Глава 18


Джитта или все-таки Джи?

Дрожь распространяется по всему телу. Я ощущаю себя куклой. Лэйн будто дергает за ниточки, и из моей души постепенно вылетают слова. Он ждет моего откровения так же сильно, как я – побега со склона. Хочется раскинуть руки, притвориться бабочкой и взлететь. Мои крылья покорили бы ветер, и этот очаровательный момент засел бы в моей голове надолго. Я бы вспоминала его как один из любимых снов.

Но нет. Кеннет не спускает глаз с моего лица. Мы присели на траву друг напротив друга и одновременно затаили дыхание. Начать рассказ очень непросто, особенно когда знаешь, что человек не так близок тебе, чтобы выложить ему все секреты.

Когда мы подошли к этому месту, Лэйн показал себя с приятной стороны – вновь дал мне свою толстовку, уже другую, и я осознала, что не вернула ему первую в тот день. Он махнул рукой, а я краем глаза уловила его улыбку. Почему-то этот момент закрепился в моей памяти, а ведь именно из таких мельчайших деталей и состоит человек. Его цельный образ, сложившийся при первом впечатлении, начинает распадаться на множество мелочей – и многие из них есть только у него и ни у кого больше.

– Ты все еще хочешь знать, почему я ненавижу свое полное имя? – Я нарушаю тишину тонким голосом, который в окружающей тишине кажется громким.

Снова темнеет. Похоже, разговоры с Кеннетом по вечерам становятся чем-то особенным и приобретают смысл. Днем мы явно не столь разговорчивы и открыты друг другу.

Мне нравится атмосфера, царящая вокруг нас. Других ребят на склон больше не пустят, время посещения прошло. Именно поэтому мы одни в этом загадочном месте. Над нами звездное небо, вдали можно увидеть огоньки домов, в окнах которых горит свет. На миг забываясь, я погружаюсь во мрак. Темнота забирает нас в свою игру окончательно.

Мурашки новой волной окутывают меня, когда до моих ушей вновь доносится хриплый голос Лэйна:

– Да. Как договаривались. Сегодня – твой черед. Завтра – мой.

– Хорошо, – шепчу я. Ладони сами опускаются на колени и накрывают их. Молюсь, чтобы не появилась та давно забытая нервная привычка – чесать коленки.

Не думала, что говорить будет настолько тяжело. Снова вздрагиваю. Пытаюсь отключить все мысли и подумать только об одном – путешествии в детство. Туда, откуда взял начало тернистый путь взросления, переходный возраст, переосмысление самой себя.

– Лэйн, – обращаюсь я к нему и ловлю на себе его взгляд, – обещай, что из твоего рта не вылетит ни одна усмешка. – Произношу это как можно серьезнее, чтобы он понял: эта тема слишком личная, она не терпит неуважения. Иначе мое сердце почернеет, и я досрочно завершу игру.

– Я и не планировал над тобой насмехаться.

Я собираюсь с мыслями и один раз громко вздыхаю. Ногти так и тянутся к коленкам. Зуд распространяется по телу. Стараюсь дышать ровно и глубоко, сконцентрировавшись на собственных воспоминаниях. Меня словно бьют током, когда я дохожу до заветной точки и бросаю тихое слово:

– Джитта.

Выдыхаю. И продолжаю, зная, что у меня нет выбора. Я обязана раскрыть правду, так как сама начала игру.

– В тринадцать я сильно поправилась на фоне гормонального всплеска. Сама я этого не понимала и чувствовала себя хорошо. Знаешь, наверное, беззаботнее и счастливее меня в тот момент никого не было. Я не зацикливалась на разного рода вещах, как, например, складки на животе, надутые щеки, ляжки, на которые косо смотрели одноклассницы. Но потом меня начали оскорблять. И каждый раз, когда меня пытались уколоть, всегда кричали: «Джитта». Это слово настолько засело у меня в голове, что я больше не могла выносить его.

Сердце бьется так сильно, словно вот-вот вырвется из груди. Мне страшно открыть глаза и посмотреть на Лэйна. Я и сейчас не худая, но… Но мне так не хочется его разочаровывать. Я будто теряю свою защитную оболочку, постепенно раскрываясь перед ним.

– Мне кажется, или произошло что-то еще? – Он задает вопрос без лишней уверенности, но все же ранит мою душу. Осколки его фразы влетают мне прямо в грудь. Я инстинктивно чешу коленки, уже не в силах сдерживаться. Почему Кеннет делает вид, что знает меня целую вечность? Почему догадывается обо всем, а самое главное – видит мои слабости?

Меня накрывает неприятное чувство: озноб, резкое помутнение в глазах и зуд, жуткий нервный зуд. Никогда не думала, что кто-то окажется свидетелем этого ужасного тика. Я сама загоняю себя в тупик, размышляя над тем, что делать дальше. Он хочет услышать истину из моих уст.

– Мне неприятно, – признаюсь я. – Будто из легких выкачали воздух.

– Так бывает, когда трогаешь старый шрам. Если сложно, не продолжай.

После его слов я судорожно убираю руки с коленок. Взгляд падает на шрамы на его ладонях. Я заметила их еще в первую нашу встречу, но не спрашивала и не упоминала о них. Возможно, позже Лэйн расскажет сам. Почему-то я уверена, что за ними кроется длинная история. Не просто падение или нелепая ситуация, а что-то глубже и мрачнее.

– Дай мне несколько минут, – прошу я Кеннета.

Он утвердительно кивает, вручая мне, словно подарок, ценное время для того, чтобы прийти в себя.

Выдавливать из себя правду – вот что на самом деле трудно, когда общаешься с человеком. Если в начале знакомства ты надеваешь маску, не показываешь свое настоящее «я», то тебе легко дается и сам разговор, и познание твоего собеседника. Ты пока не привязываешься к нему. А потом, когда раскрываешься и говоришь правду, открывая душу, связь между тобой и твоим знакомым становится очень крепкой. Не все ее выдерживают. Кеннет точно не сможет вытерпеть мои изъяны.

– Ты прав, я не открыла правду до конца. – Смотрю на Кеннета, а он на меня. Чувствую силу, которая исходит от его взгляда. Щеки предательски начинают гореть. – Надеюсь, ты не убежишь после.

– Даже так? – Кеннет наклоняет голову набок и, улыбаясь, обнажает белоснежные зубы. Еще одна особенность, которую я заметила за ним – у Лэйна есть просвет между двумя передними зубами, который добавляет миловидности его лицу. Наверное, многие считают эту его особенность отталкивающей, но не я. Я так не думаю.

– Да, еще не поздно свалить, – предупреждаю я его.

– Как видишь, меня ничего не пугает. – Он реагирует спокойно, на секунду прикрывая глаза. Предполагаю, что Кеннет тоже наслаждается вечерней прохладой и свежим воздухом, который здесь просто чистейший из-за растительности.

– Когда мы переодевались перед уроками физкультуры, одноклассницы постоянно подшучивали над моими складками на животе, – вновь выдавливаю я из себя правду. – Каждый раз меня словно били по голове, пуская злые шутки по поводу моей внешности. Меня это задевало настолько сильно, что после я приходила домой, отбрасывала портфель и не могла ни с кем разговаривать. Я думала только об одном.

– О ненависти к своему телу? – выдает Кеннет, и я замираю. Вместе с дыханием останавливается и сердцебиение. По крайней мере, мне так кажется.

– Да. И о мести. В голове каждую свободную минуту я строила план, как сделать им больно. Я другая, Лэйн. Не та, кем кажусь, ведь когда-то я причинила людям боль. Знаешь, как я поступила?

Он вздергивает бровями – его фирменный жест. К этому я уже привыкла, Кеннет мне уже не чужак.

– Мой лучший друг… – на секунду я останавливаюсь, а перед глазами предстает красивое лицо Дарена, – помогал мне. Он провернул однажды одно дело со мной. Отвлек учителей, пока я ложью заманила всех девочек в раздевалку к мальчикам. Я заранее подготовила сыр, у которого давно закончился срок годности. И вареную капусту, которую перед этим разогрела в микроволновке. Я подложила эти продукты в раздевалку. И закрыла девочек на ключ.

Чувствую облегчение, когда слова пулями вылетают изо рта. Я избавляюсь от мусора, который долго хранился в душе. По сути детского, доходящего до крайней нелепости, но все-таки мусора.

– Запах был ужасен. Перед этим я сама проверила, каково находиться там. Скажу одно – лучше никогда не повторять то же самое.

– И как долго ты держала их там? Никто не заметил? – удивляется Лэйн. Он искренне не понимает, как такое возможно. Но это все произошло на самом деле, я не преувеличила ни на грамм.

– Целый час. Я говорила, что перед этим забрала у них телефоны?

– Нет. – Кеннет улыбается. Видимо, по достоинству оценил мою сообразительность.

– Я знала, что рано или поздно кто-то из них сообразит позвонить родителям, учителям, мальчикам. Это нужно было исключить. И я вроде бы справилась. Они не могли выбраться из раздевалки. Кто-то даже плакал. А кого-то стошнило. – Я зажмуриваюсь. То ли от воспоминаний, то ли от осознания того, насколько мерзкой была моя месть.

– Невероятно… – Кеннет закрывает лицо руками и тяжело выдыхает.

– Ты сам захотел раскрыть все карты. А это только первая. Мы почти не сдвинулись с места, – отвечаю я ему. Сегодня мой черед сыпать соль на свои же раны.

– Ты зря думала, что твоя история отпугнет меня. Пока я не вижу ничего криминального.

Я пропускаю его фразу мимо ушей, сосредотачиваясь на продолжении рассказа. Есть еще кое-что, стоящее внимания.

– Они выкрикивали мое полное имя. Как сейчас помню: «Джитта! Джитта! Джитта!» Все. Хором. Я понимала, что творю нечто ужасное, открыто над ними издеваюсь и получаю удовольствие… Мне нравилось видеть их слабость. Будто их крики были платой за мои слезы. Я же не могла нормально есть и смотреться в зеркало! Черт возьми, они меня оскорбляли из-за веса! Не из-за дурных качеств, а из-за жира. Я всегда всем помогала, давала списывать, делилась всем лучшим, а в ответ получала только насмешки.

– Твоя ошибка в том, что ты сама позволяла себя ранить, – отзывается Лэйн и подсаживается ближе ко мне. Вижу его глаза. Для кого-то, наверное, манящие. Красивый, похожий на лепестки подсолнуха узор в них манит.

– Тебе легко сейчас размышлять и анализировать мои ошибки. А мне в тринадцать лет? Я только и думала, как выйти из дома, чтобы не словить насмешки. Я даже нормальное платье не могла надеть, потому что все привыкли видеть на мне вещи, которые скрывают н-е-д-о-с-т-а-т-к-и! – произношу последнее слово по буквам, специально делая на нем акцент.

– Послушай. – В его голосе слышна нежность. – Ты ненавидишь свое полное имя, потому что в прошлом тебе причиняли боль, называя тебя Джиттой. Но то время прошло. Сейчас есть другая реальность, в которой есть другая Джи. Прислушайся к самой себе. Ты изменилась. В твоей внешности нет чего-то ужасного – того, что отталкивало бы людей. А даже если тебе кажется, что есть, – преврати это в достоинства. Нельзя оставаться в тени, понимаешь? Это же не жизнь, а каторга.

Все мое внимание концентрируется на словах Кеннета. Они будто вызывают дождь, или мне это только чудится. Потому что из глаз текут слезы, а мои ладони вспотели. Коленки больше не чешутся, зуд пропадает. Я гляжу в его глаза-подсолнухи. Хочется задать лишь один вопрос: зачем тебе успокаивать меня? Я чувствую себя недостойной этого человека.

– У тебя больше нет права ненавидеть свое полное имя. – Его голос становится грубее, а я шмыгаю носом в ответ. Я показала слабость. У меня не получилось собрать все эмоции в кулак.

– Можно я обниму тебя? – шепчу я в слезах. Единственное, чего я сейчас хочу – это прижаться к Лэйну. Для меня объятия всегда были чем-то особенным. Человек как будто разрешает тебе дотронуться до своей души, ощутить его дыхание.

Лэйн не отвечает, лишь раскрывает руки в стороны. Я прижимаюсь к его мягкой толстовке и кладу голову на плечо. Позволяю себе намного больше. Эмоции берут верх над разумом.

– Джитта. – Кеннет произносит мое имя с небывалой лаской, но сердце все равно еще совершает гулкие удары, похожие на бой металлического барабана. Мне все еще больно.

– Джитта, – повторяю я за ним.

Мне удается на секунду уловить что-то прекрасное. Я больше не боюсь так сильно. Не стесняюсь своего полного имени. Неужели оно теперь полностью мое?

– Все проходит. И люди со всем справляются.

Загрузка...