Звездные ливни

ГЛАВА 16

Бежал после побоища князь Святополк с дружиной, и в мире наступила тишина. Ни единого звука не было слышно на Днепре и в лесах вплоть до самого Киева. Но не радость и гордость победы наполняли душу Позвезда. Ему было грустно, что все так случилось, и неожиданно стало жаль брата, несущего на себе клеймо Каиново. Он представил, как Святополк, от которого отвернулись все, в темноте и холоде бредет куда-то прочь, продирается сквозь лесную чащу. Куда ему идти? Что ждет его на пути этом? Одинокая дорога приведет его к неизбежному — к смерти и забвению.

После битвы разошлись пути Ярослава, отправившегося в Киев, и Позвезда, который решил пробираться с остатками дружины в свою вотчину. Наверно, стоило бы остановиться где-нибудь и принять помощь местных лекарей, но уж очень хотелось поскорее вернуться к себе, в свой терем. Как же давно он там не был…

Вот только с каждым шагом коня Позвезд чувствовал себя все хуже и хуже. Дружинники не раз предлагали сделать привал, но князь в ответ лишь крепче сцеплял зубы и требовал ехать дальше. Дорога, которой они решили придерживаться, становилась все более узкой и менее наезженной, а потом и вовсе исчезла под снегом. Вокруг высились огромные ели и сосны, стояла полная тишина, лишь кое-где слышался перестук дятлов. Дружина заволновалась: было ясно, что они заблудились и забрели неведомо куда.

Пока они оглядывались, силы окончательно оставили князя, тревожно забилось сердце в груди, рука туго натянула конский повод. С трудом удерживаясь в седле, князь то зажмуривал, то открывал отяжелевшие веки. Небо и воздух сверкали солнечными искрами, отражаясь от первозданных снежинок, легким пухом круживших вокруг уставших людей. С мохнатых еловых лап временами падал на землю снег, и казалось, что это от того, что бескрайний лес дышит, словно могучий спящий зверь.

Неожиданно вороной конь Позвезда зафыркал и повел мордой в сторону самой большой ели, чья верхушка почти упиралась в ослепительные небеса. С трудом разлепив веки, князь, сощурившись от яркого солнца, разглядел под ветками мохнатой великанши небольшую избушку, подле которой трепетно вздрагивал буланый жеребец. Ноздри его раздувались, и он легкой трусцой кружил подле лесного жилища. Удивительным было то, что хозяин избушки даже не подумал привязать коня.

Дверь дома была слегка приоткрытой. Спешившись, князь с трудом поднялся по каменным ступенькам и вошел в избушку. В углу тлел огонь, его красноватые блики освещали темные стены, кадку, в которой поблескивал кружок воды, глиняные горшки, печь в углу и дощатый помост подле нее. Позвезд медленно прошел вперед и, припомнив древний обычай, низко поклонился огню и чурам, жившим под ним. И кто знает — то ли услыхали чуры его, то ли свежим ветерком пахнуло из раскрытой двери, но только огонь в печке тут же ярко полыхнул, и желто-красные языки поднялись над углями. Тепло опалило лицо князя жаром, голова закружилась, — и Позвезд медленно осел на пол…

Очнулся он от яркого света, проникавшего в маленькое оконце. Оглядевшись, князь сообразил, что по-прежнему находится в лесной избушке. На улице уже вечерело, а светло в домишке было от ярких костров, которые разожгли на поляне возле избушки его воины, поскольку в доме место нашлось лишь для князя да еще двух женщин, приютившихся на полатях у печки. С трудом приподнявшись, Позвезд попытался привстать, испытывая — не кружится ли голова. К его удивлению, все оказалось намного лучше, нежели он ожидал.

— Ох! — одна из женщин встрепенулась и вскочила со своего места. — Тебе нельзя еще вставать! Осторожнее!

— Ты… Купава? — ошеломленно уставился на нее князь. Каким образом очутилась здесь она?.. Удивление оказалось таким сильным, что вокруг Позвезда завертелись стены избушки, а пол уплыл из-под ног…

Когда он вновь открыл глаза, то очень ясно увидел ее бледное лицо, освещенное огоньком тусклого светильника, прикрытые платком волосы, тонкие, прямые, похожие на две стрелы брови, темные очи, на дне которых играли лиловые огоньки, маленький прямой нос, упругие сжатые губы, а на щеках несколько сверкающих жемчужин — слез.

Это был он. Возмужавший, но усталый и изможденный. В темных волосах серебрились нити седины, на груди виднелись старые шрамы и новые раны, в ясных глазах плыли кусочки льдинок… Не удержавшись, Купава шагнула вперед, склонилась над ним, поцеловала, орошая слезами лоб и щеки…

И случилось неожиданное. Из глаз Позвезда вырвалась и поползла по щеке, запутавшись в небольшой бородке, крупная горошина — слеза.

— Не плачь, — промолвил он. — Смотри: все лицо измочила.

И князь провел рукой по щеке, смешивая свою слезу со слезами девушки.

Грустно улыбнувшись, девушка отстранилась и засуетилась у очага. Она достала из печки горшок, налила в миску похлебку и поднесла ее князю, чтобы покормить его, но Позвезд, слегка сморщившись, уселся поудобнее и сам взял ложку.

Когда он насытился, вторая женщина занялась его лечением — осторожно сняла повязки, обработала терпко пахнущей мазью раны и вновь закрепила ткань на плече и левой руке. Она объяснила, что раны его были неглубокими, но одна из них успела воспалиться, из-за этого у князя и началась горячка.

— Волноваться не стоит. Все обойдется, — заверила его лесная ведунья. — А теперь… думаю, вам есть о чем побеседовать. А мы пока что с Зареоком сходим солнышко проводим, — заявила она и принялась укутывать малыша в теплое одеяло. Позвезд только сейчас заметил, что в избушке находится маленький ребенок. — Кстати, Купавушка… не забудь вернуть гостю долгожданному свой перстенек с лиловым камешком. И кольцо с алым камнем покажи ему. Взгляни, княже… Не знаком ли тебе этот камень алый?

Девушка растерянно взглянула на ведунью, но послушно сняла с пальца маленькое колечко с лиловым камешком и протянула князю. А затем… осторожно расстегнула ворот платья и вытащила на свет божий крупный перстень с алым камнем, в котором тут же заплясал свет огня из печки.

Позвезд не поверил своим глазам и в легкой оторопи разглядывал оба кольца, лежащие на ладони у девушки.

— Где ты взяла мой перстень?.. Дай-ка я взгляну… И впрямь на ободке звезда — печать моего деда…

Он вопрошающе уставился на ведунью. Но Ласа с легкой улыбкой кивнула в сторону Купавы и вышла с ребенком из домика.

Они остались одни в лесной хижине и смотрели друг на друга с тревогой и изумлением.

— Каким образом мое кольцо оказалось у тебя?

— Мне… — Купава почувствовала, что у нее охрип голос. — Я получила его взамен моего, похожего на цветок сон-травы…

Позвезд внимательно осмотрел маленькое колечко. Затем еще пристальнее уставился на девушку.

— Так это была ты…

— Я чувствовала… но… что же так поздно…

Купава еле сдерживала рыдания, рвущиеся наружу. Она хотела выбежать из домика, но Позвезд остановил ее, здоровой рукой притянул к себе и осторожно заглянул в глаза:

— Отчего слезы?

— Я — жена другого…

Не выпуская девушку, помрачневший Позвезд присел на лавку и коротко бросил:

— Рассказывай. Только все как есть.

Дрожащая Купава мягко освободилась из его объятий и принялась бродить по домику, то переставляя с места на место посуду, то подкидывая дрова в печку. Ей казалось, что исполняя какую-то работу, она сумеет справиться с волнением и лучше изложит все, что произошло с ней.

Слушая запинающуюся от волнения девушку, Позвезд скрипел зубами, ругая себя последними словами. Как он мог быть таким слепым дураком! Еще там, в Новгороде, он ведь так и не поверил Купаве до конца. Почему он забыл о том, что у боярина Блюда есть еще одна дочь, рыжеволосая красавица, о которой много болтали и в Киеве, и в Переяславле? Как можно было решить, что именно Купава была любовницей Святополка! Сколько же несчастий свалилось на голову бедной девушки из-за его недоверия! Если бы он сразу поверил Купаве, то не оставил бы ее в Новгороде, взял с собой или отправил к отцу под надежной охраной. И проклятый варяг никогда бы не узнал о ней! Впрочем… если бы он взял Купаву с собой, она все одно попалась бы на глаза ненавистному берсеркеру. Там, на берегу Днепра, где погиб несчастный Глеб. Возможно, ее судьба тогда сложилась бы еще страшнее…

За что же она теперь просит у него прощения… Он сам виноват в том, что прежде не поверил Купаве, и теперь весь стыд достался ей, потому она сейчас так горько плачет. Несчастной девочке пришлось думать о защите своих близких от мести Святополка. Она даже себя не могла защитить толком, но отважно пыталась спасти своих близких, пыталась выторговать их жизнь.

— Ты можешь больше не думать о своем… муже, — грустно взглянул он на девушку, когда она завершила свой рассказ. — Полагаю, он погиб в сече под Любечем… В ту ночь вокруг одного отчаянного варяга полегло немало воинов Ярослава… И сам он тоже мертв. Если это был твой муж, то отныне ты — вдова… А если он все же выжил, то, скорее всего, ушел в дальние края вместе со Святополком. И вряд ли он захочет вернуться. При имени Гуннара у Ярослава даже скулы сводит. Все говорит о том, что твой муж был причастен к убийству муромского князя… Если бы я увидел его, то мог бы сказать, насколько это верно. Я был с Глебом, когда на наш стан напали варяги…

— Господь мой… — перекрестилась девушка.

— Я выжил чудом… Но всегда буду рад дать тебе приют в своем городе. Тебе и твоему сыну.

— Моему сыну… — Купава хотела признаться любимому в самом главном, в том, что маленький Зареок — его сын, но отчего-то смешалась. Поверит ли князь ей… Всего лишь одна ночь любви была у них. А с Гуннаром приходилось слишком часто ложе делить. — Прости меня… — горько заплакала девушка, не в силах сдерживать себя. — Поверь… я никогда не любила мужа… хоть и грешно так говорить об умершем, но это так… Я все эти годы думала лишь о тебе… о твоих звездных глазах… Гуннар уверил меня, что тебя нет в живых… Подарил мне ларец резной, и я нашла в нем кольцо свое заветное. Чуть с ума не сошла, у мужа потребовала объяснений, и Гуннар рассказал, что нашел перстенек в шатре Глеба, в том месте злосчастном, где ты едва не погиб… Только тогда я поняла, что именно тебя встретила в ту ночь купальскую на берегу Днепра. Помня о заре той летней, я и сыну имя дала — Зареок…

— Что? — встрепенулся Позвезд и, с силой развернув к себе девушку, уставился в ее зареванное лицо. — Зареоком наречен мой дед, валашский царь-звездочей. Мать рассказывала, что перед ее свадьбой с князем Владимиром дед прочел по звездам судьбу мою: я встречу мою избранницу на лунной дороге среди мерцающих звезд и сонных цветов и подарю ей перстень с алым камнем. Но царь Зареок предупредил, что будут ожидать девушку многочисленные несчастья, если она не убережет подарка. А если заветный перстень вернется к ней, то вернется и любовь…

Рыдая от жалости к самой себе, девушка уткнулась своей мокрой щекой в его грудь, слушая слова, которые так часто слышала во сне:

— Ты — мой звездный сон, моя лунная мечта… — князь приподнял ее голову и принялся покрывать поцелуями любимые глаза. — И теперь я никуда не отпущу тебя и никому не отдам! Я благодарю небеса, за то что они вновь свели наши дороги в этом глухом лесу…

Решив, что Позвезд крепко спит после сонного травяного настоя, Купава хотела осторожно покинуть его постель, но руки его крепко обхватили ее за талию. Тогда очень осторожно, стараясь не коснуться головой его больного плеча, девушка маленьким комочком свернулась рядом с его большим крепким телом. Ей было слышно, как гулко стучит его сердце. Лежа неподвижно, она долго всматривалась в темноту открытыми глазами и с волнением думала. Думала о том, что теперь их ждет. Счастье замерещилось перед ней, но ей было страшно поверить в него. Неужто возможно, что Позвезд простил ей ночи с варягом? И поверил в то, что сына она родила именно от него?..

Позвезд долго всматривался в лицо малыша, его глаза, разглядывал его волосы, упрямый изгиб маленьких губ. А Купава с замиранием сердца ожидала, что он откажется признать их общее сходство. Но ее тревоги были напрасны: князь нежно поцеловал крепкие кулачки мальчугана и заявил, что именно таким молчаливым и серьезным, был он сам, судя по рассказам его нянюшек.

Вспоминая это счастливое мгновение и чувствуя ровное дыхание любимого, девушка наконец и сама заснула глубоким сном.

Когда она проснулась, уже был день, и Позвезд встретил ее пробуждение улыбкой. Его лицо светилось теплом и нежностью.

— Маленькая обманщица… — вздохнул он. — Ты зачем опоила меня сонным зельем? Решила подольше помучить, прежде чем стать княгиней?

Она вспыхнула.

— Я и не помышляла о таком… А тебе следует думать о том, чтобы быстрее вернулись твои силы…

— Так ты не веришь в мои силы! — князь крепко прижал ее к своей груди, так что у Купавы даже дыхание перехватило.

— Постой… не дай Бог, раны откроются…

— Ты испытываешь мое терпение…

— Ежели ты хочешь видеть нас с сыном подле себя, то впереди еще вся жизнь…

— Любовь моя, боюсь, мне всей жизни не хватит на то, чтобы насладиться самой прекраснейшей из русских княгинь, — голос его дрожал от сдерживаемой страсти.

Она больше не могла отталкивать его. Как можно… Он все понял и простил. Кто еще может быть таким: сильным, умным, порой — жестоким, но в то же время столь любящим и нежным…

Осторожный стук в двери прервал их ласки. В дом вошла Ласа с ребенком на руках.

— Купава, не хотела тебя тревожить, но твой буланый словно с ума сошел — непонятно отчего сорвался и умчался в лес. Скоро темнеть начнет, а он и не думает возвращаться.

— Я приведу его! — встрепенулась девушка.

— Не тревожься, — остановил ее Позвезд. — Лучше пошлем кого-нибудь из моей дружины…

— Нет, он не пойдет к чужим, — замотала головой Купава. — У буланого строптивый нрав, Гуннар сам его обучал… — она тут же прикусила губку и испуганно взглянула на Позвезда: — Прости, что вспомнила о нем. А коня я верну сама. Не волнуйся, здешний лес мне теперь хорошо знаком.

Князь не успел ее остановить. Она на бегу схватила полушубок и платок и выскочила за дверь.