8. Мрачные мысли

Мысли о том, что я должна умереть, приходили уже не первый раз. Первый — пожалуй, в самолете, когда я возвращалась из Англии. Но тогда это было мимолетное. Сейчас — чем дальше, тем сложнее было отгонять их от себя. Время шло, я чувствовала себя все так же плохо. А врачи разводили руками и уверяли, что это такая нетипичная форма токсикоза.

Я пыталась убедить себя, что кольцо на руке Маргарет никак не могло повлиять на меня. Что это вне всякой логики. С ней все уже случилось давным-давно. Она надела его, ничего не зная о последствиях, и эти последствия произошли. Ее отравили, но, вероятно, она умерла бы в любом случае. Может быть, по плану ей полагалось скончаться от той самой родильной горячки, которая чуть не свела ее в могилу, но она выкарабкалась. И тогда высшие силы подвели баланс иначе. Но я-то? Страдает мое тело, а оно к кольцу Анахиты никакого отношения не имеет. Так что это просто совпадение. Слышишь, Света? Просто совпадение. Поэтому никто не умрет. Все будет хорошо.

Иногда мне удавалось себя уговорить. В конце концов, я просто не имею никакого права умирать. С кем Витя тогда останется? Но иногда заливало такой чернотой, что я просто цепенела от отчаяния. Почему-то ассоциация была всегда одна и та же: я сижу на выжженной солнцем голой земле, а вокруг струйки черного дыма, который становится все гуще и гуще, угрожая скрыть меня с головой.

Когда Люська по телефону рассказала, что Тони не женился, у меня на мгновение шевельнулась какая-то надежда. Он не женился, я не вышла замуж, да еще в один день. Может, это знак судьбы? И то, что Тони сказал Питеру — что любит меня… Может, это важнее всего остального?

И тут же я почувствовала, как подбирается очередной приступ. Это всегда начиналось одинаково: головокружение, дурнота, ощущение взбесившейся лягушки в груди, которая норовит выпрыгнуть из тела через любое природное отверстие, а если нет — так проковырять новое. Сначала я еще крепилась, стараясь не показывать виду, но когда Люська распсиховалась и процитировала то, что сказала Тони, почувствовала, что больше не могу. Кое-как свернув разговор, нажала кнопку вызова медсестры и отключилась.

— Ну и что мне с вами делать, разлюбезная моя Светлана Николавна? — сердито поинтересовался Винни-Пух, когда я вынырнула из черноты. — Только домой собрался, переоделся, а тут вы умирать надумали. Так у нас с вами никакой любви на Гоа не выйдет.

— Ну уж извините, — пробормотала я.

После этого приступа позитива больше не осталось. Пришло осознанное, предельно четкое: я умру. Видимо, так нужно. Как знать, может, именно это прячется в темной яме, скрывающей то, что мы с Тони забыли. Психиатр, которого ко мне приглашали, явно искал не там. Спрашивал, не было ли у меня какой-нибудь детской психотравмы, связанной с детьми или деторождением. Смешно…

Дни бежали один за другим, похожие, как близнецы. Иногда мне было чуть лучше, иногда чуть хуже. Приходил Винни-Пух, приходил Федька. Процедуры, анализы, обследования. Таблетки, уколы. В общем, рутина.

Я думала только о двух вещах: удастся ли мне благополучно родить и с кем останется Витя, если… когда я умру.

— Люсь, — спросила я как-то осторожно, — ты только не вопи. Но если вдруг… со мной что-то случится, вы с Питером возьмете к себе Витю?

— Свет, ну перестань, а? — с досадой попросила Люська. — Всем беременным кажется, что они умрут. Мне тоже. Я уже достала Питера этим, он даже пообещал отдать ребенка на воспитание маме, если я вздумаю умереть. Моей или своей — не знаю, что хуже. Так что придется как-то не умирать. Не могу же я своему ребенку такую свинью подложить.

— Но с тобой-то все в порядке, а со мной точно нет. Так что я не могу об этом не думать. У тебя есть Питер, мама, сестра, свекровь. Твой ребенок круглым сиротой не останется.

— Твой тоже, — возразила Люська.

— У меня никого нет.

— Свет, даже если вдруг с тобой что-то случится — а с тобой ничего не случится! Так вот, даже если, я крупно сомневаюсь, что нам с Питером удастся усыновить твоего Витю. Это только Тони сможет сделать. Приехать, сделать тест на отцовство.

— Если, конечно, захочет.

— Света, не обижайся, но ты дура. И он дурак, но ты дурее в миллион раз. Если бы про вас сняли сериал, я бы бросила смотреть уже на первой серии. Потому что бесит, когда герои идиоты.

— Спасибо! — обиделась я.

— Да не за что. И вообще, твой идеальный Федечка заберет твоего Витю и будет ему идеальным отцом. Получше некоторых. Все, пока!

К концу декабря я, вроде бы, раздумала умирать и даже надеялась, что меня отпустят домой хотя бы на праздники. Но Винни-Пуху эта идея не понравилась. Возможно, у него появилась новая фаворитка, и в качестве новогоднего подарка он подготовил мне перевод в кардиороддом.

«Переведена в специализированное лечебное учреждение без положительной динамики», — значилось в моей обменке.

Вот где я снова вспомнила Маргарет — как она сидела целыми днями взаперти под присмотром злобной старухи, разговаривала со своим животом и ждала того, кто никогда не придет. Нет, условия у меня были явно получше. Федька обеспечил мне платную палату, хоть и не отдельную, но очень приличную, с холодильником и телевизором. В соседки досталась восемнадцатилетняя Наташа, которая целыми днями таращилась в свой смартфон и не мешала мне грызть себя.

За пару дней до Нового года Люська сообщила, что ждет двойню. Она вопила в трубку так, что мне пришлось держать ее на отдалении от уха:

— Светка, представляешь? У нас будут близнецы! Два мальчишки. Или две девчонки. Пока еще не ясно. А врач — вот ведь паразит! Еще в первый раз увидел, но ничего не сказал. Только сейчас. Мол, бывает, что на раннем сроке один близнец погибает и рассасывается, поэтому и не говорил, мало ли что. Чтобы не расстраивать.

— Ну почему паразит тогда? — с трудом вклинилась я. — Правильно не говорил. Поздравляю! Это здорово. Как чувствуешь-то себя?

— Да ничего, терпимо, вроде. Питер чуть с ума не сошел от радости. Аманда, помнишь ее? Так она на Рождество спросила, не двойня ли у меня. Я тогда посмеялась, а сегодня пошла на узи — и пожалуйста. Хотя… если подумать, это, конечно, проблема. Если девчонки, нам все равно будет нужен еще мальчишка. А если мальчишки, наследник-то всего один, старший. Как бы не было у них из-за этого каких-нибудь терок в будущем.

— Ну, это, Люсь, как воспитаете. Да и вообще — родить сначала надо.

— Угу… Слушай, Свет… Тони спрашивал о тебе. Как у тебя дела.

Я сцепила зубы, прислушиваясь к сердцу — будет беситься или нет.

— Люсь, перестань, — попросила я. — Эта тема закрыта. Если честно, когда ты сказала, что он не женился, я даже вдруг сдуру на что-то понадеялась. Но… у него же есть мой телефон. Если бы он позвонил тогда… Не знаю. Но он не позвонил. Так что все, не надо.

— Свет, вы как журавль с цаплей, — вздохнула Люська. — Сначала ты его отфутболила, потом он назло врагам жениться надумал на первой встречной. Он шаг вперед — ты снова шаг назад. Не понимаю, как люди могут любить друг друга и так мучить.

— Раньше ты совсем по-другому говорила, — от обиды у меня защипало в носу. — И что у нас с ним ничего не выйдет, и вообще…

— Это было раньше…

— А что изменилось? И что ты подразумеваешь под шагом вперед? То, что он спрашивал обо мне? Ну просто офигеть!

Люська ничего не ответила, и разговор мы быстренько свернули. Я пребывала в полнейшем раздрае, злилась на весь свет — и на себя в первую очередь. Все снова вернулось на исходные позиции. Мы могли быть вместе, хотели этого, но было нечто такое, что нам мешало. И сколько бы я ни говорила, что все точки над Ё расставлены, это было не так. Одной точки не хватало. Самой большой, жирной и окончательной. Я могла поставить ее в любой момент. Сказать себе: это все, забудь. Или же взять телефон, набрать номер и сказать одно слово: «Приезжай!» Но не могла сделать ни того, ни другого.

Чего ты, Света, собственно, ждала? Что он вдруг сорвется и приедет? Не обольщайся, он такой же, как и ты. И точно так же ждет твоего первого шага. Тем более что фактически это ты с ним порвала. Ну как же, как же, еж птица гордая, пока не пнешь — не полетит.

И не забывай еще о том, что не женился он вовсе не потому, что передумал. Потому, что невеста послала лесом. Еще одна. Очередная. Тенденция, однако. Уже четвертая по счету. Ну ладно, ладно, третья, ты-то невестой не была. Тереза говорила, что не хочет замуж, а сама быстренько выскочила, как только рассталась с ним. Хелен пила — видимо, не слишком было с ним комфортно. Ты… так, тебя пропустим. Эшли — ну, тут тоже все ясно.

Вот так я уговаривала себя весь день, убеждая, что все сделала правильно. Что даже не будь всяких магических штучек и забытых ужасов, все равно у нас ничего не вышло бы. И совершенно не стоит переживать. И даже, вроде бы, вполне убедила. Но только почему-то, когда вечером заехал Федька, сорвалась на нем самым бессовестным образом. Рыдала, вопила, что сил моих больше нет, что все достало, и лучше вообще сдохнуть. Он невозмутимо выслушал, пожелал спокойной ночи и ушел, забрав в стирку мое грязное белье.

Я спрятала голову под подушку и тихо скулила, как побитый щенок. От Федькиного лучезарного дзена мне стало еще хуже. Так было и раньше. Все наши ссоры уходили в никуда. Я могла безобразно орать, топать ногами и бить посуду, а он смотрел на меня, как старый мудрый дедушка на капризного ребенка, разве что не улыбаясь. Ссориться с ним было все равно что кидать камнями в болото: чвак — и нет камня. И снова мертвая болотная тишина, нарушаемая лишь кваканьем лягушки-истерички.

Впрочем, это был, пожалуй, мой последний всплеск эмоций. Как будто он отнял у меня остаток сил. Побежали дни, похожие друг на друга, как вишни-двойняшки. Даже если мысли о Тони и пытались пробраться сквозь выставленные мною заслоны, я давила их безжалостно, как ядовитых гадов. Люська о нем больше не говорила.

Где-то в середине февраля она сказала, что Питер снова собирается в параллельный мир, чтобы найти во Франции последнее кольцо.

— Но как он туда попадет? — удивилась я. — До Хеллоуина еще почти девять месяцев.

— Теперь проход открывается несколько раз в неделю. После того как там оказалось второе кольцо.

— Вот как? А как вы это узнали?

— Свет, долго рассказывать, — в голосе Люськи явственно звучала досада. — Если в двух словах, эта дурацкая Лора написала Питеру письмо и отправила из деревни. С нашей стороны. Я тебе хотела сразу обо всем рассказать, но ты как раз попала в больницу. И я подумала, что это не горит, успею еще. Питер боится, что до него как-то доберется Хлоя. Или муж Присциллы. Которая умерла. Ну, у которой раньше было кольцо.

— Да, я помню. А зачем оно ему? Стой… Ты же не хочешь сказать, что эта Присцилла теперь тоже призрак? И что ее муж хочет как-то уничтожить кольцо? Блин, как же я раньше-то не сообразила? Маргарет была уверена, что призраками становятся только те, кого похоронят с кольцом. Она мне так и сказала. Но мне это еще тогда показалось странным. А Присцилла тоже выбрала мужчину. Елки…

— Питер все узнал еще в октябре, когда они с Тони туда ездили. Но мне ничего не сказал. Раскололся, только когда получил письмо.

— Подожди, но как муж может кольцо уничтожить? Нужен же кровный родственник, насколько я понимаю. И вообще… ничего не понимаю.

Люська, как смогла, пересказала мне все, что узнала от Питера.

Маразм крепчал, подумала я. Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

— Ну вот, — подытожила Люська. — Питер боится, что он попытается уничтожить это кольцо. Ну, не он сам, а через сына.

— Думаешь, это возможно? Мы-то со своим так и не смогли ничего сделать.

— Да, но… Ты же сама столько раз говорила, что тогда произошло что-то плохое. И Питер боится, как бы не стало еще хуже. Хочет найти его и привезти в Рэтби. Чтобы дракон стерег все три.

— Не нравится мне это, Люсь, — вздохнула я. — Оставить бы все это уже. Кольца в другом мире, зачем туда снова соваться?

— Думаешь, мне нравится? Но Питер говорит, что если что-то случится, плохо будет обоим мирам, ведь они связаны между собой.

После этого разговора мне стало совсем кисло. Мало было всяких мрачных предчувствий, теперь к ним добавилось еще одно. Ничего хорошего от этой поездки Питера я не ждала. Но сильно переживать из-за этого просто не было сил.

Загрузка...