Знание-сила, 2006 № 02 (944)

Мифология Венеции

Необыкновенно точные слова нашел для Венеции в конце XV века французский политик и мемуарист Филипп де Коммин: "побеждающий город". А в середине того же столетия венецианский патриций Бернардо Джустиниани мог горделиво заявить: три самых могущественных властителя христианского мира — римский папа, германский император и венецианский дож.

Империя воплощала тысячелетнюю идею земного царства, за папством стоял конкурирующий образ христианской теократии — прямой власти Бога на земле. Венецианцы же той поры, по словам дожа Томмазо Мочению, были "хозяевами золота христиан". Крутейший центр торговли между Западом и Востоком, Венеция конца Средних веков и начала Нового времени — ранний и успешный пример развития "торгового капитализма".

Времена такой Венеции прошли вместе со Средневековьем. После 1453 года в Константинополе — турки. Открытие португальцами морского пути в Индию отдало в руки конкурентов умопомрачительно прибыльную торговлю восточными пряностями, и главные торговые пути Европы сместились из Средиземноморья в Атлантику. "Не будет торговли, не будет и денег, от которых пошла и слава, и известность Венеции", — пишет венецианский купец и банкир Джироламо Приули На сцену европейской политики выходят централизованные новоевропейские монархии, и Венеции остается неблагодарная и опасная роль второстепенной силы.

Изумительно: ей удавалось не производить такого впечатления. Пока Петр I брал Азов, венецианцы отвоевали у турок огромный кусок Греции. И турки по Карловицкому миру признали их завоевания, а Азова за русскими не признали.

Венеция галантного века — индустрия праздничной жизни. Она сама продается не хуже заморских пряностей: манит юношей, спешащих закончить образование, проходимцев, путешествующих инкогнито монарших особ. По словам бесчисленных путешественников, театры в ней заменяют храмы. Венецианские патриции — Гримани, Джустиниани, Вендрамин, Микеле, чьи фамилии памятны по списку дожей и названиям палаццо на Большом канапе, — вместо кораблей теперь строят театры. Уже в XVIII веке в Венеции постоянно пребывает тридцать тысяч иностранцев, а на красочный праздник венчания венецианского дожа с морем их съезжается сто тысяч — население города почти удваивается.

В начале XVIII века Монтескье уверял, что Венеция живет трудом своих куртизанок. С началом книгопечатания удобству приезжих служили обстоятельные руководства: и нашумевший "Каталог плавных и наиболее достойных куртизанок Венеции", и книги попроще вроде "Тарифов венецианских шлюх".

Из века в век в "побеждающем городе" есть все, кроме собственных идей. Что касается техники торговых и финансовых операций, Венеция вечно плетется в хвосте своих конкурентов. Где возникли первые большие финансовые компании? В городах Тосканы. Откуда ведет свое происхождение нотариат, специализированный на заморской торговле? Из Генуи. Кто активнее других прокладывал новые торговые пути? Генуэзцы. Марко Пшо, правда, был венецианец. Но кто сегодня знал бы это имя, если бы Марко Поло не попал в генуэзскую тюрьму и не встретил там флорентийца Рустичано, который написал за него его книгу? Двойную бухгалтерию — основу современного бухгалтерского учета — еще называют "венецианской". Но первые известные примеры ее использования зафиксированы в Венеции столетием позже Генуи. Заемные письма, торговое страхование венецианцы перенимают из других городов. Такие разновидности финансовых операций при обращении с векселем, как индоссамент и дисконт (они обеспечивают его передачу в другие руки и учет), - обычная практика для купцов Брюгге начиная с XVI века. В Венеции обходились без этого. Хотя к концу Средних веков именно венецианские дукаты (цехины) стали почти общеевропейской валютой, сама золотая чеканка возникает в Венеции на три десятилетия позже генуэзской и флорентийской. Первый венецианский государственный банк основан через много десятилетий после банков Генуи и Барселоны.

То же относится едва ли не ко всему. Не венецианцы придумали туризм, карнавал и маски, кафе, игорные дома и лотереи. Оригинальные их изобретения принадлежат в основном к административной сфере, и по большей части это совсем не то, что мы бы оценили. Так, с 1516 года венецианский район Гетто повторил опыт сегрегации, вынесенный Венецией из ее колониальной политики. По ее примеру еврейские гетто появляются в других городах Европы. Она же подала пример установления карантина — увы, едва ли не самой эффективной меры борьбы с эпидемиями чумы. Несколько других полицейских новинок в том же роде завершают список собственных изобретений венецианцев — за одним исключением. Что же это за исключение?

Решающие преобразования в заселении Венецианской лагуны — следствие вторжения лангобардов в Италию после 568 года. Тогда, спасаясь от войны, на островах северной Адриатики осели целые общины беженцев, многие — со своими епископами. Они оставались послушными подданными константинопольского императора и местных властей во главе с дожем. Перемещение в 810 году при доже Анджелло Партечипацио центра островной конфедерации на остров Риальто и стало началом Венеции.

Лагуна стала частью венецианской идеологии. Известный афоризм именовал воды лагуны "святыми стенами родины". Действительно: других крепостных сооружений Венеция не знала. В случае военной угрозы было достаточно извлечь размечавшие фарватер "пати", и лагуна становилась непроходимой.

Но город еще предстояло создать — его знакомые нам топографические очертания оформились лишь к 1500 году. В теперешнем районе Дорсодуро было несколько выходов скальных пород. В остальном Венеция до Венеции представляла собой обширное заболоченное мелководье с множеством едва выступавших из воды островков вдоль русла древней реки, излучины будущего Большого канала.

В фундаментах вырастающего из воды города — лес деревянных свай, вертикально вбитых в липкую грязь лагуны. В старину их никто не считал. О церкви XVII века Санта Мария делла Салуге, правда, известно, что она стоит на 1156627 сваях.

Венецианцы, как водится, хотели себе истории получше. Но подлинные события прошлого мало подходили для роли, которую они намечали для своего города. Прежде всего ему недоставало древности: Падуя считалась родиной Тита Ливия, Верона — Катулла, Мантуи — самого Вергилия, и лишь Венеция, одна среди значительных городов Италии, не имела античного прошлого.

Кроме того, история происхождения Венецианского государства должна была символизировать исконный характер венецианской свободы, то есть игнорировать исторический факт первоначального подчинения Константинополю. Об этой незаживающей идеологической ране венецианцы предпочитали не распространяться.

Официальным началом венецианской истории стал полдень 25 марта 421 года. В пьесе Гольдони "Основание Венеции" оно представлено так. Рыбаки ведут привольную жизнь на островах посреди болот, деля время между рыбной ловлей и любовными романами. Подплывают две лодки. Из них высаживаются рыцари, ищущие пристанища "от ужасов Марса", и предлагают рыбакам свои богатства и свое покровительство. Заключая союз, скрепленный свадьбой юной рыбачки и их предводителя, рыцари обещают основать чудесный город, править им по закону и справедливости и завоевать для его жителей целую империю.

Предание не афишировало роли венецианских дожей. В действительности было время, когда установлению в Венецианской лагуне наследственного монархического правления помешало лишь соперничество могущественных кланов. Затем развитие Венеции в сторону олигархического государства кардинально ограничило власть дожа: он не только не был уполномочен единолично править, но и подлежал дотошному контролю со стороны разнообразных городских советов. Венеция рождается одновременно со своим политическим строем олигархической республики.

С конца Средневековья в Венеции развился своеобразный идеологический штамп. Он преподносил Венецию как идеальное государства, а ее исторические преимущества — как следствие совершенства ее политического строя. Только за четыре десятилетия, с 1413 по 1453 год, Генуя, старинный враг Венеции, пережила четырнадцать переворотов. На таком фоне Венеция выглядит обществом без "политики", по словам очевидца середины XV века, — "лучшим местом на свете после рая".

Архитектурную иллюстрацию этого круга идей можно видеть на Большом канале, главной городской артерии и парадной улице Венеции, представляющей венецианский патрициат. В конце Средневековья сотни правящих в городе семейств перестраивают свои дома в едином стиле "венецианской готики". Его отличает архитектурный консерватизм вкупе с выраженным стремлением к внешнему единству. Роскошное убранство дворцов сочетается с относительной идентичностью архитектурных форм и размеров. Патрицианские жилища Венеции XV века утверждают принадлежность их обитателей к кругу избранных и равных, где ценят скромность и добронравие, чистый и умеренный образ жизни, где не стремятся к почестям и не кичатся богатствами.

Зато следующий этап истории венецианской архитектуры свидетельствует о провале идеологии. В начале XVI века дож Леонардо Лоредан выступает с критикой чересчур монументального характера некоторых перестроек аристократических жилищ его времени. Отныне городским властям остается блюсти венецианский коллективизм в архитектуре публичных площадей и зданий.

По местной легенде, апостол и евангелист Марк, проповедовавший и погребенный в Александрии Египетской, посещал Венецианскую лагуну. В "Венецианской хронике" Андреа Дандоло середины XIV века дело передано так. Посланный апостолом Петром в Аквилею, Марк на обратном пути был застигнут бурей и укрылся в лагуне. Его лодка пристала к островку, будущему Риальто, где он провел ночь. Во сне перепуганному евангелисту явился ангел со словами: "Мир тебе, Марк. Здесь упокоится тело твое". Но не теперь, а со временем. Божий ангел описал Марку прекрасный город, который воздвигнется в этом диком месте. Он послужит его славе, а Марк станет для города заступником и помощником в делах.

Объясняя права венецианцев на евангелиста, эта легенда служит приложением к другой. Та гласит, что в правление дожа Джустиниано Партечипацио, в 827 или 828 году, десять венецианских торговых судов приплыли в Александрию, бывшую под властью мусульман. По легенде, венецианцы не были контрабандистам и, нарушавшими императорский запрет на торговлю с мусульманами. Бурное море занесло их в Александрию случайно. Сойдя на берег, венецианцы свели знакомство с местными христианскими монахами и священниками. Опасаясь, что мусульмане надругаются над христианской святыней, те сами предложили венецианцам взять тело апостола Марка с собой в Венецию. Марка подменили другим покойником. Зная, как мусульмане не любят свинины, от мусульманских таможенников апостола спрятали под свиными тушами.

Опасаясь воров, венецианцы так хорошо спрятали мощи апостола Марка, что потеряли их. После пожара 976 года они снова нашлись лишь в 1094 году.

Другая драгоценная реликвия, кольцо святого Марка, по мнению многих венецианцев, попала к ним иным путем. Рассказывали так: зимним днем 1341 года в страшный шторм к старому рыбаку на Сан Марко подошел чужестранец. Он велел отвезти себя на остров Сан Джорджо, где в лодку к ним сел другой, приказав лодочнику плыть дальше, к Сан Николо на острове Лидо. У Сан-Николо взяли на борт третьего чужестранца, и тот приказал плыть ко входу в венецианскую латуну. Там они встретили лодку, в которой сидели черти, как раз и бывшие причиной бури. Три чужестранца, оказавшиеся евангелистом Марком, святым воителем Георгием и покровителем моряков святым Николаем, обратили чертей в бегство, и шторм немедленно прекратился. Рыбак высадил святых там, где они садились в лодку, у посвященных им храмов. Последним на берег сошел евангелист Марк. Он дал старику золотое кольцо и велел вручить венецианскому дожу.

В традиционной символике, взятой из книги Апокалипсиса, евангелистов Матфея, Луки и Иоанна обозначали ангел, телец и орел. Марку досталось быть львом. Крылатый лев, водящий лапой по книжной странице, стал символом и политическим знаменем Венеции. Неудивительно: культ святого покровителя был подчинен городской идеологии во многих средневековых городах. Но лишь в Венеции он оставался под контролем государства. Связь венецианского патриотизма с религиозными ценностями не была основанием для власти церкви — скорее наоборот.

"Вода течет в ее каналах, подобно тому, как кровь струится в жилах человека", — начинает свое описание города Франческо Сансовино. Венеция то рождается из моря, как Венера, то предстает в виде царицы морской посреди своих подданных, тритонов и нереид.

Эти расхожие метафоры имели один изъян: лишали Венецию в отношении с морем подобающего ей мужского начала. В латыни, как по-русски, "море" —среднего рода. В итальянском языке среднего рода нет, и "море" — "он". Но в венецианском диалекте "море" — женского рода. Главным политическим ритуалом Венеции с ХШ века стало обручение дожа с Адриатикой.

В церковный праздник Вознесения на рассвете специально назначенный патриций решал, спокойно ли море. Если море было спокойно, он публично объявлял о начале празднества. После мессы в Сан Марко дож, высшие городские магистраты, послы иностранных держав садились на "Бучинторо" — парадную галеру венецианских дожей. По описанию 1729 года, над ее кормой под красным балдахином возвышался трон, украшенный резными сценами двенадцати подвигов Геракла. Навес над верхней палубой был расписан аллегориями добродетелей, воплотившихся в Венеции и ее правителе. На корме крылатые львы святого Марка соседствовали с эмблемами ремесел венецианского Арсенала. На носу над устрашающими рострами — аллегории Справедливости и Мира и божества рек, протекающих в венецианских владениях. "Бучинторо" отдавал швартовы под пение религиозных гимнов и звон церковных колоколов. Весь город плыл следом. Кортеж составляли тысячи разукрашенных судов и суденышек По пути к нему присоединялась барка патриарха. Патриарх благословлял море, испрашивая у Бога хорошей погоды для мореплавания. Далее кортеж направлялся ко входу в венецианскую лагуну. Здесь, где кончалась Венеция и начиналось море, происходили главные ритуальные действия. Патриарх поливал море святой водой. Со словами "мы берем тебя в жены в знак нашей истинной и вечной власти" дож бросал в море обручальное кольцо, после чего процессия двигалась на остров Лило, где снова молились и пировали до глубокой ночи.

Сложившаяся в XIV веке историческая легенда поясняла водную феерию. Речь шла о "триумфах" — особых дарах, будто бы сделанных Венеции папой Александром III. Они стали знаками власти дожа и венецианских прав на Адриатику, а легенда — идеологической догмой. Когда в начале XVII века папа Клемент VII] обвинял венецианцев в присвоении папских земель в Романье и упрекал их за неверность римским папам, их послы в оправдание Венеции ссылались на услуги, некогда оказанные папе Александру III дожем Дзани. Паш Клемент поднял их историю на смех. В этом предании правдой кажется лишь то, что после проигранной битвы при Ленъяно император Фридрих Барбаросса, согласившись на переговоры, в 1177 году встретился с папой Александром в нейтральной Венеции, где заключил мир.

На самом деле церемония в день Вознесения засвидетельствована в Венецианской лагуне задолго до 1177 года. Вначале праздник на воде сохранял память о совсем другом историческом событии: победоносной экспедиции дожа Пьетро Орсеоло II в Далмации около 1000 года. Успешно воюя с далматинскими городами, венецианцы сумели тогда впервые установить контроль над значительной частью акватории Адриатического моря. В память об этом каждый год в праздник Вознесения дож плавал на Лило, где сопровождавший его епископ благослоатял море. Считалось, что церемония помогает от бурь, но она же виделась и благословением моря как могилы моряков. Похожий ежегодный ритуал, приуроченный к открытию навигации, можно встретить во многих обществах, жизнь которых связана с морем. В Венеции к этому оказалось привито нечто другое — политическая идеология государства.

В XVI веке уже казались уместными сарказмы французского поэта Дю Белле: "Эти истрепанные петухи взяли в жены море, которому они мужья, а турок — любовник". Век-два спустя венецианский шовинизм все больше выглядел карикатурой на самого себя. Насмешливая игра итальянских слов передает отношение галантного века к церемониальным плаваниям по Венецианской лагуне: Sensa (праздник Вознесения) senza senso (без смысла).

Однако если бы так и было, разве повелел бы Наполеон разобрать "Бучинторо"? Человек, поставивший точку в истории Венецианского государства, уж наверное знал, как это лучше сделать.

Вот оно, самое главное из всех венецианских изобретений: в Венеции придумали Венецию. Идеология города, казалось бы, сплошь легенды да вымыслы, создала его особый дух, неповторимый облик и все то многообразие смыслов, которые отзываются и по сей день, стоит лишь произнести слою "Венеция".

Ян Разливинский