Звенья и зёрна

Точно братья, похожи поэты,

лишь за пазухой — разные речки, поляны,

имена, времена и страны

той же вечности, той же планеты.

Мастера поодиночке

тук-тук-тук и день и ночь:

всё хотят, чеканя строчки,

прозу жизни истолочь.

Плотник

в сосне различает доски,

мастер

в доске прозревает лицо.

Известно место, где произойдет

восхода предначертанное чудо.

Какой мудрец укажет наперед:

поэзия —

когда взойдет? откуда?

Жизнь не воспроизводится

в любом произведении,

она к чему-то сводится

при воспроизведении.

Слово сильнее меня.

…и переходят в сновиденья

незавершенные стихи.

…пытался я избыть стихотвореньем

тоску. Но настоящая тоска

непоэтична. Музыки не стоит.

Не дай вам бог…

Слова заботливо беречь,

охапки стрел копить в колчане?

«Чем продолжительней молчанье»,

тем затруднительнее речь…

Какие прекрасные вижу стихи,

когда собирается буря:

качаются в рифму деревьев верхи

и катится гром, каламбуря.

Ты ночами не спишь, переводчик,

хочешь Пушкина перевести,

хочешь в лодочке, как перевозчик,

берег с берега перевезти…

Не переводится гранит

на языки другой породы.

Лишь равный с равным говорит,

все остальное — переводы.

Является гений когда —

обычно тогда и не узнан.

— Звезда через светогода…

— Возможно, но все-таки грустно.

По генам, по снимкам рентгеновым,

по анатомическим данным

нет разницы между гением

и графоманом…

Средние стихи неинтересно

сочинять. Печатать их легко.

Кому эстетство,

кому естество…

по какому ведомству

ведовство?

Вчера стихи писали грозно,

сегодня пишут их красиво.

Подумаем о завтрашних стихах.

Сойди с горы, сними

венец свой горделивый —

несчастный и счастливый,

как человек с людьми.

Таланты — варианты,

а гении — мутанты.

Напрасно в предчувствии гроз

столичные стонут витии:

не в Риме родился Христос,

помазанник периферии!

Где находится инферно,

преисподняя? — Наверно,

примостился ад хитро

меж асфальтом и метро.

Твой дом не на земле,

а на другом жилище,

над потолком

не солнце, а соседи,

перед окном

не горизонт, а дом…

И поделом.

Я обнимаю их, утешаю,

родители стали детьми.

В несодеянном каюсь…

Молодость вторая

у сорокалетней…

Будет только старость

первой и последней.

И я скользнул по разным странам,

как отраженье по стеклу…

Поэзия уходит с площадей,

расходится без шума по квартирам,

чтобы взойти через сердца людей

мерцающими звездами над миром.

Живут здесь поэты. Народ не простой,

сплошная наглядность удачи:

не косы, не тучки, не век золотой,

а премии, звания, дачи…

Материшься в этой компании,

обсуждаешь доклад в другой,

замолкаешь в кругу мироздания,

где Данте, Шекспир, Толстой…

Талантом дерзким превозмог

ты миф, где аист и капуста,

и сдал в музей киноискусства

последний фиговый листок.

Кружится легкий осенний лист, —

кем он приходится дальней звезде?

«Здесь и сейчас!» — говорит дзен-буддист,

поэт переводит:

«Всегда и везде!»

Ночь в лесу! О, как ты хороша!

Сердцу больше ничего не надо,

только б слушать, слушать не дыша

шорохи и шепот снегопада.