Зора (СИ)

Часть 1

В деснице могучей всем гибель неся,

Из Пустоты владыка взойдёт.

Он был до того, как возникла земля.

Навек обратится во тьму небосвод.

В ночь с 21 на 22 число, в 5 месяц 322 ко́рла в моём доме случилось радостное событие — у меня родилась дочь. Чародей белой башни, как и обещал, присутствовал при этом событии, потому что уже за 9 месяцев до этого он каким-то образом знал, что у меня родится ленгера́д. Время от времени на протяжении всего срока, пока Морэ́ вынашивала наше дитя, он навещал нас и справлялся о нашем здоровье. Ещё бы… Наверное, каждый родитель гордится тем, что у него родится ленгерад. Интересно, у кого из наших предков были гены высших людей: у меня или у моей жены? Потому что мы оба уж точно не обладали магическими способностями. Я — алхимик, она — торговка. Я произвожу, она сбывает. Но, когда мы узнали, что наше дитя будет особенным, радовались этой новости неимоверно. Лукреция даже и не подозревала о том, когда родится моя дочь. Наверное, она даже и не думала, что в преддверии падения чёрной башни к ним примкнёт ещё один некромант. Они же с братом не изучали лунное предсказание, а потому не могли знать, когда именно родится она. Мы с Морэ не испытывали к ним никакого отвращения, ведь они много раз помогали нам. Не пойму, почему беломаги и черномаги не могут существовать мирно? Тьма и свет — это разные грани одного и того же. Без ночи нет дня, без тени нет света, без чёрной магии нет белой. И вот, за несколько то́лнорв до этого радостного события она в очередной раз заговорила со мной. Придя в мою лабораторию, она обратилась ко мне, и её голос, как всегда, был монотонным, а взгляд мрачным: «Чем ближе этот миг, тем более отчётливо то, что это случится в полнолуние» Я понимал, о чём она, потому что сейчас все разговоры только лишь о моём ребёнке, а потому отвечал так: «Что с ней будет? Вы заберёте её?» — «Нет. Мы никого не забираем. Они сами приходят к нам. Я лишь отмечу её своей магией. А, когда придёт время, твоя дочь сама решит, как поступить» Что я мог сказать ей в ответ? Таковы правила. Поэтому я и не думал противиться воле Лукреции. Чёрная башня, значит, чёрная башня. Более того, в душе я радовался этому даже больше, чем, когда беломаг сообщил, что хочет забрать её в белую. И вот, свершилось, детский плач наполнил дом, Морэ держит нашу малютку на своих руках, в окно заглядывает полная луна, и я было уж подумал, что некромант опоздала. Э́лард глянул на ночное светило и поторопил мою жену, чтобы она отдала нашу девочку ему. По всему было видно, что он торопился. Торопился нарушить негласный закон. Я же отвечал ему: «Но сейчас же полнолуние» — «И что ты хочешь сказать? Ты отдашь это светлое творение в эти чёрные руки, чтобы они осквернили своей магией то чудо, что лежит на руках у твоей жены?» — «Я не разбираюсь в этих ваших магических делах. Но знаю лишь одно — по закону дитя, рождённое в полнолуние, принадлежит чёрной башне. А сейчас как раз оно» — «А ты понимаешь, что ленгерады рождаются всё реже и реже. И настанет миг, когда они совсем перестанут приходить в наш мир. И ты желаешь обречь эту единственную искру на то, чтобы она подпитывала это их зелёное пламя? Морэ, заклинаю тебя, отдай мне дитя» Она глянула на меня, своего мужа: «Если чародей говорит правду, то мы должны это сделать. Я не хочу, чтобы моя доченька была использована в чёрных ритуалах этих зра́зеров» Маг усмехнулся от того, что моя жена знает название магии мёртвых. Но я настаивал на своём — некроманты имеют полное право на ребёнка. Ведь ленгерад, да и ещё рождённый в полнолунье — это и так редкое явление. Сколько должно сойтись знамений, чтобы родилось дитя, которое станет некромантом. Но Элард принялся клеветать на чернокнижников, рассказывая о том, что из-под руки управителя башни чёрных магов выходят лишь чудовища, которые не умеют ничего, кроме как управлять мертвецами. Он хотел добавить что-то ещё, но осёкся. Наверное, он хотел сказать про Зорага́лдиум. Мы сначала не поняли, что произошло, однако в следующий миг дверь нашего дома распахнулась, и двое представителей чёрной магии переступили порог моего дома. Морэ вся пришла в трепет от вида чёрных фигур с надвинутыми на лица капюшонами. Когда покрывала были убраны, мы могли видеть, что это были Лукреция и Лукас — брат и сестра. Элард справился со своим приступом паники и хотел что-то сказать, но девушка его опередила. Слова некроманта звучали как-то необычно, из-за чего вся наша решимость в миг куда-то улетучилась. Наверное, Элард почувствовал то же самое, потому что, пока Лукреция говорила, он как будто бы весь обмяк и не мог ничего, кроме как послушно внимать её словам: «Мы не управляем мертвецами. Мы управляем самой жизнью и смертью. Нам подвластны душа и дух. Мы можем забрать дыхание из твоего тела, а можем наполнить тебя такой силой, о которой ты и не мечтал, — далее взор её пал на меня, и я почувствовал, как по коже пробежал какой-то жуткий холод явно магического происхождения, — Здравствуй, Флавий, как и мы и рассчитывали, твоя дочь родилась в полнолунье. И ты наверняка знаешь, что это значит» Когда она закончила свои слова, я ещё немного потратил времени, чтобы побороть свой трепет, а далее бросил мгновение своего взора на Эларда. Тот вроде бы справился с магией чернокнижников — он смотрел на меня в ожидании того, какое решение будет принято мною в этот миг. Я перевёл взгляд на молодо выглядящих некромантов и отвечал: «Да, дитя, рождённое в ночь полнолунья, принадлежит чёрной башне» — «Неверно, мой друг. Твоё дитя принадлежит лишь тебе. И только ты волен распоряжаться тем, по какому пути пойдёт твоя дочь. Ты можешь вообще не позволять ей прикасаться к эфиру. Но ведь всё это будет бессмысленно. Ленгерад всё равно будет видеть его и рано или поздно соприкоснётся с ним. Мы приходим за теми, кто рождён под сиянием полной луны только лишь потому, что в таких ленгерадах раскрывается предрасположенность к нашей магии. Но это ни в коем случае не означает, что твоя дочь принадлежит нам» — «Но ведь существует закон» — «Да, закон. Придуман он А́рхом, основателем нашей башни, но лишь с одной целью — чтобы всё происходило честно» Тут заговорил беломаг: «Вашу башню основал какой-то человек. А мы, приверженцы света, подчинены самой предтечи О́зин’Ва́ллу» — «Что ж, тогда мы ждём прихода бога из Пустоты. У всех у нас есть владыки» Представитель белой башни хотел что-то ответить ей, но обратился к нам с женой: «Гони их прочь, алхимик. А иначе тебе не будет чести от белой башни» Его слова поддержала Морэ и попросила, чтобы я разрешил Эларду прикоснуться к моей малышке. Я взял из её рук мою дочь. Ещё такая маленькая и беззащитная, а вокруг неё уже стоят такие великие люди. Из-за неё уже сражаются чародеи. Глянув в глаза своей жены, я отвечал: «Прости, дорогая, но я не могу поступить иначе. В этом мире все башни равны. И каждый имеет…» Беломаг не стал дослушивать мои слова и попытался без моего разрешения прикоснуться к дочери, чтобы дать ей своё благословение. Однако Лукас показал мгновенную реакцию. Не успела рука дотянуться до малютки, как его конечность тут же высохла. Чародей метнул яростный взор на двоих чернокнижников, а после исчез, как будто и не бывало его тут. Я поинтересовался: «А вы потом исправите это с его рукой?» — «Они в том числе и целители. Должны справиться сами. Если нет, то пусть приходят в нашу башню — расколдуем. Итак, Флавий, означает ли это, что ты избрал нас даровать благословение твоему ребёнку?» — «Скажи, Лукреция, что с ней станет? Она будет такой же мрачной, как и вы?» — «Это решать только ей. Сколько знаний нашей магии она впустит в себя, столь сильны будут изменения в ней. Знай, Флавий, что мы лишь укажем ей путь. Если она его не выберет, мы не будем навязывать ей ничего. Но если она примет наш дар, мы не откажем ей ни в чём» — «Спасибо за честность. Тогда я принял решение — моя дочь будет принадлежать вам» И я протянул её к Лукреции, чтобы чародейка даровала ей своё тёмное благословение. Морэ, пряча слёзы, спросила: «Ты уверен, что это правильный выбор?» — «Конечно. Дитя, рождённое в полнолунье, принадлежит чёрной башне. Кажется, сама судьба предрешила ей такой путь» И лёгкие пальцы Лукреции коснулись лба моей дочери. Я видел зелёную вспышку зра́зе, что означало лишь одно — тёмное благословение было передано. И теперь лишь время покажет, как сложатся дальнейшие события. Перед тем, как уйти, некроманты спросили, как мы назвали свою дочь? Я ответил: «Алиса».

Да, меня зовут Флавий. И я — скромный алхимик, проживающий в простой деревушке У́ра, что расположена южнее города Па’нокти́кума, куда позднее я перебрался. Но эта история будет не обо мне. Я расскажу, с чего всё началось, откуда взялся этот самый бессмертный марш и как разворачивались события в эпоху безбожия. Мне выпала великая честь начать это веретено историй, эту летопись великих.

С той самой ночи, когда родилась моя Алиса, произошли очень масштабные изменения. Великий и всеми любимый вира́н Ло́рингер погиб в сражении за Эн’суте́лин в попытке прогнать из тех руин нежить. Место управителя страны занял его сын, который не сумел справиться с горечью потери и принялся обвинять башню чернокнижников в том, что это её адепты убили его отца, дескать, нежить — это по их части, но Эн’сутелин, Ик’ха́лим и Н’окту́с, а также крепость Мо́рата говорят о том, что некроманты либо бездействуют и не борются с напастью по своей части, либо это входит в их планы. Белые маги, кажется, извечно враждовавшие с чернокнижниками, объединили усилия с воинством вирана и двинулись в поход против чёрных магов, в результате чего башня чернокнижников была разрушена, и о некромантах стали говорить как о преступниках. После этого произошло одно из самых жутких нарушений закона — белая башня объединилась с дворцом вирана, и все беломаги стали представителями власти. А сам виран прислушивался к их советам, как к своим. Потом заговорили о смерти руководителя Белой башни. Поговаривают, что он руководил ею с самого основания, и теперь старость настигла его. Это удивило многих, ведь все люди думали, что чародеи вечны. Но, оказывается, от судьбы не убежать. Следом за этим событием по всем землям начали распространяться жуткие звери, напоминающие смесь медведя с тигром: такие же огромные и с таим же ярким окрасом. Их назвали мо́ги. Они стали столь же опасны, сколь и нежить, что заселила руины трёх фортов. Но только если порождения некромантии не совершают каких-то открытых нападений, а лишь сидят на своих местах и уничтожают любого, кто посмел сунуться к ним, то эти самые моги рыщут везде и даже заходят в поселения, отчего деревни начали обноситься частоколом, а города — самыми настоящими крепостными стенами. Каждое поселение патрулирует несколько стражников. А в каждом городе проживает как минимум один беломаг. Поговаривают также, что тени из крепости Мората стали забредать дальше пустошей Акхалла, так что их видели даже в Па’ноктикуме. Казалось бы, башни чернокнижников больше нет, а всякие существа продолжают являться на свет и тревожить простых людей. Но вот только с уничтожением чёрной башни ремесло некромантии не было забыто. Пять представителей этой гильдии всё ещё продолжают существовать и развивать своё тёмное дело. И среди них была, конечно же, моя любимая дочь Алиса. Гибель чёрной башни её нисколько не тревожила, а даже наоборот, побудила с ещё большим усердием взяться за изучение тёмного искусства, ведь гибель для некроманта — это своего рода благословение. Некроманты говорят, что каждый зразер, умерев, попадает в Некрополис — царство смерти, где они будут всю вечность познавать глубины своей жуткой магии. А ещё от меня ушла жена, после того как Алиса решила последовать за Лукрецией. И вот, когда я остался один, то продал своё имение в Уре, прибавил то, что успел заработать за всю свою жизнь, и переселился в Па’ноктикум, туда, где было безопаснее, потому что даже частоколы не спасали от нашествия могов.

На новом месте было гораздо лучше. В городе я чувствовал себя в безопасности. Утром ворота отпирались, и стражники стояли на часах, ночью запирались, так что никто не мог ни войти, ни выйти. Тем более вести торговлю в черте города было очень прибыльным делом. Ведь города — это центры. Через них проходят торговые обозы, а также сюда заходят пилигримы и чародеи. Если в Уре ко мне заходили только лишь некроманты и беломаги, то теперь помимо них в моём магазинчике стали закупаться адепты красной башни. Она же башня боевой магии. Эти чародеи жить не могли без приключений, чтобы не поохотиться на могов. Поэтому каждые 12 толноров я заготавливали стандартный набор охотника на могов. Экспериама́тор — специальный отвар, который даёт нечувствительность к боли, что позволяет не отвлекаться во время боя на собственные раны и сохранять сосредоточенность, однако в таком случае притупляется слух. Ме́рмион — зелье восстановления сил. Когда выносливость уже на исходе, выпил его — и можно продолжать сражение. Силы восполнятся сразу, а также будут продолжать восполняться какое-то время. Однако это варево на всё время действия ухудшает внимание. Всё-таки Мермия — это дурманящее растение. Новотто́к улучшает зрение. Глаза становятся более чувствительными ко всякому движению, из-за чего выпивший может улавливать любые изменения. Но помимо зрения чувствительной становится и кожа. Так что зной или холод, укус комара или укол колючкой, даже обычное прикосновение будут болезненными. Конечно, никакое путешествие не обходится без Элеутероко́ккиноса — универсального целебного зелья. Никаких побочных эффектов. Выпил — и все раны начинают заживляться. Джудуска́рр — зелье, дающее невидимость. С помощью настойки ши́писа можно выделить токсин, а после избавиться от него и получить чистую эссенцию корня Джу́дуса без каких-либо побочных эффектов. Множество различных концентратов для ритуалов: бе́ринсторг, гера́та, иммо́лт, даже такая редкость, как жгучая коли́стра. Но самым великим считается моё секретное варево — У́кчиус Кма́та. Оно и лечит раны, и снимает чародейские проклятья, и даже обладает шансом на воскрешение мёртвого. Заливаешь в глотку умершего, и он может воскреснуть. Правда, здесь я так до конца и не разобрался, при каких условиях это может сработать, потому что эффекта может и не быть. Но вот если применить это лекарство к тому, кто находятся при смерти, тогда эффект будет очевиден — он тут же выздоровеет. А по поводу снятия чародейских проклятий — это запросто. Когда как истинные проклятья не получится снять даже у главы белой башни. Ведь для сотворения истинного проклятья требуется жертва. А, значит, оно гораздо сильнее чародейского. Выглядит оно как длинное заклинание, но в отличие от заклинания, его не надо рассказывать наизусть, а просто передать смысл на словах. Желательно с уточнениями. Ну, там сроки действия, форма воздействия и прочее в том же духе. Основная подпитывающая сила истинных проклятий — это гнев, жажда, месть, зависть, боль и прочие негативные чувства и качества. Иными словами, то, насколько трудно рассеять такое проклятье, зависит от этих показателей. Длительность истинных проклятий зависит от жертвы. Принёс в жертву какую-нибудь полевую мышь, довольствуйся парочкой мгновений. А если осмелишься пожертвовать человеческой душой, то здесь уже длительность может измеряться даже корлами. Такое проклятье способен произнести любой маг. Главное, чтоб в нём были магические силы. Чародейское же проклятье способен навести только сильный маг. Оно не требует жертв, а только лишь магическую силу. У таких проклятий есть срок действия. Поэтому сила, длительность, сопротивляемость рассеиванию зависит от знаний самого чародея-проклинателя. Тех, кто специализируется на чародейских проклятьях, называет ке́льтерами, а само ремесло — кельте. Так вот от вторых, от проклятий кельтеров мои Укчиус Кматы могут спасти. А от истинных — уже увы, придётся вымаливать у богов. Получается так, что истинное проклятье, наложенное кельтером, ничем не будет отличаться от такого же проклятья, наложенного каким-нибудь недоучкой, если и тот, и другой принесли одинаковые жертвы и питали к неприятелю одинаковую ненависть, зависть или месть. Некоторые боевые маги признавались, что не брезгуют прибегнуть к истинным проклятьям перед тем, как отправиться на охоту. А некоторые считают, что способны справиться сами, только с помощью моих снадобий. Представители белой башни считают использование проклятий святотатством. Но, несмотря на своё возвышенное положение, всё-таки не запрещают их использование. Некроманты не интересуются ничем, кроме трёх сфер магии: своего зразе, а также ву́льту, она же ядовитая магия, и пле́ксо — магия луны. И я даже спрашивал у них, почему именно эти две? На что получил интересные ответ — они помогают познать зразе. Это что получается, смешивание магии луны и магии ядов порождает магию мёртвых?

Изредка, по-моему, два-три раза в корл Па’ноктикум навещала делегация из белой башни. Трое важных представителей власти встречались с четвёртым, Са́доном, который живёт в городе, они выслушивают его доклад о том, что в Па’ноктикуме всё спокойно. Могов и некромантов не появлялось в поле видимости, торговые обозы спокойно ходят и выходят, никаких происшествий, требующих их вмешательства, не было. После этого делегация, состоящая теперь уже из четырёх беломагов, начинает рейд по всему городу, который длится обычно несколько толнорв. Они обходят наиболее именитые места с целью узнать, как продвигается работа. И моё заведение — это обязательный пункт их путешествий. Что они делают в таких случаях? Ну, один из них начинает общаться со мной, расспрашивает, как идут дела, есть ли какие-нибудь замечания или пожелания, не тревожит ли меня какая-нибудь напасть? В это время трое других разбредаются по моему дому и осматривают его. Наверное, на предмет присутствия какой-нибудь посторонней магии. Потому что один из них постоянно замечает, что ко мне частенько захаживают боевые чародеи. А я не устаю рассказывать, чем занимаются адепты красной башни — борются с могами и подают нам всем пример того, какими должны быть настоящие борцы с нечестью. А как-то раз я даже получил такой ответ на свою реплику: «Если они такие удалые борцы с нечестью, то почему не ходят в походы на лича?» Я ответил, что нужно спрашивать у них. Может, статься так, что они даже туда совершают набеги. И не ровен час, триумфом огласятся все наши земли. Однажды ко мне в составе делегации прибыл старый знакомый Элард. Кажется, время изгладило нашу неприязнь, потому что он ни разу не припомнил мне то, что я отдал свою Алису в руки некромантам, и даже не намекнул на это. Что ж, прощение — это хороший знак. А ещё с его рукой всё было в порядке.

В общем, мой переезд в Па’ноктикум имел множество преимуществ и никаких недостатков. В мою лавку наведывались самые разные люди. Зелья — это, конечно, не магия, но что простые люди, что продвинутые чародеи — всем нужды были мои снадобья. И даже некромантам. Да-да, адепты чёрной башни приходили ко мне за зельями или ингредиентами. Уж чем они там занимаются, я спрашивать их не стал. Они покупают в основном Джудускарры, Элеутерококкиносы и концентраты. Правда, после падения их оплота чернокнижники больше ничего у меня не приобретали, но Лукреция и Лукас так и продолжали навещать меня.

Для некромантов была уготована великая судьба. Точнее нет, не судьба. Ведь это нечто неотвратимое, как сценарий книги, как роль артиста. Предназначение — вот что им было уготовано. Великое предназначение. И они станут первыми, кто понесёт его на своих плечах. То, через что они все прошли, было лишь подготовительным этапом. Всеобщая неприязнь, ненависть беломагов, падение чёрной башни, бегство по углам. Да, с одной стороны, может показаться, что они разбиты, что некромантия — это чистой зло, что этой магии нет места в нашем мире. Но нет. Это было подобно тому, как переплавка металла отделяет его от примесей и таким образом очищает. Все эти события лишь отсеяли ненастоящих некромантов. Те, кто были верны своему тёмному ремеслу, таковыми и остались, ведь всё дело не в башне и даже не в мантии, а в самом человеке. Да, они теперь не могли собираться вместе. Но они всё также оставались некромантами. А настал миг, когда их преданность и верность принесли свои плоды. Предназначение начало действовать, и по воле великих они все сошлись в одном месте, чтобы запустить каскад событий, которые будут идти до конца.

21 число 8 месяца 345 корла. Стоял ненастный день. Дождь барабанил по крыше моего дома, и сонливость одолевала меня. Из головы бежала всякая мысль, и даже книг читать не хотелось. За это дело я пытался браться трижды. Но всякий раз чуть ли не проваливался в сон. Посетителей, как и ожидалось, не было. Боевые чародеи были совершенно недавно. Беломаги, наверное, боялись замарать свои блистательные мантии. Купцы вроде меня в такую пору не решались выйти из своих стоянок. Вот и прозябал я весь день, пытаясь не клюнуть носом за прилавком. Заняться бы сейчас алхимией, но в таком состоянии лучше ничего не предпринимать. А то ненароком попутаешь реагенты, и сваришь какой-нибудь яд. Поэтому приходилось просто дожидаться окончания этого дня, чтобы лечь спать и встретить новый, светлый день. Я обычно держу свой прилавок открытым до сгущения сумерек. Но в этот раз я жаждал свернуть своё дело пораньше. Однако я боролся с этим желанием, ведь кто мог знать, какой гость может пожаловать в такой миг? И моё терпение окупилось сполна. В прихожей послышался стук сапог. Я немного приободрился, чтобы встречать гостя, и стал дожидаться, когда же он предстанет передо мной. И тут к прилавку подходит некто в чёрном костюме, на поясе которого висела сумка алхимика и ножны, из которых торчала рукоятка обсидианового кинжала, а на его лице была маска в виде черепа с зелёными глазницами. Что ж, лучше любого покупателя для меня были адепты чёрной башни. И Константин как раз таки являлся одним из них.

Этот человек родился 26 числа 3 месяца 201 корла. Да-да, ещё до того, как пал форт Эн’сутелина. Более того, он стали свидетелем этого жуткого события. В те дни лангерады рождались гораздо чаще. И Константин оказался одним из них. Его отца звали Мэйдон, и он был беженцем из деревни Тали́та. Постепенно растущая тьма, исходящая из крепости Мората, настигла Игскую рощу, из-за чего вся живность начала превращаться в жутких тварей, и местные жители начали терпеть набеги этих существ. Многие погибли, но Мэйдону повезло убраться оттуда живым. Он бежал в Хат’ру́мбер, в более северное поселение, однако не нашёл там пристанища, потому что не скрывал, откуда он. А это было своего рода клеймом. Если тень Мората увязалась за тобой, значит, ты проклят. Но это было лишь обыкновенным суеверием. Поэтому он бежал на северо-запад, в Эт’сидиа́н, где он не торопился раскрывать своё происхождение. И там он начал новую жизнь. Встретил Калерию, с которой он образовал семью, отыскал достойное поприще на месте помощника строителя, а, в конце концов, так и вовсе оказался достойным быть архитектором. Так что дела пошли в горы. Калерия работала садоводом у одной богатой пожилой семьи. Ухаживая за их прекрасным садом, она получала и удовольствие, и достойную плату. Так, год за годом они нажили неплохое имущество. И было решено завести ребёнка. Все эти дни Мэйдон перестраивал дом таким образом, чтобы в нём было место наследнику или наследнице. Калерия до последнего работала у пожилых в саду, и только лишь, когда тяжесть положения дала о себе знать, она прекратила свою деятельность. Супруги были вне себе от радости и буквально отсчитывали каждый день до пришествия на свет своего сына. Однако их семейную радость прервал некромант, который стал ошиваться возле их дома. Друг другу они задавали один и тот же вопрос: «Что ему тут надо?», хотя оба знали, почему этот мрачноокий маг тут стоит. Мэйдон и Калерия знали о правиле Арха, что по закону все дети, рождённые за один день или спустя него после полнолунья, принадлежат чёрной башни. А потому, когда адепт озвучил, что ожидаемый сын явится в мир при свете полной луны, они оба пришли в трепет. Перед глазами Мэйдона даже спустя столько времени стояла жуткая картина Исгкой рощи. Он был уверен, что все эти кошмары — дело рук некромантов. Да и Калерия заразилась этим же кошмаром от своего мужа, а потому они оба не хотели, чтобы их чадо стало практиковать тёмное искусство поднятия мёртвых. Когда входная дверь за их спинами закрылась, девушка с замиранием сердца посмотрела на своего мужа и произнесла: «Что нам делать? Нельзя этого допустить» Пытаясь найти выход из этой ситуации, Мэйдон отвечал ей: «Не беспокойся, дорогая, мы что-нибудь придумаем. Наш мальчик не достанется этим мертвецам. Обещаю» И они стали размышлять, что можно предпринять в таком случае. Перебрали все варианты, какие только пришли в голову, вплоть до того, чтобы прервать жизнь ещё нерождённого сына. Однако Калерия отвечала: «Уж лучше пусть он будет господином смерти, чем её рабом» Он был согласен с ней. Конечно же, выход был найден. Посоветовавшись со знатными людьми Эт’сидиана, Мэйдон узнал о том, что алхимики могут сделать специальный отвар из корня приле́стника, который может отсрочить роды, так что мальчик родится не в назначенный день, а гораздо позднее. Что ж, в этом городе было не так много мастеров изготавливать зелья, а потому он прибыл в ближайшую лабораторию, которой заведовал алхимик по имени Танета́йн. Познакомившись с ним, Мэйдон перешёл сразу же к сути дела и расспросил мастера по изготовлению микстур об этом самом отваре из прилестника. Танетайн был немного затворником, а потому даже не стал спрашивать, для чего оно ему. Вручил склянку, назвал цену, и после этого забыл о существовании этого покупателя. Однако он смекнул, что этот молодой отец хотел не допустить рождение некроманта, потому что знал: близилось полнолунье. Это была одна из причин существования этого лекарства, хотя и не самая распространённая. Калерия немного разбиралась в лекарственных растениях из-за своей работы. Поэтому по запаху и цвету сумела определить, что это был лёгкий отвар. Мэйдон отвечал ей: «Поэтому не удивительно, что он был таким дешёвым» Но тут дело было в другом. Чтобы отсрочка сработала наверняка, нужно было принять лекарство как можно ближе к тому самому дню. Поэтому пришлось подождать ещё 3 дня. И на утро 21 числа снадобье было использовано. Калерия сразу же почувствовала облегчение, как будто бы у неё появилось ещё с десяток, а то и больше толноров этой самой отсрочки. Но нет. Прошло 5 толноров после полнолунья, и мальчик был рождён прекрасным светлым днём без какого-либо намёка на полнолунье. Это могло означать, что сын не подпадал под правило Арха. Да и некроманты больше не показывались перед ними. Все прежние страхи прошли, все жуткие моменты пережиты. И мальчик будет жить нормальной жизнью.

Пока он был маленьким, родители всячески оберегали его от страшных зразеров, делая вил, будто бы их совсем не существует. Они даже ограничивали его от общения с другими детьми, опасаясь, как бы кто из них не начал рассказывать ему что-нибудь об этих чернокнижниках. Поэтому Константин был немного затворником. Не было ни слова, ни намёка, ни даже упоминания о чёрной башни. А когда маленький Константин подрос, чтобы он уж точно не увлёкся тёмным ремеслом, они отдали его в подмастерье к местному алхимику, тому самому Танетайну, чтобы тот стал обучать его ремеслу изготавливания зелий. Но, как уже было сказано, этот одинокий алхимик и сам был затворником, а потому они оба сразу же нашли общий язык и даже стали друзьями. Константин пропадал в лаборатории чаще, чем дома. А Мэйдон и Карелия рассудили так: уж лучше пусть он будет занят алхимией, чем имеет шанс ввязаться в это тёмное тело по поднятию мёртвых. Тем более так у них освободилось больше времени для себя. Танетайн же был настолько доволен Константином и как учеником, и как другом, что доверял ему многие таинства этого непростого искусства. Так что юное дарование познало все тайны и секреты этого алхимика. Учитель видел в нём потенциал и разрешал пользоваться своей лабораторией, когда тому будет угодно. И Константин, конечно же, пользовался этим доверием, продолжая расти, как достаточно хороший алхимик. Танетайн привязался к нему, как к своему собственному сыну, так что никогда ничего не скрывал от него. А, когда Константин творил, то из-под его руки выходили в большинстве своём только лишь тёмные снадобья. Например, «Живое проклятье» или сверх токсичная вытяжка Коко́рника, или кислотный Нардо́нстер, или дурманящий разум Язык бабо́да. И мастер всегда отмечал рост навыка, что с каждым разом у Константина получалось творить всё более и более качественные микстуры. Да настолько, что многие были даже смертельные. Но, когда родители узнали об этом, они запретили ему практиковаться в этом. И вот, придя на следующее занятие к своему учителю, он первым делом рассказал ему, что родители велели больше никогда не заниматься этим. Конечно, Танетайн огорчился, ведь такие смертельные микстуры очень хорошо продаются. А теперь доход будет не таким большим. Пытаясь делать зелья с укрепляющим эффектом, он стал замечать, что это обучение даётся ему очень сложно. Однако алхимик настаивал на том, чтобы тот продолжал практиковаться в этом. И Константин послушно выполнял просьбы своего друга. Но, видя не такой интенсивный рост своих способностей, принялся задаваться вопросом, почему это так, почему тёмные зелья у него получаются лучше светлых? И тогда Танетайн бросил ему такую фразу: «Наверное, потому что ты должен был стать некромантом» Мальчик впервые слышал это слово, а потому стал расспрашивать мудрого изготовителя микстур, что такое, этот некромант. И мрачный алхимик всё ему рассказал, ведь ни Мэйдон, ни Карелия не предупреждали его о том, чтобы тот держал язык за зубами: «Некромант — это уже не человек. Это некто больший, чем простой смертный человек. Это — воплощение нежизни, это магистр воскрешения, это длань смерти. У воина оружие — это его топор или меч, или молот, или копье. А оружие некроманта — это его дух. Он вытягивает ладонь, раскрывает её, а так полыхает пламя бледно-зелёного цвета. Но от обычного пламени его отличает многое. Оно не пляшет в неудержимом танце, а мерно извивается. Оно не источает жара, но холоднее льда. Оно не разгоняет сумрак, а даже, наоборот, тьма сгущается вокруг него, как будто бы оно поглощает свет вокруг себя. Обычному пламени нужно время, чтобы пожрать деревянную палку. А этому пламени хватает лишь мгновения, чтобы пожрать и дерево, и камень, и металл, и плоть, и душу. Всё, чего коснётся это пламя, тут же перестаёт существовать. Оно в одно мгновение убивает живых. Но, будучи вложенное в мёртвого, оно воскрешает его. Но воскрешает не к прошлой тленной жизни, а к новому этапу существованию, к бессмертному и вечному. Тот, кто восстанет таким образом, больше не захочет вернуться к прошлому образу жизни. Да, при этом он потеряет радость жизни, он перестанет смотреть с благоговением на закат, он больше не будет чувствовать манящий аромат свежего хлеба, он больше не будет смеяться и радоваться. Ведь в вечном небытии нет ни радости, ни печали, ни желания, ни потребности, ни стремления. Бессмертный облекается в новую сущность, он возвышается над всем этим низменным и порочным. Он становится высшим существом. Он возвысился над всеми потребностями и смог превзойти их. Он больше не испытывает страха, потому как страх сделался его сущностью. Он обращается воплощением смерти и может лишь одним движением руки забирать душу и перерождать её в новое творение, подобное себе. Его все боятся и ненавидят, потому что он иной. За ним постоянно охотятся, и ему постоянно объявляют войну. Однако ни поймать, ни победить никак не могут. Он грозен и мрачен. Его шаг не спешен, потому что все ходы предрешены. Он знает наперёд всё, что произойдёт, а потому уже с самого начала выбирает верный путь и направление. Вот кто такой некромант. А некромантия — это его оружие, которое убивает живых, воскрешает мёртвых и усиливает бессмертных. И ты мог стать таким же. Но ещё до твоего рождения ко мне пришли твои родители и попросили продать им отвар Прилестника. Так что ты родился после ночи некроманта. Но, по всей видимости, эта склонность в тебе осталась. Ты всё равно родился некромантом. И то, что ты более предрасположен к ядам, нежели к зельям, показывает, что это так» Разговор с Танетайном разделил жизнь Константина, так что образовались два периода: до и после. Ему нравилась тёмная алхимия. Но теперь ему ещё больше понравилось то, что он услышал от своего учителя про эту тёмную силу. Однако он очень разозлился, что его родители поступили так вероломно с ним, не дав родиться в полнолунье. И при следующей встрече он им всё и выпалил, а после так вовсе решительно заявил, что пойдёт по пути чёрной башни. Таким вот образом родители, которые всеми силами пытались удерживать своего сына от тёмного пути, выстроили только лишь короткую дорогу к нему. И теперь молодой некромант не просто поставит себе цель дойти до этого и стать тёмным чародеем, но буквально решительно во что бы то ни стало добраться до чёрной башни и примкнуть к чернокнижникам. Само собой, Мэйдон и Карелия всячески препятствовали этому. Они даже запретили ему общаться с Танетайном и самого алхимика предупредили об этом. Но кто может удержать энергию молодости? Поэтому Константин всё равно приходил к своему мрачному другу и продолжал делать своё дело — заниматься тёмной алхимией. Теперь у него была чётка цель — скопить достаточно денег, чтобы пуститься по миру в поисках чёрной башни.

Но его планы терпят крах, потому что на 18 корл его жизни выпадает Зорагалдиум — день, когда эти земли навещает дух гибели, который известен по преданиям, как Зора́га. Это существо — сама смерть. Одно лишь его присутствие знаменуется великой пандемией, которая охватывает весь мир и уносит жизни слабых людей. Но слабых не физически, а духовно. Тот, кто погряз в собственных пороках и не может выйти из них, кто не просит и не принимает помощи, того, кто опутан грехами. Но, может, это просто были сказания, которые пугали местных жителей, чтобы они держались праведности. Стоит лишь посмотреть Зораге в глаза, как в тот же миг наступает смерть. И лишь избранные могут сдержать его гнетущий взор. Немногие могли взглянуть на него и остаться при том живыми, чтобы рассказать о нём хоть что-то. Но даже они рассказывают нескладные вещи. Один может сказать, что видел тёмный силуэт с надвинутым на лицо капюшоном, из-под которого на него смотрела пара зелёных глаз. Другой в красках опишет самого себя, но только мёртвого и уже истлевшего. Иной ухватится за сердце и ответит, чтобы его больше об этом не спрашивали. Но почти ни один из некромантов никогда не встречался лицом к лицу с этим духом гибели, можно сказать, со своим покровителем. Потому что кто как не сама смерть покровительствует тем, кто пользуется её силой? Поговаривают, будто бы и крепость Мората, и форт Н’октуса были разрушены его присутствием, а восставшие после этого личи — теперь его служители. Кто он на самом деле и какую цель преследует, неизвестно. Однако 7 число 8 месяца и 218 корла было объявлено Зорагалдиумом.

В тот день Константин находился, как всегда, в лаборатории Танетайна. Этот алхимик уже стал известен в определённых кругах, а потому всяческие люди тайком приходили к нему, чтобы приобрести его опасные отвары. Конечно же, всю прибыль они с хозяином лаборатории делили пополам, потому что это было справедливо. И Константин на протяжении всей своей жизни ждал, что как-нибудь к нему придёт и кто-нибудь из чёрной башни. Но, как уже говорилось, добыть яд некроманты могли и сами, им даже не приходилось прибегать к алхимии. С помощью вульту они могли создать любое опасное снадобье в стенах своей чёрной башни. А так как везде и повсюду был распространён страх перед адептами смерти, то и никто не знал, где же находится эта башня. И вот, продав настойку из листьев Анчара, Константин откладывает половину в свою шкатулку, а другую кладёт под прилавок, чтобы отдать Танетайну, когда тот вернётся. Принявшись пересчитывать свои накопления, он вдруг начинает чувствовать собственное сердцебиение, как будто бы этот орган пытается дозваться до него и сказать, что ему плохо. Тут же по всему телу растёкся холодный ужас. Глаза тёмного алхимика забегали по лаборатории, но не в поиске лекарства, а просто так, из-за страха. Ведь он не понимал, что с ним происходит. С ним раньше никаких припадков не происходило. Он сразу понял, что его жизнь повисла на волоске. Он был настолько взволнован, что забыл о дыхании и стал задыхаться. В глазах сделалось темно, а ноги стали подкашиваться. Он не мог сказать ни слова. Поддавшись желанию лечь, он подумал, что это последние мгновения жизни. Из-за этого страх стал неимоверным. Но поделать что-то не было сил.

В следующий миг он очнулся в собственной комнате, которую выделил для него Танетайн. Не успел он приподняться, как сердце снова ёкнуло. Снова поднялся страх. Из груди выдавился стон отчаяния. На эти звуки прибежал Танетайн. Он опустился перед ним на колени и стал говорить, чтобы тот не паниковал и лучше стал глубоко и напряжно дышать, пытаясь поймать ритм своего сердцебиения. Мужчина даже принялся показывать, как надо это делать. Повторяя за ним, Константин стал замечать, что странное чувство, и в самом деле, проходит. Не сбавляя темп дыхания, он так и сидел, вдыхая носом, а выдыхая ртом. Танетайн, удостоверившись, что у его друга всё прошло, сказал, чтобы он повторял этот метод каждый раз, как почувствует, что этот приступ снова начинает нагнетать. Положительно закивав головой, Константин спросил: «А что это такое?» И мрачный алхимик рассказал ему всё, что знает о Зорагалдиуме. И мальчик снова воодушевился этим рассказом, пытаясь увязать его с некромантами, к которым он так стремился, но Танетайн отвечал ему: «Конечно, да, связь прослеживается. И чернокнижники, и Зорага — все они связаны со смертью. Как будто бы он — их покровитель. Но вот только это навряд ли. Некромантам в самый бы раз вымолить у своего бога, чтобы он выкосил белую башню. Но у смерти свои планы» — «А что будет на этот раз? Кого он убьёт и превратит в лича?» — «Это покажет лишь время. А пока, мой верный друг, тебе бы отдыхать. Зорагалдиум продлится ещё какое-то время. И сомневаюсь, что кто-то решит навестить нашу лабораторию. И, пожалуйста, помни про дыхательные упражнения. Если вдруг приступ вернётся опять, делай, как я тебе говорил» Когда юноша утвердительно кивнул, тот оставил его наедине со своими мыслями. А ведь было о чём подумать. А иногда во время этих размышлений случался приступ, и упражнения с дыханием помогали.

Зорагалдиум прошёл под середину 9 числа. Константин отправился домой, чтобы проведать родителей. Однако стоило ему выйти за порог, как он тут же остолбенел от увиденного. Вечно радостный Эт’сидиан сделался местом скорби. Каждый стоял рядом со своим домом и оплакивал умершего: дедушку, бабушку, отца, мать, мужа, жену, брата, сестру, сына или дочь. Мертвецы лежали прямиком на земле, накрытые белым покрывалом. Мимо проходили стражники, несущие одного из умерших на носилках. Как сказал Танетайн, они сносят тела в одно место за пределами города, чтобы сжечь их и не допустить распространения какого-нибудь заболевания. Константин обратился к своему другу с вопросом: «Это что получается, в нашем городе было столько людей, закоренелых в грехах?» — «Если честно, то я не знаю. Мне кажется, хворь Зораги не выбирает. Она просто разит. А тот, чьё здоровье оказалось крепким, и выжил. Иди, Константин, узнай, как там Мэйдон и Карелия. Очень надеюсь, что карающая длань смерти обошла их стороной. Но только очень прошу тебя: не приближайся к мертвецам. Кто знает, не подхватишь ли от них какой-нибудь гадкой хвори» И юноша побежал по улицам до своих родителей.

Наблюдая такое огромное количество смертей, Константин думал: «Вот был бы я некромантом, столько бы нежити удалось поднять» Эта мысль побудила его остановиться напротив одного из домов, где женщина оплакивала своего мужа. Край покрывала был приоткрыт, и бледное лицо нагнало жути на молодого человека, так что он поспешил отвести взор. Ему хотелось поскорее продолжить своё путешествие, и он уже почти продолжил бежать домой. Однако набрался смелости и остался на месте, заставляя себя вглядываться в это бледное лицо. Таким образом он думал, что сможет раскрыть в себе дар некромантии. Настолько долго он так стоял и пялился на умершего, что даже его вдове стало не по себе от этого, и она спросила, знал ли его юноша? Но тот лишь отрицательно покачал головой и продолжил взывать к некромантии внутри себя. Женщина вновь сосредоточилась на горести, что пришла в её дом, а тёмный алхимик продолжал стоять и думать, что покоряет таким образом свою стихию. Его внутреннее напряжение было настолько огромным, что это начало прорываться сквозь него. И он сам не заметил, как пальцы его рук сильно напрягаются. Он готов был воскликнуть, веля этому мертвецу восстать. Он слышал это повеление в своей собственной голове. Он уже видел, как усопший внимает его грозным словам, в своём воображении. Константин сильно уверовал в то, что он — властелин мёртвых, из-за чего всё это чуть ли не вырвалось наружу. А скорбевшая с изумлением наблюдала, как скрючиваются его пальцы. Она не выдержала и спросила: «Что ты делаешь?» Тот, отстранившись от своих наваждений, двинулся, куда планировал, лишь бросив напоследок: «Где же некроманты?» Женщину такие слова очень сильно изумили.

Добравшись до родительского дома, он обнаружил его запертым, как будто отец с матерью ушли за покупками или пока ещё не вернулись с работы. Ему так хотелось в это верить, однако разумом понимал, что в такой период им лучше сидеть дома. А то, что замок висел на двери снаружи, говорило лишь об одном — внутри никого нет. И юноша подумал, что будет неплохой идеей дождаться их прихода.

Однако сгустились уже сумерки, а их всё не было. Все мертвецы уже вынесены за пределы города. И по улицам ходило очень мало людей. Но Константин был твёрд в своей решимости дождаться их у порога. Ночью за ним пришёл Танетайн. Ему пришлось уговорить друга вернуться в свою комнату, а уж завтра с утра у него будет больше вероятности застать их дома. Он так и поступил.

Но сон бежал от него. Стоит только задремать, как ему начнёт сниться всякая жуть. То снова этот страшный приступ сердцебиения, то у него получилось воскресить того мужчину, однако он обратился чудовищем и напал на Константина, то, как оказалось, родители умерли в тот день, и он остался совсем один. Каждый раз он просыпался и прокручивал эти картины до такой степени, пока вновь не засыпал. Новый день, как следствие, был начал очень тяжело. Танетайн дважды призвал его на трапезу. А на третий раз сам пришёл в его комнату и стал интересоваться, что с ним. Тот, глядя в прострацию, пересказал все три этих сна, а после посмотрел на своего друга и спросил: «А ты что думаешь? Могли они умереть в тот день?» — «Нет, не могли. Они слишком молоды, и у них крепкое здоровье» — «Откуда ты это знаешь?» — «К сожалению, я не знаю, но надеюсь. Пойдём, еда на столе. А после завтрака мы вдвоём сходим навестить их дом» Они так и сделали.

Эт’сидиан всё ещё находился в какой-то прострации. Люди снова наполнили улицы, однако не было той атмосферы жизни, которой всегда полнился этот город. Да и над восточным небом нависала какая-то хмарь. Добираясь до места жительства Мэйдона и Карелии, Константин испытывал какую-то подавленность. Ему казалось, что с его родителями всё плохо. Но он боролся с этим чувством, настроившись не делать поспешных выводов, пока не убедится в этом лично. Однако, как и вчера, дверь была заперта на замок. Константин наполнился тревогой, однако Танетайн успокоил его: «Они на работе. Пойдём. Вернёмся сюда вечером» Они так и поступили. Но вот только жуткие мысли не покидали его голову. Сегодня никто не приходил в их лабораторию и не покупал тёмных снадобий юного алхимика. Поэтому они вдвоём только лишь приготовили несколько укрепляющих микстур и всё остальное время разговаривали об этом самом Зорагарлдиуме.

Вечером, как и было оговорено, они снова пришли к дому, где родился Константин, однако на двери снова висел замок. Юноша почувствовал себя очень скверно, однако его друг, желая помочь, пересилил себя и пошёл в соседний дом, чтобы разузнать, что стало с их соседями. Девушка со скорбным выражением лица сказала, что Калерия умерла от чёрной хвори, а Мэйдон ушёл предать её тело огню. Это высказывание просто поразило Константина в самое сердце, от чего он снова почувствовал тот же самый приступ. Но эта девушка предоставила своё жилище для того, чтобы оказать помощь пострадавшему. Его уложили на постель, и Танетайн изготовил простенькое зелье, которое привело юношу в чувства. Да, он выжил, но это известие оставило глубокий шрам на его душе.

Далеко за городом находилось это место. В небольшой впадине вблизи одного из рукавов залива Мирион лежали обугленные скелеты жителей Эт’сидиана, которые пали в тот роковой день. Отличить одного от другого было невозможно. И юный алхимик смотрел на эту кучу костей, понимая, что и его мама была среди них. Он снова начал представлять себя некромантом, который призывает в свою руку бледно-зелёное пламя некромантии, а после низвергает его туда, в эту груду тел. Но некромантия не воскрешает первого попавшегося мертвеца, который лежит на поверхности. Эта сила проникает туда, в самую глубь этого кладбища. Влекомая мыслью молодого адепта, она отыскивает тело Калерии, а после уже проникает внутрь, давая новую жизнь. Скелет матери преобразуется обратно в человек, и она предстаёт перед ним всё такая же молодая и красивая, какой он её и помнил: «Сын, ты пришёл за мной. Я тебе так благодарна. Пожалуйста, прости меня за то, что мы решили не делать из тебя некроманта. Как видно, это была большая ошибка. Мы раскаиваемся в содеянном» — «Ничего страшного, мам. Главное, что я стал им, и теперь у нас нет никаких преград» Стоило этому наваждению рассеяться, как он снова видит эту унылую картину. Он всё такой же простой алхимик. Она всё такая же мёртвая груда костей. Немного простояв так над этим кладбищем, он спросил Танетайна: «Как думаешь, я могу самостоятельно научиться некромантии?» Тот немного помолчал, обдумывая этот вопрос, а далее отвечал: «Мне-то откуда знать? Я ж не один из них. Но, если так подумать, то зачем нужно было возводить чёрную башню, если каждый потенциальный некромант может сам познать свою силу? Стало быть, это дело не из простых» Повисло небольшое молчание, которое разорвал учитель: «Предлагаю возвращаться домой. Стоять здесь — это пустая трата времени» — «Ты иди. Я вернусь позднее» — «Ну уж нет, дружище. Пошли вместе. Я тебя не оставлю тут наедине со всеми эти костями» Тот ничего не ответил, и они ещё какое-то время стояли и смотреть на эту кучу, пока не стемнело окончательно. Танетайн поёжился от холода и заговорил: «Ладно, Константин, погоревали, и хватит. Пойдём» Но юноша молчал, пытаясь взывать к потусторонним силам, чтобы научиться призывать нежить. За это время он испытал всё, начиная простыми приказами, чтобы мёртвый восстал и пошёл за ним, заканчивая тем, что принялся взывать к самому Зораге, чтобы тот даровал ему такую власть. Естественно, все эти монологи происходили у него в голове. Поэтому его учитель думал, что он лишь безмолвно оплакивал свою маму. Когда же ответа не последовало, он потянул его за руку. Но тот отдёрнул её и произнёс: «Иди без меня» — «Да как я оставлю тебя одного? Мало ли что может случиться?» — «Думаешь, один из этих скелетов встанет и убьёт меня?» — «От скелетов не исходит опасности. Они уже мертвы, а потому ничего не смогут сделать тем, кто ещё жив. Есть намного более опасные враги. Например, какие-нибудь бандиты» — «Зорага всех нечестивых убил» — «Ох, Константин, я же говорю, что это лишь россказни. Хворь не выбирает, кого убивать. Она поражает всех подряд. Тот, кто оказался силён физически, выживает. Остальные погибают. Или ты готов поверить, что Калерия была грешна?» Юноше нечего было ответить на это, потому что алхимик был прав. Его мама — самое светлое существо на свете. Она не могла стать настолько закоренелой, что Зорага посчитал её недостойной жизни. Значит, хворь просто убивает без разбору. Немного подумав над этим, он сказал: «Ладно, пошли» И они покинули это унылое место. Идя в свою лабораторию, он задавался лишь одним вопросом: «Куда подевался тогда его отец?» Они ещё раз навестили родительский дом, но, как и раньше, замок на двери висел снаружи. Неужели Мэйдон не выдержал потери жены и свёл счёты с жизнью? Поверить в это юный алхимик никак не мог.

На протяжении трёх толноров Константин приходил к дому своих родителей в разное время, чтобы попытаться застать там своего отца. Но нет. Замок, висевший на двери снаружи, безмолвно свидетельствовал о том, что в доме никого нет. А всякий раз, возвращаясь в лабораторию, он наблюдал то, что восточное небо все эти дни продолжало быть затянуто чёрными тучами. Не может же быть такого, что там до сих пор льёт дождь? Как-то раз он задал этот вопрос Танетайну. А тот отвечал, что понятия не имеет, почему это так. Но поделился другим своим наблюдением — что там как раз находится форт Эн’сутелин.

Учитель рассказал ученику, что эту крепость основал Леха́йр, младший сын самого первого вирана, чьего имени он уже не может вспомнить. Но это был очень сильный и здоровый человек. Наверное, какой-нибудь ленгерад, потому что прожил более 150 корлов, из которых правил он 90, если не все 100. За то имена трёх его детей запечатлеть в памяти очень легко, ведь они легли в название столицы — Лордиале́х. Первым были Ло́рингер. Он, как первенец, наследовал трон своего отца и правил этими землями. Сейчас же на престоле сидит его сын. Отец отошёл от дел и благоденствует, полностью вверив управление страной своему отпрыску. Ему уже, наверное, корлов-эдак 150, как и его отцу. Но пока никто не говорит о его смерти. Значит, ещё жив. Второй ребёнок — дочь по имени Диа́за. Она занимала место советника Лорингера. А теперь этим занимается и её дочь. Третий же, Лехайр, любил военные походы и основал крепость Эн’сутелин, где обучаются самые суровые бойцы. Целью своей жизни он видел сокрушение крепости Мората, чему посвятил всю свою жизнь. Насколько можно судить, пока что не было совершено ни одного похода. Лахайр только лишь наращивал боевую мощь. Скорее всего, он планировал доверить это дело своему сыну, подготавливая всё к этому. Танетайн поделился, что именно представители этого форта больше всего были заинтересованы в тёмной алхимии Константина. Но со дня Зорагалдиума оттуда перестали приходить покупатели. Наверное, никак не могут оправиться после нашествия духа гибели. Да, старший алхимик не видел в этом ничего подозрительного. Однако его ученик заподозрил, что это пришествие духа гибели было нацелено туда, на форт Эн’сутелин. Так что теперь там восседает новый лич.

Так прошло много времени, более 5 корлов. Родительский дом Константина приобрёл кто-то другой. Интерес к тёмной алхимии резко сократился. Чёрные тучи на востоке, кажется, не просто нависли там, но продолжают расти и начали даже обретать зеленоватый оттенок. Поползли слухи о том, что там поселился новый лич. А ещё Константину начинает открываться эфир, ведь он — ленгерад. Однажды ночью ему не спалось. Он видел во сне какие-то разноцветные всполохи и потоки. Это была какая-то радужная река, состоящая из многообразия всевозможных цветов. Они сплетались и переплетались, двигались постоянно сонаправленно друг другу, но часто меняли направление. Иногда один из потоков вспучивался и разрывался, другой начинал вибрировать и сотрясаться. Третий, наоборот, вытягивался, словно струна. А после пробуждения он стал видеть это всё и наяву. Конечно, это было не так явно, как во сне. Там все эти краски затмевали взгляд. А здесь, в жизни, чтобы разглядеть потоки, ему нужно было присмотреться к ним. Они были везде, пронзали всё пространство и проходили сквозь любые объекты. Однако они терялись на фоне других цветов, которыми изобилует весь этот мир. Поэтому Константин понял, что удобнее всего разглядывать их, смотря в небо. И Танетайн стал часто замечать, как его ученик подолгу смотрит в небосвод. Однажды даже спросил, что он постоянно разглядывает. Но, пока юный ленгерад и сам не понимал, что это, не решался кому-то открыть эти способности. А лишь говорил, что так удобнее размышлять.

И вот, в один из толноров 4 месяца из Лордиалеха в Эт’сидиан прибывает хорошо вооружённое воинство. Многие закованы в глухую латную броню, которая была настолько хорошо наполирована, что слепила отражением солнечного света. Но всё же большинство было не так хорошо обмундировано. И каждый носил на себе герб в виде ворона — гвардии вирана. Местные стражники ходили с гербом обоюдоострого меча, чьё острие смотрит вверх, к подбородку. И стали распространяться слухи о том, что это воинство будет штурмовать Эн’сутелин, потому что на руинах всё-таки поселилась нежить и могущественный лич обитает теперь там. Как только эти слухи дошли до ушей Константина, он тут же изъявил желание вступить в это воинство, чтобы настигнуть чудовище и просить его о благосклонности, чтобы стать его учеником. И вот, он подбегает к стоянке воинов, а сказать ничего не может, потому что не хватает смелости. Все латники важно ходят по этому лагерю, не обращая совершенно никакого внимания на юношу, который задумчиво вглядывался в лица, пытаясь поймать хоть чей-нибудь взгляд в надежде, что ему всё-таки зададут вопрос, что он тут делает, и вот тогда-то он бы и сказал им, что хочет воевать с личом. Но такого не происходило, да и сам он ничего не мог поделать: ни заговорить, ни сделать шаг внутрь, чтобы его остановили и спросили. Поэтому довольно продолжительное время он так и простоял в проходе, а после вернулся в лабораторию.

Воинство пробыло тут довольно продолжительное время. Константин с каждым рассветом приходил к лагерю и подолгу вглядывался туда, желая, чтобы хоть кто-нибудь обратил на него внимание. И это случилось. Однажды его окликнул знакомый голос. И не просто окликнул, а даже назвал по имени. И как же алхимик удивился, когда повстречал своего оцта, который носил герб гвардии вирана. Юноша, конечно же, обрадовался такой встрече. А вот отец оказался на удивление холоден к нему. Слушая их разговоры, любой мог бы вообще подумать, что разговаривают два человека, которые только лишь начинают знакомство. Сын сдерживал радость, отец не скрывал безразличия. И в ходе их беседы Константин выяснил, что после его рождения Мэйдон и Карелия жили не очень хорошо. Муж постоянно чувствовал, что его жена не верна ему. Однако всякий раз списывал это на некую паранойю. Но время шло, и отношения меж ними охладевали. Мэйдон рассказывал, что Калерия больше не испытывала к нему былой страсти. Он долгое время не мог понять, почему это так. И, не выдержав больше такой атмосферы, он решил во всём разобраться. И оказался прав. Мама Константина, которую он считал самым чистым и праведным человеком на свете, оказалась предательницей. Мэйдон говорит, что эта правда просто перечеркнула всю его жизнь. Он впал в отчаянье и долгое время пробыл словно в кошмарном сне. Мимо пролетали толноры, а за ними следом — и корлы. И его жизнь увядала. Рядом с ним жила какая-то девушка, какая-то незнакомка, которую, как оказалось, он совсем не знал. И только лишь Зорагалдиум исправил всё. Калерия серьёзно заболела, и он принялся ухаживать за ней. Но до самого последнего вздоха она ни разу не попросила прощение за то, что изменяла ему с другим. После смерти он вынес её тело и аккуратно положил на том самом кладбище, а после стоял и смотрел, как они все сгорают. Пока этот костёр полыхал, к нему подошёл один из стражников, чтобы просто поговорить обо всём этом. И так, слово за словом, они перешли на тему военной службы, и отец Константина принял приглашение в гвардию вирана. Суран Эт’сидиана написал особое распоряжение вирану и отправил его с Мэйдоном и другими мужчинами, которые тоже потеряли своих близких в Зорагалдиуме и находились в поисках своего предназначения. Все кандидатуры были одобрены, и в течение 5 корлов проходило их обучение. И вот теперь они посланы сюда, в Эт’сидиан, чтобы одолеть лича, что засел в Эн’сутелине. После этого рассказа оба молчали: отцу было нечего сказать, сыну было о чём подумать. И первое, что он ответил, были такие слова: «И всё-таки Зорага избирает себе жертвы» — «О чём ты?» — «Зорагалдиум назван так в честь Зораги, духа гибели. В этот день он пролетает над миром, чтобы уничтожить одного нечестивого человека. Но его присутствие сопровождается чёрной хворью, которой заражаются все, однако выживают только лишь те, кто не погрязли в каких-то грехах. А если мама, как ты говоришь…» Он не дал ему договорить: «Ты веришь в эти бредни? Тебе уже пора повзрослеть. Никакого духа гибели нет. Просто очередная болезнь дала о себе знать» Это выражение удивило Константина, ведь его отец сам был беженцем из Талиты, деревни, наводнённой всякими страшилищами. А теперь он выказывает такую недальновидность. Что ж, во всяком случае, всё это показало Константину, что размышлять с ним о некромантии и об эфире не стоит, а потому, чуть помолчав, он сказал, что хочет присоединиться к ним. Он ожидал какой угодно реакции: удивления, вопроса или протеста, но никак не то, что он позовёт его к командиру, чтобы тот принял решение о нём.

Они молча достигли дома, в котором располагался командир гвардии вирана. Дверь была постоянно открыта, потому что туда-сюда то и дело сновали всяческие воители. Войсководитель ничем не отличался от латников. Только разве что шлем был с крыльями. Рядом с ним для наглядности как раз стояло несколько латников, с которыми он вёл беседы. Один-в-один. Мэйдон не стал прерывать его монолог, а лишь скромненько постоял в стороне, дожидаясь, когда тот освободится. Но вскоре их взгляды встретились, и командир задал вопрос: «Тебе чего, Мэйдон?» Отец тут же выступил вперёд и представил Константина, говоря, что он тоже хочет присоединиться к их боевому походу. Командир глянул на юношу и произнёс: «Молодым и неопытным нет места в моём отряде. Ты-то быстро умрёшь, а мне потом мучиться по ночам, когда сниться будет твоя смерть. Если хочешь, я направлю рекомендательное письмо вирану, и ты поступишь на службу. А, когда будешь готов, то добро пожаловать. Можешь не сомневаться: в этом мире зла хватит на всех» Договорив это, он снова обратился к своим латникам, а Константин и Мэйдон покинули штаб командира. Отец лишь сказал: «Что ж, значит, не в этот раз» Константин хотел поспрашивать, что он думает об этом военном походе, но Мэйдон вбил последний кол в их с сыном отношения, сказав: «Знаешь, я тебе уже итак уделил много времени. Мне нужно готовиться к битве» И после этого он просто продолжил путь, как ни в чём не бывало.

Алхимик вернулся домой и не стал ничего рассказывать Танетайну, оставив это неприятно чувство лишь свои грузом.

Через 2 толнора воинство двинулось на восток, туда, где зеленели тучи, и больше оттуда не вернулся никто. Лич, обитавший на руинах Эн’сутелина, полностью разгромил всё воинство, посланное туда, так что с того момента на карте появилось ещё одно место, куда живым лучше не соваться. А Константин лишился второго своего родителя. Точнее же, он лишился его ещё тогда, когда заговорил с ним. Но теперь этого человека больше не существовало. Конечно, всё это тяжким грузом легло на сердце молодого алхимика. А прибавить ещё к этому то, что теперь в его тёмных снадобьях больше никто не нуждается, так вырисовывалась совсем неприятная картина. Танетайн готов был обучать его светлой алхимии, но вот только у юного некроманта всё равно не получалось так, как с тёмными искусствами. Лишь одно его утешало — эфир. Он продолжал смотреть на него и пытаться взаимодействовать. Однако ж без учителя делать это было очень сложно. А никому эту тайну он доверить не мог. Но пока он думал, что у него есть шанс познать некромантию без посторонней помощи, он имел цель в своей жизни.

Но корлы шли вперёд, и никаких сдвигов в его жизни не было. Константин словно оказался в петле времени. Однако этого же нельзя было сказать о мире вокруг. За эти 10 корлов в Эт’сидиан приходило 6 отрядов, которые пытались уничтожить эн’сутелинского лича, но все до единого пропадали там. Сам же повелитель бессмертных набирался могущества, из-за чего зелёное облако смрада, которое скапливалось над его обителью, стало настолько плотным, что опустилось на землю и стало покрывать ещё больше площади. Но лич направил это облако в сторону города, так что оно проникло в восточную часть и начало убивать каждого, кто станет вдыхать эти жуткие пары. Из-за этого вся восточная часть города опустела: кто-то умер, кто-то успел бежать оттуда живым. Но теперь все обходили эту часть стороной. Поговаривают, что там теперь слышен непрекращающийся шёпот, как будто бы кто-то живой остался там. Но никто и не думал ходить туда, чтобы проверить это.

Помимо этого происшествия в Эт’сидиане стали распространяться всякие секты. Отчаянное положение заставляло людей начать верить во всякие сверхъестественные силы. Кто-то отыскал древнюю книгу под названием Промо́ниум и стал верить в предтечу Озин’Валла. Из Ан’тураа́та прибыл какой-то паломник, который стал распространять веру в сатка́ра Аббарона. Он подбивал тех, кто за ним последовал, воздвигнуть в этом городе церковь, посвящённую этому существу, и продолжать проповедовать его огненные культы. Кто-то стал взывать к силам природы и возлагать надежды на великого энта. Образовался культ Шо’Каала, а его последователи называли себя ожидавшие, потому что жаждали возвращения этого божества, когда он соберёт всех свои верных последователей и поведёт на завоевание этого мира. Также в Эт’сидиане побывала группа людей, облачённая в позолоченные латы. Они называли себя сатла́рмы и утверждали, будто бы пришли из другого мира, из другой вселенной, чтобы обратить сердца людей к истинному божеству — Сакраа́рху. Но, не найдя отклика, уходили в другие города. Все эти движения побудили более скупых людей создавать свои культы на пустом месте, чтобы ввести плату за членство в своей секте и наживаться на прихожанах. И среди всего этого был один культ, у которых было не так много последователей, но которые не брали никаких материальных вознаграждений со всех членов, потому что среди них не было кого-то главного, какого-то ментора или священника, потому что их ментором и священником был эн’сутелинский лич. Эдакий культ лича, члены которого жили отрешённо от общества и называли себя сустиазо́рами, что можно перевести как «служители смерти», таким образом показывая, что они отделились от смертных и больше не принадлежат им. У них не было какого-то устава или свод правил. Они просто собирались вместе, разговаривали, как самые обычные люди, и пытались взывать к своему господину, умоляя этого могущественного бессмертного обратить на них внимание и приблизить их к себе. Константин давно приметил эту группировку, но не решался заговорить с членами этого общества. А, пока он решался на это, в Эт’сидиане вышел закон, согласно которому всякие секты, культы или религии, которые не прошли регистрацию в местной ратуше, не имели право на существование. Если же такие запрещённые секты, культы или религии продолжат свою деятельность, несмотря на запрет, их членов станут преследовать и арестовывать. Большинство направлений сумели пройти регистрацию. Кто-то купил себе право существования, а кто-то убедил совет ратуши в том, что имеет право собираться вместе, совершать свои мессы и проповедовать свои обычаи. Так, запрещёнными оказались всего четыре объединения: две секты, организованные для денежных поборов, потому что их лидеры оказались слишком жадными, чтобы делить свои доходы с ратушей; сатлармы, потому что никто не смеет запрещать Сакраарху распространять свою власть, и, конечно же, безымянные личепоклонники, просто потому что они не пришли в ратушу для регистрации. Все остальные: и предтеча Озин’Валл, и саткар Аббарон, и даже какая-то несуразная небесная дева Атта̀ве сумел отстоять своё право на существование и отправление культов. И, казалось бы, всё стало понятно: личепоклонники — это пустышка, которая не стоит своего внимания. Однако до Константина то и дело доходили слухи о том, что личепоклонники продолжают собираться вместе, несмотря на то что их секта запрещена. Это очень воодушевило алхимика, так что он подумал, будто бы этих людей организовывает сам лич. Ведь их разгоняют, а они продолжают собираться. Их берут под стражу, а они продолжают свою деятельность. Их бьют и унижают, но они продолжают взывать к своему покровителю. И Константин набрался решимости отыскать их, чтобы примкнуть. Ведь тренировки с эфиром не давали никаких результатов, а жизнь с каждым днём казалась всё более бессмысленной. И он не сомневался, откуда нужно начать поиски — с восточной части Эт’сидиана.

Да, этот молодой чародей был буквально одержим идеей стать одним из некромантов. Но вот только эта одержимость не делала его безумцем. Он понимал, что соваться в тот район было опасно для жизни. Он слышал о том, сколько людей погибло, когда зелёный смрад прибыл от Эн’сутелина. Он видел, как в его лабораторию прибегали разные заболевшие, ища лекарства от этой жуткой хвори. И благодаря этому они с Танетайном сумели разработать специальное средство, которое помогает дышать в этом мареве. Формула не очень проста и требует долгих и точных манипуляций. Важно сохранять последовательность действий, а также строгую герметичность. В результате всех этих сложных процедур смесь вещества начинает испаряться. И её можно использоваться вместо воздуха. Разработка была экспериментальная, поэтому Константин, по сути, будет испытывать её на себе, когда ступит в восточную часть Эт’сидиана. Несмотря на то, что ему очень хотелось покинуть лабораторию незаметно для Танетайна, всё же ему это не удалось. Наставник заметил неладное в поведении своего друга и стал расспрашивать его. Константин, поняв, что увильнуть от разговора у него не получится, решил всё рассказать. Так как пожилой алхимик был для него самым близким человеком, он разговаривал с ним мягко, однако ж настроился быть твёрдым, если тот примется его отговаривать. Услышав желание своего молодого друга, он заметно погрустнел и отвечал: «А я-то думал, что оставлю свою лабораторию тебе в наследство. Несмотря на твою предрасположенность к тёмным искусствам, из тебя получился хороший светлый алхимик. Что ж, придётся продавать своё дело сурану и смотреть, как он превращает мою лабораторию в очередной трактир или публичный дом» Ученик ему отвечал: «Тайн, ты всегда будешь моим другом, ведь ты заменил мне отца. Я бесконечно благодарен тебе за то, что ты сделал для меня. Но ты же знаешь, что у меня другой путь, что я был рождён для того, чтобы стать некромантом. И добраться до лича — это единственный мой шанс. Будь уверен: я стану чернокнижником. И тогда я приду за тобой, чтобы даровать тебе высшую жизнь» — «Нет, мой друг. Я не рождён под лунным сиянием. Предназначение не выбирало для меня тёмный путь, поэтому я не могу принять твоё приглашение. Тьма пугает меня. И стать нежитью мне совсем не хочется» — «Тебя пугает тьма, потому что ты состарился. Когда ты обретёшь новое рождение, никакие страхи больше не будут управлять тобой» — «Нет, послушай, Константин. Я хочу спокойно умереть, будучи уверенным в том, что после этого меня никто не поднимет из могилы и не заставит причинять боль живым. Обещай мне, что не придёшь ко мне, когда я умру» — «Но Тайн! Разве ты готов закрыть глаза и больше никогда не очнуться? Разве ты не боишься того, что ты перестанешь существовать, что ты даже будешь не способен осознать своё несуществование? Когда я только задумываюсь над этим, меня бросает в пот. Во мне рождается какое-то жуткое безумие. Мне хочется кричать и покончить с собой прямо сейчас. Да эту бурю потом непросто усмирить. Ты что, разве никогда не представлял этого?» — «Представлял. И я так же боюсь этого. Но твоё ремесло ещё страшнее» Константин изумился этому. И всё же попытался вразумить своего друга. Однако это лишь привело к тому, что он разругался с ним и поспешил покинуть место, которое раньше было ему домом. Быстрым шагом отдаляясь от лаборатории Танетайна, он пребывал в недоумении от того, почему этот сошедший с ума алхимик отказался от его предложения? Ведь преимущество вечности перед тлением настолько очевидное, что никто, будучи в здравом рассудке, не откажется от такого заманчивого предложения. Да Константин готов был сам отдать за такую возможность всё, что имел. И ведь он даже не подозревал, что именно так и делает каждый некромант. За своё бессмертие они платят своей сущностью. Знания некромантии их самих превращают в нежить. Ведь, как уже говорилось, зелёное пламя смерти убивает живых, воскрешает мёртвых и усиливает бессмертных. А если усиливает, то, значит, и не причиняет вреда. Чтобы стать некромантом и не бояться своей же магии, нужно стать не её адептом, а её слугой. Но, конечно же, некромант — это не целиком нежить. Человеческое мышление остаётся. Но первые шаги начинаются с мировоззрения. Оно отличное от мировоззрения живых существ. И вот некромантский взгляд на мир и жизнь у Константина уже практически сформирован. Осталось лишь принять магические изменения.

И вот, он стоит перед этим местом — черта, за которой начинается власть смерти. Сюда уже практически не добирался свет от жилых домов, а там впереди так вовсе образовалась жутка тьма, как будто бездна. Константин развернул свою маску и глянул ей в лицо, как бы показывая самому себе, что он готов сменить своё человеческое обличие на другое, что он готов расстаться со смертным, чтобы облечься в бессмертное. После этого он погрузил свою руку в алхимическую сумку. Звякнули склянки со всякими снадобьями. Пара Эллеутерококкиносов, пара Джудускарров и ещё некоторые зелья из секретных рецептов Танетайна — всё на месте. Но самым главными сейчас были две маленькие цистерны с чёрной жидкостью внутри. Он продел их в отверстия своей маски и нацепил её. Весь мир потонул в зелёном оттенке. Вот и всё. Осталось лишь откупорить свою экспериментальную смесь и шагнуть навстречу неизвестности. Это было переломным моментом. Когда он это сделает, назад пути не будет. Он встанет на тропу, ведущую к его предназначению. Всё останется позади: вся эта бренная жизнь со всеми её страданиями, все эти людские проблемы и страхи, в прошлое уйдут Танетайн, единственный друг в его никчёмной жизни, и алхимия, единственное искусство, которое он познал. И вот здесь вот, на этом самом месте, на этой самой мысли его разум некроманта сформировался окончательно. Ведь он принял мысль о том, что большинство не будет разделять его мировоззрения. Что ему придётся жертвовать: либо он оставляет некромантию и остаётся на пути человечности, где будут и дружба, и любовь, и свет, и жизнь; либо он оставляет человечность и шествует по пути некроманта, где будет лишь тьма, безмолвие, величие и бессмертие. И Константин уже давно сделал свой выбор. Но он также понял, что свой выбор сделал и его друг Танетайн. И только теперь он принял это. А потому, прежде чем продолжить познавать следующий этап своего тёмного пути, он должен закончить здесь. Уложив свою маску в сумку алхимика, он поспешил вернуться в лабораторию своего учителя, чтобы распрощаться с ним, как следует. Пока что был ещё вечер, поэтому он успевал.

Пожилой алхимик был удивлён, когда увидел на пороге своего ученика. Не тая на него ни капли обиды, он спросил его: «Что-то забыл и вернулся забрать это?» — «Да, забыл. Но не забрать, а попросить у тебя» — «И что же это?» Он протянул ему руку для рукопожатия и своим сумрачным взглядом посмотрел ему в глаза. Тот принял этот добрый жест, и, пока они так стояли, Константин заговорил: «Прости, что неуважительно отнёсся к твоей позиции. Просто я не до конца понимал, что есть множество предназначений, как и множество путей. Что у меня своё, а у тебя — своё. Тайн, я тебе обещаю, что не приду за тобой, чтобы подарить твоим останкам перерождение. И, если мне вдруг станет известно, что какой-нибудь некромант поставит себе целью воскресить тебя, я непременно воспрепятствую этому. Так что знай: твой покой не потревожит никто» — «Рад это слышать. Теперь мне будет гораздо спокойнее» Меж ними образовалась затянувшаяся пауза. Константин, поняв, что больше ничего не может сказать, собирался прощаться. Но Танетайн остановил его: «Ты хоть подготовился к путешествию в восточную часть города?» Он извлёк свою маску с двумя подготовленными цистернами и, надев её, отвечал: «Конечно. А ты сомневался?» — «Естественно, нет. Более того, я даже знал, что ты сотворил какое-то средство на основе лекарства от смрада лича. Конечно, ты молодец, пытался скрыть запахи. Но я-то алхимик подольше твоего буду. Мой нос может улавливать еле различимые оттенки запахов» — «О, Тайн, нет лучшего тебя в мире. Надеюсь, я смогу достигнуть хотя бы подобного величия в некромантии» — «Самое главное в этом — не отступать. Может казаться, что выбранная тобой тропа — это слишком сложно для тебя, что ты никогда не покоришь эту вершину, однако попомни слова старого алхимика: не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия. Если ты не будешь сдаваться, будешь искать, стучать или просить, то найдёшь, откроешь или получишь» — «Уверен, я буду ещё не раз возвращаться к этим словам» — «Не сомневаюсь. И ещё кое-что, мой друг. Что это за маска на тебе надета? Скажи мне, что ты ещё не закончил её, и, прежде чем пойдёшь искать личепоклонниов, ты её доработаешь» — «А что с ней не так?» — «Ты только посмотри на этот шов! Да туда жирный мосс протиснется, не то, что бы ядовитый газ! И толку тогда тебе от твоих дыхательных смесей? И почему голова открыты? Или ты думаешь, что ядовитые испарения только снизу будут залетать к тебе в лёгкие? А это что за тесёмочки на затылке? Завяжи их потуже — так они в тот же миг разорвутся от натяжения» Сняв свою маску, Константин заговорил без капли эмоции на лице: «И как же мне быть?» — «Кажется, тебе снова нужна помощь твоего учителя. Пойдём» Они пришли в его комнату, где он обычно занимался составлением рецептов, которые уже испробованы и которые только ещё предстоит испробовать. К его кровати был придвинут большой сундук, в котором, со слов алхимика, лежали вещи из его жизни, которые никак не пригодились ему. Отперев замок, он погрузил туда руку, а после извлёк маску, напоминающую череп: пара чернеющих глазниц, а также прорези в области рта, которые издалека можно принять за скелетный оскал. Надев её на себя, Танетайн заговорил: «Смотри: идеально сидит на голове. И, что самое, главное, не единого шва. А специальная прослойка из листьев тара́ка на месте рта позволяет свободно выдыхать, а вот вдыхать — нет. Только через нос. Но мы доработаем эту возможность и сделать так, чтобы воздух, проходящий через нос, фильтровался при помощи твоих дыхательных смесей» В общем, работали алхимики до самой ночи. И получилось идеальное средство защиты от смрада жуткого бессмертного. Цистерны были спрятаны под саму маску, так что не искажали зловещего вида, который приобретал тот, кто носит на лице эту защиту. Когда Константин одобрил изделие, тут же последовал вопрос: «Для чего она была тебе нужна? Ты же не поддерживаешь некромантию» — «Кто сказал, что не поддерживаю? Ты собираешься стать частью некромантии. И я тебя поддерживаю. А вообще эта маска задумывалась мною как оберег от Зораги. Я хотел надеть её на Зорагалдиум, чтобы отвести от себя чёрную хворь, но она так и осталась не у дел» — «Оберег? Она магическая?» — «Нет. Но я хотел заплатить беломагу, боевому магу, тайному или даже чернокнижнику за то, чтобы они одарили её своими силами. В зависимости от того, кто первым посетит наш город. Но, как видно, никто так и не соизволил. Так что, когда станешь адептом зелёного пламени, у тебя появится такая возможность» Чуть помолчав, Танетайн снова погрузил свою руку в сундук и вытащил оттуда керамический ножик. В отличие от того, которым они пользуются, когда приготавливают ингредиенты, этот был как-то вычурный, выглядевший как подарок. Константин спросил: «Что это?» Его друг ответил: «Это подарок от одного из клиентов, который поверил, что я вылечил его, но потом он всё-таки умер. Я не мог использовать его по назначению, потому что это подарок от мертвеца. И моё предназначение не позволяет мне этого. Но вот ты — это со всем другое дело. Тебе этот керамический нож будет в самую пору. Он будет напоминанием о том, кем ты можешь стать в жизни, если бы решил не идти к смерти». Положив этот подарок в свою сумку, он ответил: «Спасибо. Получается, ты окончательно решил, чтобы рука некроманта тебя не касалась?» — «Да, мой верный друг. Окончательно» — «Что ж, да будет так. Ну вот, и наступил миг нашего прощания. Тайн, проживи остаток жизни достойно, как ты всегда и делал это. Я хочу всю вечность помнить, что мой единственный в жизни друг остался верен себе до самой смерти» «Непременно так и будет, — совершенно невесело отвечал ему старик, — Ну а ты помни: не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия» Ещё раз пожав руку своему учителю, Константин переступил порог этого дома в последний раз. Все дела в жизни сделаны. Теперь пора навстречу смерти. И будущий некромант с чистой совестью шагал на восток. Не было ни печали, ни тревоги, ни трепета, ни радости. Просто одинокий некромант шёл к своему бессмертию.

Константин старался дышать через раз, чтобы не растрачивать вещество слишком быстро. Кто знает, сколько ему придётся тут путешествовать? Он помнил, что у каждого, кто приходил к ним в лабораторию просить помощи от ядовитых испарений лича, проявлялись также и кожные заболевания. Но пары лекарства не позволяли алхимику подцепить эту заразу. Да, он чувствовал, как открытые части тела начинали зудеть, но также он чувствовал, что с каждым вдохом это ощущение проходило. Но, так как отрава действует с постоянством, то и зуд возвращался тут же. Стараясь поменьше обращать на это внимания, он двинулся вглубь этого квартала.

Уже с самого начала этого путешествия он ощущал чьё-то не просто постороннее, но прямиком потустороннее присутствие. Они были всюду. Ощущались буквально везде, как будто бы его взяла в кольцо толпа. Однако вокруг никого не было видно. Какое-то время Константин сохранял настороженность, вымеряя каждый шаг. Но, поняв, что эти некто, незримые обычным взглядом, безвредны для него, он немного расслабился. И только после того, как собственные мысли стали не такими громкими, он смог услышать их шёпот. Голосов было так много, что он не мог различить, о чём каждый из них говорит. Они были словно шум бурного потока воды, словно резкий порывистый ветер, словно яростное горение пламени, но в то же самое время оставались очень тихими и призрачными. Если не сосредотачиваться на них, то они отходят на второй план, и возникает ощущение, будто бы здесь стоит лишь звенящая тишина. Однако будущий некромант не пытался заглушать их шёпот, но даже наоборот, стал сосредотачиваться на них и пытаться понять, о чём они говорят. Он даже предполагал, будто бы сумеет увидеть их, в конце концов. Этот процесс настолько завлёк его, что он даже забыл, для чего сунулся сюда, и проблуждал в этом районе до самого рассвета.

А светало здесь, стоит отметить, не так, как везде. Уплотнённое марево ядовитых испарений настолько застилало небеса, что, даже когда утреннее светило превратилось в дневное, практически ничего не изменилось. Ну разве что очертания улиц сделались чуть более отчётливыми, так что Константин мог более детально разглядеть округу. Постройки стояли нетронутыми, как будто бы люди здесь продолжали ещё жить. Путешественник сразу же отыскал этому объяснение в своём разуме: «Люди в панике убегали отсюда, спасая свои жизни. У них не было времени сложить вещи и даже что-то прихватить с собой. Они просто встали и побежали, оставив всё, как есть. А мародёры сюда не заходят по той же причине. Вот всё и стоит на своих местах» Закончив эту мысль, он решил посетить первый попавшийся дом, чьи настежь распахнутые двери приглашали его внутрь.

Небольшая прихожая в ширину была вдвое больше, чем в длину. У левой меньшей стены стояло два стула. Ещё столько же стояло у противоположной. Чуть дальше справа находился проход в основные помещения. У правой меньшей стены стояли какие-то ящики и бочки. Всё это помещение утопало в сумраке, потому что смог был также и здесь. Но предметы выглядели хорошо, как будто бы ими, и в самом деле, кто-то пользовался. Не было паутин и мусора. На ближайшей большей стене располагались два окна. Шторы аккуратно подвязаны ленточками, чтобы не занавешивать окна. Закончив оглядывать это помещение, он двинулся в другое. Даже полы не скрипели. Перейдя через дверной проём, он оказался в основном зале, который представлял из себя более-менее квадратное помещение. По середине стоял большой стол, к которому были аккуратно приставлены стулья. Вдоль стен располагались шкафы с книгами. Два окна с собранными шторами располагались на правой стене. Меж ними стоял письменный столик, к которому был приставлен стул. На столике лежала раскрытая книга и линейка для чтения. Полы по-прежнему не издавали никакого скрипа. Глянув в окно, Константин не увидел ничего, кроме как погрязшей в сумраке улицы восточного Эт’сидиана. Проходы в следующее помещение находились на левой стороне. А в углу левой и противоположной стен находилась лестница, ведущая на второй этаж. Им путник планировал заняться после того, как целиком исследует первый. Пройдя вдоль книжных шкафов и мимо этой самой лестницы, он устремился в один из проходов, что ведёт в другое помещение. Да, они оба вели в одно и то же помещение — довольно просторную кухню. Однако алхимик не успел её осмотреть, потому что задержал свой взор на какой-то фигуре, что сидела на стуле за столом. Из-за сумрака невозможно было понять, кто это: труп того, кто не успел бежать отсюда, или какая-нибудь нежить. И это даже несмотря на зелёные стёкла его маски. Не успел он сделать предположения в своей голове, как этот некто заговорил с ним вполне обычным мужским голосом: «Я не труп и не нежить» Внутри Константина смешались два чувства. Во-первых, облегчение оттого, что этот некто заговорил с ним, что означало — он разумный. Во-вторых, настороженность: если не первый и не второй, то кто же? Кто может обладать человеческим разумом, но в то же самое время прекрасно себя чувствовать в таком ужасном месте? Как только эти вопросы родились в его голове, незнакомец отвечал: «Кажется, ответ настолько очевиден, что ты не веришь в него, а потому и отвергаешь» «Читает мысли, — подумал алхимик, когда как вслух произнёс, — О каком ответе ты говоришь?» — «Да, ты прав. Я умею читать мысли. Точнее же, я предсказываю их. И, чтобы ты перестал притворяться, будто бы не знаешь, о чём я говорю, дам прямой ответ: я — тот, кого ты ищешь. Я — сустиазор. Или, как вы привыкли нас называть, личепоклонник» — «Что ж, не думал я, что моим поиски завершатся так быстро. Я намеревался блуждать здесь очень долгое время» — «Знаю. И могу сказать, твои поиски не увенчались бы успехом, потому что все сустиазоры — простые люди. Они бы здесь не выжили. Поэтому они прячутся в основной части города» — «Но ты. Ты же ведь здесь и не умираешь» — «Всё верно. Гнетущее дыхание За́гриса не причиняет мне вреда, потому что он сам даровал мне своё тёмное благоволение. И теперь я возвысился над своей человеческой природой, так что этот воздух для меня безвреден. Также благодаря его силе я обладаю способностью предсказывать будущее. Я предрёк твоё пришествие, а потому пришёл сюда, чтобы встретить. Я знаю, кто ты и чего желаешь. Поэтому позволил тебе найти себя» — «Ты говоришь, что возвысился над своей человеческой природой, но утверждаешь, что не являешься нежитью» — «Я же сказал: «возвысился», а не «изменился». Я — всё ещё человек. Если бы я стал нежитью, то близость к столь могущественному зоралисту сделала бы меня его безоговорочным слугой. Я разделял бы его мысли и мог бы управлять зелёным пламенем, как вы говорите, зразе. Но Загрис слишком велик, чтобы делать меня подобным ему. Я не могу удостоиться такой чести, как бы ни старался» — «То есть он подарил тебе возвышенную сущность, но не стал обращать в обычную нежить?» — «Ты много не понимаешь, зордало́д. Но со временем поймёшь, — чуть помолчав, он продолжил, — Итак, Константин, ты оставил жизнь, чтобы обрести величие в смерти. Ты жаждешь найти пристанище под сводами чёрной башни, но не знаешь, где она располагается. Могу раскрыть место её положения. И хоть мне известно, что ты на это ответишь, всё же я скажу тебе. Потому что ты сам должен убедиться в том, что своими силами ты туда уж точно не доберёшься» — «И где же обитают некроманты?» — «На границе Игской рощи и пустошей Акхалла напротив хребта Шина. Всё верно, твой отец бежал прямиком из тех мест. Ужасы, которые распространяет крепость Мората, искажают всё живое. И ты ни за что не добрался бы туда самостоятельно. Именно поэтому предназначение привело тебя сюда» — «То есть в будущем я всё-таки стану некромантом?» — «Мой дар не может предсказывать настолько далеко. Однако вспомни, что тебе говорил твой наставник: не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия. То, что ты родился в полнолунье, означает лишь одно: предназначение проложило твой путь к чёрной башне. Теперь же тебе нужно проявить изобретательность и приложить усилия, чтобы достигнуть своей цели» — «Твой дар ошибся. Я родился не в полнолунье» — «То, что твои родители вмешались в ход предназначения, ничего не означает. Так или иначе, но ты должен был родиться 21 или 22 числа, а, значит, ты именно так и родился, — поднявшись со стула, он договорил, — Пойдём, избранный. Ты познакомишься с теми, кто, как и ты, принял решение искать мудрости у зоралиста Загриса» И будущий некромант двинулся за этим человеком из этого дома, пребывая в глубоких думах, ведь ему столько сейчас открылось, что потребуется какое-то время для принятия всего этого.

Приблизившись к границе, за которой начинается живой Эт’сидиан, сустиазор вошёл в другой дом. Миновав прихожую и главный зал, они пришли на кухню, в которой был подвал. Именно туда они и стали спускаться. Константин не проронил ни слова, всё ещё пребывая в раздумьях и пытаясь уложить в своей голове все эти события. А подвал тем временем оказался подземным проходом, который закончился другим подвалом. Тоннель был вырыт очень качественно, так что Константин, идя по нему, ни разу ни обо что не споткнулся. Поднявшись по вертикальной лестнице, они оказались в сарае. Вокруг стояло много всякой поклажи, а также инструменты для полевых работ. Незнакомец сказал: «Войдёшь в дом, к которому относится этот сарай, и скажешь, что тебя прислал зоралист Загрис. И тебя там примут» — «А ты не пойдёшь?» — «Я отрёкся от жизни даже больше тебя. Поэтому нет мне места в городах людских. Я возвращаюсь в восточный квартал, чтобы дальше познавать сущность моего господина» — «А почему другие не живут, как ты?» — «Кто-то ещё духовно молод, кто-то нерешителен, а кто-то лишь притворяется, что ищет милости зоралиста. Но ты не смотри на других и не сравнивай себя с ними, чтобы не возгордиться или, наоборот, не впасть в уныние, потому что величие обретают лишь те, кто стремятся быть чистыми» Договорив это, он потонул во тьме погреба. Константин собрался с силами и открыл двери сарая. Стоял день. Но через зелёные стёкла его маски ему казалось, будто бы вся округа потонула в зелёном пламени некромантии. Сняв свою защиту от смрада, он произнёс себе под нос: «Нужно будет заново собрать все ингредиенты» Но потом подумал и ответил себе сам: «Хотя зачем? Цель-то уже достигнута» Вынув цистерны с дыхательной смесью, он положил их в свою сумку, а после глянул в лицо своей маски и вспомнил, как она смотрелась на Танетайне, и сложил туда же. Дом, на территории которого находился сарай, был великоват. Три этажа, под стать таверне, однако вид он подавал обычного, жилого. Представ перед дверью, он постучал, и вскоре дверь отварилась, а на пороге стоял добродушный мужчина: «Я рад вас приветствовать. Вам что-нибудь нужно?» Константин усомнился, что его проводник подсказал правильный дом, потому что ожидал увидеть какое-то мертвецкое безразличие на лице хозяина. Однако переборол это чувство и сказал: «Меня прислал зоралист Загрис» И вот теперь всё встало на свои места — радость на лице человека в тот же миг стёрлась, и он чуть более тихим голосом отвечал: «А, ещё одна душа в поисках истины забрела к нашему господину. Входи, сустиазор. Теперь этот дом станет твоим домом»

Константину было неуютно находиться тут, потому что в этом доме проживали все сустиазоры. А было их 18 человек. Комнат, естественно, на всех не хватало, а потому Константину пришлось делить её с одним из последователей грозного лича. Его сосед по имени Горле́й был не такой мрачный, как он сам. А потому неразговорчивый некромант, можно сказать, проходил испытание на прочность. Хозяин поместья познакомил их, а далее удалился на первый этаж заниматься своими делами. Горлей тут же принялся расспрашивать Константина, откуда он родом, чем занимался и прочее в том же духе. Давая короткие и недостаточно содержательные ответы, мрачный алхимик думал, что сможет легко отделаться, но тот человек всё никак не унимался. Ему сразу же вспомнились слова того безымянного сустиазора, что кто-то лишь притворяется, будто бы ищет милости зоралиста. Как ему показалось, этот болтун из числа таких неискренних последователей. Поэтому, окончательно устав отвечать на его вопросы и слушать его неинтересные рассказы, он, ничего не сказав, решил пройтись по дому и осмотреть его. Тот принялся допытываться, куда направился его сосед, однако безмолвие некроманта показало этому нерадивому, что все разговоры окончены, а потому тот перестал преследовать Константина, который, наконец, мог насладиться своим одиночеством.

Оказавшись в коридоре, он дошёл до лестницы и принялся спускаться на первый этаж. Ему не нравилось то, что этот дом был очень светлым. Не походило это на обитель мрачных личепоклонников, хотя он понимал, что это, скорее, было необходимо для того, чтобы подавать вид приветливости, лишь бы ни у кого не возникало подозрений, что здесь собираются те, кто по закону Эт’сидиана не имеют на это права. Но всё же такая атмосфера никак не способствует сближению с бессмертным. Лестница вывела Константина в гостиную — достаточно просторное помещение, в котором было много мест для сидений. А рядом или напротив всевозможных кресел и диванов стояли столики. В некоторых сервантах Константин видел всяческие хрустальные и фарфоровые изделия, так что отметил про себя, что хозяин этого дома — достаточно богатый человек. Два окна располагались справа и слева от входной двери, пропуская сюда дневной свет. На некоторых местах сидели другие сустиазоры. Они совсем никак не общались и, кажется, вообще не были знакомы друг с другом. Каждый из них занимался своим делом: кто-то читал книгу, кто-то писал что-то, иные просто пребывали в задумчивости. В общем, здесь царила блаженная тишина, которая изредка нарушалась звуками кухонной деятельности, что доносились из другого помещения. Изредка Константин встречался с кем-то из них взглядами. По их выражениям лиц также нельзя было сказать, что они поклоняются мрачному личу. Это были самые обычные люди. Поэтому как же сильно выделялся Константин на фоне всех этих мужчин и женщин. Справа и слева в гостиной находились проходы, ведущие в другие помещения первого этажа. Сначала Константин пошёл направо и оказался в столовой, откуда исходили различные звуки и приятный аромат. Она представляла из себя столь же просторное помещение, что и предыдущее. По середине стояли два стола, за которыми, как понял Константин, трапезничают все личепоклонники. Когда гость осознал эту мысль, ему сделалось скверно. Слова «личепоклонники» и «трапезничают» как-то не сочетались. Однако он смирил себя другой мыслью — что ему, будущему некроманту, адепту магии смерти, мрачному повелителю зелёного пламени, также требовалась подпитка. К столам было приставлено очень много стульев. В противоположной стороне помещения какие-то две женщины хлопотали с обедом. Немного постояв так в проходе, он двинулся исследовать левое помещение, чтобы узнать, что там. Пройдя у всех на виду по гостиной, он достиг второго прохода. А там был небольшой коридор, в конце которого справа и слева располагались двери, ведущие в другие помещения. Одна из них была закрыта, когда как другая, наоборот, приглашала войти и посмотреть, что там находится. И Константин не преминул воспользоваться этим приглашением. Дойдя до той самой двери, он осторожно заглянул туда и обнаружил довольно просторное помещение. Там было не так светло, как в любой другой этой комнате, так что он готов был тут поселиться. Это был кабинет хозяина дома. По середине стоял вычурный письменный стол, который был обращён лицом к двери, откуда как раз смотрел Константин. На не менее роскошном кресле с высокой спинкой сидел сам владелец этого дома. Тот самый мужчина, который отварил ему дверь, когда некромант по просьбе незнакомца прибыл сюда. Увидев нового члена своей семьи, человек произнёс: «Хоть я не обладаю пророческим даром, как зораци́р, но всё же сумел предвидеть, что ты придёшь сюда» Он сделал паузу, а Константин воспользовался ею, чтобы начать разговор: «Я себе немного иначе представлял личепоклонников» — «Думал, что мы какие-то фанатики, носящие чёрные балахоны, который скрывают наши лица, что мы прячемся по подвалам и вынуждены бороться за каждый день своего существования?» Чуть помолчав, Константин отвечал: «Можно и так сказать» — «Мы почитаем Загриса, пытаемся вести праведный образ жизни, чтобы угодить ему, и жаждем обрести такое же величие, как и вестник его. Но, чтобы стать, как он, нужно быть всецело преданным нашему покровителю, отринуть жизнь и посвятить всего себя той тьме, в которой он обитает. Не мы первые и не мы последние, кто жаждет получить благословения смерти, чтобы не бояться её и жить вечно. До нас были и другие, кто пытались стать зорацирами. Но только лишь один сумел стать тем, кто тебя нашёл. Остальные слишком сильно приблизились к зоралисту, и лишились разума» Он оборвал своё предложение, как будто бы осёкся. Тяжко выдохнув, он продолжил: «Хотя нет, прости, я не должен был так сказать. Просто, пойми, легко впасть в крайности, и очень сложно отыскать равновесие. И мне кажется, что те, кто полностью отринули человечность, как бы это сказать… обезумели. Они обменяли свободу жизни на рабство смерти. И теперь они, наверное, стали марионетками в руках нашего господина. Что они делают там, в Эн’сутелине? Безмолвно стоят на своих местах и смотрят в никуда? И я снова прошу прощение, если мои слова задели тебя, ведь мы пока что не знаем, к чему стремишься ты. Но, пожалуйста, не говори. Не сейчас. Скоро обед. И всем сустиазорам будет интересно узнать, к чему ты стремишься в смерти» — «Я не привык собирать на себе всеобщее внимание» — «Да, мой брат. Я тебя понимаю. Мы все тут пришли из этого мира, из мира живых. И всё наше естество противилось жизни. Однако тут все свои. И мы можем не таить друг от друга свои мысли и свою сущность. Вот увидишь: ты сумеешь влиться в наше общество» Как только хозяин договорил эти слова, Константин вернулся в гостиную. И в его голове витали мысли. Нет, он ошибся. Ему тут не место. Все вокруг лишь делают вид, будто бы отринули жизнь и стремятся к смерти. На самом же деле они — лишь очередной круг по интересам. Истинный поборник смерти — тот, кто ни в чём не нуждается: ни в пище, ни в сне, ни в общении и тем более ни в единомышленниках. Ещё раз взглянув на всех, кто сейчас находился в гостиной, он окончательно для себя решил, что это не то, к чему он стремился. А потому просто ушёл через парадный ход.

Войдя в ангар, он спустился в подземелье и двинулся по нему обратно в восточную часть Эт’сидиана, чтобы повстречаться с этим зорациром, по пути надевая свою маску и заправляя дыхательные цистерны. Либо этот полумертвец начнёт учить его, как стать таким, как он сам, либо Константин ринется на юг, в пустоши Акхалла, чтобы отыскать башню некромантов или же погибнуть в попытке сделать это.

Как только некромант оказался на улице, то сразу же повстречал того самого незнакомца. Тот не дождался каких-либо слов, сам начал разговор: «Зря не остался на обед. Овощное рагу, которое готовят Элизабет с Талией, по словам Дерека просто объеденье» — «Они не похожи на тех, кто поклоняется личу» — «А ты не похож на некроманта» — «Ошибаешься. И они это доказали не раз. Всегда, когда я появляюсь у них на глазах, они смотрят на меня. Я чужой среди них. Они слишком сильно держатся за свою жизнь. Я же стремлюсь бежать от неё» — «Скажи мне, что сложнее: заболеть, будучи здоровым? Или выздороветь, будучи больным? Умереть, будучи живым? Или удержать свою жизнь, будучи при смерти? Можешь не отвечать, потому что ответы очевидны. Эти люди идут сложным путём. Они хотят получить дары смерти, при том оставшись в живых. Они хотят стать, как я, чтобы не бояться смерти, но и остаться собой, чтобы не бояться жизни» — «Что ж, мне стало окончательно понятно: я ошибся. Это не мой путь» — «Может, и так. Что ж, в таком случае иди в пустоши Акхалла и держись ближе к берегу Ксилийского океана, ведь чудовища Игской рощи боятся воды, в отличие от теней Мората. Некроманты же построили свою башню ближе к хребту Шина. Поэтому, как только он покажется на горизонте по правую руку от тебя, осторожно пробирайся туда. Но только знай, что в таком случае наставление твоего друга Тайна о недостатке усердия тебе не поможет, потому что здесь тебе придётся полагаться на удачу. И даже я не смогу предсказать, чем окончится твоё путешествие, чтобы хоть как-то помочь тебе справиться с твоим выбором» — «И ты хочешь, чтобы я сделал вывод, будто бы остаться с этими личепоклонниками — лучший вариант?» — «С моей точки зрения — да. Потому что так ты приблизишься к сущности зоралиста. Это тебе, конечно же, не позволит повидаться с ним, однако так ты будешь больше нежитью, чем ты есть сейчас. И сможешь более безопасно продвигаться по Игской роще и пустошам Акхалла, чтобы прибыть в чёрную башню. Тем более здесь ты сможешь применить совет Танетайна: не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия. Усердно претерпевая несовершенство других и стремясь к собственному совершенству, ты будешь способен достигнуть необходимых высот» Константин задумался над этим. Однако ж зорацир знал, что он скажет, а потому опередил его: «Не беспокойся, я не стану настаивать на том, чтобы ты шёл туда. Я знаю, что никакое овощное рагу, каким бы аппетитным оно ни рисовалось в твоей голове, не заставит тебя туда прийти, поэтому, конечно, ты волен идти, куда тебе заблагорассудится. Через 4 толнора мы соберёмся в одном из домов, что ближе всех располагается к жилым кварталам, чтобы учиться. Присоединяйся и ты. Во-первых, сам почерпнёшь много полезного. Во-вторых, увидишь, насколько все в этой семье стремятся к смерти» Они вместе сходили к тому дому, чтобы Константин запомнил его, и после этого он покинул зачумлённую часть города, устремляясь за его пределы, чтобы побыть в одиночестве. Эфир так и продолжал оставаться непокорённым.

Собрав все необходимые ингредиенты, он обновил дыхательную смесь, чтобы иметь возможность находиться в этой зоне смерти. Хорошо, что он был алхимиком. Это чуточку повысило его самооценку. Однако два других фактора мешали ему вырваться из лап отчаянья. Во-первых, он всё никак не мог покорить эфир. Знаний не хватало. А эмпирическим путём научиться владеть им так и не выходило. Во-вторых, потребность в еде. Конечно, знания алхимика помогали ему определять съедобные и несъедобные растения и грибы. Но само наличие этих потребностей было таким унизительным, что некромант с каждым днём всё сильнее и сильнее хотел пуститься на поиски башни некромантов, чтобы, наконец уже, погибнуть там и быть воскрешённым одним из черномагов. Однако он вспомнил урок зорацира. Что сложнее: умереть, будучи живым? Или удержать свою жизнь, будучи при смерти? Отдать свою жизнь в слепом порыве ненависти к самому себе — это легко. А стать из слабого и никчёмного человека некромантом — это вообще достойно легенды. Поэтому он решительно настроился дожить до того самого дня, чтобы послушать наставления зорацира.

Вечерело. Но здание было пустым. А ещё тут витало сплошное марево лича. Константину казалось, что незнакомец его обманул, или же это он ошибся со временем. Однако его сомнения рассеялись, когда этот полумертвец всё-таки пришёл сюда. И первые слова его были такими: «У тебя не было оснований сомневаться во мне. И всё же ты испытывал это чувство. Я не стану винить тебя. Я просто хочу обратить твоё внимание на то, что это — один из примеров проявления грешной сущности, от которой ты стараешься как раз таки избавиться. И это похвально, что ты переборол-таки это ощущение. Это очень сложный этап, потому что тело человека не привыкло к таким рамкам. Но, чем больше ты будешь делать так, тем легче тебе будет становиться это делать в дальнейшем. Именно так формируется совершенство — оно берёт начало не в плоти, а в разуме. Чем сильнее ты будешь исправлять свой разум, тем больше будет возможностей для усовершенствования собственного тела. Будет уходить груз нечестия, а на его место встанет нечто весомое, нечто важное и пригодное. Так что в конце концов ты сможешь сделать так» После своих слов он сделал плавный взмах рукой, и марево, наполняющее этот дом, стало редеть, пока не выветрилось целиком, так что Константин перестал ощущать зуд на открытых частях своего тела. Он снял свою маску и мог свободно дышать. Да, воздух стал чище, чего нельзя было сказать о тьме, которая продолжала ещё опутывать это место, так что разглядеть лица зорацира так и не удавалось. И тогда некромант стал расспрашивать своего собеседника об имени и внешности. Но он так и не успел вызнать этого, потому что личепоклонник не торопился раскрывать этого о себе. Тем более все обитатели поместья сустиазоров стали прибывать сюда, а это означало, что наступало время для мессы вечному владыке. Когда все 18 человек рассредоточились в гостиной, полумертвец начал.

Константин представлял всё, что угодно. Он думал, что они все сейчас упадут на колени и буду, словно обезумевшие, бормотать какие-то несвязные слова. Или расчертят магический круг и будут читать какие-то заклятья. Молчать будут на худой конец. Но у этого собрания, как оказалось, была своя программа. Вначале они помолились. Но эта молитва разительно отличается от того, что под этим словом привыкли понимать люди. Что такое молитва? Это смиренный разговор с господином. И вот зорацир использует свою силу, так что его глаза наполнились бледно-зелёным свечением магии смерти. Однако эта сила воздействовала не только на глаза, но и на голос, отчего он сделался могущественным. И зоарцир, обращаясь к Загрису, начал говорить на древнем наречии, словами, которыми раньше говорили боги. Константин не понял ни слова. Однако люди время от времени хором повторяли какое-нибудь одно из слов, сказанных своим учителем. А в конце они все заключили: «От смерти к бессмертию». После этой процедуры глаза зорацира перестали блистать, и он стал говорить, а другие слушали его, не перебивая. Это было устное наставление. Служитель Загриса излагал всякие глубокие мысли, касающиеся жизни и смерти. Тема его наставления касалась движения духа в теле и взаимодействия этой силы со всем телом. Константин не слушал того, что говорил полумертвец, потому что был сосредоточен на совсем ином, а именно на том, что только что недавно произошло. Он не мог поверить своим глазам — этот вестник Загриса использовал силу смерти, из-за чего глаза блистали зелёным свечением, а голос обратился голосом бога. Это его очень сильно впечатлило. Так что теперь он не думал, будто бы ошибся. Да, он всё ещё не совсем хорошо вписывается в это общество, однако они — его единственная надежда приблизиться к неживой сущности. Он видит эфир, а потому у него есть задатки того, что он, в конце концов, обретёт вожделенную власть над магией смерти, которая находится внутри этого зорацира. Они этого лишены. А потому их пути рознятся. Всё это время Константин то и дело подмечал, как кто-нибудь окинет его своим взором. Да, сейчас они на равных. Но придёт время, и Константин станет выше их. Они же останутся тут и продолжат внимать наставлениям вестника Загриса.

После этого наступил следующий этап их поклонения личу — зорацир стал подзывать к себе разных мужчин и женщин. Представ перед ним, они стали учиться. Да, обучение большинства заключалось в том, что они открыто признавались в том, как им удаётся справляться со своими недостатками. У Кая никак не получается побороть своё пристрастие к алкоголю. Он рассказывал, что делал для этого, а зорацир потом говорит ему, в чём его ошибка, и подсказывал, чего он упускает. Овэ́йла борется со страхом перед людьми, и у неё получается достаточно хорошо. Мертвец поддержал её, сказав, чтобы она продолжала борьбу, и дал совет, что можно делать дальше для окончательной победы над этим пороком. Он предупредил, что обязательно испытает её. Ба́лрис никак не может перестать с вожделением смотреть на женщин. Ронан почти поборол страх перед неизбежностью смерти. Талия продолжает учиться смотреть на себя без предвзятости. Дерек, тот самый хозяин поместья, в котором проживают сустиазоры, пытается развить нелицеприятие. У большинства было нечто подобное, о чём зорацир говорил с Константином наедине — совершенство начинается в уме. Но вот были двое мужчин — другой Кай и Номос, которые от сражения со своими недостатками перешли к укреплению своих способностей. Они оба должны учиться предсказывать будущее. Наставник загадывал слово и через пару мгновений называл его. Они же в попытке раскрыть в себе дар предсказывать будущее должны были называть это слово быстрее него. Но сдвигов пока что не было. Когда он с ними закончил, то ко всеобщему удивлению обратился к Константину. Назвав его по имени, он велел ему подойти. Взоры всех тут же устремились на него, и некромант послушался. Представ перед полумёртвым существом, он взглянул в его глазницы. Он не знает, есть ли у него глаза, или он уже начал обретать костяной облик, но могущественную волю, которая устремилась на него в тот же миг и которая проникла прямиком в его душу, он ощутил сполна. И теперь он слышал два голоса: один принадлежал этому существу и звучал из его уст. Другой, более могущественный, звучал в голове и вторил тому, что говорил зорацир: «Ты идёшь по пути некроманта. И предназначение приготовило тебя к этому. Рождён в полнолунье, раскрыл в себе способность видеть эфир. Но не можешь прикоснуться к своей цели. Почему?» Образовавшееся молчание показало, что собеседник ожидает ответа. И Константин отвечал: «Потому что я слаб» — «Нет. Ты слаб, потому что пока не стал сильным. Почему ты не можешь прикоснуться к своей силе?» Чуть помолчав, он ответил: «Я не знаю» — «Знаешь. Но не веришь. Не веришь в то, что ты способен стать сильным. Ты всю жизнь провёл в одиночестве. Но не таков путь некроманта. Ведь одиночество ведёт лишь к разрушению души. Живя обособленно, ты восстал против своей сущности. Ты нанёс сам себе урон. Ты думал, что так отделяешься от жизни, идёшь к своей цели. Но нет. Так тыл стал лишь затворником и разрушил веру в себя» Константин подхватил его слова: «Не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия» — «Всё верно. Решение готово. Тебе нужно усердно бороться со своим чувством никчёмности. И это станет ещё одним шагом на пути к силе» Он тут же обратился к Та́рстону, одному из своих учеников, чтобы тот подошёл. Когда он встал напротив Константина, зорацир продолжил: «И путь этот шаг начнётся здесь и сейчас. Тарстон, пусть этот сустиазор будет уважаем тобой, ведь ты стремишься к вечности, а он — к тому, чтобы дарить эту вечность другим» Мужчина протянул руку Константину и отвечал: «Эта цель велика, мой друг. И я всей своей душой желаю тебе достигнуть её» Некромант чувствовал себя неуютно от всего этого. Однако он всё же принял рукопожатие и отвечал: «А я желаю, чтобы и ты достиг свою» После этого зорацир обратился ко всем: «Константин возвращается в наше братство. Вам же необходимо с пониманием относиться к его недостаткам и ожидать того времени, когда он сумеет побороть их. Но и вам по возможности нужно быть готовыми помочь ему преодолеть то, с чем он борется» Договорив это, они снова приступили к молитве. Личепоклонник снова пропустил через себя силу смерти, так что его глаза блистали зелёным светом, а голос обрёл божественное величие, после чего последовали непонятные слова на языке богов. А все в конце отвечали ему: «От смерти к бессмертию». Зелёный пламень в глазах зорацира погас, и он стал всех побуждать уходить, чтобы душащее марево не убило их. Некромант надел маску и намеревался поговорить с ним наедине, однако тот ему сказал: «Теперь у тебя есть братья и сёстры. И, чтобы победить свой недостаток, тебе нужно больше времени проводить с ними. Иди и созидай свою веру в самого себя». Константин решил воспротивиться этому, однако остановился и послушал слов наставника, присоединившись к тем, кто уходили из этого помещения.

Что ж, Константин обрёл новый дом среди сустиазоров. Но ему было не очень легко привыкнуть к тому, что теперь вокруг него столько людей. Все отнеслись к нему с пониманием, а потому не решались оказывать ему помощь, пока он сам не подготовился к этому. Но, стоит отметить, что некроманту повезло. Его сосед по комнате ушёл от них, потому что прошло очень много толноров, а он не предпринимал никаких изменений. Стоит ли говорить, что после этого в поместье Овиллтэйдов нагрянула стража с проверкой. Они посмотрели, как живут здесь люди, и не нашли ничего подозрительного. Хорошо, хоть в тот миг нелюдимый Константин прогуливался по восточному Эт’сидиану, ведя разговоры с зорациром, а иначе бы к его мрачности были бы вопросы. Однако, в конце концов, эту преграду на пути к собственному величию он всё-таки преодолел, так что сделался менее замкнутым в себе человеком, в следствие чего уверенность в себе возросла. Однако, справившись с этим недостатком, он услышал от своего наставника неутешительные слова, что теперь он будет работать над целым ворохом остальных. Среди которых были невнимательность, легкомыслие, неосторожность, страх перед возможными ошибками, мнение других и прочие. Но, держа в голове теперь два наставления, он каждый раз усмирял себя и продолжал работу над собой: не существует недостижимых вершин — есть лишь недостаток усердия. А также что сложнее: умереть, будучи живым? Или удержать свою жизнь, будучи при смерти? И так медленно и верно некромант обретал себя. Да, сейчас невозможно сказать, что Константин — это будущий зордалод, повелитель смерти. Но сейчас в нём закладывалось основание души. Он превращал свою личность в того, кто будет постигать тёмные таинства. А уж власть некромантии потом сделает из него мрачного жнеца человеческих душ.

Когда он продвинулся ещё сильнее в покорении самого себя, зорацир принялся наставлять его дополнительно. Точнее же, наставлял его уже не зорацир, а зоралист. Да, сам лич. Бессмертный вселился в тело древнейшего личепоклонника и через него разговаривал с некромантом. Точнее же, личепоклонник сам призвал лича и предоставил своё тело для наставления мрачного чародея. Все сустиазоры впитывали наставления вестника смерти, когда как некромант удостоился чести внимать наставлениям самого воплощения смерти. Да, иметь дело с самим личом — это огромная честь. И Константин укрепился в решимости пройти свой путь до конца. Но вот только первые наставления проводил не Загрис, о котором всё время говорил зорацир, а другой лич. И Константин это сразу же понял. Как? С помощью своих сил, что пробуждаются в нём. Ведь некромантия — это не только способность зажигать зелёное пламя смерти, которое убивает живых, воскрешает мёртвых и усиливает бессмертных. Это новая сущность, которая помогает понимать всё, что относится к ней. Не зря зорацир говорил, что, искореняя грехи, человек освобождает в себе место для чего-то большего. В случае с Константином это место освобождается для его истинной сущности. Ведь некоторые пороки могли заглушать ростки новой сущности, ограничивая рост возможностей. И вот, наступил такой момент, когда будущий мастер магии смерти научился читать души.

Наставник, который не хотел открывать своего имени, предстал перед некромантом. Они специально удалились вглубь восточного квартала, чтобы ещё сильнее ощутить могущество Загриса, и тем самым испытать Константина, сможет ли он понять, что зорацир дотянулся до другого лича. Однако их разговор начался немного на отвлечённую тему. Понизив голос до шёпота, он спросил: «Чувствуешь? — он сделал выразительную паузу, — Они всё ещё здесь. Шепчут и пытаются докричаться» Константин ответил: «Да, я их чувствую. Но, когда сосредотачиваешься на чём-то другом, вот, как например, сейчас, голоса затихают». «Нет, — всё так же продолжал шептать учитель, — Это не из-за того, что ты перестаёшь их слышать, а из-за того, что они не могут сдержать твоего крика. Им приходится убегать от тебя» — «Ни за что бы не подумал» — «Все эти существа — остатки душ. Нечто, меньшее, чем душа. Те, кто тут погибли, под действием силы Загриса восстают в виде эха. Они обречены лишь скитаться тут, в вечной тишине и тьме. Никто не может даровать им либо покой, либо воплощение. Тхина́й» Последнее слово, которое зорацир произнёс на древнем наречии, было подхвачено этими существами. Они повторили его множество раз и унесли за собой вглубь восточного квартала. Подождав, пока слово «тхинай» перестанет быть совсем отчётливым, наставник продолжил всё так же шёпотом: «Воплотитель. Тот, кто может подарить какое-то воплощение. И это ты, Константин. Некромант способен подарить воплощение душе. Это — сила, способная управлять жизнью и смертью. Павшие души безмолвны для других. Только лишь сила смерти способна показать их и позволить услышать. И то, что ты прикоснулся к силе смерти, даровала тебе такую возможность. Другие люди не могут их слышать. Даже сустиазоры, ведь у них нет искры некромантии, как она есть в тебе. Да, пока ты не покоришь эфир, они так и останутся лишь блёклыми голосами, звучащими где-то на задворках подсознания. Но, — далее зорацир изменился, впустив в себя лича, и голос зазвучал теперь громко и лишь в голове, — Но я помогу всё изменить» Некромант преисполнился чести и произнёс парочку слов на древнем наречии, приветствуя своего покровителя. Однако в голове всё сильнее и сильнее становилась мысль, что это не Загрис. Он поднял глаза с земли и глянул в зелёные огни, которые горели в глазницах зоралиста. Однако опыт, который он приобрёл, пока внимал наставлениям учителей, позволил ему заглянуть ещё дальше, задев край души того существа, которое сейчас использовало это тело для того, чтобы разговаривать с некромантом. Он попытался копнуть глубже, чтобы понять, с кем он имеет дело. И его разум был атакован всевозможными видениями, которые было сложно разобрать. Череда сменяющих друг друга картин пронеслась в его сознании так быстро, что он даже не успевал понимать, что они хотели ему показать. Однако, после того как он разорвал связь, а, точнее, лич разорвал эту связь, он всё-таки смог запомнить три из них: разноцветные всполохи, орды нежити, мрачное болото. Голос зоралиста вновь послышался в голове: «Таковы способности владыки смерти — мы можем читать души. Да, тебе не удалось понять что-то конкретное в той череде всевозможных видений, однако я позволил тебе запомнить кое-что обо мне. Что ты можешь сказать?» — «Ты живёшь на болотах. Я предполагаю, Н’октус. И… У тебя огромное воинство нежити. А ещё… Ты обладаешь великим множеством магических знаний» — «Всё верно. Так, решая, какую душу поднять из небытия, ты способен рассмотреть её со всех сторон, проникнуть в её прошлое, понять, кем и чем она была при жизни, чтобы решить, пригодятся ли тебе навыки этого существа, захочешь ли ты разделить этот опыт с ним. Обычно души прикованы к тому месту, где они погибли, однако эти остатки душ настолько слабы, что уподобляются воздуху, который можно развеять руками. Чтобы именно эти остатки душ стали полноценной нежитью, нужно вложить больше зелёного пламени, чем в обычную душу. Но в таком случае из них получится значительно более смертоносное существо. Нежить, поднятая мастером воскрешения, остаётся в подчинении всю вечность. Этот союз вечен, как вечно бессмертие. Этот союз неразрывен, как неразрывны узы небытия. Ты становишься единым целым со своим слугой, и весь опыт, всё знание, вся его сила принадлежит тебе. Он же будет беспрекословно исполнять любую твою мысль. Но ты должен быть велик, мудр и силён. А иначе ты станешь рабом существа, и он получит твою силу. Поэтому то, что ты освободил свою душу от множества пороков, усилило тебя. Продолжай идти к совершенству, и тебе будут покорны всё более и более сильные души. Вкладывай в них больше зелёной магии, чтобы получить истинное величие. А теперь, — в следующий миг в руках зорацира воссияло зелёное пламя, — Что ты видишь?» — «Пламя смерти, некромантию» — «Молодец. Наблюдай. Очень внимательно» Наставник подбросил его вверх, после чего оно вспыхнуло огненным взрывом и перестало существовать. Взор некроманта опустился на лича, а тот заключил: «Ты был недостаточно внимателен. Ещё раз» Он повторил действие. Но Константин так и ничего не увидел, задав вопрос: «Скажи хоть, что должно произойти» Чародей долго смотрел на ученика, а далее произнёс голосом в голове: «Нет. Таков путь магии. Если будешь постоянно ждать, чтобы кто-нибудь тебе что-нибудь подсказал, ты так и ничему не научишься. Величие в магии — это воображение. Не ты должен подстраиваться под магию, делая только то, на что, как ты думаешь, она способна. Нет. Это магия должна подстраиваться под тебя. Ты должен вообразить невозможное, а потом с помощью своего разума воплотить это. Огнём можно исцелить рану. Водой можно нанести ущерб. А теперь ещё раз. Наблюдай. Очень внимательно» И уроки продолжились.

Так постепенно Константин учился чувствовать магию смерти и углублял своё понимание в том, как её извлекать. Тот урок лича из болот Н’октуса он, конечно же, усвоил. Бессмертный добивался от него, чтобы он увидел, на какие два потока разделяется зелёный всполох. Будучи нематериализованным в магический эффект, зелёное пламя распадается на составные части, из которых лич-маг и сделал его, а именно: на зелёный поток эфира и, как бы это парадоксально ни звучало, свет луны. Такой принцип работы магии применим также и к другим сферам. Если магию не задействовать, она всегда возвращается обратно в эфир. Да, это прибавило знаний в области вожделенной сферы магии, однако никак не приблизило к пониманию того, как же ему начаться управлять эти треклятым эфиром. Зоралист в свою очередь отвечал ему, что эту практику он будет проходить в чёрной башне. Константин смирился с этим и стал расспрашивать уже зорацира, когда он будет готов к путешествию на юг. Тот не давал никаких конкретных сроков, а лишь говорил, что с каждым толнорм он становится всё ближе и ближе.

Но эти самые толноры летели и летели, превращаясь в корлы, а занятия всё продолжались и продолжались. Только теперь он имел дело с Загрисом. Прикоснувшись к краю души этого лича, некромант почувствовал другое: взмах оружия и лязг стали, кровопролитное сражение одни против всех, залив Мирион и стоящий на его берегу форт, точнее же, то, что от этого оплота осталось. Да, этот лич использовал свою силу смерти, чтобы сосредоточиться на военном ремесле. Он обитал на руинах форта Эн’сутелина, который располагается на берегу Мириона. Константин проявлял выдающееся терпение, ожидая, когда его наставник сам торжественно объявит ему о том, что ученик готов-таки к самому важному путешествию в его жизни. За это время он уже столько познал, что, наверное, способен был преподавать теоретические знания в области некромантии. Но знания в этой области были настолько обширны, что уроки не завершались никогда. И это облегчало возможность проявлять терпение, ведь сосредоточенность на прогрессе позволяла ему видеть свой рост. А размышления об открывшихся знаниях порой захватывали настолько, что толноры пролетали буквально незаметно.

Если говорить о его жизни среди сустиазоров, то он вошёл в привычную колею. Особо ни с кем разговоры не заводил, но в случае необходимости мог легко подойти к любому обитателю поместья. Да и они тоже стали привыкать к нелюдимому члену своего общества. Они также подходили к нему с серьёзными вопросами или просьбами, стараясь не докучать пустыми расспросами о личной жизни и собственных целях. Они знали — он будущий некромант, и зорацир проводит с ним дополнительные занятия. А с определённого момента они стали замечать его отличия не только в поведении, но и во внешности. Он становился мрачнее и даже как-то страшнее. Людям казалось, да и сам Константин думал так же, что его кожа начинает становиться лишь бледнее. И он, пытаясь понять причину таких изменений, старался быть более наблюдательным в этой области. Можно сказать, он сосредоточился на этом. И спустя 63 толнора он мог дать ответ — луна. В те толноры, когда луна на небе была полной, Загрис менял методы обучения. Вместо того, чтобы рассказывать или показывать своему ученику что-нибудь новое, они устремляли свои взоры ввысь, туда, где находилось ночное светило, и просто молча стояли и смотрели на него. Лич это никак не объяснял, но некромант послушно следовал его примеру. Конечно, из-за густого мрака в восточном квартале видеть луну было невозможно, однако бессмертный в таких случаях всегда говорил, чтобы Константин пытался увидеть её, как будто бы никакого марева и не было, услышать её, как будто бы она разговаривает с ним, почувствовать её, как если бы он прикоснулся к ней. Конечно же, некромант ничего подобного не видел, не слышал и не ощущал, но старательно пытался сделать это. В голове то и дело рождалась мысль, что они занимаются пустыми делами. Однако ученик всякий раз подавлял её, предполагая, что как-нибудь это на нём да отражается. И вот теперь он понял, как именно — бледность его кожи напрямую зависела от этих любований луной. Каждые 42 толнора она становилась всё светлее и светлее, приближаясь к бледному сиянию ночного светила. Что ж, это открытие порадовало будущего некроманта, ведь он воочию увидел, что эти занятия не проходят даром — медленно и верно некромант становится бессмертным существом. А это значит, что вскоре он сможет ходить по Игской роще и пустошам Акхалла без опасений. Жуткие звери не будут на него нападать. Так что он уже предвкушал скорое завершение этих тренировок и путешествие к чёрной башне. Более того, он заметил и другие признаки собственного преобразования — потребности. Они давали знать о себе всё реже и реже. Константин мог прожить без пищи, воды и сна до 10 толноров. А с каждым полнолуньем и того дольше. Но вот пока что сердцебиение никуда не девалось. И, как будто бы этого всего мало, каждые 42 толнора он, и в самом деле, мог ощущать луну. Теперь ему не нужны были указания лича — он мог сам определить, в каком месте под сводами тьмы находится бледный лик. Но бессмертный не отпускал его. А некромант продолжал ждать, когда же владыка смерти скажет, что он познал всё. Так, теоретические знания некромантии становились всё глубже и сложнее. Кожа делалась всё бледнее. Насущные потребности уходили всё дальше. Луна становилась всё ближе, настолько ближе, что некромант стал ощущать её даже тогда, когда её не было на небе. Но вот только взять её силу он никак не мог, как и не мог прикоснуться к эфиру, чтобы вытянуть из него зелёный поток и смешать его с лунным светом, после которого в его ладони, в его глазах и в его душе, наконец-то, загорится зелёное пламя смерти.

И вот, настал 23 толнор 7 месяца 245 корла. Лунный диск был уже не таким полным, как совершенно недавно, однако некромант ощущал её так, будто бы она до сих пор ещё полная. Константин встретился с зорациром и тут же задал ему вопрос: «Когда мы приступим к практике?» Служитель Загриса отвечал ему: «Ты же помнишь слова зоралиста: познавать эфир и учиться практическому применению магии смерти ты будешь в чёрной башне» — «Когда во мне уже скопится достаточно сущности смерти, чтобы я мог безопасно пуститься на её поиски?» — «Ответь, когда ты в последний раз принимал пищу?» — «44 толнора назад» — «Как думаешь, когда голод наступит в следующий раз?» — «Мне кажется, он должен был уже сделать это 23 толнора назад» — «Всё верно. Твоя связь с луной настолько крепка, что теперь она является источником твоей силы. Сделай вывод по этому поводу» — «Я больше не зависим от насущны потребностей» Для наглядности он даже снял свою защитную маску и задержал дыхание. Наставник немного помолчал, дав понять, что некромант может вовсе не дышать, а после продолжил: «Всё верно. Ты перешёл границу несовершенства. Теперь ты идёшь по пути величия. Твоя сущность уже претерпела множественные изменения, так что ты можешь войти в жуткие земли, подверженные силе Мората. От большинства существ ты защищён. Однако вспомни, чему тебя учил Загрис в отношении разновидностей нежити» — «То́уры или существа, не успевшие претерпеть значительное разложение плоти, могут воспротивиться тёмной силе и с помощью своей души задействовать собственный дух, чтобы поступать по собственной воле» — «Верно. А что движет животными?» — «Инстинкт. Тем более те, которые подвержены силе Мората, пребывают в страхе или ярости. Следовательно, они опасны вдвойне» — «Всё верно. Мы тебя не удерживаем тут. Ты волен сам решить, когда пуститься на поиски своего предназначения. Воспользуйся своим разумом, познавшим совершенство и стремящимся к величию, чтобы взвесить все факты, и прими решение. Я не стану давать тебе советы. Но, чтобы тебе было от чего отталкиваться, задам два вопроса: теперь, когда ты познал величие и когда ценность твоей жизни возросла так высоко, было бы разумно положиться на случай в этом деле? С другой стороны, с того момента, как Игская роща и пустоши Акхалла были преобразованы силой Мората, прошло очень много корлов. Может ли быть такое, что все тоуры давно стали ме́нгам, и угрозы для тебя там больше не существует?» Задав эти вопросы, зорацир замолк, давая Константину прикоснуться к этому процессу мышления, а потом через какое-то время снова заговорил: «Тебе нужно время и желательно одиночество. Если ты вернёшься сюда, это будет означать, что ты решил остаться и продолжить обучение. Но если я тебя больше не увижу, то пойму, что ты решил следовать на зов предназначения» — «А разве ты не знаешь, какой выбор я сделаю?» — «Знаю. Но теперь узнать это должен ты сам» И Константин покинул Эт’сидиан. Навсегда. Потому что решение было очевидным — пора уже становиться некромантом. Посмотрев на свои цистерны с дыхательной смесью, он попытался вспомнить, когда последний раз обновлял их содержимое. Это было настолько давно, что он даже усмехнулся: «Получается, я дышал этой отравой. Забавно» Выбросив их совсем, он таким образом полностью отрёкся от своей прошлой жизни. Однако маска не полетела за ними следом, ведь теперь это стало его символом, его лицом. Пробираясь по ночному городу, он не надевал её, чтобы не привлекать внимания. А человек с задумчивым лицом, который ничего не скрывает, подозрений никаких не вызывал. Стражников он встретил лишь единожды. Однако он просто прошёл мимо них и устремился на юг. Но, оказавшись в знакомом районе, он вспомнил про Танетайна. Столько корлов прошло. Некромант не думал ворошить прошлое. Однако не удержался от того, чтобы просто взглянуть на лабораторию своего друга. И его немного удивило, что она выглядела, как прежде. «Неужели он ещё жив и здоров?» — пробормотал себе под нос алхимик, ведь он помнил, что предсказывал тот на счёт своего заведения. Значит, не продал. Может, сам пока ещё работает, а, может, нашёл наследника и передал ему. Во всяком случае Константин обещал не приходить у нему после смерти. Поэтому, оставив в покое жилище, в котором он некогда рос, некромант двинулся дальше. Следующий пункт его назначения — город Хат’румбер. Всё-таки разумнее всего путешествовать по дорогам. Пока он не покорил зелёное пламя некромантии, жизнь имеет значение.

Путь занял почти что два толнора, в течение которых он пытался покорять лунный свет. Что днём, что ночью — в любое время он отчётливо ощущал бледное светило. Но всё-таки в ночное время он чувствовал, как луна к нему ближе всего. И он пытался пользоваться этим, чтобы обрести над ней власть. Но всё было безрезультатно, хотя, казалось бы, вот-вот ещё совсем чуть-чуть, и его постигнет откровение, он дотянется до неё и возьмёт частичку её бледного света, однако это чувство постепенно гасло, когда становилось очевидно, что потуги не давали желанного результата. И всё же усердия он не сбавлял. Теперь, когда изменения, произошедшие в нём, помогли отринуть всё человеческое, что некогда было, он заметил, что ему стало гораздо легче полагаться на собственный разум, чем поддаваться на свои чувства. Поэтому, когда становилось понятно, что практика не даёт результатов, он не опускал руки, как самый обычный человек, разочаровавшийся в самом себе, а просто переходил к теории, пытаясь придумать или подобрать другие методы, с помощью которых он сможет пробудить свои способности. Но пока что всё было безрезультатно.