Костры на площадях

«НА БОЙ КРОВАВЫЙ»

Немного страшным и таинственным становится город в вечерние часы. Фонарей мало — темно, и людей мало, и кажется, что весь город с его домами, скверами, пустыми улицами — живой, и притаился он, и ждет чего-то… Лишь иногда пройдет патруль, цокая подкованными сапогами, вспыхнет, разгораясь, папироска, и осветится молодое лицо, и красная звездочка ярко блеснет на фуражке. Уйдет патруль, затеряются голоса, и опять тишина в городе; только далеко, за рекой Упой, на окраине, там, где казармы красноармейцев, поют песню. И слов не слышно, и мотив незнакомый, а тревожно от этой песни становится на душе у Феди, и хочется сделать что-нибудь особенное, например, сесть на буланого коня с пышной гривой и ветром промчаться по затаившимся улицам, разбудить их, и, конечно, вышли бы люди за ворота, смотрели Феде вслед и удивлялись: «Это что за красный богатырь скачет по нашему городу?»

Федя опаздывал на митинг в кинотеатр «XX век».

Быстро бежит Федя по Киевской, страшновато немного. Кто его знает, а вдруг за каждой рекламной тумбой по два агента мировой контрреволюции стоят? Для них курьер большевистской газеты «Коммунист» Федор Гаврилин очень даже подходящая добыча. Противные мурашки бегут по спине от таких мыслей.

Но вот и кинотеатр «XX век». Народ у входа толпится, шум, давка; пролетки извозчиков с пустыми козлами обступили столб — как лепестки большого черного цветка. Лошади овес жуют из торб, привязанных к их мордам, фыркают, а в темных лошадиных глазах газовые фонари отражаются. Фонари шипят, потрескивают, ярко горят. В их свете Федя очень хорошо разглядел огромную афишу: на ней девушка в профиль нарисована, красивая — страсть, даже не верится, что на самом деле бывают на свете такие девушки. И написано фиолетовыми жирными буквами: «Сегодня большая картина «Женщина, которая изобрела любовь». А поперек афиши белая полоска бумаги, и на ней торопливыми черными буквами: «19 августа 1919 года лекция «Зачем нужна Советская власть?» Вход бесплатный. В первую очередь пускаются на лекцию тт. красноармейцы».

Хоть и свободный вход, а не пробиться — народу полным-полно, в дверях пробка. Что делать? И тут увидел Федя: возле самого окна кинотеатра здоровый дуб растет, один толстый сук заглядывает прямо в окно, а на суку том уже сидит пацан в рваном картузе, подался пацан вперед, замер и рот раззявил. Видать, интересно!

Федя быстро залез на дуб, прошел, балансируя, по суку.

— А ну, подвинься!

— Тише, башка… — зашипел пацан.

— А чиво?

— «Чиво». Ты гляди.

Устроился Федя на суку, заглянул в зал и обмер: он увидел напряженные и взволнованные лица людей, которые были обращены в одну сторону, и вместе это было общее лицо всего зала, до отказа набитого красноармейцами и рабочими; он услышал гул одобрения и шквал аплодисментов, мгновенно возникших и тут же словно обрубленных; его коснулось жаркое дыхание толпы и передались ее возбуждение и порыв; он увидел плакат над экраном: «Победа или смерть!» — и от этих коротких, как выстрел, слов затрепетала Федина душа… И Федя увидел человека, стоящего на сцене…

Федя не сразу понял, что это дядя Петя — он просто не знал такого дядю Петю, не видел никогда! На сцене стоял высокий, крепкий мужчина с красным бантом в петлице пиджака, и лицо его было вдохновенно, и зоркие глаза полны огня. Этот человек бросал в толпу громкие, резкие слова, и зал отвечал ему взволнованным движением. Человек поднимал руку, и его слова сопровождал решительный короткий жест, и только на один миг Федя увидел, что эта рука черна от типографской краски, и понял, что это, конечно же, дядя Петя. Но потом опять произошло чудо: человек на сцене быстро прошелся взад-вперед, и в его движениях не было ничего знакомого, а были решимость, порывистость, сила, и Федя почувствовал, что все это полностью соответствует тому, что говорит дядя Петя, — так чутко, быстро отвечал ему возгласами и движением зал…

Но что же говорит он? Федя напряг все свое внимание.

— …Вот что такое Советская власть! — Наконец поймал Федя последние слова дяди Пети.

И тотчас в зале захлопали и закричали «ура!». И отовсюду летело:

— Даешь Советскую власть!

— Мы — за Лениным!

— Да здравствуют Советы!

Дядя Петя поднял руку. Стало тихо.

— Но чтобы Советская власть дала нам все, что может дать и дает, — гремел в зале его голос, — сегодня, сейчас мы должны отстоять ее с оружием в руках! Песня наша зовет нас «на бой кровавый»!

— Даешь оружие!

— Смерть белым! — ворвалось в его речь.

И опять дядя Петя поднял руку.

— Товарищи! — громко проговорил он. — Сегодня мы переживаем день, который надолго останется в памяти. С сегодняшнего дня мы должны, мы обязаны приступить к самой серьезной активной обороне нашего красного города! Мы должны создать революционную крепость с железной дисциплиной, в которой не будет места лени, произволу, несознательности. Всякая ошибка в настоящее время есть преступление! Победа или смерть!

— Ур-р-а! — ревел зал, и вверх летели фуражки и кепки.

— Победа или смерть! — неожиданно для себя закричал вдруг звонко Федя, и в зале многие повернулись к окну и заулыбались Феде и еще сильнее зааплодировали.

А потом тесный кинотеатр задрожал от песни:

Федя пел со всеми, и пацан в рваном картузе — тоже, и их лица пылали от восторга и счастья сопричастности к великому грозному времени.