Золотая шахта

27

Тереза лежала в темноте. Ночь теплая, тишину нарушало только кваканье лягушек возле рыбного пруда. В окно падал лунный свет, создавая причудливый теневые картины от ветвей на стене спальни.

Тереза отбросила единственную простыню и спустила ноги с кровати. Она не может спать, слишком жарко, ночная рубашка сминается под мышками. В неожиданном порыве она через голову сбросила рубашку, швырнула ее в открытую дверь своей гардеробной и, нагая, прошла на широкую веранду. На лунный свет, на прохладные плиты, и теплый ночной воздух, как руками, гладил ее кожу.

Она почувствовала себя смелой и озорной, ей хотелось бежать по газонам, пусть кто-нибудь попробует ее поймать. Она тихонько хихикнула. Так непохоже на представление Манфреда о поведении хорошей немецкой домохозяйки.

— Он был бы в ярости, — прошептала она со злой радостью и тут же услышала мотор автомашины.

Она застыла от ужаса, лучи фар на мгновение осветили деревья, машина шла по подъездной дороге, Тереза стремительно бросилась назад в спальню; в панике она опустилась на колени, поискала ощупью рубашку, нашла ее и побежала к постели, надевая рубашку через голову.

Лежа в темноте, она слышала, как хлопнула дверца машины. Тишина, потом сьало слышно, как он подходит к ее двери. Его каблуки стучали по желтому деревянному полу, он почти бежал. Тереза знала эти симптомы, позднее возвращение, сдерживаемая торопливость, она неподвижно лежала в постели и ждала.

Медленно проходили минуты, затем беззвучно раскрылась дверь, ведущая в помещения Манфреда.

— Манфред, это ты? — Она села и протянула руку, чтобы включить лампу у кровати.

— Не зажигай свет. — Он говорил задыхаясь, слова произносил невнятно, будто много выпил, но никакого запаха алкоголя не чувствовалось, когда он наклонился и поцеловал ее. Губы его были сухими и тесно сжатыми, он снял пижаму.

Две с половиной минуты спустя он встал с постели, повернувшись спиной к Терезе, и снова надел пижаму.

— Минутку, Тереза. — Теперь он говорил обычным голосом. Прошел в свои помещения, и несколько секунд спустя она услышала шум воды в душе.

Она лежала на спине, впившись ногтями в ладони рук. Тело ее дрожало в смеси отвращения и желания, контакт был таким быстрым, она только-только возбудилась и теперь чувствовала, что ее использовали и испоганили. Она знала, что остаток ночи пройдет бесконечно медленно, напряжение в ней будет возрастать, угрызения совести и жалость к себе будут сменяться яростью и дикими эротическими фантазиями.

— Будь он проклят! — про себя крикнула она. — Будь он проклят! Будь он проклят!

Шум душа прекратился, Манфред вернулся в ее комнату. От него пахло одеколоном 4711, он осторожно сел на край ее постели.

— Можешь зажечь свет, Тереза.

Ей потребовалось сознательное усилие, чтобы разжать кулак и дотянуться до выключателя. Манфред в потоке света замигал за очками. Волосы его были влажными и свежепричесанными, щеки сверкали, как спелые яблоки.

— Надеюсь, ты хорошо провела день? — спросил он и серьезно выслушал ее ответ. Несмотря на напряжение, Тереза обнаружила, что подчиняется его почти гипнотическому влиянию. Говорил он спокойно, почти монотонно. Блеск очков, тело и лицо неподвижны — неподвижностью рептилии.

И как много раз прежде, она подумала о себе как о теплом пушистом кролике, который застыл в очаровании перед коброй.

— Уже поздно, — сказал он наконец и встал.

Глядя на нее сверху вниз, он спросил небрежно, как просят передать сахар за столом: «Тереза, ты можешь получить триста тысяч рандов так, чтобы не знал твой отец?»

— Триста тысяч! — Она села.

— Да. Сможешь?

— Боже, Манфред, это же небольшое состояние. — Она не видела ничего странное в своем выборе прилагательного. — Ты знаешь, все ведь в фонде, ну, большая чась. Правда, есть ферма и… нет, я не смогу набрать и половины, Попс тут же узнает.

— Жаль, — прошептал Манфред.

— Манфред, у тебя… затруднения?

— Нет. Просто подумал. Забудь о моей просьбе. Спокойной ночи, Тереза, надеюсь, ты будешь спать хорошо.

Невольно она приглашающе протянула к нему руки.

— Спокойной ночи, Манфред.

Он повернулся и вышел из комнаты, она легла, прижав ладони к бокам. Для Терезы Стайнер началась долгая ночь.