Пожалей меня, Голубоглазка

« Глава 11. Часть 1

Прошлое.

Пальцы замерзли и напоминали деревянные обрубки. Словно сучки диковинного дерева, не чувствовали ничего и выглядели как-то странно, будто не живые были, не свои. Не слушались, а ведь всю обратную дорогу до машины прятались в карманах пальто.

Костя неуклюже достал ключи, вытащив их вместе с письмом. Железное колечко зацепило бумагу, и, если бы не реакция Кости, письмо могло бы улететь, растворившись в больших белых хлопьях, падающих с неба, подгоняемое сильным ветром так быстро, что он не успел бы даже сказать «пока».

Пальцы схватили конверт на лету, смяв его намертво в кулаке так, что боль прострелила предплечье, но Косте было все равно. Главное, сохранить строчки, что ждали внутри и — он готов был отдать свое левое яйцо — могли дать повод для ярости. Он не знал, кому она писала: ему или может, кому-то другому, но вскрыть и прочитать стало делом жизненно важным. Костя, наконец, забрался в машину и бросил конверт на соседнее сиденье.

Машина успела стать ледяной, и та уютная, расслабляющая теплота в салоне, что провожала его, испарилась без остатка. Он завел двигатель и включил печку, растирая ладони, разгоняя кровь с огромным желанием оказаться дома и выпить. Снял пальто и бросил его, не глядя, назад, не в силах повесить или просто аккуратно положить. Плевать. Проще было купить новое. Сейчас вообще на очень многое было Косте плевать. На очень многое.

Он скосил глаза на белое пятно, выносящее крышу этим своим цветом. Ярко выделялось оно на темном фоне сидений и слепило до зубовного скрежета. Мать её невинность в черной пасти дракона. «Чтоб тебя!»

Костя чертыхнулся и отвел взгляд. Руки начинали оживать: подушечки покалывало, и обжигающие тепловые волны добирались до костей. Слава Богу.

Все-таки прав оказался её отец, только вот не понятно насколько. Костя ушел, не оставив за собой ни одного нерешенного дела. Погасил все долги и закрыл все окна. Хоть и торопился, но постарался, чтобы ни одна его проблема не коснулась её хрупких плеч.

Она не должна была задавать вопросы кроме разве что двух: почему он ушел и куда. И Костя прекрасно понимал, что она сразу же на них найдет ответы. Должна была найти.

Он снова бросил взгляд на письмо. Что же там? Засохший кусок дерьма или засушенный цветок? Усмехнулся. Ни то, ни другое его бы не устроило, разве что девушка — живая, непрерывно болтающая, отвлекающая его и напевающая очередную услышанную где-то песню. И неважно было, на русском или английском та языке.

Н-да… Кто бы знал.

*****

— Здравствуйте, чем я могу вам помочь?

— Добрый день. Хочу купить у вас кое-что.

— Что именно?

— Вон те зеленые пирожные, — подошел к прилавку и указал пальцем на красивого нежно-салатового цвета кругляши, разделённые посередине белым слоем и увенчанные цветами, тоже белыми. В центре каждого цветочка краснели гранатовые зернышки, а лепестки были до того тонкими, что не верилось в дело рук человека. — Четыре штуки.

— Отличный выбор.

— Вкусные хоть? — засомневался вдруг.

— Пальчики оближете. Наша продукция — лучшая в городе.

— Только лучших почему-то ещё мало кто знает.

— Дело наживное.

Девушка открыла новую картонную коробку и положила в неё четыре выбранных им пирожных. Закрыла, перевязала тонкой зеленой лентой и вложила под неё визитку.

— Приятного аппетита. Приходите к нам ещё, — улыбнулась Косте, отдавая покупку.

— А вы?

— Я?

— Да, вы. Не хотите попробовать их вместе со мной?

— Я?!

— Разве здесь есть ещё кто-нибудь кроме вас и меня? Разве не понятно, к кому я обращаюсь?

— Я… Ну, я… Не знаю, это неожиданно как-то, — девушка покраснела и стала теребить ворот рубашки.

— Во сколько у вас перерыв? — он посмотрел на часы, висевшие как раз над её головой. — В двенадцать? В час?

— В час.

— Тогда я буду ждать в кафе на противоположной стороне улицы, неподалеку от вашей пекарни, знаете, где это?

— Да, оно называется "Яблочное".

— Тогда до "Яблочного", в час.

До встречи оставалось совсем немного времени, и Костя, предвкушая её, шёл и насвистывал, довольно щурясь от яркого света дня, а в пекарне, откуда он только что вышел, громко смеялась её хозяйка.

*****

— Что смешного? — Мария, подбоченившись, хмуро смотрела на Аю, не одобряя смеха хозяйки.

— Да так…

— Я серьезно.

— Меня веселит уверенность этого… человека. — Ая постаралась успокоиться и провела ладонью по губам, показывая, что «застегнула» рот на молнию.

— Так мне пойти?

— Конечно, пойти! С одним условием.

— О да! Бесплатный сыр только в мышеловке.

— Не ворчи. Отнесёшь ему записку.

— Прощальную?

— Любовную.

— Э-э…

— Признаешься, что ты — не я.

— В жизни так не веселилась!

— Будет что вспомнить в старости.

— В старости меня разобьет склероз, забуду даже, как себя зовут.

— Хорошая болезнь: ничего не болит и каждый день новости, а чего это ты схудоумилась?

— Что сделала?

— Расстроилась.

— Мне он понравился.

— Это было до того, как я тебе все рассказала?

— И сейчас нравится.

— Ты заражена вирусом. Могу помочь, кстати.

— Не хочу выздоравливать, но только ради любопытства…

— Он опасен, милая. Не заметишь, как будешь раздавлена и выброшена на улицу. Будешь, ползая на коленях, собирать осколки разбитого сердца и размазывать по щекам соленые разочарования, смешанные с любимой тушью.

— На мне будут хотя бы туфли?

— Это единственное, что, возможно, будет на тебе.

— Все настолько плохо?

— Умножь на тысячу.

— Зараза!

— То, что для гусеницы конец света, для бабочки — день рождения. — философски успокоила Ая.

Маша только закатила глаза и пошла встречать очередного посетителя.

*****

Прошлое.

Разорванный конверт вылетел в окно автомобиля, лихо проезжающего километры. Костя не хотел открывать письмо раньше времени, но терпение имеет свойство заканчиваться, а его у него изначально никогда много не было.

Внутри оказался обычный тетрадный лист, вырванный зло или второпях. Ая любила порядок и никогда бы не оставила записку, не обрезав ровно края, но эта мысль исчезла, стоило Косте лист развернуть.

Завизжали тормоза, и машина пошла юзом. Если бы кто-нибудь летел по встречке — авария была бы неизбежна, а так… отделался легким испугом. Внутри листа была крашеная верёвочка, вернее, небольшой её кусок, и человеку не знавшему это могло показаться странным, но Костя сразу все понял. Фрагмент из прошлой жизни встал перед глазами так красочно, что прибил к сиденью.

Он узнал эту бечевку, но сердце пропустило несколько ударов, когда до Кости дошел весь смысл послания. Бечевка была разорвана, и ему досталась только половина. Только половина.

Лист соскользнул на пол, и написанное на нём "Чтоб ты сдох!" "поцеловало" мокрый коврик под ногами, но это уже не имело никакого значения. Все, что нужно было знать Косте, он уже знал и так.

Письмо адресовано ему. Без вариантов.

Лист был вырван зло. Без вариантов.

Жирная точка от неё оказалась такой жирной, что грозила запачкать всё его бельё.

Что ж, он примет это. Примет её решение и позволит себе все забыть.

Но черт возьми, как же в груди жгло!