоколов ворвался в село ранним воскресным утром. И не утром даже - зорькой ясною.

Студеный воздух навевал сквозь отворенные двери храма пригоршни снега, отчего проход заметало белым ковром.

Звенело так громко, что поневоле люди стекались к прохудившемуся от холодов святилищу. Заспанные, укутанные в тяжелые тулупы, они торопились к шлюбу - только при нем так поют колокола.

Порой гомон даже заглушал голоса медных звонарей, но Яре удалось расслышать: венчание.

Молодая ворожея стояла у самого алтаря. В тонком платье из того самого льна, что купила на выставе, зеленом. А ведь и подумать не могла, когда холстину ту выбирала, что до храму ее... Волосы рассыпаны по плечам да прибраны венком из колосьев - чтоб шлюб плодовитым был.

Посеред живота Крайя повязала молодице красный пояс с рунами охоронными - от сглаза утробы. И такой же - на руку Ашану, чтоб смог защитить нареченную.

- Кто женится-то? - Раздалось позади нее. И тут же голоса примолкли, разглядев напротив Яры статную фигуру воина с темными волосами.

С каждой минутой народу все прибавлялось. Стало жарко. Тут и там ненарочно толкали локтем, и Яра втайне понадеялась, чтобы все поскорее закончилось. Не так она представляла этот день. Не о таком грезила.

- В селе гулянье, - напомнил дядька Казимир, озираясь наокол, - чем не радость?

И он подмигнул Ярославе с широкой улыбкой, которая выходила только у него. Придержал за руку, полушепотом твердя:

- Забудь, Ярка, слова Литомира. Не враг он тебе. Да и сыну не враг. Уж норов у него такой.

Яра улыбнулась дядьке и бросила быстрый взгляд на нареченного, стоящего рядом. Спина его пряма, лицо спокойно. И только губы сжаты в тонкую линию. И здесь, в храме среди селян, он не кажется чужим - свой, словно бы рожденный Землею Лесов. И даром, что кожа его темна - душа родная, близкая...

И все же Дар казался ворожее холодным. Словно бы вырезанным изо льда. Глядел поперед себя ровным взглядом, и ничто в нем не выражало смятения. Он словно бы не видел яриного взора. И она могла бы обмануться на этот счет, если бы не крепкая ладонь суженного, сжавшая ее ледяную ладошку.

Колокола прозвонили еще раз, и все замерли. Раздались славные голоса певчих, и в святыню вошел Богослав.

Он брезгливо глянул на молодых, но говорить ничего не стал. Раскрыл старый фолиант и громко, чтоб заглушить перешептывания толпы, начал читать песнопения.

Яра остолбенела. Она разумела, что в эту самую минуту посеред людей, под взором небожителей древних вершится ее шлюб. Да только как заслышала слова храмовника, поняла неотвратимость происходящего.

Видела подле себя воина. Знала, что красив. И понимала: тот достойный человек. Да только достаточно ли этого для сговорин?

Нет.

Отчего ж тогда у нее нет выхода?

Верно. Проклянут. Заставят жить вдали от села, а еще лучше - прогонят.

Нет уж. Лучше так, с ним. Глядишь, и счастье для себя сыщет. Тихое, робкое. Когда тот, что ложится с тобой на сенник, подкидышем не считает. Потому как и сам чужой до этих мест.

Мысли Яры были так горьки, что она не заметила, как слеза скатилась по щеке. Верно, люди поймут все иначе. Может, кто-то пожалеет. Тот же дядька Казимир. Вот, он уже жмет ей ладонь, пытаясь успокоить. Да от этого только горше.

Шлюбный обряд вершился. А Яра с Ашаном обменивались дарами супружниными: ворожея сняла с запястья оберег и повязала его поверх руки суженного. Наузу научила ее плести Крайя, она же проверила работу девкину, удовлетворенно кивнув, что все вышло как надо. И только тут, в Храме, Ярослава отчетливо увидела силу, алые нити питавшую: та заставляла студеный воздух вокруг запястья Дара дрожать.

Воин же одарил невесту увесистым перстнем с невиданным камнем - все, что привез с собой из Степной Земли.

Знахарка с недоумением глянула на ладонь, посеред которой огненным цветом сиял багровый лал - невиданная в Светломесте роскошь. И почему раньше не заметила его на руках степняка? Видно, перстень был ценным для того, раз он сберег его.

А в храме наступила тишина.

Пока вершился обряд, Яра все думала о Святе. О том, как скажет ему о шлюбе. Понимала ведь, что причинит другу боль, да только и по-другому не могла. А охотника все нигде не было. Она нашла глазами Литомира с Веселиной, рядом с ними стоял нарядный Нег, а Свята нигде не видать.

Вот уж и на руки молодым повязали белый ручник с червонной вышивкой, да щедро посыпали зерном. Знать, плодовитой будет молодица.

Богослав еще раз прочитал нараспев слова святые и отпустил молодых. Народ высыпал на улицу. Яру с Даром подхватило людским потоком, чтобы тут же вытолкнуть в обережный круг из туго сплетенных рук селян. Знахарка оборачивалась по сторонам и не запоминала лиц.

Она оставила ладонь Дара в тщетных попытках отыскать взором Свята, как вдруг сильные пальцы схватили ее за тулуп, вырвав из людского кола. Рванули. Сделали больно.

Ярослава обернулась, встретившись глазами с пьяным взором Литомира. Попыталась вырваться, да где же?

- Помнишь, что обещано? - Староста не мог сдержать гнев. Его лицо раскраснелось, и ноздри раздувались как у бешеной животины. - Иди к Святу, откажись от него. Расскажи о шлюбе. Иди!

Он кивнул в сторону леса, и Яра поняла: там ее уже ждут.

Ворожея бросилась сквозь толпу и скоро выбежала за околицу. Она побрела вглубь, понимая, где может ждать ее друг, но так и не добралась до старого вяза.

Расслышала знакомую поступь, и, горестно вздохнув, обернулась:

- Батька сказал, замужняя ты уже. Говорит, уедешь от нас сегодня.

Свят пытался казаться отстраненным. Держал спину ровно, глаза от ворожеи отводя. А нет-нет, да и цеплялся обиженным взглядом за родные черты. Да постоянно дергал край тулупа дрожащими пальцами.

Яре стало так больно, что ее замутило. Она бросилась к другу и крепко его обняла. А когда отодвинулась, увидала мольбу в знакомых синих глазах.

И не выдержала. Ухватила друга за руку, взмолилась:

- Прости, Свят. За дружбу нашу, что ближе родины была. И за то, что любил ты меня. За Заринку. За надежду нечаянную. За все. Прости.

Яра старалась встретиться глазами с другом, но тот все отводил взор:

- Батька говорит, полюбок был у тебя. Воин. Сказал, давно ты с ним... Правда?

Яра отвернулась. Что делать? Сказать ему правду? Да только отпустит ли ее Свят после этого?

И все же не смогла соврать.

- Спасла я его, Свят, из лесу раненным вытащив. Выжил он, да только уйти не поспел. Заступился за меня, а там...

- Значит, это все батька?

Свят был так грозен, что даже Ярослава испугалась:

- Прошу, не вини его. Твоею мне все равно не быть. Чужая я в этом селе. Подкидыш. Не простила бы себе, коль бы ты разделил мою долю.

- Яра!

Свят зло ухватил ее за руку, пытаясь остановить, но ворожея умоляла:

- Забудь меня. Чужою сегодня стала навсегда. Уеду. Может, станется, что встретимся. Не хочу тогда видеть в глазах твоих обиду. И вину чуять не хочу. Прости, Свят.

И Яра бросилась к избе, где ее уже ждали.

Две кобылы били копытами снег. Поклажа была готова, и Ярослава несмело вошла в хату:

- Прости, что покинула тебя одного. Больше не стану...

От Яры не укрылась досада Дара, но она понимала: уйти, не попрощавшись со Святом, ей было нельзя. Воин поймет, наверное. Ведь теперь она навсегда принадлежит ему. Перед небожителями и людьми.

Знахарка подошла к Анке, что спала на лавке в бабьем углу, и осторожно, нарочно медленно стала перевязывать раны. Словно бы пытаясь оттянуть отъезд, задержаться в родном доме на лишнюю минуту...

Но Крайя остановила ее, легко касаясь прохладной ладони:

- Ехать тебе пора. Скоро ночь, а лес болен. Торопись.

Знахарка уставилась непонимающим взором на старушку, что заменила ей всех. О чем говорит Крайя? О лесе? Так свой он. Знакомый. Это степняк, что стоит по-за нею, чужой. Да только чужой ли?

Яра спрятала дрожавшие ладони за спину и позволила старой знахарке усадить себя на лавку. Постаралась не думать что о страхе, в душе свернувшемся, что о неизвестности, распростертой за сенями избы.

- Вот, - проговорила Крайя, - в дорогу нужно поесть.

Она молча расставляла глиняный посуд на столе, по ходу приговаривая:

- За Анку не беспокойся, поправится она. Долечить девку - малого стоит. Ты все сделала. Помни про лес. Я собрала тебе травы. Отвары положила. Что еще? К Уладе сходи. Дара своего добудись. Тогда уж и отправляйся в путь-дорогу.

Она устало взглянула на Ярославу, которая не поднимала глаз, и обратилась к Дару:

- Коль заступился ты за девку, сердце доброе имеешь. Храни ее как зеницу ока. Оберегай. Увидишь - она лучшая награда из всех, что могли оказаться на твоем пути. Знать, средь небожителей обещаны вы были друг другу.

Старуха молча коснулась оберега, что повязала Дару на руку ворожея, и прошептала:

- Не снимай его, воин. Земля Лесов чтит старых богов. И они щедро делятся с детьми своею силой. То науз старый. Заговоренный. Яра сама его вязала, когда еще не все ведала о даре своем. Только оттого мощи в нем не меньше. А теперь садись.

Ели молча, быстро.

Дар то и дело поглядывал в окно, и Яра понимала: тревожится. Он не говорил ей, с каким зверьем встретился. Да только ощущала ворожея страх, обернувшийся вокруг сердца воина змеей черной. Она скоро встала из-за стола, собирая посуду, но Крайя остановила девку:

- Сама все. Ты иди.

И она помогла Яре накинуть тулуп да платком пуховым волосы укрыть.

А после - нацепила той на шею бусы странные, из дощечек слепленные. И такие же - Дару.

Яра пробежала тонкими пальцами по деревяшкам, и, обнаружив выжженные символы, с удивлением уставилась на старушку:

- То ж руны старые. Запретные. И сила в них, бусах этих, великая чувствуется. Коль прознают...

- Не прознают, - заспешила Крайя, голос до шепота понизив. - Ты береги их, Ярушка. То ж твоя мать должна была сносить. Может, и не лежала бы сейчас в земле сырой, девкой юной туда положенной. Черная воля шла за ней по пятам. Это обманет ее. Тут ты со мной была, я защищала дитя свое. Нынче женой в мужнин дом входишь. И охранять тебя буду не я.

Надел тулуп и Дар - его отдал воину сам Литомир, отпуская знахарку. Мужчина помог Яре влезть в седло, и только тогда сел сам:

- Не бойся за нее, знахарка. Сберегу я твою ворожею.

Яра взглянула на Крайю в последний раз и с силой стукнула кобылу по крутому боку.

Лес больше не казался домом. Видно, знал, что знахарка покидает его, отрекаясь от земли родной. А оттого и обиду таил, пытаясь ухватить девку дурную за растрепавшиеся волосы. Однако ж препятствий не чинил. И с первыми сумерками вывел ворожею с воином к знахарской избе Низкогорья.

Улада не спала. Хоть и вечерело, да только сон ей в руку не шел. Чуяла она, что последние капли жизни покидают старое тело, и ждала Яру. Знала: та придет сегодня.

В дверь кратко постучали, и старая ворожея тихо отворила засов. Выглянула на свежий воздух, да тут же захлопнула дверь перед самым носом степняка:

- Этого не пущу. - И услыхала, как за дубовой завесой утробно прорычали:

- Ты иди, Яра, я обожду.

Дверь снова отворилась, только вошла в нее одна ворожея. Сняла тулуп, и только тут Улада увидала оберег шлюбный, что поверх живота завязан. Старая зашипела, плюясь горькой слюной и загомонила громко:

- Знаешь, за кого пошла-то, дура?

- Знаю, матка. Проклятый он. Видела и душу его, и прошлое. Все знаю.

- Знаешь-то знаешь. Да не все. Погоди ручник снимать! - Оборвала она Яру, когда та попыталась развязать красного колеру поясок, что обвивал живот. - Нельзя тебе сейчас. Носить его станешь и днем и ночью.

- То ж ручник шлюбный...

- Не простой он, - прервала ее старуха. - Крайя вышивала? То-то и оно. Знает свое дело старая дрянь. Вышила на славу. Обережет ручник этот дитя твое.

- Так я ж...

- Непорожняя ты уже, Яра. Семя крепкое зародил в тебе этот степняк. Вот и проросло. Береги его, дочка. Ищет его взор темный, что пронзает и солнца свет, и мрак ночи. Час от часу сильней становится голод, терзающий душу ту гнилую. И сила ее растет. Станет искать он дитяти, и хорошо, что уйдешь ты. Не приходи больше в Земли Лесов. Погибель ждет тебя здесь. И дитя не убережешь...

Яра захлебнулась. Она ухватилась руками за живот, где набирался соками нежный бутон жизни, и в растерянности глянула на Уладу:

- Так скоро?

Ворожея рассердилась:

- Девка-то статная, по-над весен пять в пору вошедшая. Что ж ты хотела? А коль не желала малечу, так не ложилась бы на сенник с вурдалаком своим.

Яра снова ухватилась за живот:

- Не о том я, матка. Малечу хочу, да только нареченного своего не знаю.

Улада махнула рукой:

- А что их знать, мужиков этих. Коль ты к нему с лаской, так и он к тебе с душою. Живой, поди. Как все. Ты вот козу за ухом почешешь, она тебе молока послаще даст. Чем он-то скотины хуже? Ты, главное, Ярушка, с добром к нему. Не гляди, что проклятый. И на его долю немало бед выпало. Придет время, он расскажет тебе обо всем. Пожалей его.

И она усадила Яру за стол, да скоро стала выставлять на него чашки.

- Взвар этот прозреет тебя. Ты, главное, держи глаза распахнутыми, не бойся. Все, что положено увидать, гляди. Не закрывайся ни перед чем. Рок тебе тяжкий выпал. Та только при легкой судьбе нечего и от жизни ждать. А у тебя вот завет есть. Предначертанный. Гляди!

И она протянула Яре чашку, от которой вился густой аромат лесных трав:

- Выпей до дна, Яра. А там и в лес.

И ворожея не ослушалась. Сделала глоток - и тут же почуяла, как горло опалило. И за жаром в животе поднялось другое тепло. Живое. Ищущее и показывающее. Растворяющее пространство, что наокол. И чувства обострились, ожили.

Знахарка покачнулась, не устояв на ногах. И тут же сильные руки старой ворожеи подхватили ее:

- Ты раскрываешь в себе мощь великую, Ярослава. Да только часу мало. Доверяй воину своему, без него теперь не сможешь. Связаны вы. Он удержит. Выдюжит.

А потом Улада увела ее к лесным исполинам, где раздела девку догола, оставив на животе той лишь оберег. Но холод больше не жег молодицину кожу.

Ярослава чуяла, как целебна, что жила в лесу, словно бы почуяла ее. Ожила. Заискрилась под ногами. И потекла по коже, проникая под саму ее суть. Наполняя ворожею силою...

Яра дернула руку, но тут же остановилась.

"Держи глаза распахнутыми шире", - вспомнила она наказ Улады.

И ворожея открыла глаза.

***

Ворожебник стоял в покоях Госпожи, а под его ногами сияли искры Княжества.

Карта продолжала гореть разноколерным светом, тут и там вспыхивая заново. Конечно, часть огней гасли - те, кого Чародейка забирала на капище, уже не возвращались. И только ему было даровано большее.

Прошлая ночь стала для Ворожебника страшной. Он впервые видел так много крови и смерти. Боли, обиды - что божественной, что человечьей. И все таили злобу на нее. А заодно и на него - что посмел тревожить покой, старыми богами дареный.

А ведь он с уважением на капище шел. Прощенья про себя просил у небожителей древних, изваяния которых наемники уносили с обжитых мест. И кровью гнилой землю потчевал, надеясь, что примет та ее как подаяние.

И земля принимала - мертвые души голодны до жизни. Да только капище не благодарило незваных гостей. Все так же настороженно глядело на ворожбу пустыми глазницами поминальных камней, да укоряло взором Огнедержца, что все не желал покидать своего места.

И Ворожебник страшился взора этого, понимая: то глядит на него не просто изваяние каменное - сам старый бог следит за рыжим колдуном. Запомнит. И отмщением ответит на деяния ночные, забыв заступиться за рыжего перед силой темной.

Гай вспомнил сестер с матерью, что остались в покоях барских. К нему уж и свататься ходили. И Ворожебник всерьез приглядывался к прихожим мужикам: глядишь, отдаст сестер в чужие семьи, а там и Рожаницы им с небес улыбнутся. И тогда, быть может, не в ее власти будет отобрать жизнь да разум, дареные землей капищенской.

Сами праотцы ту землю святой величали. Кланялись низко тем, кто жизнь им даровал.

А вот нынче ее боятся. Сторонятся капища, о мертвецах беспокоясь. Да только Гай не знал никого, кому бы мертвые дорогу перешли, аль зло учинили. Зато средь живых...

Перед взором рыжего возникла Колдунья, и он тут же отогнал видение: она не была ни жива, ни мертва. Ошибка. Чужое, нежданное зло. Оттого и сторонился ее что мир живых, что мир мертвых. И только Симаргл хотел вернуть беглянку. Зачем? Гай не разумел. Видно, и боги не любят делиться нажитым...

Он на миг вспомнил синеглазую девку, что видел на выставе. Отчего и ему не забыть о ней, как о мираже? Выбросить из дум да помыслов, освободить что себя, что ее?

Да только мираж улыбнулся. Добродушно, задорно. А потом сморщил носик и упрямо проговорил:

- Не твоя я.

И, махнув в студеном воздухе светлой косой, растворился. Словно его и не было вовсе.

А в душе Гая поднялась волна ярости. Гнева даже. Злости черной. И не потому ведь, что девка отказала. Отказ он стерпел бы, наверное. Да только душа у нее светлою была - это Ворожебник разглядел сразу. А в его теперешнем мире так не хватало света и тепла, что порою становилось невыносимо...

Тяжко. Мысли черные в голову лезли. И ведь добра хватало, а спокойнее не становилось. Горше только. Знать, правду люди бают, будто бы не в алтынох счастье. Тогда в чем?

В глазах синих, да волосах пшеничных?

В непокорности, которая однажды - пусть это и будет трудно - покорится по своей воле. И тогда его мир станет чуточку светлее. По крайней мере, там, где будет спрятана его синеокая красавица.

Ворожебник насторожился: по-над картою протянулся мерзлый туман - явный признак приближения Чародейки. И уже спустя мгновение его коснулась тонкая ладонь. Белая.

- Ты привез новых слышащих? - Спросила Госпожа.

- Привез, - ответил Ворожебник. - Сколько их еще понадобится?

- Не знаю, - узкие плечи вздрагивают. Словно бы беспомощно, нежно. Только Гая этим не проведешь: они видел мощь той, что стояла подле него. - Ты не о том печешься... Лучше о ненаглядной своей подумай. Пришло время наградить тебя...