Петрусь Потупа

12 У ЧЁРНОГО БУЧАЛА

Высоко на тёмно-синем небе несмело мигают далёкие звёзды.

Петрусь давно лежит в низеньких кустиках, неподалёку от пасущегося табуна.

Он щупает обмотанную вокруг пояса уздечку, чутко прислушивается. Глухо отдаёт земля тяжёлые прыжки стреноженных коней, — Пасутся, — вздрагивая от ночной сырости, шепчет Петрусь.

Над ухом съёжившегося мальчика жалобно запел одинокий комар. Вслед за ним из трясины Чёрного бучала прилетели сотни других, наполняя влажный непроницаемый мрак тонким, печальным звоном.

Рассеивая окружающую тьму, в стороне от табуна весело потрескивал костер. Вылетавшие из колеблющегося пламени стаи искр гасли высоко в тёмном небе. Стремительные, лёгкие тени плясали на лицах пастухов.

Петрусь узнал рослого Назара, взятого в ночное за старшего, трусишку Федька, у которого он не раз выигрывал в бабки. Несколько пастухов, покрывшись свитками, спали.

Лохматая собачонка, снующая вокруг костра, была когда-то выкормлена Петрусём из заморённого щенка и выменяна у него Назаром за кнут.

Мальчик сердито поглядывает на собаку:

«Подобрался бы к табуну ближе — Жучок залает. Вот и жди, когда конь сам надумает подойти…»

Петрусю холодно, тоскливо. Хорошо бы посидеть теперь у костра, нагреться в его ласковом тепле! И мальчик с завистью смотрит на смеющегося чему-то Федька.

Плачущий стон выпи всколыхнул тишину над трясиной. Федько вздрогнул… Смех оборвался, и все медленно повернулись в сторону трясины. Один из дремавших у костра пастухов приподнялся на локте, послушал и плотнее завернулся в свитку.

Где-то на селе проголосил петух.

«Полночь, — мелькает в голове у Петруся. — Не опоздать бы!»

От волнения у мальчика зашумело в ушах.

«Распутаю коня, а как отойдёт — зануздаю», — решился наконец он.

Загребая отяжелевшую от росы траву, Петрусь пополз к пофыркивающим впереди коням.

Почуяв мальчика, крайняя лошадь насторожённо повернула голову.

«Хлебца ей…» — подумал Петрусь и полез за пазуху.

Задетые рукой, кольца уздечки неожиданно звякнули. Петрусь испуганно оглянулся.

Прилёгший у костра Жучок вскочил и, захлёбываясь лаем, кинулся к табуну.

Пастухи повскакали со своих мест.

— Это я, я, Жучок, — отчаянно шептал Петрусь, протягивая подбегающей собаке хлеб.

Жучок проглотил корку, лизнул мальчика в лицо и, дружелюбно тявкнув, затрусил к костру.

Оттолкнув ногой виляющую хвостом собаку, Назар поднял с земли дубину и решительно двинулся в темноту.

Уткнувшись в траву, Петрусь затаил дыхание.

В нескольких шагах от него пастух остановился.

— Кто тут? — спросил он неуверенно.

Постояв некоторое время молча, словно о чём-то раздумывая, Назар быстрыми шагами возвратился к костру, выхватил пылающую головню и высоко, как факел, поднял её над головой. Освещая себе дорогу, он снова направился к табуну.

Заметавшийся, как выслеженный заяц, Петрусь нырнул в небольшую, ложбинку, окружённую густой травой, прижался к земле и замер.

Колеблющийся свет то отдалялся, то приближался к мальчику, выхватывая из тьмы отдельные группы пасущихся лошадей.

Назар шёл, держа на вытянутой руке чадящую головню, и громко считал.

Словно-из другого мира доносился до Петруся его голос:

— Раз… два… четыре… семь… десять…

Пастух подошёл к ложбинке так близко, что Петрусю стало слышно, как шипит и потрескивает головня.

— Что там? — кричит от костра Федько.

Не отвечая, Назар швырнул головню во мрак. Прочертив огненную дугу, роняя красные искры, она упала неподалёку. Ничего не заметив, пастух вернулся к костру.

Со стороны «дыхала» — страшной отдушины Чёрного бучала — послышалось глухое, урчащее клокотание. По временам оно сливалось с прерывистым ленивым сипением. Казалось, что кто-то огромный и живой ворочается в трясине.

Петрусь высунул голову.

Сгрудившись в тесный круг, пастухи тревожно прислушивались к Чёрному бучалу. Стоявший позади Федько часто и мелко крестился.

Подняв лохматую голову, тоскливо завыл Жучок.

Перепуганный Федько сгрёб охапку сучьев и бросил её в костёр.

Внезапная тьма поглотила пастухов. Послышались испуганные восклицания.

Не раздумывая, Петрусь кинулся к лошади. Перерезав ножом путы, он поднёс к ноздрям лошади краюху хлеба и стал торопливо отходить назад, увлекая её за собой.

Взнуздав коня, мальчик крепко ухватился за гриву, сильным движением вскочил на его спину и погнал вскачь.

«Ой и попадёт хлопцам!» — оглянувшись на костёр, подумал Петрусь.

Но свежий ветер, обвевавший его разгорячённое лицо, радость, заполнявшая грудь, успокоили тревогу.

«То ж для Гордия», — оправдывался мальчик.

— Добрый конёк! — радостно говорил Барма, похлопывая по холеной шее лошади. — Я уж подумал, что тебя сцапали. А ты сам явился, да ещё и с лошадью на придачу.

— Да я хоть от кого убегу! — позабыв о пережитых страхах, похвалился мальчик.

— Эй, друже! — крикнул парубок в темноту.

Из мрака, в сопровождении толпы парубков, показался прихрамывающий Гордий.

— Что скажешь, Игнат?

— Вот хлопец, что тебе коня достал. Проворный, как ветер в поле.

Гордий подхватил мальчика и приподнял с такой силой, что у Петруся захватило дух.

— Молодец! — тепло произнёс парубок, опуская Петруся на землю.

— Ой, дядя Гордий, так это вы? — опомнился мальчик, с изумлением разглядывая парубка.

Кругом засмеялись.

— Ну, хлопцы, пора собирать товарища, — сурово напомнил Игнат.

Два парубка кинулись к деревьям и вскоре вернулись, неся в руках перемёты и седло. Один из хлопцев, рослый богатырь, стал седлать лошадь.

— Попрощаемся, — дрогнувшим голосом сказал Барма, обнимая друга.

Игнат вытащил из-за голенища сапога нож своей работы и протянул его Гордию:

— Возьми на память!

Парубки, поснимав шапки, молча ждали своей очереди.

Обойдя товарищей, Гордий остановился около Петруся:

— Прощай, Потупа!

Он привлёк мальчика к себе и крепко его обнял.

— А куда ж вы теперь, дядько Гордий? — спросил Петрусь.

— Туда, хлопчик, куда панские руки не дотянутся, — до самого моря.

— Убежать бы с тобой, да мать у меня… — проговорил Барма и грустно добавил: — Больна.

— Не журись, браток. Может, встретимся… — ответил Гордий и вскочил в седло. — Прощайте, хлопцы! Не поминайте лихом!..

— Прощай! — печально отозвались парубки.

Гордий ударил коня наотмашь нагайкой и вскоре исчез во мраке.