Глава 22. А ларчик просто открывался

Приятелей заковали в наручники. Задержанного подполковника, к его неудовольствию, тоже. Лишь на одного чиновника не осмелились надеть наручники. Немца, который нос непоказывал из самолета, тоже попросили выйти.

Всех задержанных собрали возле контрольно-пропускного пункта. Рыжий капитан, командир роты ОМОНа, рассматривал бумаги, представленные правительственным чиновником для доказательства правомочности отправки лошади за границу.

— У нас все законно, — важно и, главное, спокойно, покровительственным тоном убеждал капитана холеный. — И купчая на лошадь в порядке, и таможенное разрешение, и ветеринарная виза… А тут вмешиваются какие-то сумасшедшие и таранят самолет. Да за это руки-ноги надо выдергивать!.. Хорошо, если авиаторы предоставят нам другой самолет. Иначе вылет сорвется… Что подумают о нас наши зарубежные партнеры, а?

— Не верь ему, капитан, — вмешался Бузуев. — Они не просто лошадь хотят вывезти. Тут дело не в ней.

Рыжий капитан недоверчиво посмотрел на Бузуева.

— Да, да! Надо хорошенько обшмонать самолет.

— Он чокнутый! — вмешался в разговор подполковник Калинин. — Разве вы не слышите, что он несет? Кроме того, товарищ капитан, вы превышаете полномочия, задерживая рейс.

— Что у вас в кейсе? — строго спросил капитан у чиновника.

— Личные вещи.

— Откройте…

Чиновник замялся.

— Ключик где-то затерялся.

— Тогда отдайте…

Чиновник и вовсе растерялся. Лицо его посерело. Несколько подчиненных капитана подошли к чиновнику и силой вырвали кейс.

— Надо открыть, — сказал капитан омоновцу. Тот поковырялся ножом в замке и чистосердечно признался:

— Не могу, товарищ капитан, ключик надо. А ломать — жалко. Вещь хорошая.

С этими словами омоновец поставил кейс в сторонку.

— Бульдог! — негромко произнес Терпухин и выразительно посмотрел на Бузуева. Бузуев непонимающе уставился на бывшего спецназовца.

— Говорю тебе: бульдог!

— О чем ты?

— Разговорчики! — вмешался рыжий капитан. — Сейчас приедут следователи из Генеральной прокуратуры. Они разберутся.

— Не разберутся, капитан, — сказал Бузуев. — Намылят дело, как пить дать. Нас в воронок, и мы бесследно пропадем в подвалах Лубянки или Петровки… А эти субъекты исчезнут за границей…

Неожиданно Бузуев сделал шаг по направлению к кейсу, наставил на него какой-то предмет, и тут раздался оглушительный выстрел.

Омоновцы налетели на Бузуева, вырвали у него из рук револьвер и принялись избивать.

— Что он, сделал! Подонок, сука! — взревел холеный. Лицо его сделалось зловеще багровым.

— Товарищ капитан, — сказал Терпухин. — Откройте кейс, откройте… Замок сломан!

— Нет! — снова взревел холеный, набрасываясь с кулаками на Терпухина. — Это частная собственность! Я запрещаю вам прикасаться к моей собственности!

— Стоять! — грубо крикнул командир омоновцев на взбесившегося от ярости чиновника и кивнул подчиненным, чтобы те придержали его.

Напряжение достигло наивысшего предела.

— Замок сломан! — снова заявил Терпухин. — Откройте кейс, говорю вам!

Рыжий капитан сначала подозрительно посмотрел на него, словно присматриваясь, не псих ли и этот задержанный, потом взглянул на кейс и вдруг кивнул одному из омоновцев. Тот вытащил из ножен кинжал и, удерживая кейс на колене, ковырнул кинжалом в простреленном замке. Кейс раскрылся. На бетон взлетно-посадочной полосы посыпались блестящие камешки… Их было много… Разные по цвету, по форме, мелкие, крупные…

— Видите? Видите? — закричал Бузуев. — Это же бриллианты, алмазы!

Удерживавшие его омоновцы разжали руки. Бузуев бросился к драгоценным камням, словно разбегавшимся по асфальтному покрытию.

— Я ничего… Я не знал… — бормотал холеный, тоже вырываясь из рук державших его омоновцев, но те не выпускали его.

— Вот эта крохотная фигнюшка, — Бузуев взял один из камешков и поднял на уровень глаз, — стоит по меньшей мере тысячу баксов. А если обработать, то и все полторы… Вот и посчитайте, — Бузуев поворошил рукой в кейсе и стал выгребать алмазы и другие драгоценные камни, — этого дерьма здесь килограммов восемь-десять. Это миллионы! Не рублей, долларов! А здесь есть алмазы и с куриное яйцо… Вот смотрите! Бузуев поднял самый крупный камень. — Да такой камень вообще бесценен. Вы представляете, кого мм задержали? Да вам, товарищ капитан, Героя России дадут!

— Пусть лучше квартиру дадут, — буркнул капитан. — У меня двое детей, а приходится ютиться в общежитии.

— Дадут! Квартиру дадут, я обещаю! — воскликнул Бузуев. — Мне пусть Героя, а тебе квартиру. Только надо довести дело до конца. До логического конца. Вызывай по рации подмогу, милицию, ФСБ… Дай рацию сюда, я сам знаю, кого вызвать… Журналистов! Побольше журналистов! С фотоаппаратами, с камерами! НТВ, ТВ-6!

— Да, товарищ капитан, он в самом деле не в себе, видите? — покачал головою холеный. — Какие журналисты, какое НТВ? Это же государственное дело! Я все объясню, вызовите ваше начальство. Вы медь знаете, что наше правительство не в ладах с «Де Бирс»… Но…

— Вижу, я все вижу, и начальство вызову, не беспокоитесь, — согласился командир ОМОНа. — Журналисты пожалуй, здесь ни к чему, но кого надо, я вызову. Надеть на них наручники! — коротко приказал он, указывая на холеного и подполковника Калинина.

— Степа! — взмолился Калинин.

— Никаких Степ! — яростно вскричал капитан. — Вы вольны думать, что серого вещества у меня нет, но у меня есть сердце! Столько добра за границу везти, нет, увольте… Камешки останутся в России.

— Молоток, капитан! — кратко прокомментировал решение командира омоновцев Бузуев. — Ты поступил правильно.

— Я в этом не сомневаюсь. Только мне одно не понятно, кто вы такие, черт бы вас побрал?

— Я из особого отдела ФСБ.

— А этот парень кто?

— А это мой друг. Раньше в спецназе служил, ныне атаман.

— Атаман? — капитан недоверчиво взглянул на Терпухина. — Может, ты и атаман, но что в спецназе служил не похоже.

— Почему это?

— Худощавый больно.

Терпухин достал из кармана ключики.

— Слышь, капитан, там в лесу двое твоих подчиненных. Сосны обнимают. В «кадиллаке» их оружие и рация. Если хочешь, я их потренирую маленько.


Не прошло и двух недель, как приятели встретились на квартире у Сюзанны. Они крепко обнялись, и Бузуев протянул Терпухину увесистую пачку денег.

— Вот твоя зарплата. В долларах. Я тебя люблю, парень. Я с тобой не хочу расставаться.

— Ну уж, — заулыбался Терпухин.

— Да, я еще помню свои неудачи, когда ты меня гонял, как Сидорову козу. Знаешь что, ты хорошо поработал! И я тоже. Все обвинения против тебя сняты. Ну, можно было натянуть за превышение меры обороны, но я побеспокоился, и вот ты абсолютно свободен.

— Правда?

— У них ничего нет.

— С какой стати у них что-нибудь будет против нас, гели мы сорвали такую аферу!.. Героя тебе дадут?

— Ну, на Героя не потяну, а вот рыжему капитану квартиру уже предоставили.

— Драгоценности где?

— В Гохране, наверное… Знаешь, Юра, мне рассказали, каким ты был прекрасным бойцом спецназа, а я никогда не верил. Но теперь я думаю, что ты заслужил хороший отдых. Отправляйся куда-нибудь!

— Ты знаешь, чем я должен заниматься, — сказал Терпухин.

— Ну хорошо, это твои дела. А что Сюзанна? — обратился Бузуев к хозяйке квартиры. — Привет!

— Привет, привет, — улыбнулась девушка. — Хочу тебе сказать, что я выхожу замуж.

— Ну ты даешь, милая! — Вы что, в самом деле собираетесь пожениться?

— А что тут такого?

— Тогда поедем вместе на медовый месяц…

— Знаешь, Бузуев, — сказал Терпухин, — в таких делах третий лишний.

— Ну, спасибо тебе, Юра, что увел у меня девушку, — обиженным тоном произнес Бузуев.

— Это у нас что-то физическое. Друг без друга не можем.

— Физическое? Сначала вы платонически спите в одной кроватке, потом у вас что-то физическое, потом вы решаетесь пожениться, а потом у вас будут дети!

— Так это же закон жизни, Валентин, — сказала Сюзанна.

— Но я от вас не отстану, — решительно сказал Бузуев. — Тем более на свадьбу вы меня все равно пригласите…

— Ладно, поедешь с нами. Надо восстановить мой разрушенный чеченцами дом, да и Катерину, если она еще жива, вызволить.


За те несколько недель, пока Терпухин отсутствовал, станица Орликовая изменилась до неузнаваемости. После тех кровавых событий возле нее расположилось подразделение российской армии. Прямо в поле было разбито несколько десятков походных палаток, в основном для начальства, а солдаты коротали ночи под открытым небом. До наступления холодов следовало обустроиться. Так что и солдатам, и Терпухину строиться приходилось вместе. С финансами и у бывшего спецназовца, и у регулярного воинского формирования было туго, поэтому строительство то прекращалось, то возобновлялось. Сюзанна, пожив некоторое время в станице, уехала на соревнования.

Когда работы не было и дни тянулись в безделье, которое летний зной делал невыносимым, Бузуев наведывался в расположение воинской части и искал там знакомых. Оказалось, что в свое время Валентин некоторое время был на спецзадании в Чечне и успел перезнакомиться со многими кадровыми офицерами, чьи взводы и роты противостояли бешеному натиску рвущихся к независимости чеченцев.

Однажды Терпухин и Бузуев отправились в часть рам добыть строительный кран и повстречали знакомого Бузуева.

— О, Былинкин! — воскликнул Валентин, увидев длинноногого сержанта. — Ты живой? А где Павлов? Он был, насколько я помню, твоим взводным?

— Он попал в переплет и погиб, — ответил длинноногий Былинкин. Был он широкоплеч, курнос и слегка нетрезв.

— Погиб?

— Да. Теперь я командир взвода, — Былинкин отпел глаза в сторону и хотел уйти.

— Ты куда? — воскликнул Бузуев.

— Надо найти лейтенанта Горулева.

Бузуев неожиданно хлопнул Былинкина по ремню.

— Да у тебя здесь целый винной погребок! Где взял? В станицу ходил?

— Салагу посылал, — сержант Былинкин поправил батарею бутылок, упрятанных за ремень и хэбэ. — Ладно, Валя, пойдете со мной? А то лейтенант Горулев заждался. У него от вчерашнего голова трещит…

— А у меня от жажды кишки узлом скручивает, — повеселел Бузуев. — Да и замочить встречу надо. Как я рад, что резня в Чечне все-таки кончилась! А ты рад?

— Да, конечно. Теперь хоть спокойно дослужу, как дед настоящий.

Приятели прошли строительную зону и очутились возле хаотично расставленных вагончиков. Между ними бродили чумазые ребятишки, несколько женщин стирали, а две молодые женщины играли и карты.

— А эти люди что здесь делают? Эй, что это вы тут делаете, а? Нельзя здесь ходить, здесь армия… — весело закричал Бузуев, возбужденный предстоящей выпивкой.

— Да не трогай ты их, — махнул рукой Былинкин.

— Что это за женщины? И дети бегают…

— Это наш походный военный городок, — Былинкин почесал нос и несколько раз усиленно мигнул глазами. — Тут пара офицерских жен проживает, а остальные беженки. В основном русские. Как пристали к нам в Чечне, так и ездиют с нами. Куда им деться-то? А те, что в карты играют, так то б… шалашовки…

Терпухин не стал мешать закадычным дружкам и отказался «утолять жажду». Взобравшись на бетонные плиты, из которых должны были соорудить вокруг воинской части забор, он стал высматривать кран. И вдруг увидел, что в нише между плит устроено что-то похожее на временное жилище. Рваные одеяла, тюфяк, чайник с водой… Из ниши выглянула девочка лет тринадцати-четырнадцати.

— Привет, солдатик, ты кого-то ищешь, да?

— Вообще-то ищу, — ответил Терпухин, едва взглянув на девочку.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — она вопросительно смотрела на Терпухина. — Ты, наверное, новенький, я раньше не видела тебя…

— Девочка, я ищу крановщика.

— Ты небось из офицеров? Хотя хэбэ у тебя солдатское…

— Нет, я с хутора, — сказал Терпухин, — гражданский.

— Это клево! Иди сюда, — девочка поманила Юрия в нишу.

— Зачем?

— Да крановщик сюда должен приехать, его лучше здесь подождать. Проходи, садись. Расслабься. Хочешь чаю? — девочка оказалась на редкость миловидной, опрятно одетой, правда, руки у нее были грязно-желтые.

Терпухин спрыгнул с бетонной плиты и присел на ящик из-под снарядов.

— Минуточку подожди, я сейчас приду, — пробормотала девочка, взяла чайник, зашла за плиты и стала там плескаться. Вскоре она появилась вновь.

— Так где же крановщик? — спросил Терпухин, смутно подозревая, что здесь что-то не так.

— А ты что, без него не сможешь? — улыбнулась девочка и вдруг стала раздеваться. Она расстегнула молнию на боку, спустила джинсовый сарафанчик вниз, выпутала из него ноги и предстала перед Юрием и одной хлопчатобумажной маечке. Не успел Терпухин и глазом моргнуть, как девочка сняла и майку.

— Лифчик снимать? Или сам любишь это делать? — спросила она. Лифчик у нее был явно не по размеру, но ушит, чтобы можно было застегивать крючки на спине…

— Эй, что ты делаешь? — прошептал пораженный до глубины души Терпухин.

— Значит, ты стеснительный, — как ни в чем не бывало прощебетала девочка, — я и сама сниму. Есть много стеснительных мужиков, а есть наглые. Звери…

Взмах руки — и ребенок предстал перед ошеломленным Терпухиным в совершенной наготе при всех незавершенных, еще детских формах и размерах тела.

— У т-т-тебя, у тебя с головой все в порядке? — заикаясь спросил Терпухин.

— Что ты имеешь в виду? Ты что, против, что ли? — девочка прикрыла руками безволосый лобок. — Что, денежек нету? Я понимаю. Могу и без денег… Ты красивый. Дашь пачку сигарет?

— Ты что делаешь? — закричал Терпухин. — А ну-ка, одевайся! Да черт с тобой, стой раздетая!

Он полез на плиты, плюясь и чертыхаясь.

— Подожди, ты не заплатил! Ты посмотрел и не заплатил… Дай хоть сигарету! Без фильтра хоть! Мне и за это деньги дают!

— Розог тебе надо, а не денег!

— Э, трус! — закричала девочка, со слезами одеваясь, — А еще мужчина! Звездуй отсюда, бессовестный!


После бучи, которую поднял Терпухин у командира части, беженцев убрали. Терпухин самолично отвез девочку, назвавшуюся Светланкой, в город, в психиатрическую клинику.

— Что мне с ней делать? — проворчал главврач клиники, несколько минут поговорив с девочкой. — Мне больных кормить нечем, а ей нужны не психотропные препараты, а коррекция поведения. Она ведет себя, как взрослая женщина!.. Ладно, придумаем что-нибудь.

В конце концов, более детально обследовав Светланку, врач выписал ей направление в специнтернат.

— Это что? — поинтересовался Терпухин. — Что-то вроде колонии для несовершеннолетних?..

— Да нет, — улыбнулся психиатр. — Там хорошо. Мы же не входим в систему МВД. Нас вообще нельзя рассматривать как учреждения, ограничивающие свободу людей… В этом специнтернате на замке никого не держат. Только первые две недели… А потом хочешь — уходи.

— Уходят?

— В том-то и дело, что почти не уходят.

— Как же там добиваются таких успехов? — спросил Терпухин.

— Это старо, как мир, — вздохнул врач. — Знаете, у меня есть дипломник, будущий врач-психолог. Он собрал материал о детях, затянутых в криминальные подвально-чердачные сообщества. Удивлялся тому, как часто их там хвалят. Храбро на шухере стоял — орел! Нужного мужика в нужном месте углядел — молодчина! У детей психика устроена так, что угрозы и критику они не воспринимают абсолютно. Начни эту девочку ругать или бить за то, что она потаскушка, еще хуже будет. А в специнтернате работают психологи, они вернут ей сознание детства. Во всяком случае, попробуют.

Загрузка...