Звенья одной цепи

Глава двадцатая Шопинг, йод и лоботомия…

США. Бостон. Отель.

— Что делать-то будем? — спросил я у Лолы, потому что разговор зашёл немного не в ту сторону, в которую бы мне хотелось. Рассказывать что-то о себе не хотелось от слова «совсем». А с этой девочкой грамотно соврать может не получится. Уж больно она внимательная да сообразительная. И это даже странно, на фоне того, что скитаясь по горам, да по лесам с партизанским отрядом, вряд ли она получила достойное образование. Интересно… А она хоть грамотно писать умеет, хоть на каком-то языке?

— А что нам надо делать?

— Я бы устроил небольшой шопинг. В аптеку надо бы заскочить. Ты не слишком бережёшь свои руки. От этих порезов может произойти заражение. Нужны антибиотики, йод на крайний случай, бинты, пластырь… А ещё лучше врач… Но к врачам обращаться не стоит, как ты понимаешь. Нужна новая одежда для тебя и для меня. Тебе вообще стоит сменить имидж.

— В каком это смысле «сменить имидж»?

— Я бы посоветовал изменить причёску и цвет волос. А если ещё и кардинально сменить одежду, то получится совсем другой человек, а не тот которого будет искать местная мафия.

— Там не только местные замешаны.

— В смысле?

— Когда убивали брата, я заметила двоих «наших»…

— А «ваши» — это кто?

— Это колумбийцы. Я их видела в Лос-Анджелесе, когда мы с Луисом уезжали на машине.

— То есть, ты считаешь, что ваша поездка заранее была обречена на провал?

— Да.

— А не слишком ли это всё сложно? Отдать машину, гружёную наркотой, абы кому.

— Мы не абы кто…

— Ну, да, конечно… Наркоман и его малограмотная сестра… Расходный материал для мафии. Или ты так не считаешь?

— Я грамотная…

— То, что ты умеешь писать и читать — это ещё не показатель грамотности в современном мире. Кстати, а на каком языке ты умеешь писать и читать?

— На испанском… На английском хуже… Но всё понимаю.

— Это как очень умная собака: Всё понимает, но сказать не может.

— Я не собака! — возмутилась Ло.

— А я этого и не говорил. Я просто хочу понять: В круговорот какой истории ты угодила, и куда хочешь втянуть в придачу меня?

— Никуда я тебя втягивать не собиралась. Ты мне вовсе не нужен.

— Хочешь уйти? Я тебя не держу. Забирай свои грязные деньги и вали отсюда куда глаза глядят!

Долорес подскочила с места, и было видно, что первым её желанием было схватить свою сумку и уйти. Но после секундного замешательства, она села обратно и безапелляционно так заявила.

— А я никуда не уйду.

— Это ещё почему?

— Ты обещал мне помочь.

— Что-то я не помню за собой такого…

— Я вчера попросила тебя о помощи, ты сказал ОК и взял меня с собой.

— И это ты считаешь моим обещанием помогать тебе везде и всюду до скончания веков? Утирать тебе сопли и выносить за тобой ночной горшок?

Самое начало того момента, когда она бросилась на меня с кулаками, я даже пропустил. Но так как я всё равно ждал он неё реакции на мои провокационные слова, то мне удалось перехватить её руку, и сделав подножку, завалить её прямо на кровать, на которой я сидел всё это время. Её рука, взятая мною на болевой приём, не позволяла этой вредной девчонке проявлять хоть какое-то сопротивление. Но даже, несмотря на это, она продолжала дёргаться, при этом покрывая меня отборным матом. Хорошо ещё, что она ругалась исключительно на испанском, и я не почти ничего не понял из её оскорблений. Ну, разве что только несколько отдельных слов, вырванных из общего контекста.

— Cabra cabrón. Impotente. Pederasta. — кричала она.

— А что такое «кабра каброн»? — спросил я у неё совершенно спокойным голосом.

— То есть все остальные слова ты понял? — тяжело дыша воспроизвела свои вопрос Лолита.

— Ну… Импотенто и педераста…Трудно не понять.

— И ты не обиделся?

— Если я знаю, что это на самом деле не соответствует истине, то на что мне обижаться? На маленькую глупую девочку, которая не умеет сдерживать своих эмоций?

— Я не маленькая… — чуть не плача ответил Ло. — И не глупая… А ты…Ты…

— Ага. Я уже слышал. Как там звучит? Карба карбон?

— Кабра каброн.

— И что это всё-таки означает?

— Что ты трахал козла.

— Смешно…

— Почему?

— Сам не знаю… Ладно. Я тебя сейчас отпущу. А ты больше не будешь дёргаться. Договорились?

— Да…

Я перестал прижимать её тело к кровати и отпустил заломленную за спину руку. Она и правда не стала больше сопротивляться. Пересев на единственный стул в этой комнате, я наблюдал, как она разминает руку.

— Ничего не повредил, я надеюсь?

— Нет… — уже почти без злобы в голосе, ответила она. — Почему ты такой?

— Какой такой?

— Не такой, как все.

— А что бы сделал такой как все?

— Он бы меня ударил… Избил… Изнасиловал… А ты…

— А что? Мне так надо было с тобой поступить?

— Нет… — буркнула она. — Но ты меня оскорбил…

— Я просто хотел узнать какая ты на самом деле?

— Узнал?

— Неа… Ты же сразу драться полезла.

— Ты обидел меня… — она надула губы.

— Ну, вот. Теперь ты себя ведёшь, как маленькая обиженная девочка.

— Я не маленькая.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать… Скоро будет… В октябре… А тебе?

— Примерно столько же…

— Ты ничего о себе не рассказываешь.

— А должен?

— Не знаю… Но я должна о тебе хоть что-то знать.

— Зачем?

— Не знаю. Для общения, наверное…

— А тебе мало того, что я тебя спас?

— Но я не знаю, для чего ты это сделал… Что тебе от меня надо?

— Ничего не надо.

— Зачем я тебе?

«Блин горелый. И что я могу ей сказать? Сказать ей, что она мне на фиг не нужна? Или, что она для меня просто обуза… Как тот пресловутый чемодан без ручки, что и нести тяжело, и бросить жалко… Хотя это и не самый лучший пример. Говорить правду всегда трудно… Ведь тот, кто говорит правду, находится в самом хреновом положении. Потому что он ограничен этой самой правдой. Как там в лагерной поговорке? Шаг вправо, шаг влево… Как-то так…Да. А вот лжец в своей лжи не ограничен ничем…»

— Ты хочешь знать правду?

— Да.

— А не пожалеешь потом об этом?

— Нет.

— Ты для меня — досадная обуза. Самым правильным решением было бы убить тебя там, на пустыре… И оставить твой труп валяться в багажнике машины наркоторговца.

— Почему же ты тогда этого не сделал? Пожалел меня? Ишь ты, какой жалостливый… Теперь ты жалеешь не меня, а что не убил меня? Да? Хочешь, чтобы я ушла? Ну, так я уйду. Не переживай!

— Некуда тебе идти. Отпустить тебя — это значит обречь тебя на смерть. И у меня из-за этого возникнут неприятности.

— Какие у тебя-то будут неприятности?

— Ты расскажешь обо мне тем людям, которым знать обо мне не обязательно. И я не смогу выполнить то, что долженбыл сделать в Бостоне.

— Никому я про тебя не расскажу…

— Расскажешь… Нет такого человека, который бы выдержал все пытки и не сказал ни слова тем, кто его будет допрашивать. Просто не все умеют правильно спрашивать.

— А ты умеешь спрашивать, так, чтобы тебе отвечали?

— Тебе лично, я отвечу один раз. Но постарайся запомнить мои слова! Если ты не хочешь, чтобы я тебе соврал, не задавай вопросов напрямую! Правдивый ответ ты всё равно не получишь. А у меня вырастет к тебе чувство недоверия. Меньше знаешь — крепче спишь! Слышала такое выражение?

— Нет. Я уже выспалась. Ты куда-то собирался? Меня с собой возьмёшь?

— Даже не знаю. Ине потому, что не доверяю тебе. Просто ты сейчас слишком заметная… А если тебя опознают твои враги…

— Тебе придётся убегать от них? — презрительно, как выплюнув, произнесла Лолита.

— Нет. Если тебя опознают твои враги, то они станут моими. И мне придётся их всех убить. Ты хочешь, чтобы я засыпал этот город трупами твоих врагов?

— Да! Хочу! Очень хочу!

— Хорошо… — спокойно ответил я. — Но мы это сделаем не сейчас… Не сегодня, по крайней мере. Поэтому я думаю, что тебе лучше остаться сегодня в номере и никуда не выходить, пока я не вернусь. Ты согласна?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. А ты — свободный человек! Я могу лишь попросить тебя об этом одолжении… Посиди тут, пожалуйста! Так будет лучше для нас обоих.

— Ты самый странный парень из всех, которых я встречала.

— Может быть… Парни бывают разные. И девушки бывают разные. Я вот никогда не встречал тех, которые бы послушались мудрого совета и не нарушили своего обещания. Пообещай мне, что носа за дверь не высунешь, что бы ни случилось!

— Я постараюсь…

— Спасибо! Мне этого достаточно…

США. Бостон.

Спросив у портье, или какое звание носит тут этот небритый тип с лицом потомственного пьяницы, где находится ближайшая аптека, я вышел на улицу. День воскресный, утро раннее, народу на улице почти совсем никого нет. Иду по направлению указанному небритым портье…

С героем Америки Митчелом Л. Брауном мы договорились ещё вчера, что он зайдёт за мной в полдень. Хотя полдень — понятие относительное… Это может быть, как двенадцать, так и два часа дня… Хотя он парень военный. Должен, наверное, знать, что полдень — это когда маленькая стрелка указывает на двенадцать, а большая смотрит туда же.

Да… И пора бы мне самому обзавестись наручными часами. Надоело уже «ориентироваться по солнцу».

Иду, смотрю… Любуюсь бардаком и беспорядком. Похоже, что здесь у всех одна и та же прочно устоявшаяся привычка — заметать мусор в угол… Ну, или за угол… На более-менее главных улицах вроде бы чисто… Зато заглянув в ближайший переулок, можно обнаружить всё что угодно. Мусор вокруг переполненных помойных контейнеров… Бомжи, а может просто обдолбанные наркоманы, спящие на каких-то картонках. Хрен его знает, может где-то там в центре, до сих пор возле мусорки «делает вид, что спит» наркоторговец Бен, убитый мною вчера.

Но сегодня у меня настроение миролюбивое, и убивать кого бы то ни было с утра пораньше я не планировал. Хотя я давно уже понял правдивость и правильность старой поговорки: «Человек предполагает, а Бог располагает.»

Заведение, выдающее себя за аптеку нашлось примерно там, где мне и объяснили. В отличие от привычных мне советских аптек с женщинами в белых халатах, продающих лекарства по рецептам и без, здесь скорее всего было нечто среднее между кафе-забегаловкой и небольшой магазинчик с ассортиментом «всего понемногу». Кофе я выпил, но оно было мерзким на вкус. Единственным его достоинством было, что оно было тёплым, а не горячим, и пить его можно было сразу. Меня заинтересовала небольшая витрина с красивыми и блестящими «орудиями пыток». Иначе я это и назвать-то не могу. Я спросил у продавца, для чего всё это?

Продавец — это вообще отдельная песня. Маленький круглый толстячок с кипой на голове, правда, без пейсов. Иначе бы это уже был совсем гротескный образ. И судя по всему, вчера аптека не работала вовсе, либо его подменял кто-то другой. Так как вряд ли человек носящий кипу не соблюдает шаббат. Мне кажется, но обратись я к нему на русском, то он бы смог ответить мне также на «великом и могучем», но я не стал этого делать.

Ответ продавца или может быть, владельца этой аптеки прозвучал на английском языке. Но его абсолютно одесский акцент звучал, как музыка для моих ушей.

— Это инструменты для проведений хирургической операции на мозге человека.

— Для лоботомии?

— О! Молодой человек разбирается в медицине? Ви наверное учитесь в самом престижном учебном заведении Бостона, в Гарвардской медицинской школе? Вот посмотрите, тут у меня есть ещё прекрасный орбитокласт. Но он продаётся только в комплекте с этим молоточком.

— Нет. Увы… Я не медик. И поступать я только собираюсь. Но учиться я буду не на доктора, а на юриста в Гарвардской школе права. Простите, но насколько мне известно, доктор Фримен перестал делать эту операцию уже несколько лет назад, а в некоторых странах лоботомию и вовсе на законодательном уровне запретили проводить.

Глаза, у добродушного до этого момента аптекаря, погрустнели. Похоже, что эти инструменты достались ему дёшево, но продать их оказалось сложновато, поскольку спроса нет от слова «вообще».

— Я так понял, что ви, молодой человек, не медик, а юрист. Это очень печально.

— Что именно? То, что я не медик, или то, что лоботомию уже никто не проводит?

— И то и другое. Да… И то и другое… Так что ви хотели у меня приобрести?

— Мой друг порезал руки стеклом. Нужно что-нибудь из антисептиков. Раствор йода или что вы порекомендуете…

— А ваш друг не хочет обратиться к доктору?

— Он очень бедный. Доктор не всякому человеку по карману.

— Да, да… Ви очень правы. Йод у меня есть.

— Желательно ещё какие-нибудь антибиотики, бинты или пластырь.

— Всё это у меня есть. Но ведь, чтобы оказать вашему другу первую помощь при ранении рук, нужен доктор.

«Блин горелый. У нас любой школьник умел при порезе приложить к ранке листок подорожника, предварительно поплевав на него, чтобы лучше прилипал…»

— Я думаю, что справлюсь с этим сам. Мой отец военный. Он с детства научил меня, как оказывать первую помощь при ранении.

— А у вас хороший отец. Вам исключительно повезло, молодой человек.

Разговаривая со мной, учтивый продавец постепенно доставал из разных ящичков и с разных полочек всё необходимое. Я пока определил только бинты, рулончик пластыря, бутылочку коричневого стекла с йодом и несколько маленьких пузырьков с белым порошком.

— Простите, — обратился я к фармацевту. — Я так понял, что это пенициллин?

— Нет, конечно… Это более современный антибиотик. Но как же ви будете его у меня приобретать? У вас же нет рецепта.

— Я надеюсь, что эта небольшая неувязочка может быть решена нами к обоюдовыгодному согласию.

Фармацевт в кипе оглядел меня с ног до головы, как бы решая для себя, можно ли со мною вести какие либо переговоры на данную тему. А я тем временем продолжал:

— Я думаю, что для введения этого ценного препарата внутримышечно мне понадобится ещё и пара шприцов с набором иголок. А ещё такой красивый и блестящий стерилизатор для них. Плюс пинцет или зажим. Так как я не смогу доставать из кипятка иголки и шприц голыми руками. Пожалуй, мне понадобятся ещё и хорошие медицинские ножницы.

Аптекарь медленно охреневал от моего пополняющегося списка необходимого, но исправно извлекал всё названное мною, откуда только мог. Кучка передо мной на прилавке росла прямо на глазах.

Хорошо ещё, что время было раннее, и к тому же день воскресный. Поэтому нам с ним никто не мешал общаться.

— А вы знаете, пожалуй, я куплю у вас этот… Как вы его назвали? Орбитокласт? Да… Думаю, что он подойдёт, как нож для колки льда.

— О! — обрадовался фармацевт. — Его же в своё время и придумали, чтобы заменить нож для колки льда, которым Фримен делал свои первые операции.

— И добавьте, пожалуйста, новокаин. Мне же надо будет чем-то растворять антибиотик перед тем, как сделать внутримышечную инъекцию.

— Ви даже сам умеете делать уколы?

— Отец меня научил. В бою это иногда полезный навык.

— Да, да… Ви уже говорили мне про вашего замечательного папу.

— Сколько с меня за всё это?

Хитрый продавец считал довольно-таки недолго… Несколько очень продолжительных и выразительных минут, во время которых он морщил лоб и возносил «очи к небу». Похоже, что с кем-то там советовался.

И я его понимаю. Он мог бы, конечно, задрать цену. Но в таком случае, я бы развернулся и пошёл бы искать другую аптеку с более сговорчивым фармацевтом. Упускать такого оптового клиента ему, наверняка не хотелось. Но и продешевить он не мог. Его натура ему этого, ну никак не позволяла.

Наконец он пришёл к какому-то определённому решению и назвал общую сумму. Получилось не дёшево, но вполне приемлемо, учитывая некоторые обстоятельства.

Я расплатился, не торгуясь, дав даже немного сверху, округлив сумму до ближайшего ноля.

— Спасибо! Сдачи не надо. — немного по барски бросил ему я, убирая свои покупки в холщовую сумку.

— А с вами приятно иметь дело, молодой человек. Приходите ещё!

— Обязательно! Как только мой друг снова поранится, я приду исключительно к вам.