Звездные ливни

ГЛАВА 10

Купава потеряла представление о времени и никак не могла проснуться. Порой девушка слышала голоса, но ничего не понимала. Окруженная полной темнотой, она чувствовала себя так, будто плывет по воздуху. Она не имела ни малейшего представления о том, куда увозили ее похитители, и главное — зачем.

Однажды утром темнота наконец исчезла, и девушка очнулась, но ощущение раскачивания не проходило. Поясницу ломило, в висках стучало, во рту пересохло… Сквозь туман, не спешащий отпускать ее сознание, Купава услышала шум плещущей воды, затем до ее слуха донеслись резкие звуки чужого языка, и одновременно с этим она уловила заманчивый запах жаркого из дичи.

С трудом открыв глаза, девушка с отчаянием обнаружила, что находится на огромном драккаре, рассекающем воды огромной реки. Она лежала в ладье, которую гнал по течению сильный ветер. Впереди, сзади — со всех сторон медленно двигались десятки жилистых рук.

— Как спалось, моя красавица? — раздался рядом до противного знакомый голос Гуннара.

— Куда вы меня везете…

— В Киев, радость моя. В Киев. Ты ведь беспокоилась о своих родных, не так ли? Вот я и решил доставить тебя к ним. И лично сопроводить, чтобы спасти от тех невзгод, которые подстерегают молоденьких девушек в дальнем пути.

— В Киев… — девушка не знала, что и думать. С одной стороны, ее несказанно обрадовала возможность вернуться домой, но оказаться во власти бешеного варяга было невыносимо страшно. — А как же князь Ярослав? Он ведь решил отомстить Святополку за убийство братьев и очень нуждается в тебе и твоих воинах…

— Наши пути разошлись, — мрачно усмехнулся Гуннар. — Скажем так: князь Ярислейф не оправдал моих надежд. И сейчас мне все равно — пусть Свентополк убивает братьев, пусть Ярилейф убьет Свентополка. Я должен сберечь своих воинов. И тебя, красавица моя.

Варяг уклонился от прямого ответа. Ему было что скрывать от Купавы, как, впрочем, и от всех остальных русичей.

Князь Ярослав, узнав о гибели Бориса на реке Альта вблизи Переяславля, пришел в ужас. Он немедленно снарядил отряд варягов, чтобы те поспешили в Муром к его младшему брату Глебу. Не было никакого сомнения, что следующим от руки Святополка должен погибнуть последний оставшийся в живых сын византийской царевны.

Гуннар незамедлительно отправился в путь. Но вблизи Смоленска он встретил доверенных людей киевского князя. То, что произошло между ним и его старым другом Свавильдом, известно было лишь малому кругу людей.

Когда-то давно, еще в Византии, между двумя варягами-берсеркерами произошло братание. Затем их пути разошлись. Гуннар вернулся в Свеарике, чтобы служить своему родичу Олафу шведскому, а Свавильд стал наемником у Болеслава польского. Когда к власти в Киеве пришел Святополк, король Польши тут же отправил к своему зятю варягов, славящихся буйным нравом и полным отсутствием жалости. Неудивительно, что именно Свавильда и его людей новый киевский князь отправил разобраться с главными соперниками в борьбе за власть.

Но варяг никак не ожидал, что под Смоленском столкнется со своим побратимом. Пусть Святополк убивает братьев — это его дело, но у Свавильда не было желания сражаться с лучшим другом. Даже ради денег.

У Гуннара же оказались свои соображения. Встретив на своем пути старого друга, он решил, что это перст судьбы. Не Русской земле служил хитрый варяг. Его считали берсеркером, но лишь очень немногие знали, что Гуннар был совсем иным — расчетливым и хладнокровным воином, умеющим управлять своими чувствами. Его драккары разъезжали по Двине и Дунаю, их гостеприимно встречали короли и императоры, которые были рады оплачивать золотом службу могучего варяга и его воинов. Теперь Святой Руси принес клятву в Новгороде Гуннар, но в душе своей продолжал верить только своим богам и золоту.

Зачем сражаться с побратимом, если представляется отличная возможность услужить сразу двум князьям — и Святополку, и Ярославу? Варяг, успевший повидать многое в своей жизни, был уверен, что новгородский князь, оказавшись у власти, может пойти тем же путем, что и старший брат. Так почему бы не помочь ему? И варяг Гуннар, вместо того чтобы защитить муромского князя Глеба, предал его. Сговорившись со Свавильдом, они вместе сумели убедить повара Торчина зарезать своего господина, князя Глеба.

Но в Новгороде Гуннара ожидало разочарование. Узнав о смерти брата, Ярослав стал мрачен, словно грозовая туча. Он хмуро процедил, что прощает не выполнившего его поручение варяга, но более не желает видеть его среди своей дружины.

Теперь для Гуннара был один путь — к Святополку. Переход от одного князя к другому — дело полюбовное. Хорошо послужил одному князю — будет хорош и для другого. Свавильд замолвит слово перед киевским князем, а тому помощь сильного варяжского отряда очень даже необходима в преддверии схватки с Ярославом. Но в Киев он отправится не один. Спутницей ему станет Купава.

У Гуннара была еще одна причина для предательства русского князя — этим самым он избавился от соперника. Варяг решил во чтобы то ни стало заполучить девчонку, которую приметил на свадьбе князя Ярослава. Ее необычные глаза, напоминающие воды фьордов его далекой родины, все время маячили в его памяти, а руки до сих пор помнили трепет ее тоненького тела.

Гуннар не мог смириться с тем, что впервые за время его походов добыча ускользнула из рук. И даже князь не смог отдать ее Гуннару во искупление вины перед варягами, пострадавшими от кулаков и мечей местного мужичья. Кто мог подумать, что малышка оказалась просватана за муромского князя? Странно, что этого не знал даже сам князь Ярослав. Да и не мудрено — уж слишком много сплетен бродило по городу об этой девчонке. Болтали о том, что девица эта была наложницей Святополка, ставшего теперь князем киевским, но сбежала от него вместе с его братом — с тем, что ездил сватать для Ярослава дочь короля Олафа. А в Новгороде она успела свести с ума сына посадника, известного своим женолюбием. Что ж… Очаровать столько мужей и сохранить при этом вид недотроги способна лишь незаурядная женщина. К тому же малышка казалась такой свежей и невинной, что с трудом верилось во все россказни, которые бродили о ней по городу.

Гуннару было наплевать на эти слухи. Строптивая девица пришлась по сердцу варягу. Он счел ее довольно лакомым кусочком, особенно после того, что узнал от Свавильда про ее отца — весьма почитаемого и знатного человека в Киеве. И главное — невероятно богатого. Неспроста девчонку так защищает посадник — похоже, он не прочь отдать ее в жены своему сыну в расчете на богатое приданое. Но варягу оно также может пригодиться.

Довольно полетала по свету пташка. Гуннар сумеет сделать так, что у девчонки больше не будет выбора. Она будет знать лишь одного господина.

— …Почему ты решил мне помочь? — продолжала допытываться Купава. Она не верила в доброту похитившего ее чужеземца.

— Хочу взять тебя в жены.

Девушка судорожно схватилась за деревянный борт ладьи. Скользящие мимо волны манили к себе обещанием желанной свободы, но… Варяг легко оторвал Купаву от борта и заключил девушку в кольцо сильных мускулистых рук.

— Если решишь сбежать, то погубишь не только себя, — усмехнулся он. — Я знаю, что отец твой может в любой миг пасть от руки киевского князя. Ежели пожелаешь, я сумею отвести беду от твоих родичей. Тебе не на кого надеяться, ведь жених твой уже погиб.

Купава вздрогнула, не сразу сообразив, что речь идет о Глебе. В этот миг ей почему-то вспомнился Позвезд, его лучистые глаза, из-за которых он порой казался незнакомцем из купальской ночи.

— И ты решил, что я должна верить тебе? — зажмурившись, чтобы не вырвались наружу непрошенные слезы, спросила девушка.

— А кто еще может помочь? Князю Ярислейфу на тебя наплевать. Посадник и его сын? Они вряд ли захотят отправиться в Киев. Да и что они смогут?.. Давай заключим договор: ты станешь моей женой, если сумею спасти твоих близких. Согласна? Неужто их жизнь мало значит для тебя?

Купава неожиданно вспомнила страшную ночь, когда решилась бежать ради спасения своих родных. Дорога, которая ей выпала, привела к Позвезду, а затем — в Новгород. И вот теперь лукавая судьба вновь отправила Купаву в путь. И вновь от нее зависит жизнь близких людей. Только рядом теперь не милый сердцу переяславский князь, а буйный варяг. И сейчас она одна в целом мире, во власти страшного человека, который в любой момент может жестоко отомстить ей за оскорбление. Она может сейчас кричать, звать на помощь, но даже если кто-либо окажется на берегу и услышит ее, то вряд ли бросится к ней помощь. Кто осмелится сразиться с целым отрядом жестоких варягов? Похоже, у нее и впрямь нет выбора.

Чувствуя, как леденеет все тело, Купава обреченно кивнула:

— Я… выйду за тебя. Если ты и впрямь сумеешь защитить моих близких.

Напрасно щебетали в своих гнездах пташки, напрасно благоухали цветы в лесах, мимо которых скользили драккары — все удручало девушку. Она пыталась взять себя в руки и успокоиться, но тщетно. Все ее существо кричало от безысходности, и качка ладьи и громкий стук весел были слабым отголоском того, что творилось у нее в душе. С болью и ужасом она была вынуждена согласиться стать женой ненавистного человека. Но сердце отказывалось смириться с тем, чтобы отказаться от Позвезда, предать его… Забыть мужчину, которого любила больше всего на свете, которому клялась в вечной любви и верности. Неужели она сможет забыть о нем, забыть ночь любви?..

А новоявленный жених вел себя так, словно не он пытался обесчестить девушку на свадьбе Ярослава. Это было странно. Сейчас Купава находилась в его полной власти, и он мог легко добиться желанной цели. Но вместо этого Гуннар старательно изображал заботливость: велел устроить для девушки на корме драккара шатер с удобным ложем из пушистого меха, лично приносил еду и питье, развлекал историями о странах, в которых он бывал. Купава пребывала в полном недоумении и смотрела на него со страхом. Что ему надо от нее? Ясно, что на свадьбе варяг хотел просто развлечься. Но зачем было похищать… И с чего бы это он решил ей помочь? Да еще вздумал жениться…

Варяг, повидавший на своем веку множество самых разных женщин, высоко ценил томительную женскую прелесть, но никак не ожидал, что окажется во власти чар русской девчонки. Маленькая ведьма. Странные лиловые глаза, в которых дрожали капли слез, слегка пухлые губы обиженного ребенка, юное, но вполне сформировавшееся тело — варяг не мог понять, что именно притягивало и воспламеняло.

Быть может, причудливая смесь невинности и жизненного опыта, притаившаяся в ее необычных очах? Девушка, по слухам, познавшая ласки многих мужчин, выглядела настолько безгрешной, что варягу уже не раз за время пути хотелось опрокинуть ее навзничь и заняться любовью, чтобы узнать — насколько справедливы были все эти сплетни.

Кроме того, ему пришлась по сердцу отвага, с которой малышка решилась заключить договор. Гуннар чувствовал, что девушка смертельно боится его, но, тем не менее, она не делала попыток оставить драккар. Похоже, любовь к родным оказалась у нее сильнее страха за свою жизнь. И варяг не мог не уважать храбрость столь беззащитного существа.

Но еще больше Гуннару неожиданно понравилось необычное состояние, в котором он оказался. Возможность поиграть со своей добычей в благородство оказалось забавнее, нежели возможность вволю насладиться девчонкой, осмелившейся ему сопротивляться. Только надолго ли хватит его выдержки?

Однажды вечером Гуннар заглянул в шатер и обнаружил, что Купава впервые за время дороги сладко и безмятежно спит. Странное, непривычное ощущение нежности коснулось сердца сурового варяга. Жесткими пальцами он осторожно погладил темные кудри, нежные щечки, осторожно коснулся пухленького рта. Губки девушки вдруг задрожали, личико покрылось нежным румянцем, а из груди вырвался протяжный стон.

Пронзительное желание обладать девушкой словно крепкое вино ударило в голову варяга. Ему нестерпимо захотелось, чтобы малышка одарила его ласками, стала податливой и страстной! И, забыв о своем решении не прикасаться к девушке до Киева, варяг навалился на свою добычу и впился губами в тонкую шею.

Вздрогнув, Купава вырвалась из мира сновидений и принялась изо всех сил отбиваться от насильника, защищаясь ногтями, зубами, коленями, царапаясь и кусаясь.

Почувствовав на своих губах привкус крови, Гуннар тут же ощутил наплывающий приступ ярости и с силой вжал руки девушки в пол. Его обезумевшие губы вцепились в девичий рот так, словно пытались выпить строптивицу до последней капли.

Расплющенная тяжелым мужским телом, Купава даже сквозь толщину меховых шкур ощутила, как больно вдавились ей в спину неровности деревянного настила, и тело ее тут же ощетинилось тысячью мелких иголочек. Призвав на помощь все свои силы, девушка рванулась прочь из душных объятий распаленного воина и, освободив одну руку, со всего размаха влепила насильнику такую сильную затрещину, что даже у самой ладонь онемела.

Гуннар отпустил девушку. На его скулах заиграли злые желваки, и он медленно достал кинжал. Но тяжело дышащая Купава даже глазом не моргнула, увидев приблизившееся к ее лицу лезвие.

— Я вижу, ты — отважная женщина. Не пойму только, зачем ломаешься? Думаешь, я не знаю, что в твоих объятиях уже побывал не один мужчина?

— Если ты в этом уверен, то почто решил жениться на мне? — девушка попыталась презрительно усмехнуться.

— У меня на это есть причины, — Гуннар медленно отвел руку и спрятал кинжал за голенище высокого сапога. — А ты запомни: ежели будешь сопротивляться, я поступлю с тобой так, как ты того заслуживаешь!

Нет, этого человека не зря считали буйным и опасным. Похоже, он умел по собственному желанию затаивать на время редкостную жестокость, которая неожиданно вырвалась наружу. Вот чем объяснялось его миролюбие последних дней…

Удрученно опустив голову, девушка сделала вид, что покоряется своей участи, а в следующее мгновение рванулась прочь из шатра и птицей вскочила на нос ладьи. Ухватившись за голову деревянного чудища, украшавшего драккар, она вскинула повыше подбородок и отважно заявила:

— Если ты еще раз посмеешь ко мне прикоснуться, то, клянусь жизнью, я брошусь в воду!

Криво ухмыльнувшись, Гуннар шагнул к ней.

Спина страшно ныла, а к горлу то и дело подступала тошнота. Удрученная открывшейся ужасной истиной, девушка то и дело впадала в долгое оцепенение, потом выходила из этого бесчувственного состояния, заливалась слезами и судорожно цеплялась пальцами за пушистый мех, словно пытаясь удержаться в этом мире.

…Когда она стояла на носу драккара, собираясь в любое мгновение броситься в реку, голова внезапно закружилась, перед глазами поплыли радужные круги, а пальцы сами собой разжались, выпуская опору…

Очнулась Купава в шатре от прикосновения прохладной ткани. Над ней склонился Гуннар.

— Как ты?

— Голова кружится… качка наизнанку выворачивает…

— Отважная глупышка, ты могла упасть прямо под нос драккара и погибнуть. Хорошо, что я успел тебя поймать, — он покачал головой, изображая сочувствие. — Почему не хочешь смириться? Неужто надеешься на кого-то? Что ж, не хотел тебя огорчать, но придется. Открою тебе то, о чем никто еще не знает, потому как оберегал я покой княгини Ингигерды, не желал тревожить ее печальной вестью.

— О чем ты?..

— Я уже говорил, что у меня был повод покинуть Ярислейфа. Мало кто ведает, что новгородский правитель ничем не лучше своего брата — киевского князя. И отправил он меня к своему младшему брату вовсе не для того, чтобы я защитил князя Глеба от Свентополка. Приказ был — убить. Не ужасайся. Я — наемник и служу тому, кто лучше платит. Прости за жестокие слова, но говорю с тобой откровенно, чтобы ты поверила мне.

— Поверить, что Ярослав велел убить Глеба?! — девушка прижала ладони к вискам. Перед глазами все закружилось…

— Но это так. Похоже, Ярислейф и Свентополк решили остаться единовластными правителями на Руси, а потому задумали избавиться от прочих соперников. Такое часто происходит в мире. Но кроме приказа князя у меня было еще повеление княгини. Ингигерда велела спасти младшего брата своего мужа — того, кто ездил за ней в Свеарике. Приглянулся он ей. А может, меж ними и впрямь любовь случилась, кто знает…

Купава впилась горящими глазами в лицо рассказчика. Сердце трепетало в груди в предчувствии ужасной вести…

— Но я опоздал. Вблизи Смоленска мы нашли лишь мертвые тела обоих князей. Мне неведомо, что там произошло. Все решили, что нас опередили воины Свентополка. Но мне отчего-то кажется, что братья-князья повздорили меж собой. Не догадываешься, что могло послужить причиной их ссоры? Или кто?

В висках застучали тяжелые молоты, этот пронзительный звук заполонил весь мир, заслонил собой пение птиц, шум воды, разговор людей, и только один голос, холодный голос варяга пробивался в сознание девушки:

— Похоже, жених твой, князь Глеб, давно желал отомстить своему брату. И это справедливо — князь Позвезд обесчестил его невесту, сделал своей наложницей.

— Это… ложь… Глеб… не был… моим женихом…

— Ах, вот как! Но посадник уверил в этом князя Ярислейфа.

— Добрыня перепутал… Я… любила только Позвезда… более у меня никого не было…

— Я слышал иное в городе, — Гуннар пристально смотрел на Купаву. Его глаза ощупывали лицо девушки, словно пытались заглянуть в ее душу.

Но девушка уже не могла произнести ни слова. Вскинув голову, она завыла как смертельно раненый зверь. Рыдания вырывались наружу, смешиваясь с потоком горючих слез. Купава стонала и плакала о погибшей любви, и проклинала себя за черствость. Когда в Новгород принесли весть о гибели князя Глеба, она долго горевала о смерти друга детства, но сама при этом думала лишь о Позвезде. Ее беспокоило то, что о любимом не было никаких известий. И вот теперь ей пришлось оплакивать их обоих.

— Уходи! Поди прочь! — Купава оттолкнула варяга, попытавшегося ее обнять. — Жить не хочу!

Неожиданно она рванула из ножен Гуннара кинжал. Еще мгновение — и девушка едва не резанула себя по горлу. Варяг умелым движением вывернул у нее из рук оружие и рывком прижал Купаву к своей груди.

— Плачь, моя хорошая… Плачь сильнее… Горе уйдет, обязательно… А жить все же следует. Вспомни о родных своих… Кто утешит их старость? Кто защитит от гнева киевского князя? Я помогу тебе… Надоело мне мотаться по разным городам, опостылело воевать. Решил прибиться к берегу. Станешь женой моей, в золоте и бархате ходить будешь… Не отталкивай меня, красавица…

Неожиданно он почувствовал, как тело девушки обмякло в его объятиях. Он с надеждой заглянул в ее глаза и даже вздрогнул. Неподвижное и странное спокойствие сковало ее лицо, в глазах застыла пустота.

— Уйди… я… спать хочу… устала…

Потянулись долгие дни, похожие один на другой. Купава то проваливалась в черный сон, то, очнувшись, принималась горько плакать. Гуннар решил на время оставить девушку в одиночестве. Девчонке следовало выплакать горе, чтобы затем вернуться к жизни. Время лечит даже самую тяжелую печаль, уж это варяг знал отлично: ему встречались женщины, пытавшиеся наложить на себя руки после того, как на их глазах погибали близкие люди. Но спустя некоторое время они становились послушными рабынями, а их ласки развлекали Гуннара до тех пор, пока он ими не пресыщался и не продавал новым хозяевам. И эта девчонка также когда-нибудь успокоится и превратится в любящую, послушную жену.

Через пару недель слезы девушки и впрямь иссякли.

Вернувшись из мира печали в мир людей, Купава вышла из шатра и глубоко вздохнула. Ладья мерно покачивалась, и в такт ей кружилась голова. Сдерживая подступившую к горлу тошноту, девушка приблизилась к корме и задумалась о своей дальнейшей судьбе. Единственно правильным решением ей казалось уйти в монастырь, коленопреклоненно отмаливать свои грехи и возносить молитвы Господу о душах Глеба и Позвезда. Только сперва следовало убедиться, что с батюшкой, матушкой и братцем все обстоит благополучно. А потом… все равно, что будет потом.

Очень бледная, даже зеленоватая, Купава смотрела пустыми глазами на небо, реку, поле, лес и шептала холодными губами, словно заклинание:

— Нет его — нет и меня. Все есть — и небо, и земля, и вода. Только нет больше нас.

Новый приступ тошноты прервал ход мысли… Перед глазами поплыли искрящиеся звездочки… И Купава внезапно прижала ладони к запылавшему лицу. Матерь Божья, заступница! Как она сразу не догадалась, что с ней происходит! Ночь любви не прошла бесследно, и теперь под сердцем Купавы бьется еще одно сердечко — дитя Позвезда. Судьба подарила ей горькое счастье… Отныне она не одна и должна жить для этого ребенка, в память о любимом.

Девушка затуманенным взором окинула мелькавшие перед ней берега: вдоль реки протянулись целые рощи трепещущих на ветру длинноволосых ив, и среди зелени их ветвей в прозрачной дали виднелись залитые солнцем луга, равнины, маленькие деревушки и села в обрамлении кружевных деревьев и высокое чистое небо, которое впервые за последние дни принесло девушке душевное успокоение.

Вскоре течение реки иссякло, и варягам пришлось через волоки перетаскивать свои драккары в Днепр. Зато теперь перед ними была открыта прямая дорога в Киев. Киев… Как часто думала Купава о нем в чужих краях и вот теперь спешит к нему на чужеземном корабле под звуки воинственных песен.

Когда на пути показались высокие холмы Смоленска, Гуннар велел своим дружинникам как зеницу ока стеречь девушку, а сам добавил в. питье Купаве маковый отвар, чтобы пленница крепко спала до тех пор, пока ладьи не минуют Смоленск. Он опасался, что Купава, оказавшись в местах, где погибли оба ее жениха, может наложить на себя руки. Но девушка, пробудившись ото сна, лишь с горькой тоской долго смотрела вдаль — туда, где еще можно было рассмотреть высокие стены огромного города.

Могучий Днепр легко катил к морю свои воды, неся в своих ладонях варяжские ладьи, украшенные резными птицами, морскими чудовищами и пучеглазыми водяными. В прохладных лесах, окружающих реку, без умолку пели неугомонные птицы, прыгали с ветки на ветку легкие белки, и даже на драккарах были слышны запахи сладкой земляники и горькой полыни.

Все было спокойно на ладьях, сильные воины не разгибались день и ночь, не выпускали из могучих рук тяжелые весла. И лишь когда пряталось солнце за леса и становилось слышно, как соловьи поют на берегу, суровые варяги поднимали часть весел ввысь, и драккары медленнее шли по течению. Осторожный Гуннар предпочитал не высаживаться ночью на берег.

И чем дальше спускались по течению ладьи, чем бархатнее становилось ночное небо, тем сильнее тосковала Купава о погибшем счастье и все чаще выходила по ночам из своего шатра и слушала, как в темноте неугомонно плещет вода, в которой играет отблеск далеких звезд…

Леса и рощи незаметно сменили обширные равнины, лишь кое-где покрытые дубравами. Порой можно было увидеть мчащиеся наперегонки с ветром огромные конские косяки. Днепр, мелководный в начале, становился все более широким и быстротечным — ведь со всех сторон в Славутич изливались многочисленные говорливые речушки, делая его еще более полноводным. И вот, наконец, река стала настолько широкой, что на ней появились острова — сначала песчаные, а затем — покрытые рощицами и даже поселениями. Вскоре ладьи миновали ослепительно желтый остров и выплыли на широкий плес, и тут же вдали открылись зеленовато-синие горы. Еще немного — и Купава увидела знакомые очертания крепостной стены, а над ней — золотистые крыши Вышгорода.

Широкие ворота отворились, и во двор боярина Блюда вошли варяжские воины. Сразу же замерли дворовые, оставили работу свою, с опаской и тревогой смотрели они на чужеземных дружинников. Ни для кого не было тайной, что хозяин подворья находится в опале у киевского князя. Если Святополк решит разделаться с боярином, то беды не миновать всем — и родным, и слугам.

Из толпы воинов выступила вперед темноволосая девушка в темно-зеленом платье с золотым, слегка выцветшим позументом. Плечи ее укутывала теплая шаль молочного цвета, а волосы скрепляла повязка с нитями из мелкого жемчуга. На бледном лице девицы угадывалась смертельная усталость, в глазах застыла серая тоска, но в уголках губ дрожала улыбка.

И сразу ожил, загомонил терем. Узнали слуги пропавшую прошлой осенью меньшую дочь боярина — Купаву. Дворовые поспешили сообщить о нежданной радости боярину. А он уже и сам спускался с высокого крыльца, торопясь обнять вернувшуюся любимицу.

Купава со слезами радости упала в объятия постаревших отца и матушки. Боярин дрожащими руками прижимал к себе ненаглядную дочь, не подозревая, что над ним и его доченькой уже нависла черная тень злосчастной судьбы.