От Сониной общаги я бежал бегом. Подстёгивала смутная тревога за Лёху и наш золотой запас. Я снова и снова вспоминал лицо декана после телефонного звонка. Он смотрел на нас! Смотрел очень удивлённо и подозрительно. Испуганно даже. Ему явно звонили на счёт нас. Вопрос: кто и по какому поводу? Хоть бы мы оказались старыми параноиками! Неужто декану больше не из-за чего расстраиваться, как из-за двоих первокурсников без башни. Просто мы попались под руку в этот момент, и ему хотелось поскорее нас сплавить, вот и смотрел так изумлённо: вы всё ещё здесь? Валите подобру-поздорову, пока я вас не отдал на товарищеский суд. Или комсомолу на расправу.
В общем, когда я пробегал мимо рынка, то уже почти убедил себя, что мы себя сами же и накрутили. От рынка я перешёл на шаг, выравнивая дыхание и сгоняя краску с лица. Щёки горят, с такой пылающей мордой меня в любой толпе срисуют, если кому понадобится. Значит, пройду сейчас до Подгорной, где-то в этих краях должен обретаться Лёха. Эх, как же хорошо в наши дни. Утыкаешься в телефон и идёшь как зомби. Никто тебя ни в чём не заподозрит, даже если среди улицы начнёшь вслух разговаривать или ржать как конь. Ясно же, общается человек или котик смешной на экране. А тут? Руки девать некуда. Разве вот… точно, газета же! Я подошёл к газетному киоску и попросил свежую Восточку. Всем известно из советских (да и не только советских) фильмов, что читающий газету человек не вызывает никаких подозрений, даже если в газете проделаны дырки для лучшего обзора. Неплохо бы конечно барышню иметь для отвода глаз. Может зря я от Сони сбежал. Как раз гуляли бы и разведку провели. Но Соню вообще не хотелось втягивать в наши дела. Не того она склада человек, и юношеский максимализм не выветрился из её прелестной головки.
Я сунул газету подмышку, чувствуя себя героем дешёвого боевика, и пошёл на сближение с нашим домом. Позади шёл пожилой мужик, впереди тётка с авоськой. Я ускорил шаг и догнал её.
— Вам помочь? — предложил услуги юного тимуровца. — Нам кажется по пути.
— Ну помоги, — настороженно глядя на меня, не торопилась она отдавать авоську.
— Да вы не переживайте, далеко я с вашей пудовой ношей не убегу, догоните, если что, — улыбнулся я и аккуратно принял из красной натруженной руки сетку.
— А ты, я смотрю, весёлый парень. Спасибо за помощь. Мясо хорошее на базаре купила, пожадничала, теперь вот тащу, куда деваться. Хоть и говорят, своя ноша не тянет, но руки-то не казённые.
Я заметил, что обёрточная бумага промокла снизу, и на дороге остаются кровавые капельки.
— А что же вы сами таскаете?
— Так кому ж ещё? Муж на смене, сыну пять лет всего, маловат помощник. Ну ничего, зато котлет накрутим, холодца наварим. К празднику-то будем с мясом.
— К какому празднику?
— К седьмому ноября, конечно.
— Так месяц впереди ещё.
— Вот сразу видно, не городской ты. К празднику ближе всё с полок сметут. Сейчас затариваться надо.
— Спасибо, буду знать, — отозвался я, искоса посматривая на наш дом, который мы как раз проходили.
Тишь да гладь, никого не видать. Ни предполагаемых недругов, ни Лёхи. Может, он в квартире сидит? Мы чинно прошли мимо, но так ничего подозрительного я и не заметил. Вернуться, как сумку донесу? А зачем? Ключ у Лёхи. А Лёха скорее всего давно дома. Сначала переговорю с ним, что скажет. Думаю, ничего. Вот так же прошёлся по улице. А если и заглянул в квартиру, то чего ему там сидеть? Печку вчера топили, ещё не остыло. А в одиночку лезть на чердак… не то чтобы невозможно, но довольно сложно. Наша лестница в таком неудобном месте, что мы вдвоём-то её с трудом приносили, потому что тесно, а одному и вовсе несподручно.
Я донёс женщине сумку, постоял на перепутье и обозвав себя ссыклом, решительно двинулся к дому. Проверка заняла буквально пару секунд. Благо вход был с улицы, так что я дёрнул за ручку. Закрыто. Значит, Лёха точно свалил домой. Да и правильно, напридумали сами себе проблем на ровном месте.
В общаге меня ждал сюрприз: два письма — из дома от матери, и из второго дома — от отца. Я поднялся на этаж, убедился, что Лёха не возвращался и решил пока не впадать в панику. Мало ли куда он мог податься. Может по ресторанам пошёл. Или в библиотеку. Мы туда всё никак дойти не можем. Хотя собираемся давно. Ладно, жду. Пока письма прочитаю.
Поколебавшись, с какого письма начать, всё-таки взялся за отцово послание.
«Александр. Сообщаю счастливое известие. В нашей семье пополнение — дочка Настюшка». Дочка. Сестрёнка стало быть. Точнее, мне-то она как бы никто, но связь духовная может быть не слабее кровной. Надо сгонять в Детский мир, купить игрушек-погремушек. В посёлке если и есть что-то такое, то выбор очень ограничен. И как наши матери нас без памперсов растили? Хотелось чем-то помочь, посодействовать.
О делах отец писал очень скупо и даже завуалировано, так что моя паранойя снова подняла голову. «Дело о расхищении на приисках ты наверняка видел в газетах. У нас всё ещё неспокойно, тебе скорее всего придётся давать показания в суде. Самородок наконец пустили в дело, думаю, вознаграждение ты получишь, если не в этом году, то в следующем точно».
Получается, я всё ещё на карандаше в районе, и расслабляться пока рано. Вознаграждение за самородок конечно хорошо, но к следующему кладу мне и близко нельзя подходить. Лёхе тоже не желательно. Мы с ним уже засветились с этой чёртовой гранатой.
Надо искать того (а лучше тех), кто будет действующим лицом вместо меня. Вот тут и встаёт вопрос: кому можно довериться и доверить столь ответственную миссию? Кто достаточно азартен, чтобы заинтересоваться кладами, но не кинет нас при реализации и честно выполнит свою часть договора? Присмотреться к Костяну? И Андрюху навестить, когда выпишется. Вдруг он встанет на пусть исправления, и ему бы помощь, и нам неплохо. Вернётся Лёха, вместе подумаем.
Материно письмо я вскрывал с надеждой на свадьбу. Да! Ну слава богу! Матушка пристроена. Можно хоть об этом не переживать. Петьке напишу в ответном послании, скажу, если только попробует обидеть кого, лично приеду и поотрываю выступающие части тела. К основному письму прилагались две записки от младшеньких. Коряво выведенными печатными буквами писал Мишка: «Дарагой брат. У нас теперь есть папа. Он хароший. Пришли мне пистолет настаяший. Миша».
Танька писала, какая мама была красивая, когда поженилась на дяде Пете. А он ничего, катает их с Мишкой на спине. Следующей новостью было то, что Таньку приняли в пионеры! И если она хорошо закончит четверть, то её назначат звеньевой! Девчонку пёрло от гордости и собственной значимости. Я непроизвольно улыбнулся. Забавная она, эта Танюха. Кажется, я успел привязаться к своим младшим кровным брату и сестре. Потом шёл целый конспект о школе, что проходят, что у них физминутки на уроках или перед уроками, когда начальные классы делают зарядку перед школой, или каждый в своём кабинете. И столбики оценок, выписанных из дневника. Сестра отчитывалась мне, что учится хорошо, и не роняет гордое звание пионера. А свой октябрятский значок она обещала подарить Мишке, когда тот пойдёт в школу.
Я дочитал письма уже в потёмках. А Лёхи-то всё ещё нет. Был бы телефон, давно списались или созвонились, а так сиди, думай, что могло случиться. Я доел вчерашние пельмени и решил прогуляться за жратвой. Заодно развеюсь, а то нехорошие мысли в голову лезут. На улице ноги сами понесли меня на остановку. Решено. Съезжу до квартиры, посмотрю, не горит ли свет. По результату решу, что дальше делать.
Я добрался на трамвае и с остановки пешком дошлёпал до дома. В угловом окне брезжил тусклый свет, так что я был совершенно сбит с толку — там кто-то есть или что это? Пока я пялился на наши окна на втором этаже, огонёк начал двигаться кругами. Чёрт! Это же наш условный знак! Лёха значит внутри, велит мне подниматься. Я дёрнул дверь — как и днём, она была заперта, но тут же открылась.
— Заходи скорей, — позвал меня друг, оглядывая улицу.
— Ты где пропадаешь? Я уже невесть что вообразил. В общагу сбегал, сюда второй раз прихожу. Ты чё млин.
— Да так, гулял.
— Гулял?!
— Ага.
— Лёх, всё нормально?
— Да всё как будто в порядке.
— И никаких подозрительных личностей?
— Не.
— Тогда домой?
— Погоди, оглядись тут, как тебе кажется, всё на местах, ничего не сдвинуто, не пропало?
— Умеешь ты, Лёша, успокоить! Колись, что случилось.
— Да ничего, говорю же. Полный штиль.
— Тогда какого чёрта!
— А вдруг я что-то пропустил. Глаз замылился. Так ничего не видишь?
— Нет. Там был? — ткнул я в потолок.
— Был.
— Млять. Всё-таки полез в одиночку. И что?
— Всё в порядке, всё на месте.
— Ты чё, и лестницу в одиночку припёр?
— Я стул на стол поставил, нормально залез.
— Ну и чего тогда воду баламутишь?
— Тревожно что-то. У меня раньше такое перед какой-нибудь серьёзной пакостью случалось. Когда самолёт упал, помнишь? Я ж даже не на смене был. А всё одно первым на объект прибыл. Так и тут, внешне всё спокойно, а очко жим-жим.
— Да я сам как на иголках весь день.
— С Соней-то встретился?
— Встретился. Да поторопился сбежать. Сюда прибежал — никого. В общагу поехал — пусто.
Лёха сел на диван, скрипнувший старыми пружинами, поскрёб подбородок, как делал всегда в задумчивости. Всё-таки привычки — страшное дело. Скребущий несуществующую бороду прыщавый юнец довольно странное зрелище.
— А может мы просто старые маразматики? Голливудских боевиков пересмотрели?
— Всё может быть.
— Так как с сумкой поступим? Заберём?
— И куда денем? В общагу? Пусть лежит. Пить, есть не просит. Если бы её обнаружили, здесь бы точно не оставили.
Мы покрутили эту мысль так и этак и пришли к выводу, что проще было оставить засаду, а сумку забрать как вещдок. На остановке было безлюдно. В свете фонаря мельтешили мелкие снежинки, опадающая листва мягко шлёпалась на мокрый асфальт. Вот и осень. Наконец, за углом послышалось дребезжание трамвая. Только бы не двойка, — взмолились мы. Двойка уходит в депо, а нам намного дальше.
Повезло. Раскачиваясь и громыхая, подошла единица. Вагон был полупустой, так что мы сидя доехали до своей Волжской и потопали вниз к общагам.
В холле после вчерашней вакханалии ещё висела часть наглядных материалов для первокурсников. Вахтёрши где-то не было, так что мы спокойно прошли на лестницу.
— Вы из какой комнаты? — окликнули нас из каптёрки, где вахтёры пили чай.
— Четыреста третья.
— О, стойте. Который тут из вас Шведов?
— Ну я.
— Иди сюда. Тебе сегодня звонили. Очень настойчиво.
Соня? А я-то, дурак, за призраками охочусь. Но настойчиво… она говорила, что звонить не любит. Вряд ли стала бы названивать. А кто тогда?
— Кто звонил-то? Чего хотели?
— Сейчас, погоди, — баба Дуся не сразу нашла очки, которые торчали из пышной причёски надо лбом, нацепила их на нос и принялась раздражающе долго копаться в кипе бумажек.
— Вот, нашла, — наконец вытащила она половинку тетрадного листа. — Записала телефонограмму.
Я развернул листок и прочитал содержимое. Ё-моё, этого мне только не хватало!