Пока мы беседовали беседы с врачом, я увидел, как Лёшку вывели за шкирняк из-за оцепления и с матерком выпроводили на волю. Через минуту друг крутился рядом, явно желая поделиться успехом. Карман его куртки солидно оттопыривался — по всему видать, что-то он там держит рукой, стараясь пригладить выпирающее богатство.
— Спасибо! — искренне поблагодарил я Пал Евгеньича за помощь и науку.
Впредь будем умнее, и не станем кидаться на проблеск золота, не проверив его на безопасность. Эх, металлоискатель бы нам, да где ж его взять.
— Он у меня, — шёпотом поделился Лёха, сияя как медный самовар.
— Лыбу спрячь, не пали контору, — предупредил я. — Сделай удивлённо-простодушный вид. Показывай.
Лёха подбородком указал мне на внутренний карман, приоткрывая полу куртки. Опаньки! Золотой слиток. Ничего себе, лапоть! Дайте подумать моей больной головой. Гранаты и слиток времён Гражданской войны. Это то, что сразу приходит на ум? Да не может быть, чтобы с первой попытки прямое попадание.
Лёха ткнул обалдевшего меня локтём в бок и тихо прошипел:
— Идут. Вот этому сдаём или кому-то другому надо?
К нам направлялся тот самый участковый, от которого мы так тщательно скрывались, чтобы не напороться на каверзные вопросы. В принципе, настал час икс. Самое время легализовать клад.
— Не сейчас, — решился я, плотнее запахивая его куртку
— Что?!
— Потом объясню. Кажется, это наш шанс.
— В смысле?
— Потом, говорю же. Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.
Участковый с Лёшкой дружно уставились на меня. Друг делал круглые глаза и одними губами спрашивал: что случилось? Я серьёзно передумал сдавать нашу находку или пошутил? Мент засёк наши переглядывания, поэтому обратил своё внимание на Лёху. Главное, чтобы не на его карман.
— Что, орлы? Испугались? Давайте-ка начистоту — зачем полезли в развалюху?
— Понимаете, у нас на учёбе дали задание…
— Товарищ участковый, разрешите на минуту, — откуда ни возьмись нарисовался Пал Евгеньич.
Мужики отошли, но их разговор всё равно был слышен. Врач попросил меня сегодня отпустить, всё-таки близкий взрыв, парень пострадал, могут быть последствия.
Я уже мысленно возблагодарил эскулапа, но в этот момент он сдал нас с потрохами:
— Кстати, это те самые ребята, что на прошлой неделе спасли отравившегося угарным газом местного жителя.
— Это они? — бросил острый взгляд на нас старлей. — Любопытно. Спасибо за сведения.
— Ерунда. Мальчики-то хорошие. А им даже спасибо в прошлый раз не сказали.
— Можно и поблагодарить. Но беседу всё же проведём.
Собеседники расстались, полностью довольные друг другом, а нам теперь предстояло как-то объяснить свой интерес к этому дому.
— Доктор сказал, тебе сейчас лучше отправиться домой. Но завтра жду вас в участке. Договорились? Без опозданий, в девять ноль-ноль.
— У нас пары в это время, — попытались мы соскочить.
— Ничего, мы предупредим деканат о причинах вашей задержки.
Чёрт! Вот только этого нам не хватало. Но деваться было некуда, поэтому мы обещали завтра явиться для дачи показаний, и только после этого нас отпустили.
— Ты чего натворил, Саня! — потребовал от меня объяснений друг, когда мы свалили с места происшествия.
— Не ори, — попросил я. — Доберёмся до общаги, рассмотрю внимательно нашу добычу и объясню, что к чему.
— Что такого там может быть, не понимаю.
— Скоро поймёшь.
Разговор происходил в трамвае, поэтому Лёхе пришлось терпеть и теряться в догадках до самого студенческого пристанища. В час пик не очень-то поговоришь о найденном кладе.
— Ну? — дёрнул он меня снова, пока мы шли с остановки.
— Прямо посреди улицы начнём обсуждать свои золотые дела?
— Можно завуалированно и обтекаемо, — Лёха изобразил ладонью извивающуюся змейку.
— Судя по всему, это царский слиток.
— И?
— Кого из нас контузило? Ты не понимаешь, что это значит?
— Ну слиток. И что такого? Да хоть царские червонцы.
— Я думаю, это слиток из золотого эшелона. Золото Колчака, понимаешь?
— Ну и что? Царское золото не котируется как клад?
— Слишком котируется, я бы так сказал. Оно явно вызовет массу вопросов, потому что его и в двадцать первом веке продолжают искать, а в нынешние семидесятые ещё остались свидетели тех событий, и версии о местах нахождения частей золотого запаса России педантично отрабатывались сотрудниками госбезопасности. А теперь представь, мы им подкинем такую плюшку на весы той версии, согласно которой золотой запас изрядно проредили на территории Иркутской губернии. Да с нас живьём не слезут, пока не выпытают правду, почему мы именно в этот дом полезли. И миф об учебном задании лопнет, не успев надуться. Ты же слышал, он обещает завтра в деканат передать причину нашего отсутствия. Лучше давай думать, что врать будем.
В общаге мы заперлись в комнате, и Лёха извлёк из кармана своё сокровище — здоровенный блестящий слиток, и не скажешь, что столько лет пролежал за наличником. Руки мои так и потянулись потрогать, подержать, ощутить тяжесть. Не доводилось раньше слитков в руках держать. Но голова, несмотря на лёгкую контузию, вовремя передала сигнал опасности: «Не трожь, Саня, бяку. Нельзя тебе!»
Помню, да, что нельзя. Но жаль.
Впервые меня кольнула зависть к другу, который вертел в руках слиток, взвешивал его на ладони, рассматривал на свету выгравированные надписи с ятями. «Санкт-Петербургский международный коммерческий банк». Клейма, номера. Мне же и коснуться нельзя, хотя увидел его я и пострадал из-за него тоже я. За что, собственно, Лёхе, такое богатство?
С трудом оторвав взгляд от золота, я отвернулся. Вдохнул и выдохнул. Кажется, контузия на меня плохо влияет.
— И что с ним делать думаешь?
— С ним? Спрятать. А историей вопроса предлагаю заняться вплотную. Завтра идём в библиотеку и шерстим, что известно о золотом запасе. И Нину Ивановну, архивистку нашу, поспрашиваем, как попасть в архив и как в нём найти нужные сведения.
— А скажем что? Зачем нам это?
— Не будем мы никому ничего говорить. Тема Гражданской войны и правления Колчака нас интересует. Как доблестные партизаны и Красная армия победили мировое зло. Или вот: как Колчак расхитил золотой запас страны. Что-то такое. Давай лучше думать, как отмазываться будем в милиции?
Отмазы по итогу вышли слабые и неубедительные, но лучшего всё равно не придумалось. С утра нам предстояло побегать, чтобы к девяти успеть к участковому. Поэтому спать мы легли пораньше, и будильник поставили на шесть утра.
Чтобы сильно не шуметь и не привлекать внимания, завтракали бутербродами с колбасой. Дай мне волю, я этой советской колбасой питался бы круглосуточно. Ей-богу, не вру. Я тащился от всего процесса приобретения и поедания.
Заходишь в гастроном. Кстати, первый гастроном и в наши дни находится на своём месте. Так вот, заходишь и идёшь в отдел «колбасы». И там в витрине лежит та самая докторская колбаса. Ты просишь продавца отрезать тебе четыреста грамм, и мощный тесак перерубает коричневато-розовую пружинящую палку. Ты смотришь, как мало получилось, и жалеешь о своей скупости. Но потом вспоминаешь, что по двести грамм на брата это в самый раз. А возьмёшь больше, придётся пристраивать в общий холодильник. И вот вообще никакой гарантии, что колбаса тебя дождётся. Скорее всего канет в небытие, и кому потом доказывать, что она там была?
А продавщица, молодая и симпатичная, уже швыряет твой кусок на обёрточную серую бумагу и ловко проводит ножом, отрезая нужный кусок. Под шорох этого благородного материала, колбаска оказывается упакованной в свёрточек, и уголок ловко попадает в кармашек, закрепляя конструкцию. Потом её завешивают, брякая на весы гирьку и щёлкая косточками счётов, и просят с тебя девяносто копеек.
И всё — ты счастливый обладатель натуральной колбасы без посторонних привкусов, которая хороша и в первозданном виде, и пожарить с яичницей, и супчик приправить, и с капустой потушить.
Сегодня всё было просто и сурово — нарубили бутерброды на скорую руку, запили сладким чаем из фарфоровых хайтинских чашек с розовыми лепестками и золотой каймой, и побежали в туманные сумерки. Слиток упрятали в спортивную сумку через плечо. Спортсмены мы. Утренняя пробежка. Пробежались вверх на Волжскую, сегодня нам нужен был трамвай единица, чтобы доехать до вокзала. Думали, что будет пусто. Не тут-то было.
Это в наши дни мало кто спешит на работу в седьмом часу. Советский рабочий народ в этот час уже в пути, и ладно мы с конечной ехали, а к рынку вагон уже был полон.
— Сумку спусти с плеча, — подсказал я другу.
Все вокруг конечно советские, но карманники — древнейшая профессия, и во все времена неплохо о них помнить.
Привокзальная площадь, несмотря на утреннюю рань, кипела. Причём машин было на порядок меньше, чем в наши дни, а людей больше. Из тумана со стороны путей, доносились гудки сразу нескольких поездов.
— Перекличка какая-то? Или из-за тумана гудят?
— Тут не только поезда. Вот это вообще с воды, — прислушался Лёха.
Точно. Вокзал-то на берегу, а над водой туман особенно густой, только что через мост ехали, видели. Скоро снег выпадет, к бабке не ходи.
Внутри тоже было оживлённо. Люди с чемоданами, сумками, а то и просто узлами наполняли залы. Кто-то спал прямо на узлах, кто-то перекусывал, а кто-то уже приехал и торопился на выход.
В стороне камер хранения тоже происходила какая-то движуха. И мне это ой как не понравилось, потому что в толпе чётко выделялись люди в форме. Вряд ли они нас остановят, чтобы проверить сумку, но само присутствие нервирует. Это во-первых. А во-вторых — что это они там делают? Чем ближе мы подходили, тем беспокойнее мне делалось. Они же ячейки вскрывают! Как? Неужели кто-то стукнул? Но как? Откуда кому-то знать, что я храню здесь пачки денег?
Очень хотелось перейти на бег, но Лёха схватил меня за рукав и притормозил.
— Спокойно. Где твоя ячейка?
— Они как раз движутся в её сторону.
— Не ходи туда, на тебе лица нет.
— Но ведь вскроют!
— Стой тут, не отсвечивай. Сумку возьми. В буфет сходи, купи пирожки.
Лёха, сделав глуповатое лицо, что у него получилось очень натуралистично, двинулся на сближение с транспортной милицией. На него не обратили внимания, так что он заслонил собой ячейку и преспокойно ковырялся в ней.
Прошло не больше минуты, за которую я представил себе все возможные ужасы от пустой ячейки до арестованного друга.
— Парень, — тронули его за плечо, и я вздрогнул вместе с Лёхой.
Я бочком-бочком продвигался навстречу, это получилось как-то само собой.
— А? — обернулся он.
— Помочь? — спросила его женщина в форме.
— Нет, спасибо, мы сами, — подоспел я.
— А вы знаете, что просрочили оплату за ячейку?
— Как? И что теперь?
Неужели заблокировали? То-то он так долго возится. Тут нам и конец. Что делать? Бежать? Сочинять про папкины деньги на машину?
— Там ничего скоропортящегося?
— Да нет, просто сумка.
— Тогда вы должны доплатить в кассу за просрочку.
— Доплатить? Сколько? Мы просто не знали, правда. Конечно доплатим.
— Михаил, выпишите квитанцию молодым людям. На первый раз прощаем, но в следующий раз штраф выпишем.
Фу, блин. Надо же так! Да ну нафиг. Доплатить им несчастные шестьдесят копеек, забрать от греха свою поклажу и валить подальше отсюда. Пока Лёха бегал в кассу, я открыл ячейку и достал сумку под взглядами милиции. Очень хотелось заглянуть внутрь, убедиться, что всё в порядке. Я улыбнулся, тряхнул сумкой, чтобы послушать, похоже ли содержимое на пачки денег, и пошёл прочь.
Ещё одна забота теперь — куда девать наши преумножившиеся сокровища? На камеру хранения теперь тоже нет надежды, если они так запросто вскрывают просроченные ячейки. Перетаскивать добро подобно гражданину Корейко? И дёргаться каждые три дня, не реквизировали ли наши капиталы? Ну нет, надо что-то придумывать другое.
В квартире обнаружилась Бобылиха с тряпкой в руках. Полы мыть надумала.
— Баба Фрося, ты что тут забыла?
— О, сынки! А я думаю, пока вас нет, так протереть пылюку-то хоть. Сами-то не сподобитесь, чай.
— Какую пылюку? Сдурела, старая? Иди-ка ты… на базар. Иди, иди, свою пылюку сами протрём.
— Ой, я ж вам доброе дело хотела сделать. Нет бы спасибо сказать пожилому человеку.
— Бабуся, нечего сюда таскаться. Мы не для того квартиру снимали, чтобы ты к нам в гости шастала.
— Ухожу, ухожу, — засеменила она на выход.
— Чао. Смотри, не заблудись.
Мы переглянулись и потуже подтянули ручки на сумке. И где гарантия, что такая шустрая бабка как наша Бобылиха, не вернётся и не сунет нос не в свои дела?
Куда девать сумку? В общагу не успеем уже. Да если бы и успели, там сегодня дезинсекцию обещались проводить. А это значит, посторонние будут заходить в комнату, двигать мебель, вещи. Что за непруха?
Распихать добро по карманам и так идти в отделение? Можно, конечно. Металлодетекторы нынче не в тренде, так что с этой стороны опасности нет. Но всякие случайности имеют обыкновение случаться в самый неподходящий момент. Бряк — и выпал наш золотой запас. Или бумажный, но тоже запас. Поищем лучше какое-нибудь неприметное местечко. Тайничок бы нам.
— Слушай, а перед дверью нашей… погоди, — рванул вдруг Лёха на выход.
Я рванул за ним, и обнаружил друга на крохотной площадке перед дверью. Лёха стоял, задрав голову в потолок. Чердак! И вход на него прямо перед нашей дверью. Правда высота тут все три метра, если не больше.
— А как нам туда попасть?
— Лестница. На лестнице. Валяется на ступеньках.
Точно! Есть такая, ещё каждый раз про неё забываешь, пока не зацепишься при подъёме к нам. Удивительно, что она вниз не скатывается. Оказалось, всё продумано — лестница верхней перекладиной была зацеплена за гвоздь, вбитый в стенку, потому и не срывалась каждый раз, как об неё запинались. Правда, старая она, и скособоченная какая-то.
— Другой всё равно нет. Предлагаю попробовать.
Затащили наверх, установили, попробовали рукой, не шатается ли. Шатается, но не критично.
— Нормально, — сказал Лёха. — Не по таким лазили.
— Думаешь, выдержит? — пошатал я лестницу ещё раз, задирая голову наверх.
В принципе, если притащить стол с кухни, и поставить на него табуретку, то достанем.
— Я первым полезу, попробую, открывается ли люк в принципе.
— Давай я, у меня силы побольше.
— Я легче, шанс, что лестница не развалится, больше. И открывать заклинившие двери — мой конёк.
Мы упёрли один конец в стену, а второй в чердачный проём, и Лёха полез наверх. Сделал он это быстро и легко, так что старые деревяшки только поскрипывали под его ногами.
— Где там наш ломик? Тащи, — распорядился он после бесплодных попыток открыть люк сначала руками, потом плечом и даже спиной.
Будь Лёха в собственном теле, он бы одним ударом, как тараном вышиб такое ветхое препятствие. С другой стороны, его бы тогда точно лестница не выдержала.
С ломиком дело пошло веселее. С громким скрежетом дверца поддалась. Сначала появилась тонкая щель, но куда ей против лома. Так что через минуту Лёха откинул крышку люка, подтянулся на руках и исчез в темноте чердака.
— Ну что там?
— Чердак и чердак. Захвати фонарик, сумку и лезь сюда.
Уговаривать меня не пришлось. Ещё раз пошатав ногой лестницу, чтобы убедиться, что она меня выдержит, я полез.
Граница света и тени пахла пылью. Я отдал другу поклажу и чихнул, едва не загремев при этом вниз. Луч от фонарика метнулся по пыльному пространству. Похоже, сюда никто не заглядывал сто лет.
— Как думаешь, подойдёт? — спросил Лёха.
— Вон туда сунь и пошли, а то опоздаем, — показал я ему на старый буфет. Кажется, там внутри даже банки стоят.
Ну вот, добро пристроено, теперь можно и родным властям сдаваться. Хорошо всё-таки, что у нас отдельный вход, и никаких любопытных соседей. Не зря, выходит, мы эту халупу сняли.