Золоторогий олень

Сколько дней прошло с тех пор

И не сосчитаем!..

Край карпатский был как дом

Шумным птичьим стаям.

Много было коз в лесах,

А зимою, слышь-ка,

Спал себе под каждым пнём

Черно-бурый мишка.

Выходил порою тур

На крутые выси.

В темноте, среди ветвей,

Прятались и рыси.

Были гуще, говорят,

Вековые чащи.

И олени между гор

Появлялись чаще.

Проплывали их стада

Рощами, лугами,

Где тонуло всё вокруг

В щебете и гаме.

Но и люди жили там…

Мы теперь так судим,

Что гуцулы[1] наших дней —

Правнуки тем людям.

Овцеводческий их род

Тем был интересен,

Что без хлеба — мог порой,

Но не мог без песен.

И уж так там повелось:

Многие умели

С самых малых лет играть

На дуде-свирели.

Той игре и Василёк

Выучился с детства.

А свирель он получил

От отца в наследство.

Но спознался рано он

С горем да нуждою:

Стал мальчонка-музыкант

Круглым сиротою.

А постигла его так

Участь эта злая.

…Прибыл в их места король,

Рысь убить желая.

На соседних землях он

Властвовал кроваво:

Сам господь, мол, бог ему

Дал на это право!

В страхе он людей держал,

Мучил, ненавидел,

Он присвоить норовил

Всё, что б ни увидел,—

Не хватало даже рук,

Жадных, загребущих!

То-то и мечтал король

О карпатских пущах.

То-то жаждал покорить

Край тот, полонину[2]:

«Стану даром брать с горян

Мясо, шерсть, пушнину!»

Но когда он приезжал

В край гуцульский горный,

Уходил в леса народ,

Вольный, непокорный.

Все ушли и в этот раз:

Сёла — что пустыни.

Лишь родитель Василька

В хате был, при сыне.

Окружили его вмиг

Егеря да слуги:

«Эй! Веди нас! Где тут рысь

В вашей есть округе?»

Делать нечего, отец

Их повёл по следу.

Рядом храбро шёл король,

Предвкушал победу.

Но как только рыкнул зверь

Где-то недалече,

Дал он тягу, задрожав

Словно хвост овечий.

Провожатый хохотнул,

Крикнул вслед лукаво:

«Ну и бегаете вы!

Шибче зайца, право!»

Тут лицом побагровел,

Исказился дико —

И насмешнику свой меч

В грудь вонзил владыка…

Умерла потом и мать

В неутешном горе.

А мальчонка-сирота

Стал пастушить вскоре.

Пас овец… Ходил, играл

По гуцульским сёлам…

И хотя его напев

Редко был весёлым,

Душу он и влёк, и жёг:

Жаловался, что ли?

Или просто тосковал

По счастливой доле?

А порой, как из огня,

Из того напева

Искрой жаркою взлетал

Крик обиды, гнева…