Случай в Кропоткинском переулке

МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ И АНДРЕЙ СЫТИН

Днём, перед самым разводом, полковник Ушкинцев внезапно потребовал к себе Сытина. Смена недоумевала, в чём дело. Когда пришло время выезжать на посты, Сытина всё ещё не было.

— Смеляков, — распорядился начальник отделения, — встанешь пока у ворот Конго. А когда появится Сытин, займёшь свой место у финнов… И чего Ушкинцев держит его?..

Стоя у посольства Конго, Смеляков сразу приметил Андрея Сытина, когда тот появился со стороны Кропоткинской улицы. Сытин шёл медленно, весь его облик говорил о том, что Андрей абсолютно подавлен.

— Ну что? — спросил Смеляков. — Чего тебя зам-то мурыжил?

Сытин угрюмо зашёл в милицейскую будку и уткнулся лбом в стекло.

— Выгонят меня, похоже, — выдавил он из себя.

— Тебя? Что это вдруг? — Виктор подошёл к нему вплотную. — Случилось что-нибудь?

— Ага.

— Не томи, выкладывай.

— Как, спрашивает, работа? Я говорю, что всё нормально, — Сытин тяжело вздохнул. — А он мне: как же нормально, Андрей Германович, когда был зафиксирован несанкционированный контакт с персоналом посольства Финляндии? Я прямо ахнул, мол, никак нет, не встречаюсь. И тут он фотографии передо мной выложил. Вот и всё.

— Какие фотографии? Что там на них?

— Я и Мэрья.

— Что?! — Смеляков чуть не поперхнулся. — Что ты сказал? Ты всё-таки встречался с ней?

— Да, несколько раз.

— Ну ты просто олух, Дрон!

— Во время дежурства договорился… Один раз в кафе, — Сытин был полон горького отчаянья, — а второй раз я в парке Горького назначил свидание… Мы просто прошлись, не было меж нами ничего, веришь?

— Верю, — тихо ответил Виктор.

— Я так и сказал Ушкинцеву, мол, просто встретились, просто гуляли… А он говорит, что… Ну сам знаешь… Положено, не положено…

— Я тебя предупреждал, Дрон.

— Что теперь говорить об этом… Витька, я ведь проверялся, всё чисто было, никаких хвостов… И вдруг фотокароточки.

— А ты думаешь, что ребята из «семёрки» зря зарплату получают? Да их не видят даже профессионалы, которых годами обучают! А ты «проверялся»! Ты же знаешь, что за ней наверняка наблюдение ведётся, раз она встречается с Тедом Малковичем….

— Но ведь тебе ни разу не давали задание по ней. Ты же не «выводил» её!

— Значит, тебе просто не повезло… На первое свидание с тобой она могла пойти с квартиры Малковича, и её «тащили» от него… Ох, Дрон! А если она поставила Малковича в известность о контакте с тобой и действовала по его указанию? Ты представляешь, куда ты влип?

— Ну всё уже, всё, хватит!.. Дай курнуть, я уже две пачки высосал после беседы… Мать твою, ну ведь надо ж так влипнуть! Как пацан!

Из ворот школы, находившейся справа от посольства Конго, вышла женщина средних лет и остановилась, что-то ища в сумке, которую повесила на руку. Виктор знал её, она преподавала физику в той школе. Однажды он слышал, как она, шагая бок о бок со старшеклассницами, что-то объясняла им про закон Ньютона. Сейчас она выглядела задумчивой и растерянной. Дети давно были на каникулах, а она продолжала приходить со своими коллегами в школу, наверное, решая какое-нибудь педагогические вопросы…

— Что Ушкинцев сказал? — спросил Смеляков доставая сигареты.

— Будут решать, — Андрей взял сигарету, пялясь невидящими глазами на собственные башмаки. — Скорее всего уволят.

— Погоди, рано ещё нос вешать…

— Вешай, не вешай, тут дело ясное. У меня всё оборвалось, когда я те снимки увидел.

— Башкой думать надо было, а не бежать в направлении, куда вставший член указывает!

— Посмотрим, как ты себя поведёшь, когда тебя припрёт что-нибудь похожее, — вяло огрызнулся Сытин.

Некоторое время они стояли молча и курили, каждый осмысливал случившееся. Сытин смотрел на свои ноги, безвольно свесив голову, а Виктор привычно водил глазами вдоль переулка… Проехала машина с номерными знаками польского посольства… Дворники прокатили дребезжащую железную тачку со сваленными в неё мётлами… Между прутьев ограды с территории посольства Конго выбралась серая кошка с пушистым полосатым хвостом…

— Дай ещё одну выкурю, — попросил Сытин и сел на приступочек будки.

— Держи, — Смеляков подал ему пачку сигарет и посмотрел направо.

Из энкавэдэшного дома вышла старушка, одетая в платье дореволюционного покроя, вывела на прогулку трёхлетнего внука…

На противоположной стороне переулка появился мужчина. Он вышел из подъезда старого дома, расположенного по левую руку от финского посольства, и остановился, осматриваясь. На вид ему было лет тридцать.

«Чужой, не здешний», — отметил Смеляков.

Мужчина пошёл по направлению к воротам посольства Финляндии, где стоял лейтенант Воронин.

«Рост под метр восемьдесят, брюнет, — привычно разбирал внешность Смеляков, боковым зрением изучая медленно шагавшего человека — Шрамов на лице нет, глаз не видно, будто прячет. Немного шаркает при ходьбе. Ни под одну ориентировку не подходит. Обут в сандалии, на левой ремешок порван.»

Незнакомец шагал неторопливо, чуть наклонив голову вперёд, и поглядывал исподлобья на ограду финского посольства.

— Дрон, — Смеляков незаметно толкнул товарища, — глянь.

Проходя мимо будки, где стоял Воронин, человек отвернулся и сунул руки в карманы. Одетый в мятую серую рубаху и расклешённые брюки из бежевого вельвета, он выглядел почти неприметно.

— Что? — неохотно отозвался Сытин.

— Ты посмотри на этого.

— Ну и что? Обычный.

— Не нравится он мне, — пожал плечами Смеляков, не сводя глаз со спины мужчины. От этой спины, взмокшей между лопаток, веяло напряжёнием.

— Чего не нравится? — Сытин думал о своём.

Человек миновал посольство Австралии, остановился на углу и обернулся.

Смеляков посмотрел на Воронина. Лейтенант встретился с ним обеспокоенными глазами. По его лицу Виктор понял, что незнакомец и лейтенанта тоже насторожил.

— Слушай, Дрон, — Виктор толкнул Сытина ещё раз. — Да очнись ты!

— Ну чего тебе? — Сытин поднялся, и в этот момент что-то светлое мелькнуло в угасавшем вечернем воздухе. Виктор поднял лицо вверх. Из окна жилого дома детская рука пустила белый бумажный самолётик, он порывисто снижался, описывая круги над переулком. Смеляков быстро посмотрел в сторону мужчины, пробудившего в нём подозрение. Тот скрылся за углом австралийского посольства. Виктор успел увидеть только его ногу в расклешённой штанине.

— Дрон, я кишками чувствую, что он вынюхивает что-то. Он за австралийским посольством свернул, направо пошёл. Значит в тыл посольства двинул…

В груди Смелякова беспокойно заколотилось. Он несколько раз посмотрел вдоль улицы, представил, как тот человек проходил мимо, как отводил глаза…

Смеляков посмотрел на Воронина. Лейтенант кивнул головой в сторону проулка, куда ушёл мужчина, и похлопал рукой себя сзади по шее.

— Андрей! — позвал Воронин. — Сытин!

— Дрон, давай-ка дуй в тыл к посольству! — Виктор сильно толкнул Сытина в плечо.

— Зачем?

— Не знаю! Но чувствую, что ты сделаешь это не зря!

Сытин устало посмотрел на товарища и неохотно поднялся на ноги.

— Ну? — спросил Виктор.

— Что «ну»?

— Чего ты торчишь тут? Дрон, не просто так этот хлюст ошивался тут… Он не здешний, но вышел из этого подъезда! А подъезд-то сквозной, то есть он с задней стороны пришёл, понимаешь? — Виктор придвинулся вплотную к лицу Сытина и чуть ли не зашипел. — Не стой, давай бегом к задней стороне! Бегом!

Воронин похлопал ладонью о своё бедро, выражая нетерпение и поторапливая своих молодых коллег.

Андрей наконец вернулся в реальность, повинуясь сильному тычку кулаком в спину, которым наградил его Виктор, и побежал за исчезнувшим мужчиной.

В доли секунды он промчался мимо посольства Австралии, свернул в проулок, пролетел его в одно мгновение и остановился на углу, где заканчивалась посольская территория. Сразу за посольствами открывалась большая стройка пресс-центра ТАСС, протянувшаяся вплоть до Садового Кольца, там целыми днями что-то гремело и лязгало, в воздухе висела пыль, пахло цементом и штукатуркой. Сейчас рабочий день на стройке был закончен, и с территории стройки слышалось только одинокое урчание какого-то грузовика.

Андрей осторожно выглянул за угол. Мужчина уже успел подтянуться на руках и перелезть через забор финского посольства. Сытин увидел только его ноги, взметнувшиеся над каменным забором тенью расклешённых брюк.

— Ах ты падла! — Андрей бросился туда и остановился, стараясь сдерживать громкое дыхание. — Ворюга, — прошептал Андрей и в некоторой растерянности огляделся. Он не мог последовать за незнакомцем. Оставалось только ждать. Ближе всего к забору стоял жилой корпус, туда, видно, и направился вор. — Он тут уж всё изучил, зараза… Хорошо же, подождём. В другом месте этому гадёнышу выйти негде…

Андрей вспомнил, что правонарушителя надо будет связать при задержании, лихорадочно снял с себя ремень и сделал двухслойную петлю.

Минут через десять раздались громкие крики. Голосили испуганные женщины.

— Началось! — Сытин почувствовал приятное возбуждение, ладони взмокли. Он прижался спиной к забору и затаился, сжав кулаки.

Шумные торопливые шаги приблизились к забору с противоположной стороны.

— Ай, ай, — визжала женщина.

Едва над его головой появились ноги в сандалиях, Андрей отступил на шаг и напружинился, готовый броситься на преступника. Его взгляд буравил нависшие над головой ноги. На подошве одной из сандалий он увидел прилипший окурок…

Мужчина спрыгнул вниз и в ту же секунду получил точный удар кулаком в ухо. Азарт охотника, оглушительная ненависть к самому слову «вор» и необъятное, как небо, чувство отчаянья, не покидавшее Сытина после разговора с Ушкинцевым, — всё было вложено в тот удар.

Подмяв рухнувшего незнакомца под себя, Сытин умело заломил ему руку.

— Всё, братец, крышка! — с яростным наслаждением выпалил Андрей.

— Руку, руку больно!

— А я по-другому не умею! — продолжая придавливать вора всем корпусом, Андрей ловким движением набросил петлю заготовленного ремня на руку мужчины.

— Руку… Ой бля…

— Если попытаешься побежать, — предупредил Андрей, — поломаю тебе ноги, так что не рыпайся…

Он вывернул вторую руку задержанного и, рывком подтянув ремень, намертво стянул обе руки.

— Ох, ох… Да не рыпаюсь я, — проскрежетал зубами вор.

— Что украл? — Сытин осмотрел землю под ногами.

— Часы, в кармане лежат… Ещё магнитофон, но он там…

— Где там?

— Не успел через забор… Там он остался… Ой, больно руку… И плечо…

— Поднимайся, пошли…

Когда Андрей Сытин привёл пойманного к будке, где стоял Воронин, на территории финского посольства стоял шум.

— Ну и глаз у тебя, Витёк! — крикнул Сытин, толкнув связанного человека лицом к металлической решётке. — Как ты его усёк?

Смеляков пожал плечами. Он быстрым шагом отошёл от ворот посольства Конго, поглядывая в разные стороны, и остановился возле Сытина. Воронин уже стоял около задержанного и с интересом разглядывал его.

— Молодец, Андрюха, — проговорил он.

Из дверей посольства вышел Каюкорпи, его напряжённое лицо выражало крайнюю степень растерянности. Увидев возле ворот мужчину с заломленными руками, он остановился на несколько секунд, всплеснул руками и двинулся в сторону милиционеров.

— Вот и служба собственной безопасности, — Воронин усмехнулся.

Каюкорпи торопливо приблизился к воротам и спросил по-русски:

— Это он? Этот тот самый?

— Тот самый, — важно ответил Сытин.

— Уже? Как вы успели?

— Работаем, — Андрей улыбнулся и шевельнул плечами.

Раздавшийся в будке телефонный звонок заставил его перевести взгляд на Смелякова.

Виктор кинулся к телефонному аппарату.

— Смеляков слушает!

— Сейчас тебя с Ушкинцевым соединю, — раздался в трубке голос дежурного по отделу.

Виктор облизал губы и прижал трубку плотнее к уху. Через несколько секунд он услышал голос Ушкинцева.

— Слушаю, товарищ полковник, — Виктор быстро глянул сквозь стекло на Сытина и одними губами произнёс: «Ушкинцев». Андрей нахмурился.

— Что там у вас происходит? — угрожающе проурчала трубка. — Нам только что дежурный по городу сообщил о проникновении неизвестного на территорию посольства Финляндии.

— Мы вызвали милицию, — сказал Каюкорпи, в неуверенности топчась возле Сытина и пойманного вора. — Но теперь уже не надо?

— Разрешите доложить, товарищ полковник? — Смеляков набрал воздуха, предвкушая эффект, который произведут его слова на Ушкинцева. — Злоумышленник, проникший на территорию посольства, уже обезврежен… Сытиным!

На противоположном конце провода наступила тишина.

— Сытиным? — переспросил полковник.

— Так точно!

— Кхм… Интересно! Ладно! Сейчас группа к тебе выедет…

Выходной день выдался тихий, солнечный, душистый. Утром накрапывал дождик, и от него в воздухе осталась свежесть.

— Привет, Дрон! Как настроение? — спросил Смеляков, выйдя из лязгнувших дверей автобуса. На остановке его ждал Андрей Сытин.

— Терпимо, — ответил Сытин, улыбаясь. По его лицу нельзя было сказать, что он сильно переживал из-за недавнего разговора с Ушкинцевым. Шок прошёл, Андрей отбросил терзания и уже на следующий день вернулся к привычному ритму жизни.

— Что-нибудь решилось?

— Да забудь ты, — Сытин отмахнулся. Он принадлежал к той категории людей, которые шагали по жизни легко, переживания не долго жили в его сердце. — До сих пор не допускают к дежурству… Что будет, то будет. Я должен, что ли, целыми днями казниться по этому поводу? Ты глянь, какой день! Отдохнём сегодня славненько…

Андрей вёл Виктора в гости.

— Бутылёк я прихватил, — Сытин постучал ногтем по завёрнутой в газету бутылке.

— Куда всё-таки ты меня тащишь? Кто там будет? — спросил Смеляков, оглядывая двор, в который они вошли. Перед ними возвышался красивый девятиэтажный кирпичный дом.

— Увидишь. Отличные девчонки, на любой вкус, — Сытин шагал, бодро отмахивая рукой. — Только давай сразу договоримся, что Марина моя. Ты её легко определишь, у неё шикарные ноги, обалденная фигура. Она балерина. Ей недавно восемнадцать исполнилось, — и добавил, мечтательно улыбнувшись, — так что ей уже всё можно.

— Я рад, что любовные мечты о Мэрье оставили тебя, — Смеляков искоса глянул на товарища.

— После разговора с Ушкинцевым меня как отрезало. Поверишь ли, ни разу не подумал о ней! — воскликнул Андрей. — Сам себе удивляюсь. А ведь с ума сходил.

— Я помню, — засмеялся Виктор, — ты даже сапоги хотел ей вылизывать…

— Всё это глупости. Даже не напоминай. Да одна, что ли, Мэрья есть на белом свете? Вот поглядишь на Маринку…

— Опять Марина? Из книжного магазина была Марина, из медицинского института тоже Марина…

— Ещё есть Марина с аптечного склада, — самодовольно заявил Сытин, — но о ней лучше не вспоминать. Отвратительный характер. Психованная.

— Значит, мы к Марине в гости?

— Да, у неё родители музыканты. Но должны прийти ещё Вера и Света. Свету я видел однажды, она ничего, симпатичная хохотушка. А с Верой не знаком, кажется, из семьи дипломатов. Любопытно будет посмотреть, что это за штучка.

— Надо было цветы купить, — спохватился Смеляков.

— Витёк, ты что? Где бы мы нормальные цветы взяли? Перед праздником ещё куда ни шло, а сейчас…

— Ну хотя бы гвоздики какие-нибудь. На рынке должны же грузины торговать.

— Забудь. В этом доме твои жалкие гвоздики никому не нужны. Здесь привыкли ко всему изысканному. Наплюй, Вить, достаточно, что я хорошего вина взял… И вот что ещё, Витёк, ты не говори, что меня должны со службы турнуть…

Дверь отворилась не сразу. Внутри играла музыка, долго слышалось шумное хихиканье, наконец щёлкнул замок. На пороге предстала загорелая девушка в очень коротком платье.

— Это Марина, — представил Сытин.

— Здрасьте, здрасьте, — она пригласительно взмахнула рукой и отступила. Марина держалась очень прямо, будто её тело было насажено на какой-то невидимый стержень; из-за своей осанки девушка казалась гордой и недоступной.

Назвав себя, Виктор обезоруживающе признался:

— А я никогда раньше не был знаком с балериной, никогда не видел балерину так близко.

— Ну и как впечатление? — она открыто улыбнулась, показав ровные белые зубы.

— Я покорён, — он церемонно опустил голову, ткнув подбородком себя в грудь.

— Мариша, — встрял Сытин, — должен тебе сказать, что я Витьке многим обязан.

— Почему мне? — Смеляков смутился.

— Того мужика-то ведь я задержал благодаря тебе только.

— Какого мужика? Преступника? — с интересом спросила девушка и нежно взяла тонкой рукой Сытина за воротник, поворачивая к себе. — Так ты преступника задержал?

— Вор проник на территорию посольства, — пояснил Смеляков, — ну вот Андрей его и скрутил.

— Ой как любопытно, — Марина перевела взгляд на Виктора. — А почему он говорит, что это благодаря вам?

— Потому что Витька его засёк! — почти радостно воскликнул Сытин. — Я и не обратил внимания на того человека.

— Страшно было?

— Нет, — Андрей неопределённо подал плечами, — не страшно… — Он уже сам был не рад, что завёл разговор на служебную тему. — Давай мы не будем о работе…

— Виктор, — Марина посмотрела на Смелякова своим большими глазами, — а вы всегда преступников сразу видите?

Он неопределённо пожал плечами:

— Давайте не будем на «вы», если можно. Я не такой уж старый, чтобы мне выкать.

— Я согласна, — прощебетала девушка выпрямляясь пуще прежнего и вытягивая шею. Она была невысокая, но благодаря своей осанке вовсе не казалась маленькой. — Ой, что же мы в коридоре-то застряли? Пойдёмте, пойдёмте. Я вас познакомлю с моими подругами.

Она повела их в комнату, где на мягком золотистом диване перед журнальным столиком расположились две девушки.

— Это Андрей и Виктор, — доложила Марина подругам, и, легко оттолкнувшись ногой, она сделала бесшумный поворот вокруг своей оси, закончив пируэт изящным реверансом.

— Ну, — Сытин приветственно помахал ладонью, — со Светой мы уже виделись.

— А меня зовут Вера, — представилась вторая девушка.

— Вы все балерины? — спросил Виктор, стоя возле Сытина и испытывая почему-то смущение.

— О нет! — задорно засмеялась Света. — Меня из училища три года назад попёрли за лишний вес!

— Неужели? — не поверил Смеляков, Света выглядела не менее стройной, чем Марина. — Я бы не сказал, что заметны признаки избыточного веса.

— Это для постороннего глаза. В училище ух такие строгости. Каждый месяц контрольные замеры и завесы… Как на свиноферме! — Света опять весело захохотала. — Зато сразу жить стало легче. Никакой нервотрёпки из-за лишнего килограмма, ем что душе угодно. И фигура всё равно нормальная, правда?

— Не то слово, — искренне подтвердил Виктор, — фигура просто замечательная!

— Спасибо балету… Но если честно, то обидно, что отчислили.

— А я вообще не имею отношения к танцам, — мягким голосом сказала Вера. — И поэтому девчонкам жутко завидую, что они так здорово сложены. Мне бы такое тело…

— Да ладно тебе, — Марина потянулась к Вере и нежно поцеловала её в щёку, плюхнувшись рядом с ней на диван. — Я Верку безумно люблю, просто обожаю. Она мне как старшая сестра. Правда, правда… А теперь давайте пить шампанское. Андрей, принеси из холодильника… Гулять можем хоть до утра. Родители на гастролях, так что притеснять нас никто не будет…

— До утра не смогу, — сказал Виктор, — мне утром на дежурство.

— Ой, девчонки, Андрей же преступника задержал! Подумать только! — затараторила Марина и тут же повернулась к Виктору. — А давайте первый тост за Светку! Она же первый тур прошла.

— Куда тур? — поинтересовался Андрей из коридора.

— В театральный!

— Ух ты! — покачал головой Смеляков. — Здорово!

— А я в юридический собираюсь поступать, — сказала Вера. — Сейчас готовлюсь.

— Правда? — Виктор перевёл взгляд на неё. — Я тоже в юридический. Только я на заочный.

— И я на заочный, — Вера вскинула брови, удивившись совпадению. — Бог даст, встретимся на экзаменах. А что ты стоишь? Устраивайся, — она указала на свободное кресло возле себя.

Смеляков кивнул и в следующее мгновение буквально утонул в непривычно мягком кресле. Внезапно его охватило чувство абсолютного комфорта. Исчезли все тревоги, в голове что-то повернулось, и сложный механизм, настроенный на безостановочную работу, выключился. Как-то необычайно ясно Виктор почувствовал, что сейчас надо было по-настоящему забыть о работе, о бдительности, об ориентировках.

«Нельзя же быть вечным постовым. Можно и отдать себя во власть уюта… Ёлки-палки, как хорошо на душе!.. Очаровательные девушки, музыка, никакого беспокойства…»

— Марина сказала, что придут два милиционера, — Вера посмотрела на Смелякова и чуть наклонила голову. — Я думала, что появятся такие два строгих дядьки, а вы вполне нормальные ребята.

— Что ж мы, не люди? — удивился Виктор. — Ничто человеческое нам не чуждо.

Марина, прижавшись плечом к Вере, положила ногу на ногу, и её короткая юбка поднялась настолько, что стали видны белые трусики. Виктор, увидев это, поспешил отвести взгляд и принялся разглядывать гостиную, хотя в глазах продолжали держаться очертания красивых девичьих ног.

«Шикарная квартира, интеллигентная очень. Наверное, раньше дворяне так жили», — подумал Виктор, отвлекая себя от соблазнительных ног.

На стенах висели написанные маслом картины в тяжёлых багетах. На старинной этажерке возвышалась высокая китайская ваза, из которой тянулись вверх бархатистые гладиолусы. В дальнем углу стояло тёмно-коричневое пианино, на нём белел прямоугольник раскрытой нотной книги. Кресла и диван были обиты золотистым плюшем, что создавало ощущение безграничного богатства, а попадавшие на обивку солнечные лучи отражались на стенах бесформенными и весёлыми жёлтыми пятнами. В комнате царила атмосфера безмятежного покоя. Звучавшая из кассетного магнитофона джазовая музыка наполняла воздух ритмичным колыханием.

— Виктор, ты любишь джаз? — спросила Марина и подтянула свои красивые ноги под себя.

Он не успел ответить, как в комнату вернулся Сытин с бутылкой. Тут же раздался громкий хлопок, и пробка выстрелила в потолок.

— Торжественный салют! — провозгласил Андрей. — Подставляйте ваши бокалы, ребята!

— Марин, ты про море начинала рассказывать, — вспомнила Света, когда все глотнули обжигающе холодного шампанского.

— Ну да! Там ужас что творится! — воскликнула Марина, возвращаясь к разговору, который был, видимо, прерван приходом Сытина и Смелякова. — Представляете, идём мы с пляжа с папой, и тут я вижу надпись на дороге. Прямо поперёк проезжей части масляной краской написано: «Последнее предупреждение! Наденьте брюки!» Огромными буквами. Там же в плавках нельзя в город войти. Вроде бы курорт, но строгости такие! Ну ладно в плавках, а то ведь и на шорты смотрят косо!

— И в шортах нельзя, что ли? — всплеснула руками Света.

— В шортах можно, но местные всё равно ворчат, плюются вслед. Одна бабища остановилась перед нами, здоровенная такая, ноги как фонарный столб и все в синих пупыристых венах, и ну кричать: «Срамотища, мужик бесстыжий!» Это она про папу, потому что он в шортах гулял. А у самой сарафан обвислый такой, что груди, извиняюсь, наружу вываливаются. И ей не стыдно, что она такая, а шорты для неё — срамота. Бред какой-то!

— Провинция, — снисходительно пояснила Света.

— Да плевать, что провинция! — звонко отозвалась Марина. — Страшно, что могут камнем швырнуть! Дикость такая!.. Мальчики, а почему вы не ухаживаете за нами?

— Момент! — Сытин схватил бутылку и быстро разлил зашипевший напиток по бокалам.

— Давайте, — предложила Вера, — выпьем за то, чтобы люди стали добрее и терпимее.

— Шикарный тост! — поддержал Сытин.

Смеляков с удовольствием сделал глоток после того, как все звонко соприкоснулись своими бокалами.

«Хорошо здесь», — подумал он.

Марина и Света весело щебетали, и их беззаботные голоса органично сливались с джазовой музыкой, словно девочки составляли единое целое с причудливой импровизацией рояля и саксофона.

Мир, в который попал Смеляков, был красивый и основательный.

«Да, в моём родном Тутаеве такие хаты никому и не снились. И таких чудесных компаний не бывает. Там всё проще… примитивнее даже… Всё-таки провинция есть провинция, чтобы там ни говорили. А здесь сказочный дух, удивительный. И девчонки славные… Пожалуй, мне больше нравится Вера, хотя у Марины и Светы фигуры великолепные, но Вера в целом как-то интереснее»…

Время пролетело стремительно, и когда незаметно наступил вечер, Виктор испросил разрешения у Веры проводить её.

— Как коллега коллегу, — пошутил он.

— Коллегами будем, если поступим, — Вера всё время улыбалась, её улыбка наполняла Виктора тёплым спокойствием.

— Не поступлю в этот раз, буду пытаться ещё, — сказал он, когда они вышли из квартиры. — Мне без образования нельзя. Я хочу много узнать, много по профессии получить… Я ведь не так уж много знаю, а мне без знаний нельзя… Понимаешь? Есть люди, которым была подарена удобная атмосфера для воспитания: много книг, общество хорошее, разговоры всякие… полезные… ну, формирующие, что ли… А я понимаю, что я был лишён всего этого…

— Лишён?

Виктор ощутил внезапный прилив доверия к стоявшей перед ним девушке:

— Нет, ты не подумай, что плохо хочу сказать о моей семье! У меня мировые родители! У меня просто шикарные родители! Но они — люди простые… Я не стесняюсь этого. Нет, я горжусь ими! Они настоящие коммунисты! Но у нас в доме не было возможности ходит по музеям и театрам, поэтому я про это ничего, в общем-то, не знаю. А мне ведь тоже хочется говорить со всеми на равных… Ты понимаешь, о чём я?

— Понимаю.

Вера сильно отличалась от Марины и Светы. Она отличалась от всех девушек, с которыми Смеляков был знаком. В её поведении чувствовалась особая раскованность, но не подчёркнутая, как у Марины, мол, я могу позволить себе что угодно, а естественная, подлинная. Возможно, это даже не раскованность, просто не было в Вере внутреннего напряжения, свойственного большинству девушек, в которых присутствовало ежесекундное оглядывание себя со стороны. Вера не интересовалась, какое впечатление она произвела произнесённой фразой, не принимала выгодных поз, не боялась показаться непонятной или смешной, не посматривала украдкой в зеркало, проверяя, не выбился ли локон из-под заколки, не кокетничала.

— Почему ты выбрал профессию милиционера? — спросила она, когда они очутились на погрузившейся в вечернюю синеву улицу. — Случайно?

— Тебя это удивляет?

— Просто любопытно узнать. Романтика? Или всё-таки случайность?

— В каком-то смысле случайно выбрал. Но если посмотреть с другой стороны, то всё так сложилось… Меня как будто судьба подвела к этому выбору.

— Ты веришь в судьбу?

— Это я так, фигурально, — он замялся.

— А я верю в судьбу, — сказала Вера.

— То есть ты считаешь, что всё заранее предопределено? Но ведь это невозможно. Ты же материалист, или нет? — Смеляков растерянно смотрел на неё. — Ведь материя первична… О каком предначертании может идти речь, о какой судьбе? Судьба — это пройденный путь… Вот человек прожил сто лет, прошёл сквозь огонь и воду, и про него скажут потом, что у него была интересная судьба…

— Да, скажут, — согласилась Вера, продолжая почти незаметно улыбаться. — А про другого будут говорить, что жизнь его не сложилась, была бесцветной, и добавят, что так распорядилась судьба… Но никто не объяснит, что такое судьба. Ты только что верно заметил, что судьба подвела тебя к выбору.

— Да, — согласился он.

— Некие обстоятельства… Получается, что нашу жизнь определяют обстоятельства, верно?

— Можно и так сказать, — кивнул Виктор.

— Но ведь и обстоятельства определяются чем-то. И мы не знаем, чем именно. Есть силы, которые скрыты от наших глаз и от нашего понимания. Ты согласен со мной?

— Ну… В общих чертах…

— Если даже в общих чертах, то это уже хорошо. Видишь ли, я уверена, что существуют законы, о которых мы ничего не знаем.

— Законы природы? — уточнил он.

— Можно и так сказать, если тебе удобнее употреблять слово «природа», когда ты говоришь о чём-то неведомом и необъятном. А что ты подразумеваешь, говоря «природа»?

— Ну, небо, земля, звери, люди… — Виктор задумался и добавил: — Законы физики тоже… И химии… И вообще…

— А откуда всё это берётся?

— Я не знаю, — он был приведён в замешательство вопросами Веры. — И никто не знает… Это просто природа. Она такая есть… Мне трудно рассуждать об этом, так как я не владею всей информацией, — добавил он. — Я ничего не читал об этом… Должно быть, надо найти книги по философии.

— У нас, к сожалению, многих книг не достать.

— Где «у нас»?

— В Советском Союзе, — ответила Вера. — Но за рубежом можно купить всё. Если тебе интересно, то я могу дать почитать интересные книги. О жизни, смерти, о потустороннем мире.

— Религиозные? — Виктор насторожился. Воспитанный в жёстких традициях атеизма, он не только не любил касаться вопросов религии, но обходил эту тему далеко стороной. Религия не существовала для него, и он был уверен, что ни один здравомыслящий советский человек не стал бы всерьёз разговаривать о мифическом «потустороннем мире».

— Нет, не религиозные, — ответила Вера. — Скорее философские. Только они на английском языке.

Смеляков отрицательно покачал головой:

— Я не прочту, я очень плохо знаю английский язык, — и тут же добавил, — но буду учить его. А ты говоришь по-английски?

— Для меня английский язык почти родной

— Как так?

— Я же выросла в Америке, — сказала она.

— Как в Америке? — Виктор был оглушён её словами.

— Очень просто. Я с пяти лет до тринадцати жила в Нью-Йорке с родителями. Папа у меня дипломат. Он был в долгосрочной командировке, мама с ним и я тоже. Когда мы возвратились в Москву, я долго чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Для меня Нью-Йорк был родиной, а не Москва. То есть теоретически-то я всё понимала, но ведь была привычка к другим улицам, другой одежде, другому телевидению.

— Надо же! — Виктор испытал нечто подобно шоку. — Надо же! — он поймал себя на мысли, что не мог, оказывается, соединить в одном лице человека, жившего за рубежом, с человеком, жившим в советском Союзе. Это казалось Виктору почти невозможным. Он ежедневно видел дипломатов, но они были иностранцы. Разумеется, существовали и советские дипломаты, они жили во всех странах мира, но для Виктора они были чем-то призрачным, почти ненастоящим. И вот перед ним стояла Вера, обычная советская девушка, которая, как только что обнаружилось, выросла в Америке!

— Что тебя удивляет? — Вера увидела, что её кавалер был потрясён, но не могла понять причину этого. — Многие живут за рубежом.

— Я сам не понимаю, что меня так ошарашило… Просто вот ты передо мной, мы уже в течение нескольких часов общаемся, ты совершенно обычная… Ну то есть не в том смысле обыкновенная… Вернее… То есть… Я начинаю путаться в мыслях, прости… Ты, конечно, вовсе не обыкновенная, ты даже очень необыкновенная! Ты восхитительная!

— Спасибо, — девушка громко засмеялась, наблюдая, как Виктор всё глубже увязал в своём смущении.

— Но я хотел сказать не это. Ты вот росла и воспитывалась там, среди небоскрёбов, среди авеню, среди чужой идеологии, а ведь для меня это почти другое измерение! Понимаешь? И вот я разговариваю с тобой, но ты не чужая…

— А почему я должна быть чужая?

— Ты же росла не здесь, воспитывалась не здесь! Это как… как если бы я разговаривал с кем-то, кто вырос в дореволюционной России, в другом совсем мире… — Виктор остановился и взял Веру за руку. — Я чепуху сейчас сказал. Извини… Просто я чувствую себя не в своей тарелке. У меня в голове всё так перепуталось…

— Почему?

— Не знаю. Потому, наверное, что я не очень умею общаться с девушками, — он отвёл глаза.

На лице Веры опять появилась её мягкая улыбка.

— Вот сейчас ты сказал действительно чепуху, — Вера покачала головой. — Всё ты умеешь.

Он смотрел на неё с удивлением, будто она была из другого измерения, особой формы, окраски, склада ума, и ему казалось, что всё её существо не могло совместиться ни с чем, что было знакомо Смелякову по его жизни. И эти размышления почти напугали Виктора. Он никогда не подозревал, что советское мировоззрение, впитанное им с молоком матери, было столь коварным: оно приучило его быть честным гражданином, преданно служащем советскому строю, но оно, оказывается, отгородило от него невидимыми шторами огромную часть мира, о присутствии которой он уже начинал догадываться, но ещё не открыл её для себя. Вера была представителем той скрытой части мира. Иностранные граждане, с которыми Виктор общался, неся службу возле посольства, тоже пришли из той скрытой части.

— Ты не опаздываешь? — спросил он. — Тебя не ждут дома?

— Я позвонила домой перед выходом, сказала, что возьму такси…

— Я могу проехать с тобой? Проводить?

— В качестве милицейского сопровождения? — пошутила Вера.

— А почему бы и нет?

— Что ж… Проводи… Будешь знать, где я живу…