Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2

Глава 2

Когда прошла первая горячка, мы с Лёхой наконец огляделись как следует в городе, прошлись по знакомым улицам. Центр не такой большой, и мне казалось, он не сильно-то и менялся со временем. Историческая застройка под охраной государства, поэтому большинство старинных особняков остались на своих местах. Но, как известно, дьявол кроется в мелочах.

В наши дни растяжки и банеры в центре давно под запретом. Даже судились с одним владельцем ювелирного магазина, который закрыл фасад броской рекламой. И всё-таки нагнули его и обязали по решению суда восстановить внешний облик памятника архитектуры.

Нынче улицы были насквозь советскими. Не подмигивала подсветка зданий, не красовались иноземные названия, фасады давно не крашены, а вместо плитки везде асфальт. Зато везде тополя, которые лет десять назад посрубали все до одного, а насадили взамен жидких кустиков, не дающих тени, и те через раз. Киоски Союзпечати и мороженщицы прямо посреди пешеходных дорожек. А мороженое! Вот его я очень хорошо помнил! До закрытия Иркутский хладокомбинат выпускал потрясающее мороженое! Апельсиновое, лимонное, земляничное, банановое, шоколадное, с шоколадной крошкой, просто молочное, сливочное и пломбир! В вафельном или бумажном стаканчике и брикете, причем в брикете или между вафлями или без них, а также с изюмом и арахисом. Но это было в девяностые. А как закрыли, сволочи, фабрику, так я и мороженое перестал любить. Потому что любить стало нечего — сплошная химия и заменители молочного жира. Тьфу! Полжизни мне испоганили. Ну теперь-то оторвусь!

Ближайшая мороженщица не могла похвастать широким ассортиментом, но по пломбиру за девятнадцать копеек мы взяли. Мне копейку сдачи она нашла, а Лёхе сказала — ой, нету. Вы не наберёте мелочью? Столько мелочи у нас не набралось, поэтому копейка досталась продавщице. А ведь я помню, что в восьмидесятые пломбир стоил двадцать копеек. Повысили цену для ровного счёта? Чтобы граждане не мучились в поисках горсти мелочи? Или чтобы соблазна продавщицам не было?

Отвык я от мелочи, да и вообще от бумажных денег. Каждый раз на кассе первым делом глаза ищут терминал. А потом вспоминается, что тут даже на мобильный банк не переведёшь. Вообще хреново без сотовой связи. И самое хреновое — что любой телефонный номер ещё надо добыть. Или звонить в справочную, до которой ещё поди дозвонись, или топать в справочное бюро ножками. В любом случае, надо заводить себе записную книжку под телефонные номера. Каждый уважающий себя советский человек должен иметь такую книжицу.

В каждом времени свои недостатки. Взять хоть поиски приличной одежды. Ключевое слово «приличной». Староват я для нынешних мод. Мне бы чего более привычного глазу и удобного в носке. Чтобы хоть как-то одеться, пришлось побегать.

Это в наши дни я не заморачивался, и под настроение ехал в один из «моллов», где можно с комфортом пройтись по бутикам, тут же посидеть в кафешке или рвануть в кино. А при развитом социализме все здания этих торгово-развлекательных центров дымят трубами, потому что в их недрах производится что-нибудь убивающее экологию и озоновый слой, но необходимое для народного хозяйства. Мы сперва расстроились, когда вспомнили об этом, но потом воспряли. Сколько за свою жизнь сокрушались, что позакрывали все фабрики-заводы, ничего отечественного нет, сплошь импорт? Ну так нам выпал уникальный шанс снова лицезреть полный набор производственных мощностей, густой сетью покрывающих город.

— Да-а, — протянул Лёха, глядя на завод тяжёлого машиностроения, где производят драги.

— Да-а, — вспоминал я на этом месте рыночный комплекс «Фортуна», так давно и прочно вошедший в наш обиход после закрытия завода, что казалось — был там всегда. — Ни тебе авторынка, ни стройматериалов, ни техники, ни «Ленты», ни «Посуда центра».

Осталось понять, где это всё и многое другое в нашем промышленном городе нынче найти, и будет нам счастье. В общем, магазин мужской одежды мы конечно нашли, и он вопреки опасениям не был пуст. Нет, товара полно. А что наши вкусы нынче не в моде, так кто нам доктор? Трусы-семейники, майки и даже носки в наличии. Пару нейтральных рубашек я себе присмотрел. Эх, где бы джинсы достать? Задружиться с модным чуваком со старших курсов нашего факультета? На его «Монтану» с завистью смотрит весь студенческий коллектив и половина преподов. Но им они в любом случае не по карману, а я бы и парой-тройкой таких прибарахлился. Ладно, перетрём при встрече.

Не менее сокрушительное чувство, чем около бывшей «Фортуны», навалилось на меня на Центральном рынке. Торгового комплекса, который всегда казался незыблемой цитаделью, не было.

— Ты чего, Саня, его в конце восьмидесятых построили, — не преминул подначить меня Лёха.

Обычно это я просвещал своих друзей, оглашая факты из истории, подслушанные на экскурсиях.

— Ага, — согласился я, отгоняя наплывающее видение современного центрального рынка: нескончаемая пробка, нескончаемые потоки покупателей, гигантский днсовский зелёный человечек над козырьком главного входа, модные бутики вокруг, парковка, забитая под завязку…

Перед нами предстало угнетающего вида казённое строение. Именно казённое. При взгляде на него, это слово выскочило из каких-то глубин детской памяти. Вот эти окна, разделённые на много секций, двери окнам под стать. И ряды зелёных грубых столов перед ним, напомнивших мне учебные верстаки из школьной мастерской. На столах шла торговля частным порядком. Перед нынешним рынком тоже торгуют на улице, но блин, тут дальше шёл большой пустырь на месте Торгового комплекса и какие-то сараюхи по краям. Всё вместе имело крышесносный эффект. Никаких Шанхай-сити и торговых площадей Чекотова. Вместо ТРЦ «Карамель» — кондитерская фабрика. Ура! Местные конфеты тоже улёт! Двадцать лет по ним все иркутяне вздыхали.

Ладно, раз пришли, потолкаемся по базару, поглядим, чего хорошего продают, послушаем, о чём говорят, поспрашиваем, не сдаёт ли кто комнату, а лучше квартиру целиком. Пошли по рядам, высматривая потенциальных владельцев лишней жилплощади. В наши дни у таких бы таблички висели-стояли с объявлением, но тут полная конспирация. Никто не хочет светить нетрудовыми доходами. Только через общение, никак иначе.

— Жареной картошки хочу, на сале! — признался Лёха, пока мы шли через ряды огородников.

— И огурчика солёного! — кивнул я на эмалированную кастрюлю, в которой плавали крепенькие хрустящие пупырчатые огурчики. — Под водочку.

— Давай возьмём? Картохи, огурцов и сала.

— Милай, бери картоплю, своя, молодая, во рту тает. Недорого отдаю, — тут же ухватилась за мой рукав бабуля божий одуван.

Я кинул взгляд на картошку, высовывающуюся из куля, стоящего рядом с бабулей.

Здоровые как лопаты клубни были бы неплохими, но при своём размере наверняка внутри пустыми или в трещинах. Знаю я эту картошку.

— Не, мы жёлтую ищем.

— Какую жёлтую, выдумаешь тоже.

— Новый сорт. Ты нам лучше скажи, нет ли у тебя свободной комнатки на двоих студентов?

— Нету, — поджала губы бабуля.

— А у кого-нибудь есть, не знаешь?

— У Бобылихи спросите.

— Это кто и где искать?

— Фрося! — срывающимся старческим голосом завопила бабка, перегнувшись через свой прилавок в нужном направлении. — Возьмёшь студентов?

— А?

— Глухая она, подойдите сами.

— Чего? Морковь? Есть морковь.

— Нам не морковь. Комната или квартира нужна.

— А, нету. Взяла уже жильцов.

— Ясно. Пошли, Лёха, за водкой.

— Стой! Подь сюды. У кумы моей есть. Цельная квартира. Сын у ей на север уехал. Нескоро теперь вернётся. А она сама-то у дочки. Я и говорю, чего жилплощадь пустовать будет?

— О, это тема. Как с ней связаться? Телефон есть?

— Какое там? Три года уж на очереди стоит.

— Ну адрес дай.

— Ишь, шустрый какой. Я сегодня вечером потолкую с ей, завтра приходите сюда же, сообщу, чего скажет.

— Договорились.

— Вот и ладно. Морковь-то будете брать? А то уступлю.

— Не, нам картошки и огурцов.

— Завтра принесу, возьмёте?

— Да возьмём. Ты главное, про квартиру договорись!

В приподнятом настроении мы вернулись домой, предвкушая посиделки в обществе жареной картошки и беленькой. Настроились же уже, чего теперь, на завтра переносить? Вот ещё. И Бобылихину завтра возьмём. Не пропадёт.

Мало взяли, — поняли мы через два часа. На запах жарёхи с салом незаметно подтянулся почти весь этаж. Принесённое с рынка ведро ушло целиком, а за водкой бегали ещё два раза.

А начиналось всё тихо-мирно. Мы с Лёхой в четыре руки быстренько почистили себе картошки на ужин и чтобы немножко на завтрак осталось. Когда я говорю быстренько, надо представить себе Лёху, который за время армии так наблатыкался её чистить, что куда там мне.

— Я её наверное пару вагонов перечистил, — мрачно шутил он на эту тему ещё в прошлой жизни.

По всему видать, служивый из него вышел хоть куда, все наряды вне очереди были его. Лёха чистил картошку филигранно, одной длинной стружкой. Был бы нож нормальный. Но об этом мы позаботились в первый день, как заехали в общагу. Нашли точильный камень, который точно где-то был, но где, никто не знал. Пройдясь со зверским лицом по комнатам, нашли его у девчонок, которые чего-то там подпирали «такой удачной штучкой». С тех пор камень жил у нас, и ходили к нам даже с других этажей. Девушки в основном, но и парни не стеснялись.

Ладно, бог с ним, с камнем. Начистили мы, значит, картошки, причём Лёхина кучка была больше моей раза в два, и это он ещё жаловался, что в этих пальцах сноровка не та. Пока Лёха крошил её ровной соломкой, я поставил сковороду и накромсал в неё сало ломтиками. Шкварки вытащил, а в сковороду закинул картоху, весело зашкворчавшую.

Огурцы пришлось брать в банке, потому что под развесные оказывается надо было иметь с собой тару, о чём мы конечно же не думали, когда шли на рынок. Ну вот, откупорил я банку, и только мы звякнули рюмками, намереваясь снять пробу с огурцов, как нарисовались те самые девчонки, у которых мы изъяли точильный камень.

— Привет, — принюхались они.

А рюмки уже налиты, за спиной держим. Запаха Столичной не должны учуять, тут другие запахи витают такие, что я уже слюной изошёл.

— А мы думали, тут уже свободно. Ужинать собрались? Как-то поздновато, — по-хозяйски заметила пышечка Настя.

— Ага, с города поздно вернулись.

— Ой, картошечка, — мечтательно закатила глаза светленькая Тонечка. — А у меня грузди есть, солёные. Мамка прислала с поездом. Только сегодня привезли.

— Грузди? — дрогнула Лёхина рука.

За грибы он кого хочешь убьёт. А водку плескать негоже. Я поправил ему пальцы, чтобы держал крепче. Самому бы не расплескать.

— Тащи! — велел он Тонечке. — С нас картоха и огурцы.

Девчонки вприпрыжку ускакали к себе, и мы быстро опрокинули по первой. Огурцы — огонь!

— Будем к себе звать? — кивнул я на приближающихся хихикающих девчонок.

— Как договоримся, — безмятежно махнул друг рукой, помешивая картошку.

Просто невыносимо захотелось жрать. Однако в кухню вместо двух, ввалились уже четверо девушек. Быстро они… размножились.

— Так, я смотрю тут не только есть собираются, — хитро сообщила быстроглазая Галка, принюхиваясь. И как только учуяла.

— Девчонки, несите, чего там от ужина осталось, одной картохи на всех не хватит, — скомандовала практичная Людмила.

И не успели мы и ртов раскрыть, как вокруг завертелось что-то невообразимое. На весёлые голоса выглянули парни из смежной комнаты.

— Где сидеть будем? — спрашивали они уже друг у друга.

— Можно у нас. Стулья тащите.

— Что пьём?

— Гитару брать?

Мы только успевали фиксировать количество конкурентов, с катастрофической скоростью набегающих на наши огурцы и водку.

— Мальчики, ну вы идёте? — вынося нашу сковородку, где как раз поспела картошка, соизволили спросить нас.

Бутылка уже ушла, причём её так лихо вывернули из моей руки, что я даже возразить не успел.

— Вот тебе и посиделки на двоих, — крякнул Лёха, и мы решительно двинулись на голоса.

— Мало взяли, — спохватился я, пытаясь сосчитать присутствующих.

Дох… много, в общем. Больше десяти человек. Понюхать разве что хватит. Правда, спаивать детишек в наши планы не входило, но надо кого-то за добавкой отправить. Лёха тем временем пробился к столу, от души наложил себе в тарелку картошки и всего-прочего помаленьку.

— Эй, не превращай закуску в еду, — возмутился было длинный худой весельчак.

Но Лёха уже пришёл в себя после внезапной атаки студентов и взялся их строить.

— Знач так, вы уже поужинали, а мы не жрамши. Кому мало — там ещё полведра картошки, сковородка пожарить есть. Быстро сварганишь, и всего делов.

— А кому выпить, бегите до магазина, пока не закрылся, — добавил я, под шумок накладывая и себе.

В самом деле, чего мы паримся, кому надо, пусть подсуетятся.

— Они правы, ребята, — поддержала нас Людмила. — Мы же не варвары, давайте культурно всё сделаем, а ребята пока поужинают.

— Там ещё сало осталось, — с набитым ртом вспомнил Лёха. — Жарьте на нём, так вкуснее.

— Да не надо ничего жарить, обойдёмся, — пытался возразить белобрысый Лёнька. — Найдём мы чем закусить.

— Поверь моему опыту, Леонид, надо жарить! — авторитетно сообщил я.

Если тут гулянки с такой скоростью мутятся, то народу явно скоро станет больше. Блин, в другой раз, когда захотим у себя посидеть, будем тише себя вести, чтобы не привлечь внимания. А сейчас чего уже, снявши голову, плакать по волосам. Да и любопытно же поглядеть, что в их понимании значит гульнуть.

Ну… поглядели, да. Нам-то с Лёхой чего, мы больше развлекались, наблюдая за молодёжью. Картошку нашу всё-таки изжарили и съели. Да и не жалко. На водку что-то там скидывались. Мы, чтобы особо не выделяться, скинулись вместе со всеми, а потом я догнал посыльного и вручил ему ещё пятёрку, от себя.

Застольные разговоры студентов-историков были традиционно об учёбе, о преподах, и об истории. Всякие смешные случаи про экзамены и шпоры конечно. Годится. Уже не зря мы тут сидим. Старшаки давали советы, кому из профессоров можно сдать на халяву, а кто не прощает пропусков. Один, по всеобщему мнению, такой вредный зануда, что принимает экзамены целый день у одной группы. А иногда ещё переносит на следующий. Одного студента на летней сессии три часа мурыжил. От темы дипломных работ я попытался свернуть на местную историю, и мне наперебой начали давать советы, но тут заявился студком и разогнал наше веселье. Одиннадцать вечера. Отбой.

Девчонки, которые вовсю танцевали в коридоре, возмущались больше всех, но им погрозили и музыку велели выключать. Свет в коридоре потушили. Сказали, через десять минут проверят ещё раз, если кто будет не у себя в комнате, пожалуются коменданту.

За десять минут успели допить недопитое. Срочно, деловито. Десять минут осталось, надо допить. Мы с Лёхой уржались. К назначенному времени наш этаж мирно почивал в тишине. Ну да, ну да. Едва на лестнице затихли шаги проверяющих, двери бесшумно начали открываться (на самом деле очень шумно, но детишкам казалось, они тихо). Через пять минут по тёмному коридору крались хихикающие историки, свято уверенные, что их не видно, не слышно, и вообще они же ещё пять минуточек посидят и по домам.

К нам тоже скреблись, но мы закрылись и сделали вид, что нас нет. Чёрт их знает, до скольки это продолжалось, мой молодой датый организм спал крепко до самого будильника. Утром оказалось, что их всё-таки застукали, и теперь не избежать разборок на комсомольском активе.

Млять! Так они всерьёз говорили, эти правильные и ответственные дежурные из студкома? И у них тут никто после одиннадцати не гуляет? Просто чума. Как задницей мы с Лёхой чувствовали, что не стоит продолжать.