Знание-сила, 2008 № 04 (970)

Битва и диалог Статья I

Редакция получила письма, в которых читатели спрашивают: «Что есть основной повод для битвы или диалога между христианством и исламом?»

«Почему высшие духовные иерархи христианских и мусульманских религиозных направлений не вырабатывают единую позицию, способную снизить известную напряженность?»

«Открытый диалог остро необходим с исламом, но первый вопрос: с кем, собственно, разговаривать? И что собой представляет ислам?» На эти вопросы отвечает известный арабист Рустам Шукуров

Прежде чем отвечать, нужно ввести разговор в определенный историко- культурно-догматический контекст. Начнем с того, что ислам является одной из авраамических религий. Что это означает?

Это означает, что иудаизм, христианство и ислам вышли из одного корня, а именно - из завета между Авраамом и Богом.

В каком-то смысле иудаизм, христианство и ислам являются тремя интерпретациями этого великого события - установления договора между Богом и человеком. Религиоведы это событие квалифицируют как монотеистическую революцию, которая изменила наш мир.

Почему они говорят именно о «революции» Монотеизм совершенно противоположен язычеству. В язычестве боги материальны. Человек обладает примерно тем же набором качеств, что и божество. Человек в каком-то смысле - это слабое божество, а божество - это сильный человек. Именно поэтому в мифопоэтических концепциях мира боги могли быть низвергнуты в мир и стать просто людьми, а очень сильные люди - обожествиться, перейти в разряд богов. Священное как бы растекается по природным объектам - в воздухе, горах, деревьях, воде и огне. Священное и профанное, духовное и материальное в языческом мире нераздельны, между ними нет резкой границы, они сплавлены в нечто единое. Языческий мир - мир без определенного центра. С. С. Аверинцев определял античный языческий космос как «круг без точки». Поэтому мир язычника статичен, что отражается в типичных для языческих культур теориях цикличности времени. Пространство строго структурировано, замкнуто в себе и самодостаточно. Отсюда следует бесконечность и бесцельность временного размеренного движения в этом мире.

Монотеизм родился лишь единственный раз в истории человечества на Ближнем Востоке, в прасемитской культурной среде, и начался, как уже сказано, с Завета между Богом и Авраамом. Это событие - исходная точка монотеизма. Рождение и эволюция поздних религиозных систем - современного иудаизма, христианства, мусульманства - есть лишь развертывание и воплощение первоначального фундаментального принципа в конкретных исторических ситуациях.

Монотеизм - это совершенно особое видение мира, он разделил материальное и духовное, вывел духовное из материального и свел его в Боге. Мир монотеиста строго центрирован, и в центре мира - Бог, Творец, Создатель мира и человека. Бог Яхве уже на ранних этапах лишен неотъемлемых черт мифологического персонажа. Если бог Египта, Месопотамии, Ханаана или Греции имел свою «биографию», то есть историю своего происхождения, браков, подвигов, побед и страданий, то Яхве лишен этих биографических характеристик. Не имея биографии, Яхве совершенно логично не имел и портрета. Качества Божества - ни в коем случае не усиленные качества человека, но они абсолютно иные, непомыслимые Сакральность Вселенной сосредоточена в Боге, то есть за пределами мира. Иными словами, Божество трансцендентно миру. Это есть главная характеристика монотеизма. Там, где язычник узревал духи природы и воплощение своих богов, иудей видел просто камень, воду и огонь. Мир потерял тот элемент духовности и сакральности, которым наделяли его язычники. Свят и духовен только Бог, остальное - профанно и материально.

Эта семитская картина мира привела к совершенно чуждому для язычества восприятию времени. Коль скоро только Бог вечен, только Он - живой и жизнь, значит, было время, когда человека и мира не было. Следовательно, был момент творения всего сущего. Именно в семитском монотеизме вызрело то, что сейчас называют историзмом. Идея первичного творческого акта как бы разомкнула языческий вечно повторяющийся временной цикл и выпрямила время в одну необратимую временную прямую, а скорее, в один необратимый временной поток. Все сущее пребывает в необратимом потоке времени, которого когда-то не было и которое некогда началось по воле Бога. Земное пространство подвижно, аморфно и изменчиво, неизменен только Бог.

Раз время - это поток, то у этого потока должно быть направление, цель. Поток времени, начатый Творцом, движется целенаправленно к цели, известной только Богу. Но этого мало, внешняя история человека осуществляет некую цель, предначертанную Богом.

Новое мировоззрение на основе единобожия разрушило языческий миф как принцип объяснения бытия, разделив однородное пространство мира на два полярных пространства - материи и духа. Этот особый тип сознания и способ мышления коренным образом трансформировал все представления архаического человека. Монотеизм не уничтожал старые элементы мифопоэтического мира, но привел их к новому порядку.

Монотеистическая концепция Бога и человека, толкуемая по-разному в иудаизме, христианстве и мусульманстве, по сути, едина. Вот ее базовые представления:

- о трансцендентном Едином Боге, создателе всего;

- об историческом и метаисторическом измерениях взаимоотношений Бога и человека;

- о завете Бога с человеком;

- о Божественном Законе и его воплощении - Книге;

- об эсхатологическом моменте, неминуемом завершением времени.

Пара выдержек из писем: «...Ислам уничтожил высочайшую культуру Согда, Персии, Египта, Антиохии и Сирии. Ислам - религия воров, бродяг и нищих, зависть тех, кто ничего не создал». И еще: «Разве могли безграмотные торгаши аравийских оазисов и дикие бедуины создать мировую религию?»

Главная мысль: «ислам ничего не создал, уничтожил массу высочайших культур» и «это - заговор против христианства».

Ислам - ни в коем случае не испорченный пересказ иудаизма или христианства, это, безусловно, заблуждение, возникшее в европейском востоковедении XIX века. Оно не разделяется современной наукой, но до сих пор превалирует в общественном сознании, особенно в России. Ислам как религиозный и культурный феномен не является маргинальным, провинциальным вариантом «столичных» иудаизма и христианства.

Аравия, там, где зародился ислам, издавна была связана с Месопотамией, Ближним Востоком. Издавна она служила медиатором между Южным и Восточным Средиземноморьем (Египет, Палестина, Сирия) и Индией. Со становлением Римской мировой державы и возникновением христианства арабы все глубже вовлекались в процессы, протекавшие на Ближнем Востоке. К IV веку Аравия оказалась на одной из линий глобального римско-иранского соперничества за господство над международной торговлей, связавшей Средиземноморье с Индией и Китаем.

Через Аравию проходили две важные ветви торгового пути: первый - через Оман по восточному побережью в пределы Ирана, второй - через Йемен и Хиджаз в Сирию или из Йемена в Эфиопию и Египет. Эти пути сохраняли свое первостепенное значение около полутора тысяч лет. Вовлеченность Аравии в международную торговлю как бы «приблизила» ее к основным центрам цивилизации Древности и раннего Средневековья.

Ко времени рождения ислама в VII веке Аравийский полуостров наводняли иудеи, христиане, зороастрийцы, последователи различных языческих арабских культов. Многие арабы были адептами иудаизма, христианства и зороастризма. Причем в Аравии были представлены отнюдь не «провинциальные» варианты мировых религий, как утверждало старое миссионерствующее востоковедение XIX века. Иудейские общины возникли здесь со времен рассеяния евреев в I - II веках, принеся с собой «столичный» ортодоксальный иудаизм из самого Израиля. Вплоть до последнего времени йеменские иудеи считались в еврейском мире наиболее верными изначальной религиозной традиции.

Аравийское христианство, возникшее в IV веке, было тесно связано с Синаем, Сирией, Египтом, Эфиопией и даже Константинополем. В свою очередь зороастризм и несторианское христианство пришли в Восточную Аравию как часть государственного аппарата Сасанидской державы. Так что разговоры о якобы «примитивности» и «апокрифичности» иудейской, христианской и зороастрийской среды в Аравии в доисламское время, о превалировании там «упрощенных» вариантов мировых религий, о неспособности арабов понять «высокие религиозные истины» - не более чем миф, либо результат элементарного незнания, либо тенденциозности.

Ислам рождался в самой гуще иудейско-христианских споров. И он - один из вариантов ответа на эти споры. Он скорее - модернизация, модификация предшествующих монотеистических традиций.

В чем же заключается эта модификация? Ислам был ответом на поиски компромисса между радикальным (однако национально ограниченным) монотеизмом иудаизма и универсалистским (однако «разбавленным» индоевропейской традицией, а потому «нестрогим») монотеизмом христианства. До VII века, времени зарождения ислама, поиски такого компромисса являлись главным в духовной жизни Восточного Средиземноморья как в христианской, так и в иудейской среде. Ислам явился наиболее влиятельным вариантом догматического воплощения такого компромисса, далеко вышедшим за рамки сектантства и достигшим масштабов мировой религии. Ислам продолжил последовательную монотеистическую линию иудеев, однако, в отличие от них, всецело принял универсалистскую проповедь Христа.

Последнее утверждение требует объяснений. Вот пример. Ислам признает богооткровенность Нового Завета и, следовательно, учение Иисуса в его целокупности. В идеале для мусульманина Нагорная проповедь является таким же императивом, как и для христианина. Ислам расходится с ортодоксальной христианской традицией только, пожалуй, в одном из самых тонких пунктов христологии. Для мусульманина Иисус - это человек, наделенный сверхчеловеческими качествами в силу рождения от Духа Святого и будучи, по Божьей воле, воплощенным «Словом Божиим» (калам-аллах) и воплощенным «Духом Божиим» (рух-аллах). Иисус обладает пророческим статусом и способен творить сверхъестественные чудеса, и даже более того, Иисус - в отличие от людей - бессмертен. Однако это не изменяет онтологического статуса Иисуса - это всего лишь человек. Отсюда проистекает и неприятие исламом догматического концепта Троицы, которую мусульманская догматика рассматривает как излишний компромисс с язычеством.

Как видим, ислам, в отличие от иудаизма, не игнорирует христологической проблемы, но решает ее в духе последовательного семитского монотеизма: Божественное и тварное - вещи разные, и Божественное не сочетается с тварным.

Из этого следует и существенная особенность в позиции ислама по отношению к иудаизму и христианству. Декларируя истинность обеих религий, ислам выводит себя за пределы вероисповедального конфликта между иудаизмом и христианством, оказываясь если не над «схваткой», то, по крайней мере, равноудаленным от обоих ее участников. Да, ислам ощущает себя религией авраамического ряда наряду с иудаизмом и христианством. Он признает за последними обладание абсолютной истиной. Истина абсолютна, но ее земные воплощения относительны. Ислам объединяется с иудаизмом и христианством в вере в Единого Бога Авраама, но не разделяет с ними приверженность к специфическим для них догматическим и правовым трактовкам земного бытования Истины.

Согласно Корану, человеку запрещено оспаривать чужую религию: «Нет принуждения в религии» (Коран, 2, 256) и «Мы лучше знаем, что они говорят, и ты - не принудитель для них» (Коран, 50, 45). Более того, межконфессиональные различия будут разрешены самим Богом в Последний День, а различия между иудаизмом, христианством и исламом проистекли не из людского заблуждения (главный полемический тезис иудеев и христиан в межконфессиональных спорах), но являются частью Божественного плана: «Всякому из вас Мы устроили Закон и Путь. А если бы пожелал Бог, то Он сделал бы вас единым народом, однако (Он намерен) испытать вас в том, что Он даровал вам. Старайтесь же опередить друг друга в добрых делах. К Богу - возвращение вас всех, и Он сообщит вам то, в чем вы разногласили» (Коран, 5, 48). Таким образом, ислам настаивает на истинности собственной трактовки Божественного Слова, однако в то же время не берется судить иудеев и христиан, считая, что это - прерогатива Бога.

В результате в мусульманском богословии иудеи, христиане и зороастрийцы были наделены статусом «людей Писания» (ахл ал-китаб), то есть тех, кто знает Истинного Бога через посредство Святого Писания. В свою очередь, политическая доктрина ислама придала «людям Писания» статус «покровительствуемых» (ахл аззимма), то есть тех, кто обладает правом на беспрепятственное отправление своих культов и находится под правовой защитой исламского государства.

Исламская концепция Авраама как прародителя монотеизма и идея авраамических религий породили сознательную и добровольную терпимость мусульманства по отношению к инославию, беспрецедентную для религий Средиземноморья.

Желают ли признавать это современные историки и политологи или нет, однако дело заключается в том, что ислам предвосхитил современную концепцию веротерпимости, вошедшую как неотъемлемая часть в стратегии современных демократий. Однако веротерпимость в современных демократиях, следующих принципу отделения церкви от государства, базируется исключительно на философских секулярных основаниях. Религия рассматривается как одна из форм культуры, не имеющая прямого касательства к природе власти. Источник демократической власти - отнюдь не Бог, но сугубо мирская воля «народа».

Коренное различие в исламской и демократической моделях веротерпимости в этом как раз и заключается: если демократия индифферентна к религии как к чему-то, лежащему за пределами ее горизонта, то ислам размыкает свой собственный горизонт, включая в него инославие как компоненту собственного мира.

Интересно отметить, что именно по исламскому пути терпимости эволюционирует ныне наиболее интеллектуализированная и динамичная ветвь христианства - католицизм. Этапный II Ватиканский собор (1962 - 1965) при папе Павле VI принял на доктринальном уровне выработанную в исламе концепцию авраамических религий. В знаменитой декларации Nosrta Aetate, ссылаясь именно на общие авраамические корни, католицизм пересматривает свое отношение к иудаизму и исламу.

Христианство впервые в истории признало за мусульманством статус монотеистической религии, религии Единого Бога, которому поклоняются и христиане (до 1965 года ислам догматически квалифицировался как язычество). Комментаторы назвали Nosrta Aetate «коперниковской революцией» в христианско-мусульманских отношениях. Правда, эта «революция» коснулась только католицизма. На уровне доктрины православная церковь (включая Московскую патриархию) до сих пор квалифицирует ислам как форму язычества.

Ислам неизменен как вера; Божественная Истина, сформулированная в нем, предвечна и по определению не может быть отредактирована человеком. Однако ислам как культурное, социальное, экономическое и т.д. воплощение предвечной истины в материальном и временном мире может и должен изменяться, находя адекватный ответ тем новым вызовам, которые несет с собой поток времени. Эти изменения (читай «модернизации») «плоти» ислама как раз и призваны сохранить в нетронутости его духовный стержень.

Все три религии - иудаизм, христианство и мусульманство - претендуют на универсализм. В Средневековье началась полемика, касающаяся вопросов догмы. И никогда она не была диалогом, а была обращена не столько к иноверцам, сколько к единоверцам. Спорили постоянно, но спорящие обычно не слышали друг друга. Они спорили для того, чтобы еще раз убедиться в своей правоте. Ваш оппонент очень изощрен, доказывая, что вы не правы. Но вы всегда находите новые аргументы, чтобы доказать свою правоту. Настоящий диалог проходил в других коммуникационных пространствах, но ни в коем случае не в догматической сфере.

Спор велся преимущественно со стороны христиан, но не со стороны мусульман. Для мусульман было все ясно. Поскольку их религия по определению самая правильная, с одной стороны, а с другой - в Коране, в хадисах пророка, все уже сказано и объяснено о христианстве и иудаизме.

Для христианства же ислам был вызовом. Вызовом, который нарушал сложившееся к VII веку в христианстве и ставшее традиционным представление о смысле метаистории, о смысле метаисторического процесса: Бог дал людям христианство для того, чтобы научить их истине, христианство будет развиваться и как только займет всю ойкумену, тогда и настанет последний час, последний момент.

И вдруг появляется ислам. Это было вызовом традиционной христианской интерпретации истории и метаистории. Ислам поначалу восприняли как вызов власти римских (византийских) императоров и их подданных. Время византийского императора Ираклия - как раз в его правление происходили мусульманские завоевания - рассматривали как наказание за грехи Римской империи. Но когда ислам распространился и оказалось, что это не просто временный захват византийских территорий, когда ислам превратился в мощное государство, вот тогда поняли, что это вызов всему христианству и христианской историософской концепции. Формулирует это понимание Иоанн Дамаскин (первая половина VIII века). Человек, живший в Дамаске, в сердце мусульманской державы, служивший халифу, как и его отец, ставит перед собой цель осмысления феномена ислама в контексте христианской историософской схемы. Дамаскин описал ислам как одну из христианских ересей, порожденную беседами пророка Мухаммеда с арианским священником. Однако позже в христианской полемистике (как византийской, так и западноевропейской) возобладала квалификация ислама как языческой религии.

Очень часто Карла Маркса обвиняют в том, что именно его теории привели к политической и культурной катастрофе в России в 1917 году. Но интеллектуалы, как правило, не виноваты в пролитой крови. Они пишут свои книги и не могут отвечать за то, как их интерпретируют другие и как преломляются их идеи в тех или иных политических, культурных, географических пространствах. В преступлениях виновны, как правило, интерпретаторы идеи, а не ее создатели.

То же самое можно сказать и о религии. С одной стороны, существует догматическая религия, с другой - ее преломление в социальном и политическом мире. Сложилось так, что почти с самого появления ислама было создано мусульманское государство - возникла социальная, политическая, экономическая интерпретации ислама. Иначе ислам не выжил бы. Когда Мухаммед был изгнан из Мекки и поселился в Медине (622 год), язычники, его бывшие соплеменники, не оставляли надежд искоренить новое, на их взгляд, достаточно вредное учение, и Мухаммед был вынужден защищаться. В результате и возникло первое исламское государство в Медине. Это государство входит в военное противостояние с Меккой и с аравийскими племенами. Государственное строительство в мусульманской общине не нужно смешивать с догматическими положениями религии. Географическое расширение ислама - это аспект политический, но ни в коем случае не догматический. Так совпало - возникновение религии с ее превращением в государственную идеологию.

Часто задают вопрос: насколько ислам помогал как учение, как мобилизующая этика, упорядочивающая существование, помогал выживать на огромных пространствах, завоевывать новые территории, придавал ли он дух и смысл тому, что делали?

Думаю, что любая из монотеистических религий обладает мощнейшим завоевательным зарядом. И если мы посмотрим, предположим, на историю христианства, то увидим, что и христианство «пришло во власть» как религия войны - «сим победиши» узрел Константин в знамении, сулившем ему победу в том случае, если он будет благосклонен к христианству. И этот девиз - «сим победиши» - возникал и возникает к месту и не к месту на всем протяжении истории христианской цивилизации, когда речь заходит о войне с врагом - наступательной или оборонительной. Когда христианство начинает превращаться в государственную идеологию и начинает распространяться как государственная идеология, оно уже ничего общего не имеет с «религией рабов», религией угнетенных. Оно превращается в имперскую религию.

И как раз тут мы выходим на проблему возникновения самой идеи «священной войны». Ведь концепция священной войны зародилась в христианстве и окончательно сформулировалась уже в начале VII века, во время византийско-иранской войны времен императоров Фоки и Ираклия. В начале VII века иранцы завоевали весь Ближний Восток, совершали рейды через всю Малую Азию, захватили Египет и вообще подумывали о том, чтобы осадить Константинополь. Но они совершили большую ошибку - вывезли из Иерусалима Святой Крест. Император Ираклий, который организовал контрудар, призывал своих солдат воевать за Крест, за христианство, а не за имперскую идею, хотя имперская идея почти совпадала тогда с идеей христианской.

В имперском, завоевательном аспекте иудаизма, христианства и ислама нет ничего зазорного. Так устроен мир. Надо помнить, что политическая организация, государство и все, сопутствующее ему - это то тело, которое религиозная истина обретает в этом мире.

Религиозная истина не может жить иначе, кроме как социально, кроме как в социуме. А социум организуется как государство. А государству свойственны карательные функции. Карательные функции государства прямо противоречат гуманистическим идеалам породившей его религии, но с этим ничего не поделаешь. Лучшего человечество пока не придумало.

Рафаил Нудельман