Поездка Есенина в Туркестан

Литературный вечер. Самара в «Пугачеве»
3 мая 1921 года

Прочитанная заметка об имажинистах в стенгазете подтолкнула С. Есенина к поискам автора написанного. Ему удалось познакомиться с самарским жителем Сергеем Николаевичем Любимовым и другими местными ценителями поэзии. По их предложению С. Есенин выступил на литературном вечере в Клубе железнодорожников. По завершении встречи поэт подарил устроителю вечера С. Любимову свою книгу «Исповедь хулигана» (М., «Имажинисты»,1921) с дарственной надписью: «Сереже Любимову. В знак приятного знакомства. Сережа Есенин. 1921 Самара май 3». (VII (1), 140).

С. Есенин продолжает работать над «Пугачевым». Название Самара встречается в тексте поэмы не так часто. Более того, используемый в черновых вариантах топоним Самара в окончательном авторском тексте в некоторых случаях убирается. Когда атаман Зарубин рассказывает о боевых достижениях восставших казаков и крестьян, он в одном из первых вариантов своего монолога перечисляет конкретные города и крепости:

Двадцать крепостей мы забрали у неприятеля,

Двадцать самых тяжелых крепостей.

И в Самаре, и в Пензе и в Саратове

Нас встречали …

При дальнейшей работе над этим монологом С. Есенин заменяет название Пенза на Пермь, Самару на Казань, а затем решает убрать из текста все перечисленные названия городов. Указать в поэме все захваченные крепости было невозможно, да такая задача и не ставилась. Масштабность победного распространения восстания в «Пугачеве» иллюстрируется не перечислением конкретных городов и сел, а представлена более обобщенно. В окончательном варианте это звучит так:

Треть страны уже в наших руках,

Треть страны мы как войско выставили.

Для Есенина Самара была своеобразной границей между Европой и Азией. В поэме «Пугачев» именно от Самары в далекую Монголию бегут калмыки в своих тридцати тысячах кибиток, хотя в предварительных вариантах было указано, что калмыки двинулись «из самарских степей за Чаган»…

Где-то по пути к Самаре Есенин увидел необычного вида ольху. В поэме ольха была представлена как символ - вестник надвигающейся беды, которая ожидает взбунтовавшихся казаков в недалеком будущем. Первоначально дерево-символ поэт хотел разместить на берегу речки Чаган, но передумал и заменил название Чаган на Самару. Об этом дереве-символе в «Пугачеве» казак Шагаев взволнованно рассказывает своим друзьям:

Около Самары с пробитой башкой ольха,

Капая желтым мозгом,

Прихрамывает при дороге.

Словно слепец, от ватаги своей отстав,

С гнусавой и хриплой дрожью

В рваную шапку вороньего гнезда

Просит она на пропитание

У проезжих и у прохожих.

Но никто ей не бросит даже камня.

В испуге крестясь на звезду,

Все считают, что это страшное знамение,

Предвещающее беду.

Что-то будет.

Что-то должно случиться.

Говорят, наступит глад и мор,

По сту раз на лету будет склевывать птица

Желудочное свое серебро.

Этот символ неминуемой беды соотносится не только с эпохой крестьянского восстания Пугачева. Он напоминал читателям о современном бедственном состоянии земли российской после революции и гражданской войны. Эйфория полной свободы и райского благоденствия, которая проявлялась в первые дни после революции, давно сменилась разочарованием из-за неисполнимости мечтаний. Многие в стране столкнулись с удручающей действительностью. Приходилось думать не о благоденствии, а о возможности выжить. Нищета и разруха бросалась в глаза повсеместно.

В Самаре на вокзале и возле него Есенин видел все тех же обездоленных крестьян, бегущих из своих родных мест. Они верили, что там, в Ташкенте или в другом южном городе, они обязательно заработают на хлеб, привезут зерно домой и спасут не только себя, но и своих родных. В повести «Ташкент – город хлебный», созданной в это время, А.Неверов записал разговор крестьян, которые подслушал обездоленный мальчишка Мишка Додонов: «Мужики в углу про Ташкент говорили, упоминали Самаркан. Тоже город, только еще за Ташкентом четыреста верст. Наставил уши Мишка, прислушался. Хлеб очень дешевый в Самаркане, дешевле, чем в Ташкенте. А в самом Ташкенте цены поднимаются, и вывозу нет – отбирают. Если к сартам удариться в сторону от Самаркана, - там совсем чуть не даром. На старые сапоги дают четыре пуда зерном, на новые – шесть. Какая, прости господи, юбка бабья – и на неё полтора-два пуда. Потому что Азия там, фабриков нет, а народ избалованный на разные вещи. Живет, к примеру сарт, у него четыре жены. По юбке – четыре юбки, а чай пьют из котлов. Увидят самовар хороший – двенадцать пудов. Потревожили разговоры хлебные Мишкину голову – защемило, заныло хозяйское сердце» (19, с. 221)… Подобная вера в счастливый исход поездки подпитывала надежду вынужденных переселенцев.