Пожалей меня, Голубоглазка

« Глава 6

Прошлое.

Он шел, сутулясь и защищаясь от резких порывов холодного ветра, колючего и пробирающего до костей, держа в голове и повторяя про себя один адрес. Слова выгоняли все лишние думы, заставляя держаться за самое важное. Подняв воротник черного пальто и сунув руки в карманы, он шел, не глядя по сторонам, полностью сосредоточенный на скорейшем приходе в теплую квартиру — туда, куда стремился попасть вот уже много месяцев.

Ветер разыгрался не на шутку, то подгоняя его в спину, то, наоборот, толкая в грудь, будто не мог решить: помогать человеку или проверить его упорство. Не было четкого направления у этого воздушного монстра, но мужчина продолжал движение вперед, не обращая на него никакого внимания.

Зима пришла рано, внезапно и одним днем, но снега было совсем мало. Несколько раз падал легкий, еле — еле покрывая асфальт, и тут же был сметен сильнейшим ветром в щели дорожных колодцев, пожухлую траву и к обочинам. Дорога была покрыта тонюсенькой ледяной коркой, и без снежного покрывала становилось очень трудно передвигаться, не спасала даже соляная, разбавленная песком, присыпка. Водители, вовремя "переобутые" в шиповку, — и те не чувствовали себя в безопасности, снижая скорость и крепче держась за руль.

Мужчина посмотрел на фонарь, высветивший нужный дом, и заметив табличку с цифрой «32», расслабил плечи. Слава Богу, дошел. Поднял взгляд выше, на окно, в котором раньше видна была хрупкая фигурка, поджидающая его и нетерпеливо ерзающая на подоконнике. Сегодня окно было темным.

Он ощутил горечь. Знал, что, скорей всего, никого нет дома, но надеялся до последнего увидеть прежнюю картину. Ему все эти месяцы не хватало её. Жил как раньше, но все сильней пробирало чувство чего-то потерянного, оставленного где-то, и с каждым днем росло желание это найти. Вернуть.

Когда он понял, в чем причина, что именно он оставил и хотел обрести вновь, тело прошил разряд. Разом, одним моментом, как и зима в этом году. Он отрицал до последнего, не верил, не мог принять, но факт оказался неоспорим. Непреложен как истина бытия. Как смерть и рождение.

Он хорошо помнил тот день. Ехал домой, после бани, куда приходил с друзьями попариться, потрепаться и пропустить пару кружек темного нефильтрованного, и чувствовал уже ставшую привычной тоску. Раньше после бани он чувствовал совершенно другое. Молодым себя чувствовал, обновленным и в то же время расслабленным до «не могу», а теперь вот… грызло что-то — то, чему не было названия и конца.

До дома оставалось минут десять, когда вдруг яркой вспышкой мозг пронзил образ: косая челка, огромные голубые глазищи и лукавая улыбка, открывающая небольшую диастему. Вспышка мелькнула и исчезла, а Костя мгновенно вспотел, словно опять оказался в парилке. И как только он вспомнил имя той, что улыбалась, сразу, в ту же секунду, понял причину своего состояния.

Сейчас он стоял и смотрел на темное пятно в белой раме, никого сегодня не ждавшее, и представлял, что за ним — за стеклом — спит та, от которой можно было убежать много лет назад, закрыв за собой плотно дверь. Оставить, как ненужный хлам, и забыть. Чтобы окунуться в бешеный водоворот дел и страстей, достойных настоящего мужика.

Костя поежился и, стряхнув с плеч сомнение, зашел в подъезд. Пригладил волосы, опустил воротник и неслышно поднялся на третий этаж, иногда перескакивая через ступени. Вот и она, восьмая квартира.

Дверной звонок был вырван с корнем, замок измазан жвачкой, уже засохшей от времени и потемневшей от грязи, сама дверь была со вмятиной внутрь, как будто выбивал кто, и, наверное, так и было.

Никто не знает, как словами передать ужас, волнение, растерянность и шок. Каждое чувство по отдельности — можно, но все вместе, этот коктейль, долбаный смузи — вряд ли. А то, что передать словами сложно, но очень хорошо можно испытать? В мгновение ока, сразу? Как рухнувшая на тебя волна окатила всеми эмоциями, не только тут же намочив одежду, но и смыв изнутри всю кровь.

Кровь отхлынула вместе с водой и устремилась вниз, на второй этаж… первый…

Он дотронулся до вмятины, пальцами повторяя форму углубления, потом начал отдирать жвачку, с каждым брошенным на пол куском становясь все злее на того придурка, который додумался это сделать. Достал маленький нож с очень тонким лезвием, проверил им сердцевину замка и понял, что резиновая гадость плотно и далеко застряла внутри.

Костя постучал: сильно, громко и особым ритмом. Если она дома — поймет и откроет, узнав его «почерк». И почти услышал торопливые шаги маленьких ног, наверняка обутых в объемные смешные тапки — мордочки коровок.

Почти.

Никто навстречу ему не бежал, не распахивал изуродованную дверь, крича «Ты!» и бросаясь на шею.

Никто.

Ну, он же так и думал, верно? Ведь догадывался? Тогда чего упираться лбом в холодный равнодушный металл и закрывать в отчаянии глаза? Чего расстраиваться тишине по ту сторону? Чего сцеплять зубы, чтобы не произнести «Где ты?» Он же был уверен, что она больше здесь не живет, правда?

Почти.

— Эй, милок, чего там, не здоровится тебе, что ль? — как в хорошем фильме про плохого мальчика, открылась соседская дверь, и старушечий голос спросил.

— Нет, — он повернулся, выпрямляясь, и повторил, уже тверже: — Нет.

Вышедшая на площадку женщина осмотрела его с ног до головы, отмечая аккуратную стрижку, добротную ткань пальто и чистую обувь. Одобрительно прищелкнула языком и указала на дверь, возле которой он стоял.

— Ищешь кого?

Он не хотел отвечать. Какое её ср*ное дело, чем он занимается и кто ему нужен, но понимал: если соседка что-то знает — это в сто раз сократит поиски и потраченное время, что было крайне важно.

— Ищу.

— Взгляд уж у тебя больно тяжелый, милок, видно, должна тебе много.

— Кто?

— Та, которую ищешь, думаю.

— Должна, — решил подтвердить слова старухи, надеясь, что поможет ускорить процесс.

— Так и знала, — женщина покачала головой. — Всем должна осталась, всем, кто приходил, приходит и будет приходить. Всем, кто живет здесь.

— Часто приходят?

— Теперь уже реже, но бывает, ломятся. Правда, вид у них похуже твоего будет.

— Что она задолжала?

— Деньги в основном, вещи…Разное.

Ему стало тошно. Стало тошно так, что хотелось выблевать тут же, к ногам старухи, выплевывая свой желудок. Не мог дышать, будто диафрагму придавили огромным камнем. По конечностям заползали муравьи, поливая кожу кислотой.

Он подошел ближе и умудрился задать последний вопрос:

— И тебе должна осталась?

Соседка попятилась, почуяв запах злобы и не понимая, кем приходится этот солидный, красивый, пусть и мрачный, мужчина той, что раньше жила в восьмой квартире.

— Н-нет, — сказала правду. — Помогала ей, чем могла. Она же глупая, молоденькая совсем была…

— Не была — есть.

— Так говорят, что…

— Врут все.

— Кто будешь-то? — не сдержала любопытства.

— Много, видать, знаешь, раз состарилась уже. Больше тебе не надо — сдохнешь.

Он развернулся, обрывая дальнейший интерес, но женщина крикнула вслед:

— Оставила она кое-что!

Он резко остановился, словно на стену налетел, и занесенная над ступеней нога, вернулась обратно. Обернулся.

— Сказала «Отдашь ему», а кому именно — не сказала, добавила только, что узнаю его, будет отличаться от обычных людей. Смотрю теперь и понимаю, что тебе оставила.

Костя молчал, а женщина зашла в свою квартиру и через несколько минут вынесла маленький конвертик не типографской продукции.

Протянула ему:

— Держи, может, сгодится.

Он смотрел на белую бумагу, местами затертую, и как-то странно себя чувствовал. Не хотел об этом думать, да и показывать свое состояние не видел смысла. Старуха ему была чужой.

— Держи же, ну?

Он взял наконец и, кивнув, начал спускаться вниз, торопясь глотнуть морозного, но свежего воздуха. Бумага жгла пальцы, а тело потихоньку распадалось на молекулы. Он ещё не понимал до конца, что значило для него её отсутствие, что принесет за собой эта потеря, но уже на губах появлялся неприятный вкус, а в ноздри лез отвратительный запах. В голове расползался туман, мешая ясно мыслить.

Выйдя на улицу, он снова спрятал руки в карманы пальто, вместе с конвертом, и отправился в обратный путь. Главное, добраться до машины, припаркованной в километре отсюда. Главное, не сбиться с шага, оставить его твердым. Главное — не рассыпаться на части, подгоняемым ветром. Главное…