Пожалей меня, Голубоглазка

« Глава 24

Сегодня был паршивый день. Всё валилось из рук, никак не могла собраться. Мутило и хотелось выпить яду. Месячных не было уже четыре месяца, а Ая так и не решилась сказать об этом Косте. Не знала, почему. Что-то останавливало.

Он в последнее время был каким-то встревоженным, озабоченным, что ли…

После кабака, из которого вытащил её, как куклу, вел себя практически безукоризненно, разве что в постели сдержаться не мог. Ая улыбнулась, вспомнив, как Романович обматывал её волосами свою шею и шептал нежности. Кто бы мог подумать, что умеет…

И пошлости шептал, и показывал, но делал это тонко, балансируя на грани её самообладания.

Людку тогда довезли, хоть и была обижена на целый свет. Костя молчал всю дорогу, сдерживал эмоции, только всем было ясно, что зол. Даже Людке.

Они поговорили после её отъезда и нашли компромисс. Костя обещал не нервничать, если не сможет до Аи дозвониться, не поднимать город на уши, а она обещала звонить. Всегда, когда могла задержаться, или менялись планы.

*****

Первый раз тошнота наступила внезапно, накрыв плотной удушливой волной, когда они сидели у Кости и ужинали. Ая в тот вечер, наконец-то, сделала пельмени, и Костя доедал уже вторую порцию, урча от удовольствия, как кот. И вроде бы все было нормально, а потом раз — и сидит уже вся липкая от пота, а желудок где-то в горле, и только и остаётся, что дышать глубоко, стараясь вернуть его на место.

Костя заметил. Или почувствовал, сразу отбросив вилку и привстав с места. Принёс воды, заботливо поглаживал спину и шутил, что Ая, возможно, перепутала тарелки. Хотела отравить его, а в итоге сама отраву съела. Тошнота отступила так же неожиданно, как и пришла. Быстро, главное. И они списали это на тяжелую трудовую неделю, которая далась Ае не без усилий. Так думала Ая.

*****

В связи с великодушием и помощью Стрелы, она выплатила кредит и закрыла все счета, чтобы взять ещё больше денег для расширения производства. Наняла сначала бригаду по ремонту и установке нового необходимого оборудования и расширила штат сотрудников. Михалыч с женой теперь были задействованы на легких подсобных работах, а Мария, по-прежнему, — продавцом, но уже не единственным.

Стрела оказалась очень упорной женщиной, методично и верно подтачивая защиту Аи от чужого вмешательства в свои дела. Необходимые бумаги были оформлены и подписаны, заверяя, что предоставленная сумма — беспроцентный долг на очень долгое время, с ежемесячными свободными платежами. Ая могла перечислять на счет Стрелы хоть по рублю, но она не планировала быть должной годами, поэтому старалась выкладываться на «всю катушку», увеличивая обороты продаж.

Костя, казалось, забыл свой страх перед её беременностью, по крайней мере, не вспоминал больше, и уговорил начать взаимное сотрудничество между предприятиями. Теперь его ресторан обеспечивал своих посетителей любимой выпечкой, а Ая — дополнительным и щедрым клиентом — себя. Даже появившийся лишний расход на транспортные услуги оказался не заметным в получении прибыли, и девушка всерьёз занялась рекламной кампанией.

Дело росло. Быстрее, чем она когда-то мечтала. И почему — то росло желание попасть на необитаемый остров, чтобы насладиться в максимальной степени этими изменениями. Разделить их только с собой — с той Аей, которой стала.

Костя… Сегодня они должны были встретиться у него, а ей отчего-то было неспокойно. Он пробивал защиту, выстроенную годами и рушившуюся так стремительно…

Он был другим. Изменился, стал совершенно не тем Костей, которого она знала, и это было ужасно. Ей заново приходилось адаптироваться, учиться верить ему, а она не хотела. Не могла, потому что уже не одна была, с ребёнком. Она отвечала за другую жизнь, более ценную, чем свою. Риску — не место. Стабильность, уверенность — вот что стало важным, а с Костей всё выглядело эфемерным, призрачным.

*****

Он знал, что она беременна. Невозможно было скрыть зелёный цвет лица, частоту побегов в туалет и вынужденных там задержек, изменившиеся вкусы в еде и появление чуть заметного животика. Они проводили вместе много времени — об этом Костя позаботился — и он прекрасно видел, как после лимонада она пила молоко, стараясь спрятать напиток в не прозрачной кружке. И как утром, после манной каши, хрустела солеными огурцами, предлагая сделать «селёдку под шубой» и тут же меняла её на яблочно-морковный салат, а потом и его — на сало с чесноком.

Он ждал. В её положении было опасно начинать разговор, который мог послужить причиной слёз и опасности выкидыша. Помнил историю Василисы. Не дай Бог…

Но и ждать становилось все труднее. Чувствовал, что Ая до сих пор словно не живая с ним, словно внутри замороженная. Да и хотел знать правду, наконец. Чем больше думал, вспоминал — тем больше находил непоняток. Слишком многое не сходилось, картинка не складывалась.

Не хотел начинать расследование за спиной, хотел от Аи услышать. Чтоб сама, по своему желанию рассказала. Думал сначала напором взять, связаться с её отчимом, но не стал. Предчувствовал, что в грязи изваляется, а Голубоглазка чистоту любит. Опасно. Потеряет. И разрывало его на части от всех этих мыслей, от неё, что становилась настоящей только снизу. Не мог уже спать один, купил её любимые средства для ванной, духи, кольцо купил…

Как-то раз, ночью, когда спала, примерил и несколько долгих минут наслаждался видом драгоценности на её безымянном пальце. Шизик.

*****

Сегодня он приготовил свинину в аджике. Сам запёк в духовке, с удовольствием вдыхая аромат, разносившийся по квартире. Ая же, не успев войти и раздеться, сразу побежала «мыть руки». Черт!

— Ты как там, жива? — крикнул, подойдя к двери ванной и прислушиваясь к звукам.

— Угу.

Голос глухой, как из танка.

— Может, помочь?

— Нет.

Он отошёл, не стал настаивать. Включил музыку, поправил на столе скатерть и сел.

Она вышла спустя четверть часа: бледная, еле живая.

— Что-то случилось?

Смотрел на неё, и в груди все переворачивалось.

— Нет. Да. Я беременна.

Слава Богу!

— Я знаю, милая, — подскочил, но она остановила, вытянув вперёд руку.

— Давно?

— Нет.

— Я буду рожать.

— Я тоже. В смысле, это здорово.

Ая тяжело уселась за стол и посмотрела на Костю в упор. И ему совсем не понравился её взгляд, черт подери! Задержал дыхание.

— Мы должны прекратить отношения. Сделать перерыв.

— Я готов отказаться от секса, но не от тебя в своей постели. Никакого перерыва не будет.

— Мне трудно.

— А мне, по-твоему, за*бись? Видеть, как ты… я не могу никак достучаться до тебя! Скажи… скажи честно, ЧТО не так? Мы давно знакомы, сейчас — знакомы ближе, чем когда-либо, нам хорошо вместе, я готов помогать тебе во всём, заботиться, строить мосты, прокладывать дороги, лишь бы ты не свернула, я убить готов за тебя, нарушить любой закон, всё отдать… будь рядом, прошу. Выходи за меня.

Она вздрогнула всем телом. Отшатнулась на стуле в ужасе, оторвав передние ножки от пола и грозя упасть.

— Нет, — прошептала, бледнея ещё больше, хотя куда уж больше-то…

— Почему?

— Я сделала ошибку. Много ошибок. Согласилась заменить Людку, пошла на новую встречу с тобой, не сбежала, подписала дурацкий договор… прости меня, я не должна была всё это начинать.

— Замолчи! — он поднялся, уперев руки в стол. — Не говори так! Начала не ты, а мои друзья. Я тоже начал. Это просто судьба. Быть вместе нам — судьба, понимаешь?

— Судьба? — она хрипло засмеялась и тоже поднялась. — Нет, Константин Романович, не она это. Не быть нам вместе. Не после всего, что произошло.

— Да что произошло, в конце концов? Что?! — заорал, отпустив контроль.

— Ты бросил меня! Когда я так в тебе нуждалась! — она закричала, как и он, с отчаянием, отпуская себя в свободное плавание, в открытый бушующий океан на хлипкой лодочке, без вёсел. — Когда я не могла вернуться домой! Ты оставил меня без денег, без обещаний и на расправу дружкам! Мне пришлось всё продать, чтобы они насытились, себя продать, но им всё было мало! Я в больнице провалялась не один месяц! У меня… ты не оставил мне даже надежды… мне пришлось собирать себя заново, искать себя… я не могу быть с человеком, который предал. Предав раз, он сделает это снова, нужны лишь подходящие обстоятельства… Я прошла долгий путь реабилитации, освоила искусство самозащиты, достала липовые документы, решила начать новую жизнь, стать сильной, независимой, забыть тот кошмар, но ты снова вмешался, как тогда, у подъезда… когда тебя не ждали… я не могу, просто не могу.

Ая отвернулась и пошла к двери. Плакала. Он видел, но не мог сделать ни шага, прибитый её словами. Словно цемента выпил, потяжелев сразу, ноги онемели, не чувствовали ничего. А грудь щемило. Шумело в голове эхо её признаний. И во рту — вкус железа: противный, отравляющий. Её глаза… полные муки, они рвали его на куски.

— Милая… вернись. Давай обсудим… какие долги… какие друзья… я приезжал к тебе…

Он до сих пор не понимал, оглушенный сказанным, а она открыла дверь и покачала головой, не поворачиваясь.

— Жестоко. Поздно. Не смогу. Не хочу… всё снова… не справлюсь. Прощай.

И ушла, очень тихо закрыв за собой дверь.