Шашечки и звезды

СТАРТУЮТ ТОЛЬКО ОТВАЖНЫЕ

События, разыгравшиеся на фронтах, волновали всех. Летчики собирались у радиоприемника, жадно слушала сводки о сражениях, повторяли названия населенных пунктов, освобожденных в победоносном марше советских войск.

А снег, как назло, продолжал валить без перерыва. Персонал, обслуживающий аэродром, неустанно боролся со снегом, но результаты были незначительными. Ежедневно группы бойцов выходили на расчистку стартовой полосы, которая за ночь вновь покрывалась свежим слоем белого пуха. Механики хлопотали около самолетов на стоянках, очищали их от снега, откапывали занесенные шасси, стряхивали пышные шапки с брезентовых чехлов, прикрывающих моторы и винты.

Летчики проводили дни в аэродромном клубе, обсуждали ход наступления, играли в шахматы, читали старые и свежие газеты и журналы. Писали письма в Карловку.

Бородаевский с группой летчиков из своей эскадрильи возвращался с обеда. Остановились у входа в клуб.

— Сегодня опять пятнадцать градусов мороза, — сказал Женька Пирогов. — И так уже несколько дней…

— А снег все падает. — Скибина отряхивал воротник куртки, густо осыпанный белыми хлопьями.

— Если так будет и дальше, нас здесь окончательно засыплет. Только весной, когда растает снег, найдем свои самолеты… — Женька говорил это в шутку, но в его голосе слышалось раздражение, вызванное вынужденным бездействием.

— Мы должны наконец чем-нибудь заняться! — сказал Славек, выражая мысли многих товарищей. — Так дальше нельзя…

— Послушайте, а может, нам возобновить работу нашего кружка самодеятельности? — предложил Бородаевский.

— Прекрасная идея!

Обрадованный Василий широко улыбнулся, показав все зубы, и двинулся к выходу. Вошли в просторный зал и замерли от неожиданности. На примитивных подмостках из столов и досок стоял Еремин и увлеченно рисовал. На большой стене уже виднелся набросок фигуры молодой женщины, с беспокойством всматривавшейся в даль, в надвигающуюся от горизонта страшную грозу. Придя в себя от неожиданности, летчики стали громко хвалить Еремина за инициативу, с восторгом отзываясь о его способностях.

Вскоре картина была закончена, изображенную на ней женщину назвали Катюшей, и теперь она приветствовала пилотов, прилетавших в Прилуки.

В тот вечер в клубе не скучали: организовали дружеский вечер. Солдатский юмор, шуточные и лирические песенки, зажигательный казачок, задорно исполненный Ваней Зимаковым, понравились всем. Несложную декорацию выполнил, конечно, незаменимый в таких случаях Еремин. Программа завершилась выступлением Славека. Сильным, звонким голосом он читал стихи Маяковского — своего любимого поэта.

После недели непрерывного снегопада небо прояснилось. Теперь можно было подумать о возобновлении полетов. Но стартовая полоса на аэродроме вовсе не напоминала взлетную площадку. Это был скорее длинный и довольно узкий коридор, в котором почти без труда мог спрятаться взрослый человек. Командование аэродрома решило как можно скорее отправить застрявшие здесь самолеты на фронт. Ведь там в них очень нуждались. Тем более что пришло известие об освобождении Варшавы, советские части и 1-я армия Войска Польского стремительно продвигались на запад. Все понимали, как нужен сейчас фронту каждый самолет.

Самолеты вручную выкатывали со стоянок на старт. Об использовании автотягачей не могло быть и речи: сугробы намело выше пояса. Летчики собирались около машин и с опаской глядели на проход, по которому должны были стартовать.

Бородаевский медленно пошел по проходу. Разглядывал его стены, смотрел на утрамбованный под ногами снег. За ним шел Еремин.

— Это все равно что стартовать из мешка, — мрачно сказал он командиру эскадрильи.

— Да, этот коридор чуть пошире размаха крыльев машины, — отметил Василий. — Но, знаешь, это даже хорошо…

— Чего уж тут хорошего?

— Старт отсюда произведем как по ниточке…

— У тебя на уме всегда одни шутки, — хмуро ответил Еремин. — Сам ведь знаешь, старт отнюдь не будет легким. Мы-то еще, может, и справимся, а вот наши молодые? Ой, нелегко…

— Ну и что из того, что нелегко? Думаешь, на войне делают только то, что легко? А воздушный бой вести легко? А вынужденная посадка? Или возвращение на подбитом самолете, который зачастую только чудом держится в воздухе?

— Слушай, Вася… — попытался Еремин прервать поток слов капитана. Он понимал замысел и выводы командира, но не был полностью убежден в возможности старта в таких условиях. Впрочем, опасался он не за себя. Беспокоился о молодых пилотах из своего звена.

— Что «Вася»? — рассердился Бородаевский. — До конца зимы хочешь просидеть на этом загаженном аэродроме? Знаешь ведь, что мы должны лететь дальше. Нельзя попусту тратит время и ждать у моря погоды. Такую роскошь позволить себе можно после войны.

— Да, но…

— Никаких «но»! Ты помоги мне объяснить ребятам, что нет здесь никакой проблемы. Дело легкое и простое. Я стартую первым, остальные — за мной!

Костя с уважением посмотрел на командира эскадрильи. Он вспомнил, что Василий и не из таких переделок выходил победителем. Было у него несколько вынужденных посадок, так что он сможет стартовать даже из «мешка»!

Василий, внешне веселый и беззаботный, был человеком собранным и подтянутым. Будучи старым и опытным летчиком, он полностью сознавал трудности и опасности, каким подвергал себя и всю эскадрилью. Как выйдут из этого испытания молодые? Эта мысль все время угнетала капитана.

Они вернулись в группу пилотов. Василий — веселый, улыбающийся, но только один он знал, чего стоила ему эта улыбка. Костя тоже пытался улыбаться, улыбка у него выходила бледная.

— Ну что, молодцы? Сейчас стартуем и наконец-то распрощаемся с Прилуками! — Бородаевский руками подозвал их поближе. — После осмотра полосы мы с лейтенантом Ереминым пришли к выводу, что это будет почти нормальный старт. Надо только точно придерживаться направления и не смотреть по сторонам, на стены коридора. Я стартую первым. Следующего руководитель полетов выпустит только тогда, когда увидит, что я набрал высоту. И так будет до конца старта эскадрильи. Сбор, как я говорил, на большом круге.

«Вот хитрец, — с уважением подумал о командире Еремин, — «мы пришли к выводу»… Ничего себе! У него есть чему поучиться!»

Летчики недоверчиво посматривали друг на друга, но после шутливого замечания Василия, что, мол, старт в коридоре безопасен и даже удобен, ибо заслоняет от… бокового ветра, на который не надо делать поправки, повеселели.

Бородаевский закрыл фонарь. Двигатель заработал быстрее, и через минуту самолет покатился по узкому снежному коридору. За стартом самолета внимательно следили десятки пар глаз. Особенно напрягал зрение руководитель полетов, который с тревогой смотрел на то место, где кончалась полоса, ожидая, когда же наконец из-за снежной стены появится стартующая машина.

Капитан знал, что летчики внимательно наблюдают за его стартом. Получив разрешение на взлет, он оглянулся и помахал рукой, словно говоря: «Не беспокойтесь, все в порядке!» Бородаевский не был уверен, заметили ли этот жест товарищи, но понимал, что такая поддержка необходима и ему, и им.

Самолет катился вперед, постепенно набирая скорость. Бородаевский окинул взглядом приборную доску и устремил взгляд вперед. По обеим сторонам кабины быстро неслись назад белые насыпи из снега. Резкая, ослепительная белизна их сглаживала края коридора. Капитан ощутил острую боль в глазах. «Как хорошо, что напомнил им, чтобы не смотрели по сторонам, — подумал он. — При такой скорости достаточно отклониться на метр-два, и катастрофа неизбежна…»

Еще раз взглянул на доску, потом заметил, что нос самолета опускается, открывая более полный обзор уже не очень длинного стартового коридора. Он обрадовался, как во время своего первого самостоятельного старта. А ведь действительно все в порядке! Медленно потянул рычаг на себя и сразу же отметил, что самолет перестало трясти. Наконец он в воздухе!

Пилот глубоко вздохнул, ощущение было таким, словно после продолжительного и изнурительного полета очутился в теплой комнате в удобном кресле. Он вышел на круг, где спокойно мог дожидаться остальных пилотов эскадрильи. С удовольствием смотрел сверху, как поочередно стартуют машины, взлетая, казалось, без особых усилий.

Наконец взлетела вся эскадрилья. Она четко построилась звеньями и взяла курс на запад. Бородаевский возглавил первое звено. Ему было легко и радостно. Он вел своих пилотов, которые только что успешно сдали очередной трудный экзамен.

«С такими парнями можно штурмовать небо! Пусть я немного преувеличиваю, но летать и воевать смогут наверняка», — отметил он с чувством удовлетворения.

Январское наступление советских войск развивалось успешно. Двум воздушным армиям постоянно требовалась новая техника для восполнения потерь в боях и списанных в расход в результате естественного износа самолетов. Поэтому вторая половина января и начало февраля были для всех пилотов временем напряженной работы. Они стартовали из Рогани, перегоняли боевые машины на фронт, возвращались оттуда на транспортных самолетах на роганскую базу и опять совершали рейсы на запад.

Командиры эскадрилий были довольны, что, прежде чем принять непосредственное участие в боях, молодые пилоты побольше полетают в разных атмосферных условиях и познакомятся со многими аэродромами. «Этот опыт, — говорили командиры, — пригодится позже, в период боевых действий». Молодые, разумеется, продолжали рваться на фронт…

В конце января пришло наконец столь желанное известие об отправке полка на фронт. Весь 1-й авиационный корпус должен был перебазироваться в район недавно освобожденного Кутно. Подполковник Соколов вместе с начальником штаба отправился на несколько дней в Рогань для инспектирования.

Здесь они с большим удовлетворением отметили, что летчики превосходно справляются со своими обязанностями в трудных зимних условиях, задания выполняют без малейших происшествий. Соколова особенно обрадовал лестный отзыв командира базы о работе пилотов.

— Мне кажется, — заявил он Баскакову после проверки, — что даже самые молодые летчики прекрасно овладели техникой полетов в сложных условиях. Следующая задача — научить их сражаться и бить врага. А все говорит о том, что вскоре мы приступим и к таким занятиям…

Возвращались в Карловку, довольные своими подчиненными, их дисциплиной и подготовкой. Известие об отправке на фронт вызвало большую радость у всех воинов полка.

На месте их уже ждал приказ о перебазировании в Кутно. В приказе говорилось также, что 3-я авиационная дивизия поступает в распоряжение командования Войска Польского. Это означало, что период организации и обучения окончен и летные части вводятся в бой.

В конце первой декады февраля погода улучшилась. Температура не опускалась ниже семи градусов мороза. Преобладала частичная облачность, но нижняя ее граница проходила на высоте 1300 метров. Видимость хорошая, на трассах осадков не ожидалось.

Полеты обещали быть успешными. После более чем недельного перерыва доставки самолетов на фронт возобновились. На этот раз из Рогани взяли старт все три эскадрильи. Вел их капитан Бородаевский. Эскадрильи собрались над аэродромом и группами взяли курс на запад.

Сразу же за Миргородом видимость значительно ухудшилась. Начался снегопад. Вдобавок разбушевалась гроза. Первой в нее попала эскадрилья Бородаевского. Через шум и треск разрядов пилоты услыхали в наушниках голос Василия:

— Курс без изменений! Скорость триста пятьдесят, высота четыреста! Увеличить интервалы между звеньями и самолетами!

Остальные командиры эскадрилий приняли другое решение. Капитан Марков, который летел со своими ребятами за эскадрильей Бородаевского, приказал эскадрилье разделиться на две части. Тем, кто глубоко вошел в снежную метель, он рекомендовал продолжать полет. Остальным приказал возвращаться.

Первая эскадрилья на этот раз летела в конце группы и вообще не вошла в полосу вьюги. Грудзелишвили приказал возвращаться всем. Эскадрилья приземлилась на аэродроме в Миргороде.

Самым трудным полет был, конечно, у третьей эскадрильи. Она попала в центр вьюги. Пилоты должны были пробиваться через нее в одиночку, полагаясь на собственные силы. Летчикам пришлось нелегко. Несмотря на низкую температуру, они буквально обливались потом. Но все успешно приземлились в Прилуках. Только позже, во время вечерней беседы, они дали волю своей давнишней и оправданной неприязни к этому невезучему аэродрому. Прилуки получили название «преддверие ада».

Во второй половине февраля погода капризничала еще больше. Снежные метели сменялись морозами, а спустя несколько дней уступали место оттепели.

— Не подписал ли Гитлер пакт со всеми силами ада? — ворчали летчики. — Постоянно нам что-то мешает и осложняет задачу.

— Таким образом, до весны придется играть в конвоиров, — жаловался Скибина.

— Не тревожься, Славек, — утешал его Костя, который успел привязаться к молодому летчику. — Я уже не раз говорил тебе, что фашистов для тебя наверняка еще хватит.

— А если не хватит, что тогда?

— Когда почувствуем, что начинает не хватать, то во время первого боевого вылета я уступлю тебе первого же встретившегося противника.

— Даешь слово?

— Даю!

— Вот это настоящий друг! — Скибина многозначительно подмигнул и сильно хлопнул Еремина ладонью по спине.

Не успел он, однако, отскочить в сторону, как правая рука Кости со звонким хлопком опустилась на его плечо.

— Да, рефлекс у тебя правильный, — констатировал Славек, потирая больное место.

— Не зря же я летчик-истребитель и вдобавок командир звена, — отрезал Еремин.

Друзья рассмеялись.