Звенья одной цепи

Глава восемнадцатая А у нас в Рязани пироги с глазами. Их ядять, они глядять…

США. Бостон. Штат Массачусетс.

Моя мама была родом из Рязанской области… Поэтому я с раннего детства слышал эту поговорку: «У нас в Рязани пироги с глазами. Их едят, они глядят.» Лишь гораздо позже я где-то услышал, что изначально поговорка была про «грибы с глазами». Но это не важно… Какая разница, что было раньше? Курица или яйцо? Грибы или пироги?

Но когда я потянул вверх крышку багажника, то именно эта поговорка всплыла в памяти.

Ну, а что ещё на ум придёт, если ты открываешь багажник, а там лежит связанная по рукам и ногам девушка, с кляпом во рту, и глядит на тебя. А взгляд пронзительный такой… Одновременно и испуганный, и ненавидящий… Прям насквозь прожигает. Тем более, что глаза наполненные слезами, такие выразительные. Карие, как спелые вишни…

Даже то, что я сразу же захлопнул крышку багажника обратно, не спасает меня теперь от того, что меня могут опознать… Потому что она так на меня смотрела… Думаю, что запомнила…

Да… Гнусная подстава от мёртвого наркодилера. И что теперь? Вернуться и убить его во второй раз?

А с ней мне что делать?

Думай, голова! Думай!

Оставить всё как есть и уйти? А что будет с ней? Так и сдохнет в багажнике со связанными руками от обезвоживания, когда завтра снова взойдёт солнышко? А если нет? Что будет если её найдёт кто-то раньше? Вдруг это будет полиция? И что она им скажет?

Сказать по честному, мне по херу, кто её связал и запихнул в этот багажник. Но она сможет описать меня, как последнего человека, которого она видела. Снова на горизонте маячит тот же самый вопрос: «И что мне теперь с ней делать?»

Вариант номер один: Открыть крышку багажника и…

И что? Перерезать глотку? Тихо задушить? Запихнуть кусок резинового шланга одним концом в трубу глушителя, а другим в багажник и завести машину?

Грёбанный фашист! (Это я про себя, если что…)

Ну, давай! Придумай ещё несколько жестоких способов убийства беззащитной девушки со связанными за спиной руками. Тем более что кляп во рту у неё уже есть. Так что сопротивляться тебе, такому «сильному» и «смелому» юноше, а тем более кричать и звать на помощь, она точно не сможет.

Сволочь ты, товарищ подполковник! Старая циничная сволочь…

США. Бостон. Где-то на задворках какой-то промзоны…

Наконец-то этот длинный день стал двигаться в сторону своего окончания. Только вот мне от этого совсем не легче. Картина маслом: «Те же и там же…»

Я стою в раздумьях возле машины дохлого наркобарыги, а в багажнике лежит связанная по рукам и ногам девушка с кляпом во рту. А все мои размышления вертятся вокруг того: «Каким способом мне лучше её убить?»

И ведь нет вроде бы у меня другого выхода. Я на вражеской территории, на абсолютно нелегальном положении. И любой, самый малейший прокол будет стоить мне очень дорого… Тем более, что я почти приблизился очень близко к фигуранту номер один в моём личном списке. А где-то рядом с ним может и фигурант номер два маячить…

И что теперь? Всё бросить из-за того, что я не могу придавить какую-то совсем незнакомую мне девку. Я же совсем не пацифист… И на моём счету даже в этой жизни уже жмуров хватает. А принципы благородного убийцы Леона из одноименного фильма Люка Бессона: «Кроме женщин и детей!» меня не касаются от слова совсем.

Да. Я совсем не такой добрый… А ещё я не такой старый, как он. Мне всего-то тут четырнадцать лет. А ведь известно, что подростки порой бывают такие жестокие…

Разве не я замочил в детдома несовершеннолетнего парня дужкой от кровати. Что из того, что он и его подельники, попытавшиеся прикончить нас с Лёхой, были конченным гондонами? Несовершеннолетние же… #онижедети — если выражаться языком из будущего.

А потом в Крыму я равнодушно смотрел, как горит, зажатая в искорёженной машине Жанна Хмара. Тоже, между прочим, несовершеннолетняя #онажедевочка.

Но сейчас я не могу ничего с собой поделать. Не поднимается рука на беззащитную жертву. Тем более, что не я её связал и запихнул в багажник.

А ведь я даже и не знаю кто она на самом деле. Может быть, сторчавшаяся наркоманка, задолжавшая барыге за героин, кокаин, или что там она употребляет, курит, колет в вену или втирает в дёсны…

Хотя эти глаза… Глаза, с испугом и ненавистью взглянувшие на меня, не были похожи на глаза наркоманки. Они были… Были… Слишком чистые, и как бы так выразиться, лучистые… Когда в таких глазах сверкает ярость, легко поверить, что обладательница этих глазок готова убить тебя голыми руками, будь у неё такая возможность.

Ну, а пока у неё такой возможности нет, то я могу какое-то время спокойно подумать над своими дальнейшими действиями.

Жаль, что в жизни всё всегда идёт через задницу. Особенно всякое дерьмо, что случается с нами по поводу и без… А пока мозг размышляет над решением какой-нибудь очередной задачи и взвешивает все «За» и «Против», *опа уже находит себе новые приключения на обе половинки сразу.

Похоже, что я слишком задержался на этом пустыре. Кто-то в древности сказал, что надо постоянно двигаться, потому что в движении — жизнь… А я вот уже несколько лишних минут торчу тут, как тополь на Плющихе… Как далеко она сейчас от меня, эта самая пресловутая Плющиха? Да и чёрт с ней, с этой тихой улицей Москвы, расположенной недалеко от Арбата… Она нынче так же далека от меня, как и правильное решение возникшей проблемы.

А проблема эта, лёжа в багажнике, перестала вести себя тихо, сидя под замком. Не знаю, что ей взбрело в голову, но она стала стучать изнутри. И, похоже, что делает это двумя ногами сразу. Потому что больше нечем. Руки у неё связанны за спиной… Ну не головой же она там бьётся? Придётся её оттуда всё-тики выпустить.

Я натянул бейсболку пониже, чтобы козырёк скрывал верхнюю часть лица. А из левого рукава куртки, при помощи ножа, сделал кое-как что-то типа повязки-намордника, чтобы скрыть и нижнюю часть лица тоже…

После этого я спокойно открыл багажник и посмотрел в глаза пленнице. Она тут же затихла, но её глаза… Они опять стали «говорить» лучше всяких слов. Испуг в них остался, но это был уже совсем другой испуг. Правда, пока ещё не знаю какой… Зато ненависти в них уже не было видно, но появилась какая-то немая просьба. Даже не просьба, а мольба…

Похоже, что пришло время поболтать о том, о сём с этой девицей. А для этого придётся её развязать…

Хоть одно радует… Удалось наконец-то разглядеть «жертву» повнимательней.

Как бы это сказать? Скорее всего, латиноамериканка. Немного смугленькая… Хотя, может, просто загорелая… Лица пока толком не разглядеть из-за повязки, удерживающей кляп во рту. Ростом мелкая, не больше полутора метров, но вторичные половые признаки уже прилично так теснят футболку на груди. Но про возраст ничего конкретного не скажу. Ей может быть и четырнадцать лет и двадцать четыре. Как говорится: «Маленькая собачка до самой смерти — щенок!»

Ну, что же… Пора уже начинать переговоры…

— Hello! How are you? (англ. Привет! Ты как?)

Ну, конечно же, она мне ничего не ответила. Женщины всегда такие милые, когда не могут говорить.

— I’ll untie you now. And try not to yell loudly or make sudden movements. Agreed? (англ. Я сейчас развяжу тебя. А ты постарайся не орать громко и не делать резких движений. Договорились?)

После секундной паузы, она кивнула мне в знак согласия. Но когда я достал нож, чтобы перерезать верёвки на её руках, она снова напряглась, и дёрнулась, как бы стараясь отстраниться от меня.

— Trust me! I’m not your enemy. (англ. Доверься мне! Я не враг тебе.)

Дёргаться перестала, но смотрела по прежнему насторожено. Я бы тоже насторожился, если бы валялся связанный в багажнике, а ко мне какой-то незнакомый ранее мужик протянул руку с ножом… Я не стал тянуть резину. Грубо повернул девушку, чтобы мне было удобнее резать верёвки на её руках. А тут меня поджидал небольшой «сюрприз»… Этой невинной овечке почти удалось перетереть толстую верёвку осколком стекла, зажатого в ладонях. От верёвки осталось уже почти половина. Правда и ладони были в крови от порезов…

Я осторожно забрал из её рук осколок стекла и отбросил его в сторону. Ну а потом завершил то, что не удалось закончить ей. Перерезал путы на её руках, после чего отошёл в сторону.

Девушка не стала делать резких движений. Она только слегка разминала затёкшие ладони, ещё больше размазывая кровь.

Я протянул ей свой нож рукояткой вперёд.

— Hold the knife! Then you can free yourself. (англ. Держи нож! Дальше ты и сама сможешь освободиться.)

Рисковал ли я, отдавая ей в руки нож? Скорее всего, нет.

Ну, во-первых: Ноги у неё связаны. А со связанными ногами особо не повоюешь.

А во-вторых: Как мне кажется, она не будет нападать на своего спасителя и освободителя.

США. Бостон.

На пустыре было темнее, чем в городе, где уже зажглось множество огней. Ярко сверкали уличные фонари и окна в домах. Но это было где-то там, за границей тёмного пространства в котором находились мы.

Я и та девушка, которую я освободил.

— ¿Quién eres? (исп. Кто ты?)

И хотя вопрос она задала, кажется, по-испански, но я понял, что она спросила.

Вот вечно их всех интересует один и тот же вопрос. Что Декстер, что эта мелкая… Какая разница, кто тебя спас? Спасли и ладно…

— Бэтмен! — буркнул я в ответ.

Ну а что я ещё ей могу ответить? Александр Григорьевич Тихий, агент КГБ… Декстером мне тоже неохота пока представляться. Это имя мне ещё пригодится.

Зато теперь, когда она избавилась не только от верёвок на ногах, но и от кляпа, хоть и в сумерках, но я смог наконец-то рассмотреть свою новую знакомую поподробнее.

Волосы цвета тёмный каштан. Лицо слегка чумазое. И, как мне показалось, под левым глазом намечается синяк. Сейчас ещё не так видно, но, думаю, что завтра расцветёт весёлыми красками… Но глаза… Это нечто… Большие такие, карие. Слегка влажные от слёз, но очень выразительные… Была бы она восточной женщиной, где-нибудь в мусульманской стране, то даже в никабе сводила бы с ума всех мужчин одними только глазами…

А вот всё остальное немного подкачало. Ушки, почти как у маленькой Чебурашки. Нос с горбинкой… Я бы не назвал её совсем уж некрасивой, но и красавицей она всё-таки тоже не была. Я скорее бы назвал её смешной. Мелкая, но такая фигуристая барышня…

И, кстати, ножик она мне до сих пор не вернула.

— No eres irlandés.

Это был не вопрос, а скорее утверждение. Глядя на моё лицо, она видимо сообразила, что я её не понимаю, и повторила, видимо тоже самое, но уже по-английски.

— You’re not Irish. (англ. Ты не ирландец.)

Значит, языком, Вильяма нашего Шекспира, она тоже владеет. Её английский был не слишком хорош. Но, по крайней мере, всё было понятно…

— Нет. Я не ирландец. — ответил я ей тоже на английском.

— А кто ты?

— Англичанин.

— Ты не очень-то похож на англичанина. Они все такие надменные…

— Значит, не все такие.

— Как тебя зовут?

— Зачем тебе это знать?

— Ты же… спас меня.

Любопытство — не порок… Но я не планировал прямо здесь и прямо сейчас разговаривать по душам абы с кем, чьего имени я не знаю.

— Раз я тебя спас, то ты уже можешь идти, куда захочешь. И, кстати, верни мне мой ножик! Он мне ещё пригодится.

— А мы где сейчас?

— Понятия не имею. Где-то на задворках Бостона.

— А куда девался Бен?

«Я чего-то недопонимаю в этом заповеднике смешных девчонок. У меня появилось стойкое ощущение, что эта мелкая плутовка довольно ловко увиливает от моих вопросов, и задаёт свои… Девочка моя! В эту игру можно играть и вдвоём.»

— Крошка! Я не спрашиваю тебя, как твоё имя. Мне нет до этого никакого дела. Я даже не спрашиваю тебя, как ты попала в этот багажник. Это мне тоже не интересно. Верни мне нож, и мы разойдёмся, как в море корабли.

Незаметно для меня она перехватила нож обратным хватом… Это ей так показалось, что незаметно…

Ну а я наоборот, напоказ и нарочито, сунул руку в сумку и вытащил трофейный пистолет.

— Я так понял, что по-хорошему ты не понимаешь.

Она как-то сразу поникла и протянула мне мой нож рукояткой вперёд… Одно это уже говорило о том, что она знает правила приличия при обращении с холодным оружием. А то, как она держала его до этого, дало мне оснований полагать, что и обращаться с «честным железом» она тоже умеет.

— Прости! — сказал мне она. — Я была не права.

Я забрал у неё нож и убрал его в сумку вслед за пистолетом.

— Это меня уже не касается. Удачи тебе! А я пошёл по своим делам.

— Помоги мне!

Она сказала это, конечно же, на английском. И произнесённое ею «Help me!», прозвучало очень жалостливо.

— Чем я могу тебе помочь?

Я осмотрел её с ног до головы… Джинсы, футболка… На ногах какие-то светлые полукеды… Были светлыми когда-то, а теперь они грязно-серые.

— Могу тебе дать денег, если у тебя нет.

— Денег не надо… Но… Если ты убил Бена, то меня тоже убьют этой же ночью.

— Я не знаю никакого Бена.

— Это его машина.

— А-а… Тогда понятно. Он это… Поскользнулся… И свернул себе шею.

— Меня зовут María de los Dolores Diaz.

— Повтори ещё раз, пожалуйста!

— Мария де лос Долорес Диаз.

— А если не так длинно? Покороче и попроще?

— Долли… Можно просто Ло.

«Ну, да… Конечно. Как я мог забыть? Лолита, твою мать… Знакомое имечко. Но я не Гумберт Гумберт, а она уже давно не нимфетка, а вполне себе взрослая девица. Лолита, блин… Непонятно только, куда из её полного имени при сокращении делась Мария и всё остальное?»

— Лолита Диаз?

— Да.

— И что ты делала в багажнике, Лолита?

Прежде чем уйти от машины убиенного мною Бена, Ло прихватила из багажника туго набитую чем-то сумку.

— Это твоё? — спросил я у неё.

— Да. — поспешно ответила она, но как мне показалось, при этом, слегка смутилась.

— Что в сумке? — продолжил спрашивать у неё я.

— Там… — замялась она.

— Давай сделаем так, девочка! Ты мне показываешь, что находится в сумке. Если там твои вещи, то я их у тебя не отберу. Я просто не хочу, чтобы там оказалось оружие. Понимаешь… Мы с тобой не слишком давно знакомы. Поэтому я тебе пока ещё не доверяю настолько, чтобы оставлять за спиной с оружием в руках.

— Там деньги… — наконец, ответила она…

— Твои?

— Моего брата… Теперь они мои…

— Бен был твоим братом? Что-то не похоже.

— Нет… — прямо-таки возмутилась она. — Он был… Они… Люди его хозяина убили моего брата.

— Открой сумку! Не бойся! Если там нет оружия, а лежат только деньги, то они твои. Я их у тебя не стану отнимать.

— Eso es todo lo que decís, imbéciles… (исп. Всё вы так говорите, козлы…) — пробурчала она что-то на испанском.

Мне не понравилась её интонация, о чём я её немедленно сообщил.

— Давай сразу договоримся. Я не знаю испанского языка, и поэтому, если ты хочешь на какое-то время остаться рядом со мной, то стараешься говорить по-английски. И не ругаешь меня незнакомыми мне словами. Я, как мне кажется, пока ещё не сделал тебе ничего плохого.

— Извини! Но я тоже тебя знаю недавно, и у меня нет повода доверять тебе.

— Ну, тогда я пошёл… А ты держи руки на виду. Так, чтобы я их видел, пока я не отойду достаточно далеко.

— Нет. Не бросай меня! Я не знаю кто ты… Но мне кажется, что ты не из тех, кто…

— Ага. Я из других… Но это не важно. Если ты хочешь, чтобы я помог тебе, то должна доверять мне. А если ты хочешь, чтобы я тебе очень помог, то должна ещё и заслужить моё доверие.

Она посмотрела мне прямо в глаза… Какой в *опу рентген? Её глаза прожигали насквозь… Но мне было по фигу. Я ей не врал. И похоже, что она это поняла. Протянув мне сумку, она отступила на шаг назад, продолжая наблюдать за мной.

Я приподнял какую-то тряпку, прикрывающую содержимое сумки и слегка охренел.

Там… Там действительно были деньги. Много денег. Да чёго я мелочусь-то? Там было охренеть, как много денег. Если выражаться по-русски, то… До хрена и больше…

Ровные пачки долларовых купюр разного достоинства. Видно было, что все купюры не новые, а из оборота. Пачки двадцаток, десяток, полтинников и даже соток баксов…

Оружия там никакого не было. Я прикрыл деньги мятой футболкой, которая здесь выполняла роль тряпки, и вернул сумку Лолите.

— Ладно. Пора уже уходить отсюда. У тебя ведь нет места, где бы ты могла спокойно переночевать?

— Нет… Там, где мы жили с братом…

— Я тебя понял… Потом расскажешь, если захочешь. У меня есть номер в отеле. Заплатил за неделю вперёд. Можешь переночевать у меня.

Она снова настороженно поглядела на меня, но всё-таки кивнула в знак согласия.

Выйдя с пустыря, мы ещё какое-то время шли пешком. И только через три квартала я поймал такси. Адрес своего отеля я таксисту не стал называть. Запомнив название улицы примерно в том же районе, но чуть поодаль, назвал его. Там как раз был МакДональдс… И он ещё работал. Поэтому прикупив кучу «вредной» еды мы двинулись дальше пешком по переулкам. Странно, но к нам никто не докопался по дороге, хотя несколько мутных личностей мы встретили. Так что до отеля мы добрались без приключений.

Небритый мужик на ресепшене безапелляционно заявил, что за «девку», которую я привёл с собой, я должен доплатить. Но получив от меня пятёрку, тут же сделал вид, что его это совершенно не касается.

Мы поднялись в мой номер. И умывшись, сели реально жрать. По другому этого не назовёшь. Я почему-то был голоден, как волк. А Лолита от меня не отставала. Похоже, что она тоже давно ничего не ела. Её пораненные стеклом руки я замотал полосками ткани, отрезанными от чистой футболки.

А потом меня потянуло в сон… Я разделся, и сунув пистолет под подушку, лёг спать. Веки слипались… Я ещё помнил, как в номере погас свет, а ко мне под одеяло залезла Ло. Кажется она была голой. От её тела мне стало немного жарковато. Она осторожно пристроилась рядом со мной и положила мне голову на плечо. Приобняв её рукой, я заснул с улыбкой на лице.

Этот безумный длинный день, третье августа семьдесят четвёртого года, мой первый день на территории Соединённых, сука, Штатов Америки, наконец-то закончился.