Притворись бабочкой

Глава 46

На дне истины

– Не могу поверить, что ты взяла и отпустила свою первую любовь! – Одри тяжело дышит.

Она услышала всю историю. Стала хранительницей тайн наших с Лэйном отношений. Никто прежде не знал, насколько сильно мы привязались друг к другу за время, проведенное в лагере. Те три недели превратили нас в совершенно других людей. Мне кажется, мы оба выросли в моральном плане. Я приняла многие свои недостатки, а Лэйн наконец отпустил Аннели и дал себе и Ванессе шанс на счастливое будущее. Моей радости за примирение Кеннета и его отца нет предела. Хорошо, что они достигли взаимопонимания, это крайне важно в семье. Если нет доверия и понимания, то все проблемы утаиваются, тяжелее жить, так как изо дня в день их груз на плечах лишь копится.

Одри слушала с восторгом. Я видела, как трепетно она внимает каждой фразе. Думаю, Моллиган пропустила мимо ушей только последний секрет Кеннета. По ее мнению, Лэйн был создан для меня, а я совершила ошибку, не признавшись в собственном проигрыше. Только если бы она знала про параллель, проведенную с Дареном, то явно не говорила бы так…

– Я скучаю по нему. – Признание вылетает из закромов моей души. Его уносит сильный порыв ветра, и я мысленно прошу, чтобы оно долетело до Лэйна.

Одри хмурится и скрещивает руки на груди. На ее лбу появляются складки, и она выражает огромное недовольство.

– И ты сейчас стоишь здесь, а не у его дома? – Она на секунду заставляет меня подумать о том, что, возможно, стоит сделать первый шаг и поехать к нему, но я все же доверяюсь здравому смыслу и откидываю эти глупые мысли. Я не готова.

– Вообще, меня ждет Брук в кофейне, – вдруг вспоминаю я. Сколько же времени она уже там сидит! Бросая взгляд на часы, я ужасаюсь.

– Не против, если я прогуляюсь вместе с вами? – спрашивает Одри, и я не могу отказать, лишь спокойно киваю. Она помогла мне разобраться в себе, выслушав все, что было на душе. Брук не была бы готова к такому потоку мыслей, а Одри приняла мою исповедь и, кажется, нашла для нее местечко в своем сердце.

Порой от внешне холодных людей может исходить невероятное тепло, иногда настолько сильное, что нельзя сравнить даже с самым горячим пламенем. Одри сражает всех своими внутренними противоречиями, но, если проникнуться к ней, можно найти светлые стороны. Как вы заметили, я тоже не святая и очень противоречивая. Я виновата перед Моллиган, и, скорее всего, простить меня до конца она не сможет, ведь ее страдания длились не один день. Она сгорала в одиночестве, и это съедало ее изнутри. Потерять близкую подругу, почувствовать себя ненужной – это сравнимо с переломом. Нельзя двигаться из-за боли, которая парализует тело.

– Конечно, нет. С меня латте.

Я беру Одри под руку и веду к забору. Если мы сейчас не поспешим, то наткнемся на разъяренную Брук. Мобильник в кармане брюк разрывается, пока мы движемся к кофейне. Он не звонит, а надоедливо пищит, раздражая каждую клеточку моего тела. Я знаю, что входящий абонент – Брук. Кажется, она уже закатывает рукава, чтобы кинуть в меня что-то очень тяжелое.

– Я давно не видела Брук, – произносит Одри и добавляет: – Она уже сдала экзамены?

Эта неделя была по-настоящему тяжелой для мамы, меня и сестры – Брук целыми днями сидела за учебниками, а по ночам грызла ногти из-за страха перед выпускными экзаменами. Она планирует поступить в Брунельский университет, именно поэтому ей пришлось долго и мучительно готовиться, тратить нервы, ведь на ее плечах была гора ответственности из-за возложенных на нее надежд. Естественно, мы с мамой очень верим в Брук и держим за нее кулачки. Наша главная мечта на данный момент – это ее поступление. Вчера она сдала последний экзамен, а значит, теперь остается только ждать результатов и готовиться к выпускному. Платье так и не выбрали, и, судя по тому, как тщательно Брук относится к наряду, поиски затянутся вплоть до дня перед выпускным.

– Сдала и теперь дышит полной грудью. Экзамены не давали ей жить полноценно. Она ловила панические атаки по ночам, потому что боялась не оправдать надежд родителей. Мама говорила ей, что они с отцом поддержат ее материально в случае неудачи, но Брук и слушать ничего не хотела про платную основу. Она шла к своей цели полтора года, и, надеюсь, все-таки поступит.

Брук действительно сделала все, что могла. Она уделяла много времени подготовке: даже Питер Грин отошел на второй план. Мы вообще не затрагивали тему о нем в последние дни, поэтому из-за недомолвок пропасть между нами лишь расширялась.

– Куда хочет поступить?

– В университет Брунеля. На менеджмент. – Хоть я и думала, что Брук не подходит эта специальность, я не стала отговаривать. Она должна сама сделать выбор, мы с родителями не вправе ее ограничивать.

– Я ставила на то, что она передумает в последний момент и пойдет изучать гуманитарные науки. – С уст Одри слетает тихий смешок.

– Все может быть, – отвечаю я улыбкой.

Когда мы подходим к Брук, то я вижу замешательство на ее лице. Она косится на меня, мысленно спрашивая, какого черта здесь делает Одри. Я спокойно подмигиваю ей и пытаюсь донести, что ничего страшного не произойдет, если она погуляет с нами. В отличие от сестры, Одри воодушевлена, и ее жесты крайне милы. Она протягивает руку Брук в знак приветствия. Мне неловко и одновременно неспокойно. Переживаю, что сестра проигнорирует ее, из-за чего потом может начаться конфликт. Они обе с огненным характером. И я даже представлять не хочу, что произойдет, если Брук встанет в позу.

– Привет, – говорит Одри. – Тебе пришлось нас ждать?

Как ни странно, Брук не теряется и почти сразу же отвечает:

– Не то слово. Два часа кофе пить – надо уметь. Из-за ожидания не сдержалась и съела пончик с малиной.

Я улыбаюсь, потому что знаю, как сильно сестра любит пончики. По-моему, это следующий фаворит после цитрусовых.

– Боишься поправиться и не влезть в платье на выпускной? – Одри щурится и заправляет выбившиеся прядки за ухо.

– Не хочу разжиреть, – бросает Брук, а по мне будто проходится электрический заряд. Вздрагиваю. Только не разговоры о весе.

– Бережешь фигуру для Питера Грина?

Брук краснеет на глазах.

– Ты же встречаешься с тем футболистом из команды Дарена?

Упоминание Дарена совершенно неуместно в данной ситуации. Мне это не нравится. И без того ведь ясно, что Грин играет в футбол в той самой команде. Я скрещиваю руки на груди и закрываюсь от внешнего мира так сильно, как только могу. Не терпится уже пойти домой.

– Питер не обращает внимания на внешний вид. Его волнует моя душа.

Я давлюсь собственной слюной и кашляю. Наклоняюсь, опираясь на коленки, и просто пытаюсь отдышаться. Питер Грин и душа? Два несовместимых понятия, которые не могут стоять в одном предложении. В нем же нет ни капли человеческого!

Одри хмыкает, а у меня не выходит обойтись лишь одной усмешкой. Брук, вероятно, не ожидает этого, но я выскажу всю правду.

– Брук, прости, конечно, но что Питер точно не ищет в других, так это душу. Его никогда не волновали чувства других. Он с легкостью затаптывал в грязь тех, кто хоть немного выходил за рамки стереотипов, закрепившихся в обществе. – Поток эмоций вырывается из меня, но я не собираюсь останавливаться на этом. – Он обливал меня грязью, когда я была полной. Не жалея слов, Питер обижал меня гадкими выражениями.

Брук хмурится и недовольно поджимает губы. Она откидывает волосы назад и выпрямляет спину. Готовится к защите. Однако ни одно ее доброе слово в адрес Питера не поменяет моего мнения о нем. Даже Одри, похоже, понимает, что Грин из себя представляет. Я ощущаю поддержку в ее взгляде и благодаря этому настраиваюсь на серьезную беседу с Брук.

– Я устала, Джит, – произносит сестра. – Мне надоело выгораживать Питера. Я люблю его даже таким, местами ядовитым, злым, грубым.

– Любит ли он тебя, Брук? – Я сама не верю, что спрашиваю. Шепотом. Осторожно. Словно могу порезать сестру словами, и она заревет от боли.

Тишина оглушает, и лишь вой ветра, беззаботно гуляющего по арке, под которой мы стоим, разряжает обстановку. Брук вмиг угасает, опуская взгляд в пол.

– Что ты постоянно хочешь мне доказать? – с усталостью в голосе интересуется Брук. – Если тебе так не терпится втоптать его в грязь, так пойдем к нему домой, и ты сделаешь это. Но не надо лезть в наши отношения. Я уверена, что Питер любит меня так же сильно, как и я его.

При Одри разгорается скандал. Больше всего я не хотела, чтобы такое произошло. Нам не нужны зрители. Однако выхода нет, и раз я начала, то должна закончить и навсегда закрыть вопрос с Питером. Брук очень сильно пострадает, если продолжит быть с ним, и в данную секунду я вижу шанс – помочь сестре вовремя свернуть с дорожки, ведущей к пропасти. Ей всего восемнадцать, ей еще попадутся достойные парни. Нет никаких сомнений, что Брук понравится многим. На Питере Грине свет клином не сошелся.

– Пойдем, – прикусываю я губу и растворяюсь в тревоге. Я боюсь не за себя, а за Брук. На встрече с Грином возможно все.

– Отлично! – шипит Брук. – Наконец-то! Я задолбалась слушать твои нотации. Если ты его ненавидишь, делай это тихо. Разберитесь вдвоем, не вмешивая меня. Старые обиды не проходят бесследно, я уже поняла. Но постарайся ради сестры забыть их.

«Такое не забывают», – оставляю эту фразу в своих мыслях.

Одри не находит себе места. Она явно не хочет уходить. И впервые мне кажется, что Моллиган может помочь. Я намерена поговорить с Питером наедине, а Брук оставить за углом дома. Так пусть Одри побудет с ней там, рядом.

Мы пробираемся в двор Питера через заднюю калитку. Брук и Одри остаются сбоку дома, откуда не открывается вид на входную дверь, но вполне реально услышать весь разговор от начала и до конца.

– Мы сейчас серьезно это делаем? – с недовольством восклицает Брук. Ее голос раздается негромко, хотя, кажется, она хочет, чтобы Грин услышал. В ее душе есть опасения. Она не уверена в нем на сто процентов.

Пока я привожу свое дыхание в порядок и готовлюсь подойти к двери, Одри придерживает Брук за плечи и что-то шепчет на ухо.

– Не шумите, иначе он все поймет, – говорю я. – А мы ведь нацелены вывести его на чистую воду.

– Он весь состоит из чистой воды, Джитта, – доказывает обратное сестра. Ох, как же она может обжечься…

Я киваю Одри и мысленно прошу поддержки для Брук. Она в ней чертовски нуждается.

Отхожу от них и медленно двигаюсь к входной двери Питера. Этот день настал. Как бы я его охарактеризовала? День, когда Грин сбросит маску. Звонок отчетливо раздается в его доме, а клубок из моих нервов будто начинает распутываться и кататься по всему телу. Меня постепенно охватывает дрожь. Я выдыхаю. Точно не отступлю назад. Необходимо разобраться с ним. С самого первого дня, когда увидела его рядом с Брук, я мечтала об этом.

– Что ты здесь делаешь? – Питер Грин собственной персоной.

Он опирается о дверной проем и с презрением оглядывает меня. Даже в небрежных широких шортах и заляпанной кетчупом майке Грин не теряет самообладания. Напротив, самодовольно бросает презрительный взгляд. Его забавляет мой приход. Ну ничего! Сейчас повеселимся!

– И тебе привет, – хмыкаю. – Пришла поговорить.

– О том, кого уже давно нет? – Наглый смешок вылетает из его грязного рта.

Я сжимаю кулаки за спиной, стараясь не накинуться на Питера и не влепить ему пощечину.

– Зря отшучиваешься.

– Почему? По-моему, тебе давно пора было открыть глаза.

– Чтобы узнать, кто ты такой? Я давно поняла, что от тебя добра не дождешься.

– Нет. – Питер отрицательно машет головой. – Тебе надо было раньше смотреть не на меня, а на своего дружка.

Он снова о Дарене. Видимо, Дарен его изрядно потрепал. Иначе чего он до сих пор так на него зол?

– Зачем ты так? – сквозь зубы почти рычу я. Каждая клеточка тела бьется в агонии. – Дарен не сделал тебе ничего плохого. А вот ты…

Питер звонко смеется, придерживаясь за дверной косяк. Он прикрывает глаза и, недоумевая, качает головой, словно ему есть что сказать на этот счет. А чего на самом деле стоило ожидать от него? Что он признает вину? Пф! Слишком наивно.

– Держи свою челюсть, а то сейчас отвалится, – предупреждает Грин, и я ожидаю удара.

– В смысле? – отшатываюсь назад.

– Хочешь знать правду? – Его глаза звереют, приобретая темный оттенок. – Внимай, черт возьми!

Он ударяет по двери кулаком, и я переживаю, как бы на это звук не вышли Одри и Брук. Грядет что-то страшное. Питер не на шутку разозлился, и наружу вылезла вся гниль, таящаяся внутри него.

– Твой дружок подставлял меня, чтобы остаться в команде надолго. Подкидывал белый порошок, пытался занизить показатели на осмотрах, ставил подножки. Дарен делал все, чтобы убрать меня. Жаль, не смог. За свои поступки он теперь лишен возможности даже ходить по земле, не то что мяч пинать. – Щеки Питера, как и глаза, становятся алого цвета.

Я отступаю на пару шагов, вся в поту и с дрожащими руками.

– Ты лжешь! – Мой голос слабеет. Выбивается что-то похожее на всхлип.

– Конечно! – издевается он. – Знаешь, как его выгнали из команды? Он подкинул мне порошок, но я вовремя нашел его и переложил к нему. Повезло, что я решил вернуться за водой. Такая правда тебе нравится?

– Нет… – Сдерживаю слезы, прилагая все свои усилия. Мне тяжело дышать, и я хватаюсь за перила, чтобы не упасть назад. Еще чуть-чуть, и я с грохотом полечу вниз с лестницы. Дико болит переносица. В висках трещит. Терпеть не могу это чувство потерянности.

– Твой Дарен был дьяволом во плоти, а ты замечала лишь мое уродство. – Питер замирает.

– Ты придурок! – кричу изо всех сил. – Больше никогда не подходи к Брук!

– А ты сразу догадалась, – кивает он. – Твоя сестричка никак не может понять, что мне реально от нее нужно. Все никак не могу ее завалить в постель, упрямая овца.

Я даю себе пять секунд, чтобы отдышаться, а затем срываюсь с места и накидываюсь на Питера с кулаками. Ударяю его несколько раз, пока есть возможность. В следующее мгновение он прижимает мои руки к бокам, и у меня не получается вырваться из его цепких лап.

– Отпусти! – шиплю, как змея.

– Джитта, рассказать, какое самое страшное наказание? – Он практически выплевывает эту фразу и, не спуская глаз с моих, продолжает: – Когда собственные ошибки бьют по нашим близким.

Я нахожусь слишком близко к Питеру. Меня тошнит от его негативной ауры. Хочется плюнуть ему в лицо, отомстить за все гадкие слова.

– Мои близкие видели, как я страдаю из-за вечных притеснений в команде, из-за подстав Дарена. А ты своими глазами наблюдаешь за тем, как страдает Брук.

Мне плевать на его откровения. Он – подонок, который заслуживает самого настоящего наказания. Я вырываю ладонь и влепляю ему пощечину. От неожиданности Грин отскакивает.

– Если ты на шаг к ней подойдешь, – с ненавистью говорю я, – я сделаю все, чтобы стереть тебя в порошок.

Питер не успевает ответить, поскольку за нами раздается крик. Брук не выдержала и вышла, вся в слезах и с разбитым сердцем. Одри тоже не осталась в стороне и показалась нам. Они обе испепеляли взглядами ничтожество по имени Питер Грин.

Он не достоин Брук.

– Я сама к нему не подойду! – взрывается сестра. – Пойдем домой, Джи.

– Пока, куколка. – Грин машет сестре, и я с силой отталкиваю его назад в дом и быстро захлопываю входную дверь.

С нас хватит! Питер Грин будет тонуть в собственной гнили, а мы с Брук найдем свое счастье. Нечего тратить нервы на такого подонка. Главное теперь – это привести сестру в порядок и доказать ей, что впереди еще целая жизнь. А расставание с Питером – действительно радостная новость и подарок свыше.

– Я такая дура, – сквозь слезы пищит Брук. – Прости меня, Джи-Джи.

Я обнимаю ее сзади, а Одри сбоку. Мы идем все вместе, и чувствуется прилив сил, каких не было раньше, словно нам все нипочем, если мы втроем.

Мы разобрались с Грином, и Брук наконец осознала, что ни к чему хорошему их отношения не приведут. И только одного я испугалась до ломоты в теле – грязных слов о Дарене.