От заката до рассвета

Обе поездки прошли в состоянии повышенного беспокойства; о рейде и исчезновении животных, которое обнаружилось на рассвете, говорили на всех радиостанциях. Сообщалось, что дороги перекрыты с целью возвращения животных в лабораторию. Казалось, все пути для нас были отрезаны. Но транспортировка в обоих случаях прошла без осложнений.

Я провел с бабуинами следующие 15 дней, наблюдая за тем, как идут у них дела и изучая их поведение. Мы не имели ни малейшего понятия, будут ли они ладить друг с другом и адаптируются ли к новой еде после тех гранул, что они получали в лаборатории и к которым успели привыкнуть.

В доме, помимо меня, жили ветеринар, одновременно выполнявший обязанности медсестры, и доктор Кальмар, ярый антививисекционцист. Именно они сняли электроды и взяли на себя заботу о бабуинах в дальнейшем. Я был совершенно потрясен, зайдя в отсек с животными: я думал держаться на почтительном расстоянии, чтобы они чувствовали себя в безопасности, но бабуины полностью меня приняли.

Объединение членов группы прошло на удивление хорошо — на самом деле, намного лучше, чем мы могли предполагать, и три недели спустя они воссоединились с остальными обезьянами в Замке Гонтье.

Когда они прибыли, их немедленно отвезли на остров, потому что крайне важным было убрать их подальше от общественности, а приют «Ковчег» находился от цивилизации на почтительном расстоянии. История попала в газеты на какое-то время, и даже учитывая, что Кристиан Хаше четко знал, что делал, следовало соблюдать осторожность.

Бабуинов прятали на протяжении нескольких месяцев, после чего их перевезли на два острова, приготовленных для их комфортной жизни любителями животных. Все эксперты заверили нас, что бабуины не умеют плавать, поэтому мы поверили, что они не смогут покинуть эти острова; через несколько лет выяснилось, что один из бабуинов все-таки уплыл и был обнаружен в саду на чьем-то участке. После этого случая пришлось установить изгородь под током, чтобы удержать обезьян от путешествий».

Кристиан Хаше, отвечающий за приют «Ковчег», заповедник, ставший домом для обезьян, вспоминает, как они привыкали к свободе:

«Сложно абсолютно точно говорить о какой-либо специфике этих бабуинов; они ничем не выделялись по прибытии и пополнились группой 32 других в 1989 году, после чего образовали значительную группу. Что важно, так это тот факт, что самым старшим животным в группе, сейчас больше 30 лет. Среди них есть самка по имени Бритая; она была одной из тех, у кого стоял электрод, и волосы на ее голове до сих пор не выросли. Интересно, что такие обезьяны узнают друг друга по лысине.

Когда прибыли первые из этих освобожденных обезьян, у нас уже жили несколько бабуинов, поступивших из различных источников, таких как цирки, зоопарки и частные коллекции. Приютив лабораторных животных, мы были шокированы полным отсутствием у них навыков общения. Ни вокализации, ни жалоб, ни вздохов удовлетворения, ни чисток — только испуганный язык тела и настоящий ужас. Когда бы мы ни приближались к их жилищам, они забирались по прутьям высоко и сидели неподвижно, ожидая, пока мы не уйдем.

У них ушло около полугода на то, чтобы начать доверять людям. Молодые добровольцы, работавшие здесь в то время (всем было меньше 15 лет) проводили по многу часов, успокаивая их, показывая им различные предметы, уча их чистить бананы, например, или вскрывать арахис. Было очевидно, что бабуины начисто лишены навыков поедания фруктов — они ничего никогда не ели, кроме лабораторной пищи. Постепенно, живя в атмосфере растущей уверенности в себе рядом с людьми и другими бабуинами, которых они могли слышать и видеть, они начали контактировать посредством вздохов и криков и в процессе чисток.

Когда мы познакомили их с другими бабуинами из приюта, не было ни видимой агрессии, ни конкуренции, потому что они видели, слышали и трогали друг друга через прутья решетки. Всех новобранцев держали какое-то время в клетках, а потом выпускали к уже существующей группе в общем жилище.

Взяв еще 32 бабуинов в январе 1989 года, мы выпустили их всех вместе на двух островах, которые заранее приготовили для них, и на которых они живут до сих пор...»

Перевод с французского впервые появился в 30-ом номере журнала Arkangel⁸².

Грабежи и розыгрыши

Я хочу подчеркнуть, что экстремистская активность в защиту прав животных — это не терроризм.

Глава антитеррористического подразделения, 1995

Зеленые бригады были на острие зоозащитной атаки. Придерживаясь тех же принципов о скорейшем прекращении экспериментов на животных, они взяли на вооружение куда более агрессивные тактики. Они получили мгновенную известность в нервном мире вивисекции, когда взорвали помещение поставщика животных в Леварде на севере Франции. По чистой случайности владелец отделался лишь незначительными ранениями. Год спустя от взрыва рядом с домом другого разводчика пострадал полицейский. Если не все шло по плану, то виной была отнюдь не нехватка целеустремленности.

Участники операции «Четыре лапы» тоже внесли вклад в беспощадную борьбу за лабораторных животных во Франции. Замаскированные активисты остановили грузовик, перевозивший собак в лабораторию неподалеку от Ренна; водителя извлекли из машины, побрили и намазали ему лицо красной, несмываемой краской. Его оставили на обочине, увезя десять собак. Через две недели другая группа атаковала лабораторию Парижского университета и освободила 50 лягушек и 20 голубей, уничтожив при этом документацию и оборудование. Французов переполняла энергия!

За рубежом тоже не было скучно. Венский суд приговорил 37-летнего члена Австрийской академии наук к выплате штрафа, примерно эквивалентного £450, признав его виновным в совершении пяти рейдов освобождения животных в лаборатории Фармакологического института Вены в период с марта по сентябрь 1985 года. Герр Питер Мюллер пять лет проработал в этом учреждении в отделении изучения мозговой деятельности и собственноручно проводил опыты на животных. Просветления он достиг, когда сделал уколы 76 крысам, чтобы спровоцировать у них эпилептические припадки, а потом получил указание избавиться от животных на том основании, что результаты тестов противоречили тому, что говорилось в существовавшей на тот день медицинской литературе.

Вообще, Питер Мюллер совершил шесть рейдов, но виновным признан был только в пяти, поскольку животные, которых он обнаружил в лаборатории в шестой раз, пребывали в столь плачевном состоянии, что власти предпочли не трогать этот инцидент. Деятельность Мюллера привела к тому, что прокурор возбудил дело о скверных условиях в вивисекционных лабораториях.

Герр Мюллер выполнил серию одиночных ночных вылазок. Он подъезжал на своей машине и пробирался внутрь лаборатории через верхние фрамуги окон. Он спас в общей сложности 31 животное — собак, кроликов и коз. После освобождения он развозил зверей по домам знакомых любителей животных. Его поймали при попытке освободить очередную козу. Мюллер отказался сообщить, куда доставил похищенных животных.

Случай Мюллера — пример простых проявлений сострадания, привлекший пристальное внимание и удостоенный восторга общественности. Благодаря своему образу жизни Мюллер потерял работу, но смог без затруднений выплатить наложенный штраф при поддержке множества симпатизировавших ему актеров и звезд шоу-бизнеса. Журнал «Человек месяца» и актер Фрэнк Хоффман учредили в Австрии ежегодную премию за Самый отважный поступок в защиту животных. Первую награду получил Питер Мюллер (интересно, что хотя Австрию и не принято считать страной любителей животных, она может гордиться тем, что в ней вегетарианцы и веганы найдут куда больше мест, где смогут приятно поесть, чем в других точках планеты; кроме того, Австрия стала первой в мире страной, запретившей батарейную систему содержания кур, и поддерживает сногсшибательную законодательную базу для защиты животных во множестве других направлений). Но в соседней Германии несколько небольших групп тоже не сидели, сложа руки.

...В просторном автобусе хватает места. Их шестеро. Они отчаянно жаждут что-то сделать, чтобы помочь животных и, при условии, что никто не пострадает, их не волнует, они готовы на все. Возбуждение бьет через край, потому что сегодня животные будут спасены от кошмаров лаборатории. Члены группы собирались вместе и раньше по той же причине, и всякий раз это было нечто совершенно невероятное, каждая подобная ночь была лучшей ночью за всю жизнь.

В ходе поездки они изучают план здания Университета Майнца и делятся разведданными. Посты охраны университета расположены с довольно частыми интервалами, поэтому потребуется немалая сноровка. Главная идея — никакого риска; только если во благо животных. В грузовом отсеке автобуса несколько клеток. Все они скоро будут заполнены; от этой мысли у всех на лицах появляются глупые ухмылки, сердца бьются быстрее. Все знают, что идут спасать животных, но никто не представляет, как будут выглядеть новые пассажиры. Нет никакой информации о том, кого именно держат в лаборатории.

В 19.30 автобус подъезжает к станции техобслуживания. Благодаря переходу на зимнее время уже почти кромешная тьма. Все в предвкушении. Они вновь изучают план здания, детально обсуждают тактику и роль каждого из участников. Нервы успокаиваются последними кружками чая, а потом приходит время действовать. До района университета остается проехать совсем чуть-чуть. Все внимательно всматриваются, нет ли где охранников. Нет — все чисто. Активисты выходят из автобуса. Дозорные занимают позиции, остальные выгружают клетки и контейнеры, которые быстро переправляют через ограду и несут в сторону здания университета. Все разговаривают шепотом.

Раздается громкий звук (активист открывает окно), а затем — две минуты ожидания в гробовой тишине. Активист дает знак, что все чисто, и две темные фигуры исчезают в проеме окна. Внутри по-настоящему темно. Противный запах ударяет в ноздри. Что, если кто-нибудь заденет этот огромный лист гофрированного металла, лежащий на полу. Чья это будет вина? Стражи этого места не будут рады непрошеным гостям.

Коробки с кроликами стоят на крыльце в луче света, розовые глаза стали красными. Здесь всего двенадцать коробок, в каждой по животному. Кролики выглядят напряженными и обеспокоенными своей дальнейшей судьбой. Волноваться об их душевном здоровье сейчас не стоит – скоро у них все будет хорошо. Их незамедлительно помещают в удобные коробки для перевозки. Запах по-прежнему ужасающий.

Одного взгляда на содержимое второй комнаты хватает для полноценного шока. На активистов таращатся по меньшей мере четыреста крыс, втиснутые в крошечные клетки. Но в автобусе не хватит места, чтобы увезти больше половины! Черт подери! Чудовищно больно осознавать, что часть этих умных созданий придется оставить здесь, но все они физически не влезут! После короткого обсуждения сложившейся ситуации принимается решение оставить кормящих матерей и их потомство, чтобы не подвергать самых маленьких стрессу транспортировки. Переместить крыс в другие емкости невозможно из-за недостатка пространства, поэтому их выносят в тех же клетках.

Внезапно звучит предупреждающий свист. Снаружи медленно едет на велосипеде ночной сторож. Все замирают. Пожалуйста, уезжай! Дозорные не видны, потому что прячутся в кустах. Велосипедист минует здание, проведя лишь наружный осмотр. Две минуты спустя звучит сигнал «все чисто», и активисты снова начинают дышать. Какая прекрасная игра на грани фола!

Начинается самая сложная часть операции. Загрузка автобуса. Клетки бережно передают через окно и разбирают в зарослях. Контейнеры довольно тяжелые, и у налетчиков уже очень скоро начинается одышка. Водитель тем временем медленно и тихо подъезжает к воротам университета. К счастью, они не заперты, и автобус въезжает на территорию. Люди движутся быстро, и погрузка проходит беспрепятственно. Как только последняя клетка оказывается в автобусе, необходимо убираться отсюда быстро, увозя ценный груз. Все идет по плану, автобус возвращается восвояси невредимым, и группа разделяется на две части. Трое отвозят животных в безопасное место, а остальные, пожелав им удачи, остаются взвешивать произошедшее. Счастливы ли они в связи с тем, что сделали сегодня? Нет!

Те, кто везет спасенных животных, чувствуют себя нормально, но души оставшихся троих изранены тем, что матери-крысы и их отпрыски остались в лаборатории. Трудно чувствовать себя комфортно, зная, что животные остались в месте, которое означает для них неминуемую смерть и кое-что похуже перед нею. Немало крыс поместится в машину! Вернуться и забрать их? Для них наверняка найдутся хорошие дома. Долго думать не приходится, подготовительные работы уже проведены, а времени до рассвета остается совсем немного.

Они добираются до места со скоростью света. Один дозорный остается ждать, пока двое других активистов еще раз забираются в здание. Внутри все те же темень и смрад. А крысы по-прежнему ждут, что их жизнь изменится к лучшему. Ребята запихивают в машину столько клеток, сколько в нее может влезть. И вновь никто не замечает, что они делают, и чувство удовлетворения теперь уже близко. Они сделали все, что смогли.

Им это нравится. Теперь их переполняет чувство радости от хорошей ночной работы. Теперь им есть что праздновать. Простая, эффективная акция прямого действия. Или это неприемлемое насилие? Или леденящий кровь терроризм. Я приведу кое-какие факты, а решать вам.

В статье про ФОЖ в журнале The Face от октября 1982 года были такие строки: «Соглашаетесь вы с ними или нет, они задают темп перемен». Так и было. С появлением Группы поддержки ФОЖ в 1982 году активистское подполье начало получать финансовую помощь, плюс возобновились отчеты о совершаемых рейдах. Те, кто не мог активно участвовать в борьбе, теперь имели возможность помогать активистам чем-то еще. Как только бюллетень Группы поддержки начал широко распространяться, вскоре стало ясно, до чего широко распространены акции и насколько глубоко проникли идеи освобождения животных. Отчеты присылались в Группу поддержки анонимно, после чего попадали в бюллетень и распространялись. Борьба поддерживалась повсеместно. От Канады до Южной Африки, от Австралии до Ирландии и во всех частях Соединенного Королевства — отовсюду поступали новости об акциях прямого действия, вдохновляя людей на свершения. Кроме того, бюллетене предоставлял место для дебатов, обмена тактиками и новаторскими идеями. Деятельность ячеек ФОЖ — без прямых призывов — всячески поощрялась. Группу поддержка, разумеется, состояла из единомышленников. Они посвящали всех себя этой работе. Они публиковали личные данные известных угнетателей животных и предлагали читателям «взять эксплуататора на перевоспитание». Когда возникали проблемы с жильем для животных, в бюллетенях появлялись объявления о том, что разыскиваются хорошие дома. Однако для властей подобные сообщения были эквивалентны сбыту краденого. Не могло им понравиться и распространение провокационных материалов.

К тому моменту Ронни Ли стал официальным пресс-атташе ФОЖ. Он один говорил от лица всех, кто пустился с ним в плавание по морю перемен, всех, кто был готов сложить голову за животных и ставил их жизнь выше человеческой жадности. Ли был экстремистом в глазах государства и маяком для тех, кто сражался против несправедливостей угнетения животных. Он добровольно играл эту роль, и в конечном счете она принесла ему «славу» сидевшего в тюрьме дольше всех своих соратников активиста ФОЖ. Что куда печальнее, этот его рекорд был впоследствии побит.

Ли был голосом активистов и легко узнаваемой фигурой для каждого, кто вообще интересовался подобными вопросами. Совершенно неспособный к компромиссам, он всегда с готовностью объяснял, что такое ФОЖ, всем интересующимся журналистам, телевизионным группам и любым другим людям, готовым слушать, а также вел колонку в бюллетене Группы поддержки. Он открыто напрашивался на неприятности, но был глубоко убежден, что бесенок по имени ФОЖ уже сорвался с цепи, и неважно, сколько арестов последует — Фронт уже никуда не денется.

Координированная операция «Ясный взор», подразумевавшая атаки на животноводческие фермы в Шотландии, Эссексе, Суффолке и Глостере принесла свободу 163 кроликам. Это было в 1984 году, и акции экономического саботажа достигли в Великобритании и за ее пределами своего пика. Лаборатория Имперского центра исследования рака в Хертфордшире столкнулась с £100-тысячными потерями, в то время как в Кембриджшире активисты нанесли аж £1,5-миллионный урон вивисекционной лаборатории Парк-Дэвис. Работающая по контракту лаборатория Hazleton (теперь Covance) в западногерманском Мюнстере понесла убытки в размере £1 миллиона, тогда как голландский ФОЖ поджег лабораторию в Утрехте, что обошлось ей в £250.000.

Пожалуй, наиболее противоречивая тактика экономического саботажа – это запугивание порчей товара. Несмотря на то, что большинство таких случаев были тщательно разработанными розыгрышами, они доказали свою высочайшую эффективность в том, что касалось создания огласки, пусть и нечасто удостаивались симпатий общественности. Зоозащитники хотят ослепить покупателей? Именно так можно было подумать, когда разыгралась, пожалуй, главная афера с загрязнением, имевшая место в 1984 году. Флаконы фальсифицированного шампуня Elida Gibbs Sunsilk⁸³ были обнаружены в магазинах Boots⁸⁴ в Саутхэмптоне, Лондоне и Лидсе. Активисты отправили предупреждение в национальную газету, и Boots были вынуждены убрать с прилавков каждый флакон во всех магазинах. Представитель компании заявил: «Это гигантская работа, но она должна быть проделана». Музыка для ушей активистов, а, кроме того, дорогая операция для компании, которую пришлось повторить месяцем позже, когда подозрительный шампунь дал о себе знать в Халле в Восточном Йоркшире.

Там же впоследствии арестовали троих активистов. Выяснилось, что один флакон шампуня, поступившего в местный супермаркет, был загрязнен слабым отбеливателем; его поставили на полку, приложив к флакону очень заметный текст с предостережением. Вот что сказал мне один из людей, вовлеченных в эту откровенно безрассудную акцию: «Только осоловевший, слепой магазинный вор взял бы этот шампунь после того, что мы с ним сделали!» Ввиду новизны формата акции у полиции не было законов, которыми можно было бы вооружиться, поэтому троицу в конечном счете обвинили в Посягательстве на Общественный Покой. Вскоре их признали виновными и обязали воздержаться от дальнейших неблагоразумных поступков на протяжении следующих двух лет. Обвинение было выкопано из закона от XVII века как единственно подходящее на тот момент времени. Законы, включающие порчу товаров, с тех пор были радикально переписаны и сегодня подразумевают куда более серьезные наказания, равно как и законы, направленные против сексуальных преступлений, жестокого обращения с животными и тайных войн.

Еще были страхи вокруг загрязнения мяса индейки в более чем 30 городах по всей Великобритании. Помимо того, что эти акции доказали свою эффективность в привлечении внимания к проблемам животных, они, к сожалению, укоренили представления о зоозащитниках, как об экстремистах и человеконенавистниках. Тем не менее, они неизменно проводились в соответствии с идеологией ФОЖ и, соответственно, исключали причинение физического вреда людям и животным. Это почетная позиция, в которую слишком немногие верят настолько, чтобы по-настоящему придерживаться в повседневной жизни.

Сладкая правда

Путешествие на 1000 миль начинается с одного шага.

Мао Цзедун

Случаи порчи продуктов питания достигли пика уже к ноябрю, когда десятки батончиков Mars, помеченные большой буквой «X», появились в нескольких магазинах в районе Лидса, Манчестера, Солсбери и Плимута. Шоколадные батончики доставили в редакции The Sunday Mirror и BBC. В них были введены небольшие дозы крысиного яда под названием Alphakil. Считается, что он вреден для людей только в больших количествах. К батончикам с буквой «Х» прилагалась записка, в которой говорилось, что компания Mars спонсирует эксперименты по изучению кариеса в лондонской Больнице Гая. СМИ неминуемо сочинили желаемый подтекст этой акции: «Нам все равно, если люди умрут». Таким был заголовок одной национальной газеты, сопровождавшийся историями покупателей, которые заболели и попали в больницу, отравившись.

Главным заступником вивисекции в правительстве в те годы был заместитель министра внутренних дел Дэвид Меллор, в чьи обязанности входило сеять вранье, фантазии и дезинформацию. Он изрек: «Тот факт, что эти люди готовы положить жизни детей на алтарь своего фанатизма, превзошел все ожидания». Подобная безумная риторика вскоре стала нормой для представителей правительства, вивисекторов и СМИ и позорно промаршировала вместе с ними в новое тысячелетие.

По иронии, Меллор представлял министерство, позволявшее плодить миллионы больных животных, с которыми ученые могли делать что вздумается. Вот это подлинный факт. И уровень их страданий обширно задокументирован. Яд в шоколадных батончиках был выдумкой, и ФОЖ позднее опубликовал заявление, признавая, что вся эта история являлась продуманной мистификацией. Фронт задал интригующий вопрос о том, почему же столькие люди свалились больными, съев обычных шоколадных батончиков! Не меньшая ирония заключена в том, что вивисекторы искали возможность разработать вакцину для «лечения» свирепствующего кариеса, которым болеют, главным образом, дети, виной образования которого всегда были изобилующие сахаром кондитерские изделия!

Вероятность, что кому-то не поздоровится после поглощения одного из помеченных буквой «Х» шоколадных батончиков примерно равна вероятности того, что слепой магазинный вор окажет себе медвежью услугу, применив по назначению испорченный шампунь, в то время как машина СМИ при поддержке представителей в правительстве с готовностью воспользовалась возможностью породить в людях ужас перед продовольственным террором. Mars обязали отозвать из продажи каждый батончик в Великобритании, что стоило компании около £3 миллионов. Ответственность за это безобразие лежала на активистах. Эксперименты на обезьянах, в рамках которых их держали на богатой сахаром диете, были остановлены. В этом тоже были виноваты активисты. Никакой полет даже самого буйного воображения не позволил бы сказать, что такая акция способна вызвать позитивную реакцию СМИ, но огласка превзошла все самые смелые ожидания тех, кто был замешан в этом деле, и это самое главное. Результаты были достигнуты.

С тех пор подобные акции стали частью борьбы ФОЖ. Обычно они были направлены против косметической промышленности. Самыми громкими стали дела Boots и L’Oreal. Мясная индустрия тоже существенно пострадала, когда разыгралось история отравленной рождественской индейки. Особо популярная без особых причин, она тоже внесла свою лепту в дело мистификаций на благо животных.

ARNI⁸⁵

Человек — единственное животное, которое способно краснеть от стыда. Или должно.

Марк Твен

Очередная зоозащитная группа? Не совсем! Угрозы Отряда расплаты с охотниками и других, история с батончиками Mars и общий вес активности за права животных привнесли в мир ощущение беспокойства по поводу эксплуатации братьев меньших. Вместе с тем они начали оказывать давление на власти, провоцируя их на попытки как-то остановить угрозу дальнейшего прозрения людей.

По состоянию на 1984 год считалось, что ФОЖ несет ответственность за причинение совокупного ущерба в размере £6 миллионов, хотя неофициальные суммы были намного больше. Активисты Фронта совершали по шесть акций за ночь только в Соединенном Королевстве. Вне зависимости от истинности цифр, это был период наибольшей активности организации.

Мясной бизнес, меховые и охотничьи братии и фармацевтическая индустрия испытывали на себе столь мощное общественное давление, что Скотланд-Ярд сформировал специальное подразделение для борьбы с ФОЖ и другими зоозащитными группами, сражавшимися за перемены.

Нация гуманистов породила Национальный реестр защитников прав животных (ARNI). Подразделение поселилось в Скотланд-Ярде, внимание которого, как известно, всегда привлекали лишь такие серьезные преступники, как Джек-Потрошитель. Изначально подразделение носило название Отряда по борьбе с ФОЖ, а потом — Национального индекса экстремистов за права животных. Целью подразделения было собирать информацию о зоозащитниках, вести хронику акций, прослушивать телефонные звонки и внимательно следить за передвижениями ключевых фигур. Очень скоро стало очевидно, что деятельность ARNI выходит за рамки противостояния активистам ФОЖ и симпатизирующих им людей и, в конечном счете, может затрагивать любого человека в движении за права животных. Одетые в штатское офицеры смешивались с демонстрантами и подслушивали разговоры, чтобы выяснить имена организаторов «злодеяний» и по возможности выхватить какую-нибудь сплетню. Люди любят сплетничать, поэтому подслушивание оказалось очень плодотворным занятием!

Неминуемо, по мере развития технологий эти ранние практики уступили место более сложным, прогрессивным методикам: сегодняшняя политическая полиция гордится своими видеокамерами, позволяющими записывать на видео последствия их смешивания с толпой. Кроме того, они снимают законопослушных протестующих порой по часу кряду. Скучно. Эти Сборщики Информации работают парами: один направляет офицера, который записывает видео, а другой старается снять как можно больше людей, чтобы потом выяснить их личности. В результате число людей, попавших в разработку к полицейским, поистине ошеломляет.

ARNI выпускала бюллетень, призванный информировать региональных коллег и обновлять для них данные, особенно для тех из них, кто имел дело конкретно с проблемой ФОЖ. Разумеется, это был конфиденциальные, внутренние документы, однако в скором времени их копии и другие файлы неожиданно ко мне в руки — думаю, по случайности. Я сидел дома и смотрел на часы, так как ожидал в гости пару детективов. Обычно это хороший повод выйти прогуляться, но они назначили встречу, сказав, что вернут кое-что из изъятого в ходе предыдущего визита, о котором я, конечно, не был заранее предупрежден. Меня обвиняли в нападении на охотников и причинении ущерба окнам «Макдональдса», но ввиду отсутствия улик детективам пришлось признать, что я не был виновен ни в одном из этих преступлений.

Как бы то ни было, спустя месяцы багажник их машины оказался забит пакетами с моими вещами, ни одна из которых не доказывала мою вину, но, тем не менее, они посчитали, что необходимо — и это происходило далеко не впервые — забрать у меня это имущество. Обменявшись вежливыми, равнодушными приветствиями, мы выгрузили мои вещи из багажника и отнесли в дом. Я не сразу заметил, что наряду с моим добром мы отнесли два больших черных мешка, которые мне не принадлежали. Приятно было, наконец, получить вещи назад, но еще приятней было стать обладателем их вещей. Детективы ушли.

Я проверил мешки и не смог поверить своим глазам, когда нашел в них то, что нашел. Ребята сгрузили мне огромное количество сделанных полицией фотографий и негативов, бумаг, копий циркуляров ARNI и деталей операций подразделения в районе Манчестера. Мы разложили первоклассные трофеи на полу кухни у друга дома и пировали!

Слухи о проведении активной разведывательной деятельности полиции оказались чистой правдой. Агенты занимали позиции в меховых магазинах, в «Макдональдсах», цирках и других подобных местах, высматривая потенциальные сборища протестующих. Мишенями становились даже дома некоторых активистов — людей, которых лично я считаю не заслуживающими интереса полиции по той простой причине, что их присутствие на передовой было в лучшем случае спорадическим. Полиция считала иначе. Любой, кто выступал за животных, попадал в разряд криминальных элементов. Через минуту мне уже было известно, что полиция знала о том, кто из активистов ходит в какой супермаркет. А как же бомбисты и мистификаторы? Как они проводят время, пока мирные протестующие отовариваются?

Во многих случаях «разведданные» представляли собой информацию, почерпнутую на митингах или из листовок, рекламирующих митинги и пикеты. В том, чтобы участвовать в них, не было ничего зловещего, однако политическая полиция считала, что глубоко проникает в дебри страшного движения! Между тем в циркулярах ARNI вырисовывались тактика и потенциальные мишени ФОЖ; в них содержались данные об известных активистах наряду с фотографиями крупным планом, номерами автомобилей и рекомендациями относительно того, какие действия предпринимать и кого информировать об инцидентах, в которые вовлечены эти «экстремисты». Ощущалось явное намерение приукрасить имеющуюся угрозу. Кто бы мог подумать, что 600 снимков парочки веганов, несущих домой еду из магазина, имеют какую бы то ни было пользу; единственное предположение, какое могло напроситься, заключалось в том, что полицейские сами очень интересуются зоозащитным движением. Непосредственная отдача для детективов была несущественной, однако их работа сделала возможным увязать между собой различных активистов и создать на них досье.

Кокспэрроу

Если человек не станет душить другого человека, он должен проявлять доброту к животным, ибо тому, кто жесток с животными, трудно иметь дело с людьми. Мы можем судить о душе человека по его отношению к животным.

Иммануил Кант

Ферма Кокспэрроу в Уорвикшире была одним из мест массового паломничества протестующих зоозащитников, которые регулярно тревожили покой владельца и его семьи. Одна из шести существовавших на тот момент лисьих меховых хозяйств, эта была наименее приятной.

Шеффилдская ячейка ФОЖ привела в исполнение свой приговор в январе 1984 года после нескольких недель приготовлений. План включал разрыв в ограде фермы, чтобы часть лис смогли улизнуть. Для того чтобы разузнать о возможностях побольше, были использованы акции протеста возле фермы. Пока часть активистов бросалась на полицейские кордоны, пытаясь проникнуть на ферму и тем самым отвлекая внимание, пара ребят из Южного Йоркшира делала записи о том, как пролегают телефонные линии, подъездные дороги и маршруты предполагаемого отхода. Бизнес-план этого прибыльного предприятия необходимо было подвергнуть серьезным правкам.

Всякий, кто бывал на Кокспэрроу, потом настойчиво стремился выбросить воспоминания о поездке из головы. За высокой оградой можно было видеть глубоко подавленных и печально смотрящих лис, монотонно ходящих туда-сюда по клеткам. Отнюдь не бюллетени ФОЖ вдохновляли людей освободить этих животных, а их вид, от которого становилось больно любому нормальному человеку. Лисам очень не нравилось жить в неволе, и вот пришло время изменить это положение вещей!

Наконец, настала зимняя ночь, когда адреналин зашкаливал. Группа выдвинулась к месту, имея при себе несколько инструментов и мешков. Перед активистами стояли две задачи: спасти лис, которых уже ждали безопасные дома, и испортить как можно больше оборудования на ферме. Экономический саботаж в глазах одних людей и нанесение противозаконного ущерба, по мнению других.

Для таких операций нужны крепкие нервы и большой энтузиазм, но и без удачи здесь не обойтись. В полутора десятках километров от фермы машина активистов привлекла внимание офицера Ривз, которая патрулировала местность. Вот что она рассказала для протокола впоследствии:

«Я — констебль Стаффордширской полиции. В четверг 5 января, примерно в 2.40 я была на дежурстве. Когда я ехала по Верхнему Гангейту в Тэмворте, я заметила транспортное средство, которое двигалось в мою сторону. Я увидела, что передняя фара машины не работает. Машина имела регистрационный номер YWY 20X. Это был фургон Ford, на двери которого значилось название фирмы аренды автомобилей и указывался телефон. Я последовала за фургоном и остановила его в 2.43 на шоссе А51. Я подошла к водителю машины и сказала: “Вы могли бы сказать, куда направляетесь?” Он ответил: “Я из Барнсли. Мы едем в Кардиган в Южном Уэльсе”. Я спросила: “Как ваше имя?” Он ответил: “Эндрю Хорбери”. Я посмотрела внутрь фургона и увидела в нем около шести человек. Они спали на том, что показалось мне холщовыми мешками».

Поскольку никто не сделал ничего плохого, фургон поехал дальше. Последующее расследование определило, что вообще-то фары автомобиля работали прекрасно, но это было уже не существенно. Тем не менее, у активистов состоялся серьезный разговор на тему того, продолжать ли действовать согласно намеченному плану. Кто-то был за, кто-то — против. В итоге принять решение доверили водителю — единственному человеку, которого могли впоследствии опознать полицейские. Именно его было бы легче всего поймать. Никто не стал бы винить его, если бы он отказался участвовать, но он не захотел даже слышать про возвращение назад. Хорбери понимал, что полиция обязательно свяжет фургон, полный людей среди ночи, и проникновение на меховую ферму вниз по дороге. Но Хорбери не смущала эта ситуация: «Развернуться? Ни за что. Только не сейчас. Мы проделали такой путь, а лисы все еще там». Его слова стали манной небесной для остальных активистов.

Чуть более чем через два часа после того, как констебль остановила фургон, он, теперь уже замаскированный, пробирался по узкому проезду, ведущему к ферме. Активисты перерезали телефонные провода. Долгожданный рейд в Кокспэрроу начался. Дремавший фермер Нирбахал Сингх Джилл проснулся очень скоро.

«Я зарабатываю на жизнь разведением лис на мех. В четверг 5 января 1984 года я спал дома, когда примерно в 4.40 меня разбудил лай собак. Я держу на привязи пять собак рядом с лисьими загонами. Сначала я игнорировал шум. Потом я вылез из кровати и посмотрел из окна спальни. Я увидел фургон, сдающий задом по бетонной дорожке с торца загонов. Фары фургона были включены, вокруг стояли люди, я смог разглядеть четверых. Я вышел из дома в пижаме. Между моим домом и загонами стояли еще несколько человек. Как только я вышел, мне в глаза ударил свет фонарей, и кто-то сказал: «Иди назад в дом, или мы тебя пристрелим». Эти слова были повторены два или три раза более чем одним человеком из группы. Единственное, что я сумел рассмотреть, это то, что все они были в масках, полностью скрывающих их лица. Никаких акцентов в голосах я различить не смог.

Я вернулся в дом и попытался позвонить в полицию, но телефон не работал. Я предположил, что провода перерезаны. Я снова вышел и направился в соседний дом, потому что там тоже был телефон, но группа людей вновь стала мне угрожать. Они подошли ко мне вплотную. Я заметил, что среди них была девушка, судя по голосу. Они неоднократно мне угрожали, говоря, что пристрелят меня, если я не вернусь в дом. Я не видел, есть ли у них оружие, так как они светили фонариками мне в лицо. Фургон все еще стоял рядом с загонами.

Я зашел в дом и вышел с черного хода, незамеченным подошел к загонам с северной стороны, снял там с привязи собаку и вернулся домой. Я поговорил с женой, и она сказала, что телефон нигде не работает. Я сказал ей, что нужно взять мой мотоцикл. Когда я вышел из дома и пошел к зданию, где стоял мотоцикл, те трое снова подошли ко мне. Собака все еще была со мной. Они сказали: «Возвращайся в дом, или мы тебя пристрелим. Мы не хотим сделать тебе больно, но если из-за тебя начнутся неприятности, мы сделаем». Прежде чем я вернулся в дом, я увидел еще троих или четверых людей возле амбаров. Оттуда доносилось много шума. Я вышел из дома через черный ход и дошел вместе с собакой до дома Эндрюсов в ста метрах от моего.

Там я встретил миссис Эндрюс и спросил, работает ли у нее телефон. Она ответила, что телефон не работает. Я сказал: “Вы не могли бы дать мне одну из ваших машин, чтобы я мог заблокировать выезд? Я заплачу за возможный ущерб”. Не успела она ответить, как я услышал звук отъезжающего фургона. Я подошел к воротам ее дома и увидел проезжавший мимо фургон, регистрационный номер KAY, по-моему, суффикс “Y”. Я вернулся на ферму. Там все еще был виден свет фонариков, поэтому я пошел по полям, чтобы меня никто не заметил. Я вышел на основную дорогу и постучался в два дома, прежде чем кого-то разбудил. Я воспользовался их телефоном и вызвал полицию. Я подождал полицейских там. Когда они приехали, я побежал к ним и сказал, что люди уехали буквально несколько минут назад. Я быстро обследовал ферму и заметил, что некоторых лис нет на месте, а ферме нанесен огромный ущерб. Исчезли тридцать лис, это £6000. Сумма нанесенного ферме физического ущерба составила £5787,5».

В течение часа группа уже вовсю ехала обратно в Шеффилд. Лис доставили в безопасное место, откуда развезли по хорошим домам сразу после реабилитации. Ликование от хорошо проделанной работы стерло из памяти офицера Ривз. Но она все помнила. Когда констебль наслушалась от коллег про рейд, она незамедлительно сообщила о встрече с фургоном начальству. Детективы из Уорвикшира связались с коллегами в Шеффилде, и кольцо замкнулось. Когда Хорбери вернулся со взятым напрокат фургоном, его уже ожидал торжественный прием.

Хорбери и его пассажирка Мэнди Бэррет были арестованы по обвинению в краже со взломом. Полиция ничего не выяснила про местонахождение лис или других участников их спасения, но обоим задержанным предъявили обвинения в сговоре с целью причинения незаконного ущерба и воровстве. Их выпустили под залог на очень жестких условиях. Спустя год с половиной и дюжину предварительных заседаний, наконец, начались слушания в Уорвикском королевском суде. Симпатизирующие заняли все места в зале.

По словам наблюдателей, показаниями Джилла манипулировали при помощи полиции. И хотя доказать наличие связи между фургоном и фермой было невозможно, это ничего не меняло: Мэнди Бэррет невинно составляла компанию Хобрери, когда он возвращал фургон, и имела на ночь рейда алиби, которое сторона обвинения не сумела оспорить. Что до самого Хорбери, то у него не было шансов. Ходили слухи, что ему светят полгода тюрьмы. Такой длительный срок объяснялся не освобождением лис, а угрозами насилия в адрес Джилла.

В день вынесения вердикта судья Майкл Харрисон-Холл, слабоумный дряхлый дуралей, который провел большую часть слушаний в состоянии клинической смерти, неожиданно ожил и преисполнился гнева и отвращения. Ему не нравились подобного рода нарушители, и он вознамерился всячески это продемонстрировать. Как говорили наблюдатели процесса, он весь покраснел, когда выплевывал сделанные выводы на свою встревоженную жертву: «Это было грубым нарушением права собственности. Ваши мотивы меня не интересуют. Вы виновны по обоим пунктам обвинения и отправитесь в тюрьму на два года».

Довольно забавно обвинять человека в нарушении права чьей-то собственности, когда владелец этой собственности считает нормальной практикой бить ее током в анальное отверстие, чтобы содрать шкуру.

Два года были диким наказанием за подобное нарушение и сигнализировали о новом, печальном этапе в истории, о скором пришествии которого возвещали еще приговоры активистам Лиг.

Обезьяны Силвер-Спринга

Хороший поступок по отношению к животному настолько же похвален, насколько хороший поступок по отношению к человеку, в то время как проявление жестокости к животному столь же скверно, сколь проявление жестокости к человеку.

Пророк Мохаммед

Первая акция освобождения животных в США состоялась в сентябре 1981 года в городе Силвер-Спринг, штат Мэриленд. Активисты атаковали помещение доктора Эдварда Таба в Институте поведенческих исследований. Лаборатория проводила эксперименты, в рамках которых приматов хирургически калечили, чтобы проследить за восстановлением поврежденных частей тела. Семнадцать обезьян, в основном макаки, пойманные на Филиппинах восемью годами ранее, подвергались этим пыткам и содержались в ужасающих условиях, о которых сообщал работавший в лаборатории под прикрытием в качестве ассистента активист Алекс Пачеко.

Многие обезьяны превратились в невротиков и увечили себя, порой даже откусывая собственные пальцы. У одной обезьяны развилась гангрена от грязи и несмененной вовремя повязки. Она пребывала в таком отчаянном состоянии, что начала уродовать свою грудь. Крысиный помет, старые тряпки, фекалии и моча были в лаборатории повсеместно. С учетом этих фактов Пачеко подал в суд на Тауба, которого впоследствии обвинили в жестокости к животным по 17 пунктам. Полиция конфисковала обезьян из лаборатории и пристроила в доме одного любителя животных.

Однако несколько дней спустя судья постановил, что обезьяны должны быть возвращены в лабораторию. Грузовики ученых прибыли за ними вместе с полицией в 8 утра, но дома никого не было. Когда полиция высадила дверь, оказалось, что животных внутри нет. Их везли всю ночь и весь день четыре активиста в безопасный дом во Флориде, позволив провести ночь на улице за ловлей мух и наслаждением теплой погодой впервые за долгие годы заключения.

Десять дней спустя обезьян вернули в Вашингтон в рамках соглашения между спасителями, PETA⁸⁶ и полицией, которая заявила, что закроет дело против Тауба, если не будет располагать доказательствами. Полицейские заверили, что обезьяны никогда вновь не окажутся в лаборатории. В дальнейшем Таубу предъявили обвинение в жестокости по шести пунктам, но он так часто подавал апелляцию, что обвинения были сняты. После затяжных судебных разбирательств обезьяны все же вернулись к своей горькой судьбе. Это был трагический исход, но начало серии зрелищных лабораторных рейдов было положено. Кроме того, такой результат достаточно сказал активистам о возможностях законной деятельности в США и честности властей.

Бритчес

Жестокость к бессловесным тварям — один из отличительных пороков низменной и подлой душонки. Где бы она ни дала о себе знать, это яркое проявление невежества и низости; проявление, которое все другие преимущества вроде богатства, роскоши и знатности не в силах затмить. Оно несовместимо ни с образованием, ни с подлинной цивилизованностью.

Преподобный Уильям Джонс⁸⁷

Исполнительный директор «Города надежды»⁸⁸, говоря о рейде американского ФОЖ, в ходе которого из лаборатории были спасены 115 животных, описал их акт сострадания как «терроризм, сравнимый с захватом самолетов и подрывом посольств». Но тем, кто участвует в освобождении животных, обреченных страдать и умирать от рук монстров, все равно, кто кого считает террористом. Одна из наиболее драматичных в США акций, проведенных в 1980-е, демонстрирует это более чем четко.

Без малого 1000 животных были спасены, когда ФОЖ ударил по Университету Калифорнии весной 1985 года. Среди освобожденных зверей были кошки, голуби, кролики, крысы, олень, опоссумы и очень необычная обезьяна по имени Бритчес, пятинедельный детеныш короткохвостой макаки. Именно его вы видите на обложке этой книги⁸⁹. Бритчес был главным сокровищем этого налета. Его держали в изоляции, весь его череп и большую часть лица скрывала медицинская лента. Она крепила электрооборудование для изучения различных эффектов от лишения зрения и изоляции. Вес прибора, от которого исходил постоянный, громкий звук искривил его шею, так как он старался держать голову ровно. Неясно, что случилось с его матерью — возможно, ее использовали для создания новых подопытных. Бритчеса забрали от матери сразу после рождения, заменив ее поленом, покрытым шкуркой, в которую Бритчес отчаянно вцеплялся.

Ему исполнилось всего несколько недель, его ослепил 40-летний мужчина, его матери не было рядом, его заточили в клетке наедине с куском дерева. Но кто-то вынес сор из избы. Кто-то из лаборатории рассказал о происходящем ребятам из ФОЖ или, по меньшей мере, тому, кто мог с ФОЖ связаться. Много времени это не заняло.

Вслед за быстрым периодом рекогносцировки, активисты, одетые в медицинские халаты, проникли в лабораторию, снял двери с петель, после чего очистили помещение от всех узников. Маленькую обезьянку вместе с этим диким средневековым изобретением у нее на голове аккуратно положили в переноску. Тем временем остальные активисты катили стеллажи с грызунами и брали других животных на погрузочную площадку. Это была впечатляющая ночная работа.

С момента, когда кто-то поведал о происходящем в лаборатории, прошло всего две недели, а животные уже были спасены, и Бритчес оказался в руках Бетти, симпатизирующего ФОЖ ветеринара.

«В тот день, 20 апреля 1985 года меня попросили провести обследование и последующее лечение маленькой короткохвостой макаки, самца, по моим предположениям, примерно пятинедельного возраста. Фронт освобождения животных забрал его из лаборатории Риверсайда Университета Калифорнии.

К голове детеныша посредством бандажа и ленты крепился аппарат со шнуром, который обрезали активисты. Лента находилась в прямом контакте с шеей и лицом. Бандаж был полностью снят с правого глаза ввиду чрезмерной влажности, правый глаз был частично виден. Под бандажом располагались два ватных тампона, по каждому на глаз. Тампон на правом глазу соскользнул в сторону под ленту. Оба тампона были грязными и мокрыми. Верхние веки были пришиты к нижним. Швы были явно слишком большого размера. Многие из стежков разъели ткань век, приведя к множественным разрывам. Между верхним и нижним веками было пустое пространство размером около шести миллиметров. Швы контактировали с роговичной тканью, приводя к повышенной слезоточивости, чем и объяснялись мокрые тампоны. На лице, голове и шее детеныша имелись множественные повреждения от бандажа.

Можно предположить, что наложение швов было произведено недостаточно квалифицированным или некомпетентным человеком, а также что детеныш не получал должного медицинского ухода. Подобная небрежность может быть предметом для обвинения врача в преступной халатности. У детеныша отмечалась фотофобия. Пенис обезьяны был отечным и воспаленным. Были отмечены сильные выделения сальных желез, скудное мышечное развитие и сухость кожи».

То, что вивисекторы сделали с этим крошечным созданием, было чудовищно, и даже самое грубое сердце не могло не содрогнуться при виде этой сцены. Бетти закончила и отступила, но Бритчес не знал, как открывать глаза. Потом он понял. Он потянулся к глазам пальцами. Бетти взяла его на руки, боясь, как бы он не поранил себя. Сначала один, а потом и другой глаз начали медленно открываться. Бритчес стал коситься на свет, видя мир впервые с тех пор, как его лишили зрения. Пораженные происходящим два уже мигающих глаза, наконец, раскрылись полностью. Бритчес повертел головой вправо и влево, потом опять откинулся, как бы говоря: «Я могу видеть! Посмотри-ка на меня! Я могу видеть!» Он засунул палец в рот и принялся сосредоточенно его сосать. Парень явно шел на поправку.

Когда он полностью оправился, его перевели в центр спасения, где представили взрослой самке — потенциальной суррогатной матери. Разумеется, это не была его настоящая мама, но устоять, видя, как животные встретили друг друга, было невозможно. Это была любовь с первого взгляда. Бритчес очень разволновался!

Конечно же, эксперимент считался вполне легальным и отнюдь не единственным в своем роде, тогда как спасение детеныша было незаконным, а подобные акции — редкими. Один ученый прокомментировал произошедшее: «В отличие от слепых детей человека, Бритчесу было отказано еще и в любом социальном общении, включая контакт с его матерью. Его держали без каких-либо стимулов в проволочной клетке с самого рождения. У него не было ни единого шанса развиться нормально. Как исследование, это просто мусор». Но Университет, само собой, не испытывал никаких угрызений совести: «У нас есть основания полагать, что сейчас животные находятся в куда более худших руках, чем они были, живя в стенах лаборатории», — сказал Тед Халлер, заместитель президента Университета.

Как же так, Тед?! С твоим заявлением мало кто согласится. Разве не поразительно, что всякий раз, как двери подобных мест открываются нараспашку, термин «научное исследование» приобретает принципиально новое значение.

Приматы в Пенсильвании

Последователи Будды, вы должны с готовностью и состраданием выполнять работу по освобождению всех чувствующих созданий. Если видишь суетного человека при попытке убить животное, попытайся доступными средствами спасти или защитить и освободить это животное от страданий.

Брахмаджала Сутра⁹⁰

Жестокая и безнадежная интерпретация научного исследования, как серии экспериментов на животных, вновь подверглась тщательному рассмотрению, когда ФОЖ обнаружил тревожные сведения в результате рейда в Университете Пенсильвании. Захваченные документы доказывали связь заведения с Университетом Глазго в Шотландии. Абсурдные опыты, которые ставились в этих лабораториях, были невообразимо дикими. В ходе операции не было спасено ни одно животное, но активисты получили видеопленки, на которые сами «исследователи» записали процесс экспериментов с повреждениями головы. В ужасающих и зрелищных деталях кадры демонстрировали кошмарную правду о том, что могут творить совершенно равнодушные люди за закрытыми дверями.

Они подтверждали их безразличие и спесишистский фанатизм, доказывая, что эти люди способны обрушить всю свою жестокость и извращенность на беззащитных животных и при этом утверждать, что их страдания могут принести какую-то пользу; пожалуй, нет ничего ужасного, что не могло бы прийти им в голову и чего бы они не воплотили в жизнь в лаборатории. И все это от имени науки! Так называемые «жизненно необходимые медицинское исследование» были настолько неправдоподобными, бессмысленными и безнравственными, что убедить сомневающихся в том, что они вообще было проведены, невозможно, пока они не увидят видео собственными глазами. Это зрелище настолько ужасало многих людей, что они пытались заставить себя думать, что это исследование было необходимо для человечества, иначе никто бы не стал его проводить! Если же показать подобную съемку сторонникам вивисекции, они непременно попытаются внушить нам, что это единичный случай, вина за который лежит на нескольких дурнях. Они наверняка заявят, что в прошлом ничего похожего не происходило и, разумеется, не произойдет в будущем, раз уж имело место внутреннее расследование. Но результат расследования всегда один и тот же: бизнес прежде всего, так что возвращаемся к зверствам!

Когда налетчики вставили трофей в проигрыватель и начали смотреть пленку, они онемели. Ничто, прежде виденное или прочитанное ими, не подготовило их к восприятию бессердечной, вопиющей глупости этих экспериментов. Просмотр видео был травматичным, болезненным опытом, и мало кто мог выдерживать его без слез. Чтобы поверить в это, нужно было увидеть самому, и даже если смотрели люди, привычные к подобного рода зрелищам, им было не легче. На головы связанным бабуинам надевали шлемы, с прикрепленным проводами. В экспериментах участвовали студенты, которые, очевидно, учились быть отвратительными. Они слушали рок-музыку, курили, смеялись и пародировали животных, присоединяя провода к «Пенн 2» — гидравлическому устройству, которое долбит по головам животных, чтобы вызвать повреждения мозга.

Ни единого доброго слова не сорвалось с их губ, когда они нажимали на кнопку, приводившую в движение механизм, ударявший обезьян по головам под 60-градусным углом с силой до 1000 граммов. Этого достаточно, чтобы размозжить мозг. Два вивисектора хохотали, наблюдая, как маленький бабуин в шлеме пытается вырваться из брезентовых ремней, которые его сдерживают. Он привязан к операционному столу и, возможно, находится под действием солидной дозы фенциклидина (наркотика, также известного как PCP или «ангельская пыль»).

Потом два студента пытаются перерезать какую-то трубку и держат при этом сопротивляющегося бабуина. В рукопашной бутылка переворачивается, и жидкость проливается на обезьяну. «Он у меня доиграется», — кричит первый студент. «Почему ты не посадишь его в чертову клетку?», — вопит второй. «Я работаю над этим, я работаю над этим, я работаю над этим. Я пытаюсь достать... Можешь, обрезать это? Я пытаюсь обрезать чертову штуку». Они опрокидывают бутылку. «Что там?» «Кислота. Она тебе все яйца выжжет». Чуть позже они проводят электрокаустику — выжигание электрическим током, чрезвычайно болезненную процедуру без анестезии. Бабуин бьется головой, а люди продолжают его истязать.

На другой кассете экспериментаторы готовятся нажать на кнопку, чтобы бить по голове другого бабуина, когда тот умудряется перевернуться на столе. «Как вы можете видеть, он, ха-ха, очень активный, его моторика функционирует нормально. Еще он довольно сильно возбужден». Вивисектор говорит в микрофон, приводя обезьяну в нужное положение. Стоит ему отойти от стола, как бабуину вновь удается перевернуться, хотя его ноги и руки привязаны уже более крепко. Бабуин так взволнован, что вертится во все стороны до тех пор, пока ученый не привязывает его к столу клейкой лентой.

В следующей сцене можно видеть только ноги привязанного бабуина и наклонившегося над ним исследователя, который произносит: «Он получил удар весом 680 граммов и быстро пришел в себя. Группа поддержки — в углу Б-10». Камера поворачивает в угол, где сидит привязанная к креслу искалеченная обезьяна с поврежденным мозгом и повышенным слюноотделением. Вивисекторы смеются.

«Б-10 тоже хочет поучаствовать!» — еще больше смеха. «Как вы можете видеть, Б-10 жив». Далее следуют сцены битья по шлему молотком в попытке его снять. Единственное, что помогает выполнять тяжкую работу, это передразнивание обезьяны. «Глядите! Он движется, он движется. Глядите! Он движется». Человек пытается снять шлем с головы обезьяны. «Толкайте. К-ххх. Это мальчик!» Они снимают шлем, и голова обезьяны ударяется об стол. Психопат с молотком показывает лицо бабуина. «Выглядит так, словно подслушивает, ахаха!»

«Почему здесь так пыльно?», — спрашивает один студент. «Почему, — отвечает ему другой. — Да потому что они тут поголовно некомпетентны. Я имею в виду, что, в общем и целом, наши процедуры непонятны. Что касается уборки, то ее здесь проводят нерегулярно, и занимается этим явно кто-то недоделанный. Недавно вентиляционная система изрыгала какую-то пылищу. Это из разряда вещей, на которые я жалуюсь, но, сам понимаешь». Другой студент соглашается. «Я имею виду, ты приходишь, а здесь воняет мочой. Три месяца мы вдыхаем в этом подвале мочу. Ха, удушение от аммиака. Нужно отсюда выбираться — здесь все просто пропитано мочой».

Казалось бы, уже это было грубейшими нарушениями, но плюс ко всему выяснилось, что вивисекторы даже не умели проводить стерильные хирургические операции. На некоторых были перчатки, но не было масок, халатов или шапочек. Один «ученый» кладет инструмент на небритую грудь бабуина, а потом, уронив инструмент на пол, поднимает его и лезет им в голову бабуину, даже не удосужившись протереть. Они курят за операционным столом над открытыми ранами и в опасной близости от легко воспламеняющихся газов.

Последние две сцены на кассете включают экспериментатора, который привязывает раненого, находящегося в сознании бабуина к операционному столу, собираясь идти домой. «О, получил аксональные повреждения мозга! Придется потратить на тебя пятьсот долларов, скотина!» Дальше идет разрыв кадров, а потом появляется полубессознательный бабуин, которого держит молодая женщина-вивисектор. Голова бабуина выбрита, он покрыт швами.

«Подтащите его ближе», — слышен мужской голос, видимо, принадлежащий тому, кто держит камеру. «Не стесняйтесь, сэр, — говорит он обезьяне, — тут нечего бояться». Смех. «Эй, что происходит, т-с, т-с, т-с, т-с. Смотри, тебя показывают по телевизору с обезьянкой». Смех. «Смотри! Как кошка. Эй, кошечка из рекламы! Скажи «сыр». Молись, чтобы антививисекционисты не завладели этой пленкой». «Кто?» — спрашивает женщина. Ее улыбка вянет. «Антививисекционисты. У них будут кадры, на которых тебя хорошо видно. А еще у них будет имя Ларри. И Карен». Потом он обращает внимание на большую зашитую рану, идущую через весь череп обезьяны: «Э, посмотри на эту часть его головы!» Смех. Хмм, у него панковский видок». «Как ты сказал — панковский видок?» Смех. «Друзья! Римляне! Соотечественники!» Смех. Гляди-ка, он хочет пожать тебе руку. Давай. О, нет. Опусти голову». Еще более громкий смех. Он передразнивает обезьяну: «Спасите меня отсюда, кто-нибудь! Пожалуйста! Вы ведь спасете меня?»

Это было слишком, чтобы можно было принести извинения или что-то объяснять. После обнародования этих пленок и сопровождавшего их скандала, гранты на «жизненно важные медицинские исследования» были отозваны. Тогда и только тогда боль и разочарование, пусть и несравнимые с причиненными животным, настигли хладнокровных чудовищ, ответственных за весь этот кошмар.

Однако несколькими годами спустя, когда шум поутих, люди, ответственные за эксперименты по повреждению мозга, Томас Дженнарелли и Томас Лэнгфитт сумели восстановить финансирование Национального института здравоохранения. На сей раз опыты проводились на крысах и карликовых свиньях. Лэнгфитт без тени смущения признал: «Наша задача заключается в том, чтобы наносить затяжные травмы, которые позволили бы нам изучать эффекты, и у нас есть собственное реанимационное отделение». Звучит мило. Ждем новых видеозаписей.

Всего за 15 лет, предшествовавших рейду, Дженнарелли получил на свои «исследования» более $11 миллионов. Вот какие суммы из налоговых сборов выделяются на вивисекцию. А ведь эти деньги могли пойти на помощь пациентам с травмами мозга.

Атаки поджигателей

ФОЖ так активен, что Скотланд-Ярд на сегодняшний день называет цифру в 400 поджогов, совершенных с середины 1980-х.

The Times Review, ноябрь 1992

Менее значительными для разоблачения угнетателей, но не менее важными в глазах освободителей ввиду каждой спасенной жизни и вдохновения других на прямое действие, были рейды, происходившие повсюду и получавшие широкую огласку. Изображения одетых в вязаные маски активистов вызывали бурные эмоции и были притягательным, знакома людей с реальными историями жизни несчастных животных, вызволяемых из концлагерей. В течение нескольких месяцев из лабораторного селекционного центра в Суссексе были изъяты 90 кроликов; в Италии свободу обрели 200 голубей; 110 морских свинок покинули поставщика лабораторий в Эссексе; их судьбу разделили 127 индеек в Калифорнии, 264 различных животных из Университета Орегона, 100 кроликов с фермы в Чешире, 400 норок и 30 свиней в Голландии и 106 кур в Канаде. Имели место и куда менее масштабные операции, но каждая из них была бесценной. Но повлиять на судьбу того или иного эксплуатационного бизнеса помогало только нестандартное мышление.

Торговцы мехом испытали определенную надежду в 1985 году, когда был осужден Эндрю Хорбери. Это выглядело так, словно власти решили всерьез взяться за нарушителей спокойствия. Но по мере того, как движение переполняла энергия, проблемы у ожившей меховой индустрии только начинались, особенно когда ФОЖ ввел в эксплуатацию карманные зажигательные устройства. Состоявшее из нескольких бытовых компонентов, изобретение сигнализировало о крупной эскалации в войне с мехом и сместило акцент — по крайней мере, на какое-то время — с открытия клеток и заливания замок клеем на что-то, куда более значительное в широкой перспективе.

В декабре клубок проблем начал расти, и розничные продавцы меха осознали, что вместо того, чтобы воспринять решение Уорвикского королевского суда, как символический жест, и испугаться, друзья осужденного освободителя лис и противники меховой промышленности просто изменили тактику. Один бывший меховщик трактовал это как «второе пришествие». Дешевое устройство, спрятанное в отделе мебели универмага Rackhams в Шеффилде в один унылый вторник было предназначено скорее спровоцировать систему пожаротушения, реагирующую на дым, чем спалить здание дотла. Девайс сделал свое дело, причинив £200-тысячный ущерб от затопления. Устройство, вмонтированное в сигаретную пачку, воспламенилось, как и планировалось в 00.15 и вызвало небольшой пожар, но, что важнее, много дыма...

Утром в среду 11 декабря в Rackhams царил хаос, а центр Шеффилда был перекрыт. Система пожаротушения постаралась так хорошо, что не только погасила пламя, но и залила водой весь магазин. Перекрытия лопнули, электричество вылетело, фундамент лежал в руинах. Местная полиция, изо всех сил сдерживавшая огласку от деятельности ФОЖ, отчаянно пыталась держать всех в узде и убеждала прессу, что пожар, возможно, начался случайно, и виной тому сигаретный окурок. Но журналисты терзались сомнениями и позорили полицейское начальство щекотливыми вопросами. Масла в огонь подливал тот факт, что было уже за полночь, когда магазин загорелся, а это означало, что прошли часы после того, как где-то могла быть оставлена «непогашенная сигарета». Кроме того, Rackhams был в центре пристального внимания ненавистников меха и регулярно получал угрозы.

Заговор молчания не смог удержать кампанию в тайне, и в течение следующих четырех лет десятки зажигательных снарядов были оставлены в меховых магазинах от Эдинбурга до Плимута, вызывая масштабную противоречивую реакцию и причиняя колоссальный ущерб.

В Debenhams⁹¹ в Лютоне летом 1987 года все пошло немного не по плану поджигателей. Универмаг на главной улице сгорел до основания: система пожаротушения была отключена для ремонта в тот самый день, когда активисты ФОЖ оставили устройство в здании. Позднее я спросил одного из активистов, проведших реакцию, расстроились ли они, что все обернулось не так, как было задумано. «Ха! Мы были в восторге! Мы хотели сделать серьезное заявление о жестокости в меховом бизнесе и мы его сделали!» Заявление стоило владельцам миллионов фунтов убытков.

Универмаг Dingles в Плимуте пострадал от опустошительной атаки в декабре 1988 года, когда система пожаротушения отказалась работать, и софа, под которую было заложено устройство, вспыхнула что есть мочи. Понадобилось 80 пожарных, чтобы взять пламя под контроль. К этому моменту спасать было уже нечего. Причиненный ущерб исчислялся £16 миллионами.

Разумеется, прокатилась волна осуждения этих атак, но были такие наглые ребята, которые обронили, что вместо того, чтобы порицать активистов, владельцы магазинов должны были быть благодарны судьбе за то, что пожары не охватили здания в рабочие часы, когда магазины ломятся от покупателей — в этом случае неработающие системы пожаротушения обернулись бы более серьезными последствиями. Иными словами, даже хорошо, что ФОЖ обратил внимание администрации на такую важную вещь, как противопожарная безопасность, пусть и нетривиальным способом. Возможно, это немного чересчур, но можно даже сказать, что активисты оказали подобным предприятиям услугу, подчеркнув важность отлаженной работы всех систем.

Не нужно было быть экспертом, чтобы понять: эти акции достигали желаемого эффекта. Меховые отделы в универмагах занимали крайне мало места, и прибыль от них не могла сравниться с опасностью, которая в лице ФОЖ угрожала магазинам. Ничем не примечательный покупатель, оставивший пачку сигарет где-то в здании, в состоянии свести любой доход к нулю. Это очень просто, очень эффективно и очень пикантно. Учитывая, что подобные акции часто сопровождались захватами помещений, разбитыми окнами и тому подобными проявлениями агрессии, универмаги решили, что им это не нужно и принялись рвать все связи с меховым бизнесом. Изначально они заявляли, что атаки ФОЖ здесь ни при чем, объясняя смену стратегии падением продаж и снижением покупательской активности в данном сегменте.

Да ну?! А что к этому привело? От людей в шубах на улицах шарахались, как от прокаженных. Зоозащитные группы регулярно пикетировали меховые магазины и создавали непривлекательную обстановку вокруг них, но самую мощную в контексте общественного резонанса антимеховую кампанию провела группа «Рысь» (Lynx), которая успешно освоила и регулярно применила рекламу на уличных щитах, пристыжавшую тех, кто носил мех. Например, снимок, на котором модель волочила окровавленную шубу, сопровождался словами «Нужно 40 умных животных, чтобы сделать шубу, и одно глупое, чтобы ее носить», а симпатичная продавщица, одетая в лисий мех, предлагала другим любителям шуб внутренние органы животных. Но никакие изображения ужасов уже не вызывали такого негодования людей, как гламурные портреты в мехах. Шубы уже не провоцировали ни обожание, ни зависть — они служили магнитом для антимеховых стикеров, грязи и жвачки.

Когда торговля мехом всплыла кверху брюхом, и рынок лопнул, продавцы заявляли, что это произошло из-за глобального потепления. Но слово «жестокость» вызывало уже настолько прочные ассоциации с мехом, что нынешним промышленникам никак не избавиться от клейма позора, которое серьезно ограничивает их популярность. На сегодняшний день этот бизнес еще не удалось вырвать с корнем, и в последнее время мех пережил нечто наподобие возрождения в индустрии моды.

Отчаявшись закрепиться на рынке на тех же позициях, что раньше, теперь производители делают большую часть продаж не на шубах, а на воротниках, подкладках, подкладках и манжетах. Более того, порой они даже подкрашивают натуральный мех, чтобы он выглядел как искусственный! Насколько больными нужно быть, чтобы делать нечто подобное?

С недавних пор активисты сфокусировались на кроличьем мехе, который наводнил рынок, присутствуя в различных аксессуарах. Производители утверждают, что это благо, поскольку кроличий мех — это побочный продукт мясной промышленности, позволяющий избавить от страданий других животных. Однако версия торгашей провалилась, когда активистам удалось заснять, как с живых кроликов срывают шкуру живьем. Лишь немногие магазины еще продают шубы из натурального меха. Если это и происходит, то обычно где-нибудь в задней комнате или из-под полы — как какие-то грязные порнофильмы для тех, кто без них не может.

Шеффилдский процесс

В данный момент приговор заставляет предположить, что жизнь женщины менее ценна, чем чья-то собственность или право на эксперименты и спокойствие фермеров, разводящих норок.

Стивен Норрис, Член парламента от Консервативной партии, 1987

Неудивительно, что правительство очень скоро начало испытывать на себе политическое давление в связи кампанией поджигателей. Шеффилдский ФОЖ был активен и привлекал много внимания, плюс полиция узнала, что Ронни Ли и Вивиан Смит побывали в этих краях и пообщались с хорошо известными властям личностями. Прозвенел сигнал тревоги, активистов начали проверять, кольцо сжималось, но призвать к ответу было некого. Полиции пришлось примерить костюмы мусорщиков и выносить мусор за подозреваемыми в попытках что-то разведать.

В том, чтобы копаться в чужых отбросах, мало приятного, а, кроме того, это нелегально. Зато это один из простейших способов собрать о человеке информацию. В девяти случаев из десяти вы обнаружите что-то захватывающее среди банок из-под пива и грязных салфеток, как это и случилось по одному шеффилдскому адресу. Находка привела к тому, что за домом было установлено постоянное наблюдение, и, когда все жильцы вышли, полиция спрятала подслушивающее устройство под половыми досками.

К удобству детективов шеффилдская команда работала по одному адресу. В процессе сборки поджигающих девайсов активисты ставила таймер, используя стандартный циферблат с часовой стрелкой, который позволял выставлять время возгорания с 12-часовой задержкой. Цифровой таймер с 24-часовой задержкой был бы куда удобнее и означал бы, что выставить время возгорания можно заблаговременно.

Выяснив детали в ходе своей научно-исследовательской работы, полиция вломилась в дом Кевина Болдвина на Идсфорт-роуд и задержала всех, кто был в нем. Некоторые держали зажигательные устройства, некоторых окружали их составными частями. Это был самый наихудший из всех возможных исходов для шеффилдской команды, а вот полиция сорвала джекпот.

Кевин Болдвин (27 лет), Гэри Картрайт (30 лет), Джули Роджерс (26 лет), Изабель Фейсер (19 лет) и Йена Оксли (25 лет) попали в серьезную переделку. Им инкриминировали преступный сговор с целью совершения поджога. В ходе согласованного рейда в Ливерпуле был арестован Роджер Йейтс (29 лет), пресс-атташе ФОЖ в северных регионах. Тем временем в Лондоне задержали Вивиан Смит (26 лет) и Ронни Ли (35 лет). Обыску подвергся офис Группы поддержки ФОЖ — все содержимое было конфисковано. В период между январем 1985 года и мартом 1986-го всех обвинили в преступном сговоре: кого-то с целью совершения поджога, кого-то — для преступного причинения ущерба и подстрекательства других. Кроме того, в Шеффилде были задержаны и обвинены преступном сговоре Брендан Макнелли (25 лет), Джон Хьюсон (63 года), Дженни Уолл (24 года) и Нил Макэлвор (24 года). Кому-то предъявили еще и кражу целой своры биглей из конур в Эклссфилде.

Связанная с зоозащитой бумажная работа, признанная полицией «экстремистской», очень помогла в ведении дела. В папке «Вещественные доказательства» оказались письма, газеты, записи телеинтервью, призывавшие к акциям прямого действия бюллетени, информационные листовки и политические публикации, в которых отстаивались права животных. Все это помогало дополнять картину опасного глобального заговора в действии. Само собой, бюллетени ФОЖ нуждались в некоторых объяснениях и толкованиях, поскольку недвусмысленно превозносили идею забрасывания скотобоен зажигательными бомбами. За исключением Ронни Ли, соредактора, который уже давно считался Главнокомандующим ФОЖ, всех выпустили под залог.

Год спустя 12 подозреваемых предстали перед Шеффилдским королевским судом. Прокурор позиционировал их как верхушку ФОЖ. Места для публики были очень популярны на протяжении всего процесса, а полицейская охрана вела себя откровенно возбужденно «на радость» присяжным и СМИ. Доказательства против подсудимых были убедительными и включали полную расшифровку их разговоров вплоть до полицейского рейда. Она не оставляли сомнений в том, что люди занимались изготовлением зажигательных устройств. Детективам повезло не только с арестами: задержанные начали закладывать друг друга. Шеффилдский процесс стал примером того, как можно усугубить и без того плохую ситуацию.

У Болдвина развязался язык. Вслед Болдвином ним разговорились остальные, понимая, что он показывает на них пальцем, и что Хьюсон тоже не молчит. Болдвин и Оксли рассказали о том, как Вивиан Смит побывала на Идсфорт-роуд, собрала устройство и повезла его в Selfridges⁹² в Лондон. Смит не произнесла ни слова за весь процесс. Джон Хьюсон рассказал, как Ронни Ли посетил Шеффилд, чтобы научиться собирать новые зажигательные устройства, разработанные Йеном Оксли. Ли было нечего сказать. Джули Робертс призналась в изготовлении девайса в Шеффилде и заявила, что с ней была Дженни Уолл. Юная и неопытная Роджерс оказалась легкой добычей для полиции, которая поверила, что ее и Уолл застукали камеры наблюдения в магазинах.

Большинство обвиняемых по шеффилдскому делу признались, что участвовали в краже 28 охотничьих собак из конур в августе 1985 года. Это была отважная и первая в своем роде акция. Хотя саботажники и раньше воровали целые своры собак, они делали это временно только на период охоты в эти дни, в дальнейшем возвращая собак на место. Здесь же собак забрали насовсем, чем бесконечно потрясли охотничью братию. Свору биглей в дальнейшем смешали с другими им подобными гончими из других свор. Понятно, что этого охотничьи круги совсем не хотели, потому что так теряются линии крови, родословные, годы тренировок и традиций. А в данном случае для охотников произошло как раз самое страшное: свора была роздана людям, близким зоозащитному движению. Собаки пропали из поля зрения охотников навсегда! Аналогичный рейд имел место 15 годами позже, когда исчезли бигли из конур колледжа Уай в Кенте.

Видео с разведанными по конурам в Эклссфилде было обнаружено в доме на Идсворт-роуд, но реальных свидетельств, которые позволили бы связать подозреваемых с рейдом, не было. Так как они сами признали себя виновными, зачитывать их заявления в суде не было необходимости. Исключение составлял только Джон Хьюсон, который сдал Ронни Ли. Он был типичным активистом ФОЖ — 63-летний бывший школьный учитель на пенсии, запуганный угрозами полицейских, говоривших, что если он откажется помогать, он никогда больше не увидит жену, а его дом конфискуют.

Кевина Болдвина признали невиновным в преступном сговоре с целью совершения поджога, а его адвокат пытался получить записи разговоров, настаивая на том, что они были сделаны незаконно. Доказать это ему не удалось, и Болдвин начал называть имена. Доказательная база против Вивиан Смит включала немалое число предметов, обнаруженных у нее дома, как, например, жидкость для травления стекла, руководство ЦРУ по изготовлению бомб, лом, вязаную маску и униформу сотрудника службы безопасности. Она не была готова ответить на вопрос, куда подевались £12 со счета Группы поддержки ФОЖ, плюс офицер полиции дал против нее показания, поведав о том, как разговаривал с ней о поджоге Rackhams , когда позвонил в пресс-офис и представился журналистом шеффилдской газеты. Роджер Йейтс обвинялся в подстрекательстве и в том, что был пресс-атташе северного филиала ФОЖ, каковым он и являлся.

Судью Фредерика Лотона, известного по политическим процессам, в его восемьдесят с чем-то специально вызвали с заслуженного пенсионного отдыха, чтобы разделаться с угрозой ФОЖ. Вооруженный офицер просидел рядом с Лотоном на протяжении всего процесса, делая наброски портретов людей на местах для публики, чем умышленно создавал у присяжных впечатление, что подзащитные и их знакомые — это опасные отморозки, в чем их пытался убедить прокурор.

По итогам процесса единственной, кого оправдали, была Дженни Уолл. Это произошло несмотря на свидетельства о том, что именно ее голос звучал на пленке, записанной на радиостанции: женщина берет на себя ответственность за нападение на турагентства, продававшие билеты в «Цирк Братьев Роберт». Кроме того, владелец магазина узнал в ней даму, покупавшую жидкость для травления стекла. Было и признание Джули Робертс в том, что они обе изготовляли зажигательное устройство, которое попало в Rackhams. Это может показаться безумием, но и для наблюдателей, и для подсудимых было совершенно очевидно, что дедушка Фредди положил глаз на Дженни, помилование которой стало его жестом сострадания и мягкости. Он не пожалел Ронни Ли и с ликованием приговорил его к десяти годам, окрестив фанатиком и опасным преступником.

Вивиан Смит и Брендан Макнелли были признаны виновными в преступном сговоре с целью причинения ущерба и приговорены к четырем годам каждый. Роджер Йейтс скрылся еще до вынесения вердикта и заочно получил четыре года. Полиция разослала повсюду его фото. Спустя три года его поймали и отправили отбывать срок: когда он пришел к ребенку в школу, его узнал один из родителей.

Кевина Болдвина, Гэри Картрайта и Йена Оксли осудили на четыре года. Их признали виновными в преступном сговоре с целью совершения поджога. Джона Хьюсона приговорили к 12 месяцам, а Джули Роджерс — к 2,5 годам. Судья решил, что она не была частью заговора не из-за ее действий, а из-за ее отношений с Болдвином. Он дал другой женщине, Изабель Фейсер, девять месяцев условно. По словам старика в парике, рясе и с пряжками на ботинках, она явно не владела собой, совершая то, что совершала.

Представления Фредерика Лотона о том, как женщины должны себя вести, были откровенно устарелыми, но так как это помогло сократить сроки для двух из них, никто не протестовал. Вообще, все признавали, что ожидали худшего. Даже Ронни Ли бежал в клетку, улюлюкая, потому что считал, что легко отделался! Судья твердил ему: «Вы — опасный преступник, и совершенно очевидно, что шанс, что вы измените ваше отношение, невелик. Вы отправитесь в тюрьму на десять лет». Ронни Ли принял этот приговор с готовностью, но всех остальных он ужаснул. Даже некоторые из велферистских групп, постоянно воевавших против политики ФОЖ, пришли в негодование и заявили, что десять лет — это чересчур, учитывая альтруистические мотивы нарушителя. Даже люди, никак не заинтересованные в проблемах, окружавших зоозащитное движение, были встревожены тем, что закон применяется так грубо, особенно учитывая, что на той же неделе в Лондоне двоих людей, которые проходили подсудимым по известному Делу Викария в Илинге, признали виновными в изнасиловании девочки и избиении ее отца-священника и приговорили к шести и семи годам соответственно.

С юридической системой, которая считает приемлемым приравнивать людей, чьей целью было испортить имущество ради спасения живых существ, и опасными отбросами общества, явно что-то не так. Конечно же, реальность такова, что для истеблишмента экономические интересы куда важнее, чем чьи-то жизни.

Аресты и инновации

Dewhurst the Butchers⁹³ заявила, что всего за два с половиной месяца в 1986 году компания пережила 87 нападений на магазины по всей стране. Это впечатляющее свидетельство того, насколько далеко все зашло с тех пор, как Ронни Ли и тридцать его соратников придумали концепцию ФОЖ.

Дэвид Хеншоу, журналист

По завершении Шеффилдского процесса полиция заявила, что растоптала ФОЖ и другие подобные организации, надеясь, что на этом проблемы закончатся, но все было не так просто. Чего они не могли никак понять, так это простого факта: ФОЖ представлял собой множество маленьких независимых групп, что позволяло уберечь «организацию» от ликвидации. Даже уважаемые ключевые фигуры в ФОЖ не были в состоянии прекратить активность Фронта, потому что в мире хватало животных, нуждавшихся в помощи. Людьми двигало и движет несогласие с позорным угнетением, а вовсе не какие-то материальные награды или приказы сверху.

Многие подозревали, что Особая служба⁹⁴ контролирует СМИ, которые в один голос заявляли, что у них нет данных об активности ФОЖ в 1987 году. Впоследствии эти подозрения подтвердил глава службы безопасности Sears Holdings, компании-учредителя Selfridges, бывший шеф Скотланд-Ярда, отвечая на вопросы журнала City Limits. Он сказал: «Фронт раскидывал бомбы по всей Оксфорд-стрит в течение многих лет и был очень активен в последнее время».

После рейда в офисах Группы поддержки ФОЖ, конфискации документов и арестов людей, отвечавших за бюллетени, адвокаты предупредили, что формат публикаций должен измениться. Пришло время отказаться от призывов к действию и сосредоточиться на поддержке заключенных активистов. Одним из наиболее важных открытий юридической работы стала новость о том, что сбор подробностей об акциях ФОЖ больше не был приемлемым с точки зрения закона, и редакторы могли столкнуться с преследованием и привлечением к ответственности за это. В то время как некоторые статьи бесспорно поощряли людей на незаконные действия даже одними своими заголовками в духе «Учимся поджигать», «Опустошай, чтобы освобождать» и «Фабрики не горят сами по себе, им нужна ТВОЯ помощь», в бюллетенях встречались и нейтральные материалы, но блюстители твердо решили закрыть все альтернативные источники новостей по теме. В будущем, прежде чем опубликовать тот или иной материал, редакторам требовалась консультация юриста.

На следующей день после оглашения приговора по Шеффилдскому делу, группа активистов напала на лабораторию Дж. Бибби на полуострове Уиррал в графстве Мерсисайд на северо-западе Англии. Бойцы ФОЖ освободили четырех поросят и 52 бройлерных кур, причинив кое-какой ущерб и забрав ряд документов. Это был запланированный рейд группы, прославившейся зрелищными акциями на протяжении всех 1980-х. Рейд был призван показать, что Фронт все еще жив, активен и хорошо организован. Неделю спустя кто-то оставил зажигательное устройство в универмаге Binns в Ньюкасле-апон-Тайне на севере Англии.

Имели место и новые суды. Вслед за существенными успехами активистов в 1987-1988 годах по всей стране шли процессы над бойцами Фронта, многие из которых оказались в тюрьме, пусть и получив меньшие сроки, чем предполагалось.

Энгус Макиннес был 47-летним бывшим детективом полиции. По долгу службы ему постоянно приходилось иметь с людьми, у которых отмечался переизбыток тестостерона и отсутствовало уважение к ценностям, которыми он жил, поэтому в какой-то момент он покинул должность ради жизни защитника животных и планеты от эксплуататоров и убийц. Бывалый, одаренный воображением и зрелый, он не смог достичь карьерных высот как полицейский, но опыт работы позволил ему долгое время избегать поимки бывшими коллегами, когда Макиннес пополнил ряды Фронта.

Его новая карьера достигла пика, когда он стал центральной фигурой на процессе по делу ФОЖ в Шотландии в 1985 году. Макиннеса обвинили в порче продукта Beecham посредством добавления мочи (в ответ на проведение компанией опытов на животных) и приговорили к 12 месяцам тюрьмы.

Дэйви Барру (22 года) и Валери Мохаммед (21) предъявили обвинение в создании костяка наиболее активной ячейки ФОЖ в Шотландии. Их арестовали за то, что они оставили в Jenners⁹⁵ муляж зажигательного устройства и рассылали угнетателям письма с угрозами, существенно влияя на жизнь эксплуататоров в северных регионах страны. Дэйви был шотландцев до мозга костей и не умел этого скрывать. Он был настолько бледным, что не имел ни малейшего шанса загореть; он настолько тяжело переживал страдания животных, что не мог спокойно спать по ночам. Будучи совсем еще юным и заморенным раздражающим юмором сверстников-мясоедов, он оказался достаточно взрослым, чтобы отстаивать свои взгляды. Ему дали три года тюрьмы. Мисс Мохаммед, как можно предположить, была довольно смуглой. Ее уравновешенности хватало на двоих. Они были странной парой, но блестящей по своей эффективности командой. Валери отсидела 4,5 года из тех девяти, к которым ее приговорили. Jenners перестал продавать меха.

В тюрьме Дэйви Барру пришлось нелегко. Он был вынужден жить на чипсах и воде два месяца из-за отказа администрации готовить для него нормальную веганскую еду, в результате чего его дело попало в Европейский суд по правам человека. Его освободили условно-досрочно через год, и он немедленно взялся за старое, но уже с учетом имеющегося опыта. Однако личные проблемы Барра и огромные масштабы угнетения животных, осознание которых он изо дня в день переживал, были для него непосильной ношей. Он не мог дожидаться, когда все изменится, и 16 марта 1991 года свел счеты с жизнью в своей квартире в Глазго. Ем было 24 года. Пять лет спустя Валери Мохаммед тоже покончила с собой. Их уход прошел практически незамеченным за пределами круга друзей, но движение, помнящее и ценящее их преданность животным, скорбит по ним обоим.

Через три месяца после осуждения Вивиан Смит и Ронни Ли двое людей, которые заняли их места в Группе поддержки ФОЖ, были обвинены в сговоре с целью подстрекательства к причинению незаконного ущерба: они составляли и распространяли бюллетени и листовки, посвященные деятельности Фронта. Судья счел, что даже отзываться в положительных тонах о ФОЖ — это поощрение преступного поведения. Робин Лейн (32 года) и Салли Карр (29 лет) отправили в тюрьму на девять месяцев и приговорили к еще девяти месяцам условно. Власти так жаждали, чтобы Группа поддержки ФОЖ больше не воспрянула, что готовы были швырнуть за решетку кого угодно. Но привлечение к суду людей, которые рассылали по почте футболки и кружки с пропагандой деятельности Фронта, доказывало всю бесполезность полного энтузиазма подразделения ARNI.

Слежка за Джеффом Шеппардом и Эндрю Кларком и прослушивание в их лондонских квартирах, начатые летом 1988 года, оказались куда более плодоносными. Однажды после обеда Шеппард услышал возле дома шум и подошел к входной двери. В этот момент полиция вышибла дверь, из-за чего Шеппард серьезно пострадал — ему повредили руку. Полиция обнаружила в квартире все необходимые ингредиенты для создания карманного зажигательного устройства. Паяльник был еще теплым. Оглушенного и кровоточащего Шеппарда грубо «задержали».

Помимо того, что Кларка тоже взяли с поличным, оказалось, у полиции была пленка с записью его телефонного разговора с представителем Ассоциации прессы, в ходе которого он брал ответственность — от лица ФОЖ — за совершенные поджоги. Обоих активистов обвинили в поджогах в магазинах в Лютоне, Ромфорде и Харроу годом ранее, а также в затоплении универмага Debenhams в Лютоне, которое стоило владельцам в £9 миллионов.

Жучки в помещениях помогли полицейским составить подробное досье на ничего не подозревавших активистов. Не обошлось без политического вмешательства и преувеличения наказания, что плохо закончилось для подсудимых: Кларку дали 3,5 года, а Шеппарду, который на тот момент уже отбывал условный срок за битье стекол в окнах мясных лавок, 4 года и 4 месяца.

Мало кто из активистов теперь мог позволить себе такую роскошь, как контакты с прессой, чтобы взять на себя ответственность за тот или иной рейд, или даже свободное общение в зданиях и машинах. Финальный процесс этой эпохи состоялся в Королевском суде Лида в ноябре того же года. Шон Крэбтри (26 лет) и Джордж Богожевич (23 года) были приговорены к четырем годам тюрьмы каждый за сговор с целью причинения преступного ущерба и совершения поджога. Так закончилась их кампания, целый год проводимая по всему Западному Йоркширу. Богожевич работал на мясном комбинате рядом со скотобойней и быстро узнал о том, что там творится. Он стал веганом и активистов. Ни очковтирательство, ни угроза здоровью и жизни, ни возможность оказаться в тюрьме и наглядный пример Ронни Ли не смогли сбить с пути новоиспеченного террориста. По крайней мере, не сразу. Чытыре года — это чересчур, если речь идет о самоотверженных действиях в интересах животных, но поджоги могут караться и пожизненными заключениями, поэтому судья без какой-либо симпатии к мотивам мог накинуть к приговору несколько лет от себя лично.

Незадолго до Шеффилдского процесса публикация под названием «Интервью с активистами Фронта освобождения животных» была распространена по сети абонентских ящиков всех активистов и симпатизирующих им в Великобритании и за ее пределами. 52-страничный документ содержал интервью с членами ячеек ФОЖ, которые рассказывали, как добиваются конкретных результатов от определенных акций. Тексты сопровождались изображениями угнетения животных и снимками, сделанными в ходе рейдов. В материалах были подробнейшие инструкции по сборке карманного зажигательного устройства и его доработанной версии для транспортных средств. «Интервью» явились интригой, полезной информацией и вдохновением для читателей.

Всего было разослано около 1500 экземпляров. Некоторые получатели делали копии со своих материалов и распространяли их дальше. Собственно, их по сей день продолжают распространять. Благодаря большому тиражу детализированных планов сборки зажигательных устройств частота их появлений в меховых магазинах и других вредоносных для животных местах выросла в разы. Неважно, сколькие оказались в тюрьме, и как много копий полиции удалось изъять: планы были у всех под рукой и магазины продолжали вспыхивать и затопляться.

Еще одним новым оружием ФОЖ, получившим широкое распространение благодаря «Интервью», стала жидкость для травления стекла. Обычно используемая для указания номеров машин на их окнах, в малых количествах и в пластиковых бутылках она оказалась способна буквально пожирать стекло. Артисты зачастую используют эту жидкость в фокусах со стеклом, но ребята в вязаных масках и с ломами не мечтали о большой сцене. Несмотря на то, что жидкость для травления стекла дорого стоит и, как правило, используется в небольших объемах, зоозащитники нашли ей более широкое применение — уничтожение окон автомобилей и зданий. И если раньше некоторые здания были недоступны из-за неудобного расположения и риска ареста в связи с битьем окон посредством кирпича, — как, например, меховые магазины в торговых аллеях, — то чудесная жидкость позволяла избегать звука бьющегося стекла. Через несколько минут после применения жидкости нанесенный ею ущерб уже непоправим.

В результате этого открытия были изуродованы целые вереницы окон в универмагах. Безмолвные акции, проводимые мимоходом, обходились владельцам магазинов в тысячи фунтов. СМИ, как обычно, принялись что есть мочи стращать общественность, сообщая, что обезумевшие монстры опрометчиво разбрызгивают опасную дрянь в твердом намерении привести к госпитализации детей, на которых жидкость может попасть, если они пройдут мимо залитых магазинных окон утром по дороге в школу. Пример такой публикации можно было наблюдать в Manchester Evening News в 1987 году. Вот что сказал изданию детектив суперинтендант Йен Фэйрли:

«Мы связывались с экспертами, и они сообщили, что эта кислота — одна из самых страшных. В зависимости от количества ее применяют в стекольной и керамической промышленности. Если она вступает в контакт с кожей, она вызывает раздражение, но настоящая опасность скрыта в том, что вещество постепенно въедается в кожу и уничтожает костный мозг. Более того, оно может путешествовать по всему телу, причиняя перманентный вред вплоть до смерти, даже в небольших количествах».

Чтоб мне провалиться! Жуткая вещь, правда? Но все это, мягко говоря, не совсем правда. Несмотря на то, что эта жидкость делает со стеклом, она безвредная для кожи и глаз. Я знаю, потому что она попадала мне и туда, и туда. Один из ингредиентов жидкости для травления стекла — это плавиковая кислота, сильный химикат, который в состоянии привести к серьезным повреждениям той или иной части человеческого тела при контакте с ней, но только если плавиковая кислота не разбавлена в этой жидкости (продажи которой полиция поставила под особый контроль с тех пор, как ФОЖ взял жидкость на вооружение; это сделало возможность приобретения даже небольшого количества без привлечения к себе внимания крайне затруднительной). Однажды друг подарил мне большую бутылку плавиковой кислоты, которую он унес с работы. Полагая, что она будет не менее, а то и более, полезной в этом виде, как и в растворенном, я был не на шутку рад, но только до того момента, когда понял, насколько летуча эта штука. Она совершенно явно была смертельной и вызывала у меня нервную дрожь, пузырясь в бутылке. Когда я пришел домой поздно вечером, я положил бутылку в пластиковый мешок и решил подумать о том, как правильно от нее избавиться.

По иронии судьбы прежде чем у меня появился шанс безопасно утилизировать эту гремучую вещь, меня арестовали по одному обвинению. По счастью, полиция не стала проверять пластиковый мешок, и, стоило мне выйти на свободу, как я немедленно выбросил эту штуку. Следует упомянуть о том, что количество плавиковой кислоты в жидкости для травления стекла настолько ничтожна, что неспособна причинить какой-либо вред через случайный контакт. Выхлебать бутылку, возможно, было бы не лучшей идеей, но ФОЖ никого никогда не поощрял на подобную эксцентричность.

Власти, разумеется, хорошо осведомлены о свойствах жидкости для травления стекла, что не мешает им вызывать пожарных всякий раз, как кто-то обработает ею окна магазина. Не говоря о том, что жидкость молниеносно высыхает, вероятность того, что прохожий захочет тискать выжженное стекло голыми руками, очень невелика. Но нагнетание страстей необходимо, если хочешь привлечь как можно больше внимания к незаконности причиненного ущерба, потратить время пожарной бригады и сыграть на страхах общества, рисуя образ «бесчинствующих фанатиков».

Европа пробуждается

У нас были заборы и прожекторное освещение, но нас продолжали атаковать. Единственное, что изменилось, когда мы повесили камеры — налетчики начали надевать маски.

Владелец скотобойни

В конце 1980-х западногерманские активисты совершили несколько безошибочно успешных нападений на вивисекционные лаборатории и их поставщиков. Они освободили 25 кошек и двух собак из лаборатории Университета Карлсруэ; 16 кроликов, 70 морских свинок, беременную кошку, беременную самку бигля и трех щенков из помещения дилера в Бохуме и еще шестерых кроликов из местного университета; 70 биглей и 400 крыс из Университета Дюссельдорфа; 170 крыс из Института патологической медицины Университета Бонна; и трех биглей из Университета Хайдельберга.

Не все шло гладко. В ходе операции по освобождению 80 собак из помещения поставщика в Беферунгене владелец застукал налетчиков. Он попытался воспользоваться дробовиком, но активисты организации Животный мир (Animal Peace) усмирили его, сломав ему нос. Размышляя о скверном ракурсе освещения в прессе, я спросил участника инцидента, жалеет ли он о случившемся. Он посмотрел на меня в искреннем изумлении: «Он пытался остановить нас, Кит. Мы были там, чтобы помочь животным, а он хотел помешать нам, вот я и двинул ему по носу. Мне не о чем жалеть».

Независимая ассоциация зооащитников спасла девять собак, восемь кошек, 48 кроликов и несколько крыс из Университета Ахена. Автономные защитники животных уничтожили около 80 охотничьих помостов, используя бензопилы и топоры. Представитель группы сказал в интервью: «Охотники любят природу так же, как насильник любит свою жертву. Охоту и охотников — в музей!»

Между тем поджигатели ударили по меховой ферме в Грюнмуре вблизи Фехты, дав красного петуха нескольким офисам и складу. В огне исчезли около 20.000 шкур общей стоимостью £600.000. Еще в £250.000 были оценены повреждения зданий. Другой фермер лишился шестисот норок.

Не обходилось и без потерь. Так, десять активистов в возрасте от 20 до 60 лет попали под суд. Их обвинили в создании преступной организации, нацеленной на совершение поджогов и рейдов в лабораториях и других учреждениях, что привело к краже примерно 50 животных. Звучали прогнозы, что ребята будут сурово наказаны, но неожиданно судья проникся симпатией к мотивам активистов. В зале суда разрешили показать пленку о приматах из исследовательского центра в Пенсильвании. Активисты заявили, что именно эта запись подвигла группу на спасение лабораторных животных, и судья впоследствии назвал эти эксперименты ужасными. В заключительном слове он сказал, что его впечатлили возвышенные мотивы обвиняемых, которые «хотели помочь животных, освободив их из рук мучителей». После вынесения приговора, согласно которому наказания варьировались от небольших штрафов до испытательных сроков от 7 до 12 месяцев, судья закрыл процесс словами о том, что настоятельно советует подсудимым «продолжать бороться за истязаемых животных, но законными методами». Мне бы такого судью!

Швеция тоже поднималась. Разбуженный показом фильма о жестокости к животным шведский ФОЖ — Djurens Belfrielse Front — совершил свой первый рейд в июне 1985 года:

«Мы втроем отправились на первый в нашей жизни рейд. Лом и пара отверток — вот и все, что мы с собой взяли. Поздно ночью и в гробовой тишине мы прошли к огромному зданию в поисках идеального места для вторжения. Мы нашли его в лице довольно маленькой и очень старой двери. Мы впервые орудовали ломом и после короткой борьбы с дверью, она отлетела со страшным шумом.

Внутри мы бегали вверх и вниз по этажам, но никак не могли добраться до последнего. Спустились на первый этаж и обнаружили лифт. С колотящимися сердцами и мокрые насквозь от пота мы зашли в него и нажали на кнопку верхнего этажа. Что нас там ждало? После, как нам казалось, долгих часов, ни первый, ни второй, ни третий ключ не подошли к двери. К счастью, на двери не было сигнализации. Четвертый ключ открыл дверь.

Трое очень усталых и испуганных людей вошли в вивисекционное отделение. Впервые в истории Швеции посторонние проникли в подобную лабораторию. В тот момент мы еще не понимали, что практически творим историю. Мы всего лишь хотели вызволить собак. Мы заметили крыс в нескольких комнатах и, наконец, обнаружили помещение с собаками. Могли ли там оказаться большие, злые псы? Мы медленно открыли дверь, и лай стал громче. Судя по лаю, опасными собаки не представлялись. Мы включили свет и уставились на свору биглей.

Их было так много, а мы могли взять всего двух. Мы недолго находились там. Все собаки были восхитительны и немного напуганы. Мы оглядели комнату. Конуры не закрывались, но все, что было у собак, это общение друг с другом. Там не было ни постелей, ни игрушек.

Как было решить, кого взять с собой? Вопрос решился сам собой: две собаки были наиболее заинтересованы нами и меньше всего боялись, чтобы отважиться понюхать. Мы сбежали в лифт, быстро спустились вниз и рванули к ждавшей на улице машине. Мы не могли поверить, что совершили то, что совершили.

Мы отвезли собак в безопасное место, дали им воды и большое мягкое одеяло. Мы заметили, что у одной из них вместо зубов во рту что-то металлическое. Губы другой были вздуты и имели странный цвет. Постепенно мы начали понимать, экспериментах какого рода невольно участвовали собаки. Пародонтоз. Собакам давали мягкую еду, а кроватей и игрушек не было именно для того, чтобы они теряли зубы. Металлическая штука во рту одной из собак была вкручена прямо в челюстную кость. Здесь требовался ветеринар.

Четыре дня спустя о собаках уже вовсю хорошо заботились за пределами Малмё. Мы распространили пресс-релиз, объясняющий, что и почему мы сделали. Разумеется, газеты написали об этом, вообще не разобравшись. Они активно спекулировали на предположении о том, что британский ФОЖ заявился в Швецию! Мы написали “DBF” и “Угнетатели животных!” на стене рядом с помещением, где вивисекторы держали собак. Люди из самых разных велферистских организаций порицали акцию, говоря, что мы действовали как похитители, в связи с чем им жаль собак, и они уверены, что в лабораториях собакам было бы лучше».

Это была скромная, хоть и незаконная акция, но она возвестила о рождении шведского ФОЖ. Велферисты и здесь проявили себя, как проявляют обычно — понося активистов на передовой и перетягивая канат на себя. Но никакая критика не помешала шведскому ФОЖ продолжать свою работу по спасению животных с полной самоотдачей.

За один только 1985 год в Швеции 47 собак были спасены от вивисекторов и обрели новые дома. На сегодняшний день радость освобождения познали десятки тысяч шиншилл, норок и лис, что сопровождалось крикливыми заголовками газет и обилием ущерба. Меховым фермам приходилось особенно тяжко: атакам подверглись около ста. Фермы и их поставщики терпели на себе постоянный саботаж, центры разведения лежали в руинах. Кроме того, в ходе бесчисленных нападений на склады активистам удавалось испортить множество лисьих шкур с помощью хны, что моментально снижало их стоимость до нуля.

Десятки морских свинок таинственным образом бесследно пропадали из поездов по пути в лаборатории; кролики исчезали из Института Зоологии в Стокгольме и из Университета Лунда.

На протяжении следующих нескольких лет треть меховых ферм страны была вынуждена закрыться. В итоге на сегодняшний день лисьих ферм в Швеции нет вовсе, а из 17 шиншилловых продолжают функционировать только шесть. Как-то активисты успели атаковать две фермы за одну неделю, освободив при этом всех животных и причинив такой урон, что обе фермы были вынуждены закрыться.

Но в других странах активисты тоже не дремали.

В Голландии энтузиасты спасли около 500 батарейных кур с двух ферм в Дидаме и Бесте.

В США из селекционного центра в Блумингтоне в Лос-Анджелесе были похищены 115 кроликов. Огонь уничтожил недостроенную исследовательскую лабораторию Университета Калифорнии — ущерб был оценен в $3,5 миллиона.

Французы освободили около 100 собак, кошек, кроликов, обезьян, крыс и хорьков из лаборатории в Лионе.

В Японии 29 диких обезьян, пойманных для нужд вивисекторов, были возвращены на природу. Активисты исписали весь центр передержки и переломали в нем клетки.

В Италии с одной ветеринарной лабораторией простились сотни голубей, с фермой в Пордедоне — 4000 норок, а с экспериментальным хирургическим центром в Падове — более 1000 мышей, кроликов и крыс, что обернулось ущербом в размере £40.000.

Во Франции частная лаборатория по исследованию лекарственных средств лишилась 42 собак. Оборудование было разгромлено, бумаги уничтожены. Больница Сальваторе в Марселе подверглась нападению, в ходе которого удалось спасти 30 собак и 23 кролика, пока персонал смотрел футбольный матч. Условия содержания животных в данном случае можно было вежливо характеризовать как плачевные.

В Соединенном королевстве тем временем поджигатели нанесли удар по мясокомбинату Pyke Biggs в Милтон-Кейнс и развели огонь, который принес ущерба на £10 миллионов. В Шотландии пламя причинило серьезный ущерб Исследовательскому институту землепользования Макалея, проводившему опыты на овцах, коровах и козах, а также Центру исследований домашней птицы неподалеку от Эдинбурга.

Автомобильные бомбы и признания

Мы поработили всех представителей животного царства и обращаемся с нашими пушистыми и крылатыми дальними родственниками так скверно, что без сомнения, если бы они основали свою религию, они бы изобразили дьявола человеком.

Преподобный Уильям Индж⁹⁶

Это звучало не слишком правдоподобно, но официальная версия событий гласила, что новая «группа за права животных» совершила атаку на Британский Университет, используя мощную боевую взрывчатку. Университет славился опытами на животных, нанесенный ущерб исчислялся огромными суммами, зрелище было драматичным, и в этом смысле выбранная стратегия оказалась верной. Вскоре другая, никому не известная «группа за права животных» заложила две бомбы под автомобили вивисекторов, и это были настоящие автомобильные бомбы. Происходящее представлялось, мягко говоря, диким. Попробуй разберись, что к чему. Время и место действия — Бристоль, 1989 год.

Одним ранним зимним утром в новостное агентство поступил звонок. Человек предупредил о том, что в здании бара «Здание совета» на территории Университета заложена бомба, которая должна детонировать в течение дня. Полиция и команда саперов прибыли на место с натасканными собаками и провели трехчасовой обыск помещений. Не нашли ничего. Двенадцать часов спустя в полночь взрыв бомбы разворотил бар. Как бы это странно ни было, но офицеры Специальной службы позднее сказали, что кто-то с ирландским акцентом взял на себя ответственность за атаку от лица Общества ущемленных животных. Ни о группе с таким названием, ни об этом загадочном ирландце больше никто никогда не слышал. Полиция обстоятельно пробежалась по домам всех известных активистов, но ничего подозрительного не обнаружила. Они явно искали не там. Они этого, разумеется, не знали, но список потенциальных людей с соответствующей мотивацией невозможно ограничить узким кругом подозреваемых.

А мотивация в данном случае была простая: бесконечные страдания миллионов животных, приносимых в жертву от имени человечества — животных, которые ничего не сделали, кроме того, что не родились людьми. Этого вполне хватало здравомыслящим людям, чтобы нарушить закон. И не было ничего удивительного в том, что постоянно появлялись все новые люди, готовые противостоять резне, устраиваемой вивисекторами. Для каждого этот момент наступает по-своему, но результат всегда одинаков: ты видишь этот сумеречный мир монструозных реалий насквозь. В моем случае одной из первых картинок, повлиявших на мое восприятие вивисекции, когда моя кровь закипела, стала сцена из «Фильма о животных». Съемка была сделана в Портон-Дауне в графстве Уилтшир. Живую свинью в сознании перевернули вверх ногами и привязали к раме, после чего ее прижигали паяльной лампой люди в белых халатах — «ученые» — пока ее кожа не покрылась коркой, после чего в качестве некого абсурдного акта спасения эти выродки предложили свинье воды, вроде бы забыв об агонии, которой только что подвергли несчастное животное. Вот как правительство тестирует наилучшие способы убийства людей в своей секретной военной лаборатории в Портон-Дауне. Разве это не исключительно чудовищно?

Так или иначе, через несколько месяцев после взрыва в Бристоле, Маргарет Баскервилль, ветеринар, вовлеченный в позорный бизнес, связанный с убийствами и заражением смертельными болезнями абсолютно здоровых животных, вышла из своего дома в Уилтшире и села в свой джип. Когда она сдавала, бомба, прикрепленная к ходовой части, взорвалась, отчего в машине повылетали стекла, а сам автомобиль можно было сразу сдавать в утиль. Чудесным образом водителю Баскервилль выбраться через окно, отделавшись несущественными ранениями. Само собой, покушение на нее угодило в заголовки передовиц, и подавалось это все так, словно зоозащитные группы регулярно проделывают нечто подобное! Движение — все движение — с этим не согласилось. Прежде чем пыль улеглась, из Бристоля вновь поступили новости.

Следующим утром сельский охранник не при исполнении позвонил в полицию, чтобы сообщить о подозрениях относительно соседской машины. Он сказал, что, похоже, она заминирована. Проблема была только в том, что он позвонил именно в те самые силы Эйвона и Сомерсета, которые не сумели обнаружить бомбу в университетском баре. В результате никто не удосужился даже выехать по вызову!

Спустя два дня взрывной механизм, который действительно был прикреплен к днищу машины бристольского вивисектора Макса Хедли, сработал, когда он ехал по жилой улице. И вновь лишь каким-то чудом раны водителя оказались минимальными. Пострадали случайные прохожие — ребенок, которого отбросило вместе с коляской, и его отец, получивший удар в спину и в палец летящей шрапнелью и в результате попавший в больницу.

Что ж, это была мечта любого писаки и кошмар для каждого, кто был на стороне животных: в глазах общества все зоозащитники превратились в человеконенавистников, взрывающих младенцев. Тот факт, что пострадал ребенок, был ужасен, хоть и пострадал он несерьезно, но благодаря лихорадке в СМИ, поддержка зоозащитных идей теперь приравнивалась к одобрению нападений на беспомощных детей. Теперь ты мог любить либо людей, либо животных — общество ставило перед человеком выбор. И некоторые действительно выбирали! Я помню, как раздавал листовки против цирка в городе в 300 с лишним километрах от места происшествия, и один человек отказался взять у меня листовку, объяснив, что не желает иметь ничего общего с людьми, способными взрывать детей. Втолковать ему что-либо было невозможно: его уже запрограммировали. Опыт показывает, что такие люди изначально не слишком любят животных и используют любую возможность, чтобы выступить против зоозащитников, доказывая, что для заботы о животных необходимо ненавидеть людей, и что каждый активист несет ответственность за все, что делает движение.

Как всегда близорукое, почти параноидальное в своей поддержке любых проделок вивисекторов, алчное Общество защиты исследований предложило награду в размере £10.000 за информацию о том, кто стоит за «взрывами ради прав животных». Подобная информация не поступила. Единственное, что смогло порадовать полицию, это арест Роджера Йейтса, который жил в Северном Уэльсе после того, как сбежал в ходе Шеффилдского процесса. Его снимок крупным планом СМИ растиражировали повсеместно, назвав главным подозреваемым по делу о взрывах в Бристоле, и буквально через три недели его уже арестовали.

Неубедительными были предположения, что кто-либо активный в то время — люди, предпочитавшие простые устройства, сделанные из бытовых компонентов, чтобы вызывать пожары — взмахнули бы на принципиально новый уровень и начали использовать взрывчатые вещества большой разрушительной силы и ртутные выключатели, приводящие в действие автомобильные бомбы. Конечно, это могло быть делом рук кого-то нового в движении, у кого хватало связей и ярости, но на это не было похоже, особенно учитывая, что больше эти люди не давали о себе знать. Не меньше подозрений вызывал и тот факт, что жертвы мощных автомобильных бомб вышли из этого переполоха с несколькими ссадинами.

Движение было уверено, что это работа кого-то, кто преследовал иные цели, будь то дискредитация зоозащитников или попытка отвлечь внимание. Верность этой теории подтвердила полиция, когда в конечном счете признала, что информация о сделанных кем-то из зоозащитников заявлениях о совершении взрывов, ложная. Тем не менее, репутация движения была подпорчена. Брось немного грязи, и она быстро начнет прилипать. Когда огонь вспыхнул на пароме в Северном море, следовавшем из Швеции в Харвич на северо-востоке Англии в сентябре 1989 года, погубив двоих и ранив еще несколько человек, полиция увидела в случившемся возможность обвинить зоозащитников на том основании, что несколькими днями ранее 79 биглей задохнулись на борту парома по пути в лабораторию.

Но вскоре появились куда более весомые доказательства того, что зоозащитники не причастны к автомобильным бомбам. В полицию позвонил человек, представившийся лидером Британского общества за права животных, и взял на себя ответственность за присоединение взрывного устройства, начиненного гвоздями, к машине охотника в одной из деревень графства Сомерсет. Прибыла бригада саперов, живо оцепившая все в округе в связи с «беспределом зоозащитников». Однако очень быстро расследование выяснило странные обстоятельства, доказавшие, что сложившаяся картина — лишь иллюзия.

Тщательный обыск криминалистов внутри машины позволил обнаружить гвоздь, идентичный тем, что нашлись внутри прикрепленного к запертой машине устройства. Это привело детективов к заключению, что либо активисты никому не известной зоозащитной группы побывал внутри машины и оставил в ней гвоздь, что вряд ли, потому что следов взлома машины обнаружить не удалось, либо зоозащитники тут ни при чем. Подозреваемых было несколько, но один мужчина (сам владелец машины) вел себя подозрительно. Арестованный для дознания Алан Ньюбери-Стрит, известный охотник и президент Британской охотничьей выставки, в скором времени признался, что собственноручно заминировал свой автомобиль, а заодно взял на себя ответственность за две других бомбовых атаки. «Я сделал это, чтобы дискредитировать идею о правах животных и связанные с ней ассоциации», - позднее сказал он в суде. Судья отправил его в тюрьму на девять месяцев, а вся эта заваруха заняла уникальное место в анналах, как единственная история в хронологии борьбы за освобождение животных, связанная с автомобильными бомбами.