Так кто же развалил Союз?

ГРОЗА НАД БАЛТИКОЙ

В начале января 1991 года резко обострилась обстановка в Прибалтике. Этого можно было ожидать. К этому все шло. Центр не мог не предпринять очередную — может быть, последнюю — попытку усмирить балтийских смутьянов. Нетрудно было видеть, что именно в Прибалтике начинаются и расходятся все шире трещины, разваливающие «единый и неделимый».

Можно предположить, что уже где-то осенью Горбачев пришел к заключению, что без применения силы Союз не сохранить. Соответственно, началось его самоотстранение от демократических сил (которые в общем-то и были его главной опорой в осуществлении перестройки) и все большее, хотя, естественно, маскируемое, тяготение к силовикам, к ВПК.

Основная проблема для Горбачева заключалась в том, что было совершенно непонятно, как он сможет применять силу при подавлении «сепаратистских» устремлений в республиках и при этом сохранить сложившийся едва ли не у всего мира свой образ цивилизованного политика, почти демократа, проповедника «нового мышления», в котором нет места насилию.

Единственным способом совместить несовместимое было — прибегнуть к силе, но при этом остаться в тени: я, мол, тут не при чем — это все делается без моего ведома местными политиками, военными…

Собственно говоря, такой способ уже был применен Горбачевым и в Тбилиси, и в Баку… Тогда он обеспечил себе алиби: перед тбилисскими событиями — отъездом за границу, в Баку карательные действия как бы оправдывались развернувшимися там погромами: их надо было пресечь. Но сила была применена не только против погромщиков — еще и против «сепаратистов», даже главным образом против них. Здесь никакой подготовкой алиби Горбачев не озаботился. Видимо, было какое-то другое рассуждение. Говорят: хотел посмотреть, как отреагирует мир. Но предугадать реакцию мира было несложно: реакция будет отрицательной, резко отрицательной. Скорее, Горбачев понадеялся, что в самих республиках найдутся какие-то «антисепаратистские» силы, которые все возьмут на себя — останется только их поддержать, прикрываясь Конституцией. Но и при этом — не выходить из тени. Дескать, пусть сами друг с другом разбираются. А поддержка, понадеялся, понадобится не слишком кровавая. Если же военные переусердствуют, — пожурить их потом: ну зачем же вы так неаккуратно, ребята! Главное — добиться результата, отстранить от власти желающих выскочить из Союза, если даже не отстранить — заставить их действовать «по закону» (а закон о выходе из Союза был так составлен, что черта с два кто из него выскочит).

Информагентства вели подробные репортажи о драматических событиях, развернувшихся в Прибалтике с начала января. Весьма скрупулезно описывали эти события, в частности, корреспонденты агентства «Постфактум», на чьи сообщения я в значительной мере и опираюсь здесь при изложении того, что происходило в ту грозную пору в прибалтийских республиках. Подробно писали об этом также многие газеты.

В первые же дни нового года некие «вооруженные подразделения» — так говорилось в репортажах — взяли под свой контроль ряд учреждений в Риге и Вильнюсе. 2 января в столице Латвии ОМОН, подчиненный непосредственно Министерству внутренних дел СССР (в народе этих «правоохранителей» называли «черными беретами» — в соответствии с их головными уборами), захватил республиканский Дом печати. Захват был осуществлен «по просьбе» ЦК компартии Латвии (на платформе КПСС). Руководство этой партии заявило, что считает Дом печати исключительно своей собственностью и будет решительно защищать свое право на нее, охраняя от любых посягательств.

Вообще-то для решения вопросов собственности существуют судебные процедуры, но большевики и их наследники всегда предпочитали обходиться без них, прибегая к бесхитростному рейдерству, если говорить современным языком. К тому же это было не просто «перераспределение собственности». В воздухе чувствовалось приближение грозных событий, а тут, в соответствии с большевистской традицией, главное, первоочередное — захватить «почту, телефон, телеграф», взять под контроль каналы информации.

Газеты, — центральные и республиканские, — издававшиеся в Доме печати, в самом деле перестали выходить: журналисты и работники типографии отказались работать под дулами автоматов.

В запросе, который депутаты союзного парламента от Латвии направили министру внутренних дел Пуго, обращалось внимание на то, что из себя представляют люди, взявшие «под охрану» Дом печати:

«Вооруженные формирования, именующие себя ОМОНом и захватившие Дом печати, за неоднократные беспрецедентные нарушения общественного порядка и совершенные различные преступления Верховным Советом Латвийской Республики признаны преступной организацией, лишенной всяких полномочий на территории республики, и Министерству внутренних дел СССР предложено их расформировать. В отношении многих членов этого подразделения в прокуратуре республики возбуждены уголовные дела, и об этом известно и руководству МВД СССР».

Депутаты потребовали «немедленно вернуть в казармы особый вооруженный отряд внутренних войск СССР, пока в результате его действий еще не пролилась человеческая кровь», дать на заседании союзного парламента ответ, «кто конкретно из должностных лиц Министерства внутренних дел СССР без согласования с высшими органами власти и управления Латвийской Республики дал приказ о проведении вооруженной акции в городе Риге силами милицейского отряда особого назначения», привлечь к ответственности «членов милицейского отряда, допустивших грубые нарушения законности во время проведения вооруженной акции (незаконное применение оружия, угроза оружием и избиения, обыски и т. д.)»

Однако ни Пуго, ни другие союзные руководители не прореагировали на этот запрос.

В Вильнюсе тревожные события начались 7 января. Поводом для них стало то, что в республике были резко повышены цены на продукты питания — в среднем более чем в три раза.

С продовольствием по всей стране положение было тяжелое, а в Прибалтике, как мы видели, трудности создавались еще и искусственно. Люди терпели, понимая, что стоит «на кону». Однако не все захотели терпеть. К «разогреву» протестных настроений приложили руку местные коммунисты.

Литовский коммунистический вождь Бурокявичюс обратился к Горбачеву с предложением ввести в республике президентское правление (главная страшилка для всех ослушников).

В Вильнюсе появилась зловещая фигура — замминистра обороны СССР генерал-полковник Ачалов. Зловещая, поскольку этот военачальник специализировался на подавлении всяческих «беспорядков» и «мятежей», так что его появление ничего хорошего не предвещало.

На следующий день, 8 января, выступления против повышения цен в Вильнюсе продолжались. Утром толпа недовольных — примерно в шесть тысяч человек — в знак протеста блокировала вход в здание литовского парламента и потребовала отставки руководства республики. На эту акцию в основном вышли работники предприятий союзных ведомств, в большинстве своем «русскоязычные». Сообщалось также, что среди протестующих были замечены люди в военной форме. Кое-кто предпринял даже попытки ворваться в здание.

Против толпы были применены пожарные водометы, однако протесты подействовали: парламент приостановил решение правительства о повышении цен.

Теперь уже с протестом выступило правительство: вечером его глава Казимера Прунскене заявила об уходе кабинета в отставку ввиду разногласий с парламентом.

Однако это не разрядило обстановку.

В Москве состоялось совещание у руководителя горбачевского аппарата Болдина. Обсуждалась ситуация в Литве. Участвовали Бакланов, Пуго, Язов, Крючков, Шенин, срочно прибывший в столицу Бурокявичюс.

Как видим, собрались почти все будущие гэкачеписты (Бурокявичюс — так сказать, региональный, прибалтийский «гэкачепист»). Почти в таком же составе они вскоре будут решать аналогичные вопросы уже большего, общесоюзного, масштаба. Не исключено, на этом совещании у Болдина и был принят — может быть, в общих чертах — план дальнейших действий по «наведению порядка». Горбачев как бы остался в стороне, хотя, если подумать, как же такие серьезные решения (если они действительно принимались на этом совещании) могут приниматься без президента?

9 января на территории республики происходило передвижение «советских» войск, о которых регулярно встревожено сообщалось по местному радио и телевидению. В полдень в аэропорту Вильнюса приземлился самолет с пятьюдесятью десантниками. Позже пришло сообщение: по трассе Паневежис — Вильнюс движутся бронетанковые части. По официальным сообщениям, в Литву также прибыл «контингент специальных войск», более одной дивизии, — будто бы для принудительного набора в армию (советскую, разумеется) литовских юношей, уклоняющихся от воинской службы. Однако мало кто верил, что это главная цель переброски этих войск.

Около пяти вечера у здания литовского парламента вновь собралась многотысячная толпа, состоящая, как утверждали местные СМИ, в основном из «русскоязычных» жителей Литвы, опять-таки работников «союзных» предприятий. В толпе — транспаранты с лозунгами: «Долой парламент! Да здравствует Союз ССР!»

«Группа представителей общественных организаций Литвы» вновь выступила с пожеланием ввести в республике президентское правление. В дальнейшем Горбачев не раз будет ссылаться на эти настойчивые просьбы: вот, мол, чего от меня требуют, но я пока держусь, не поддаюсь на эти требования.

К вечеру толпа протестующих перед Верховным Советом мало-помалу рассосалась. На площади установлено круглосуточное дежурство местной полиции и особого отряда МВД Литвы (именно Литвы — не СССР), которым помогают, как сообщалось, тысячи добровольцев, не только жителей Вильнюса, но и разных районов Литвы.

10 января Горбачев направил Верховному Совету Литвы обращение. Положение, говорилось в нем, требует незамедлительных мер, поступают — вот оно! — предложения ввести президентское правление. Президент потребовал немедленно восстановить в республике в полном объеме действие Конституции СССР.

В Вильнюс прибыл еще один «ястреб», еще один заместитель Язова — генерал-полковник Варенников.

11 января в Вильнюсе объявлено о создании Комитета общественного спасения (в некоторых публикациях он называется Комитетом национального спасения). Комитет заявил, что «берет на себя всю ответственность за судьбу республики». Иначе говоря — берет на себя всю власть. В полночь Комитет обратился к парламенту с требованием о самороспуске и о введении в Литве президентского правления. То есть была предпринята попытка государственного переворота.

9 января прошло заседание Балтийского Совета, состоящего из председателей парламентов и руководителей правительств трех прибалтийских республик и призванного координировать действия Литвы, Латвии и Эстонии, особенно в части все усложняющихся отношений с Москвой. Совет выразил озабоченность и протест в связи с «насильственными действиями со стороны дополнительного советского военного контингента, введенного в Прибалтику».

Любопытно, что в коммюнике, подписанном на заседании Совета было неожиданно упомянуто сенсационное выступление Шеварднадзе на IV Съезде нардепов СССР: как говорилось в коммюнике, Литва, Латвия и Эстония «пришли к однозначному выводу, что предостережение Эдуарда Шеварднадзе о надвигающейся диктатуре в СССР оказалось своевременным и правдивым».

В СССР не в СССР, но в Прибалтике угроза диктатуры не казалось тогда преувеличенной. Насколько далеко пойдет Москва в стремлении подавить «сепаратизм» прибалтов, никто тогда не мог бы сказать.

11 января в Вильнюсе десантники «с применением стрелкового оружия» захватили Департамент по охране края Литовской Республики. Повторилось также событие, случившееся в Риге более недели назад: был захвачен редакционный корпус местного Дома печати и типография. Снова тот самый большевистский девиз: прежде всего взять «почту, телефон, телеграф», перекрыть каналы информации. Как сообщалось, при захвате использовались газы, и опять-таки огнестрельное оружие. Два человека были ранены.

Позже изгнанные из Дома печати журналисты напишут в одной из не закрытых газет, что при захвате Дома печати десантники «разбивали окна и двери, обрывали телефонные провода, издевались над людьми»; при этом в операции участвовало «немало юношей из среднеазиатских союзных республик». Нашли, кого использовать для «защиты Конституции».

По улицам литовской столицы передвигается военная техника. Восемь танков установлены возле захваченного Дома печати — для его «охраны».

Руководство литовского парламента призвало население принять участие в охране зданий Верховного Совета, радиоцентра, телевизионной башни, телефонных станций. Продолжается круглосуточное дежурство добровольцев на площади Независимости перед зданием парламента.

Если читатель помнит, 23 марта 1990 года в беседе со мной председатель литовского Верховного Совета Витаутас Ландсбергис, комментируя демонстративный ночной марш колонны бронетехники из Каунаса через Вильнюс, сказал:

− Зачем столько танков? Им достаточно прислать сюда тридцать автоматчиков, и они здесь захватят все и вся. Мы ведь не будем оказывать сопротивления.

Похоже, теперь его точка зрения несколько изменилась, — вокруг «саркофага» (так стали называть здание Верховного Совета — оно действительно походит на чернобыльский «саркофаг») выросли мощные баррикады, а в самом «саркофаге» засели юноши-добровольцы с охотничьими ружьями, готовые до конца драться с вооруженными до зубов десантниками и омоновцами. Хотя всем, конечно, было ясно, что в случае серьезного вооруженного конфликта сопротивление этих ребят будет чисто символическим. Так что в силе оставалась главная концепция — концепция ненасильственного сопротивления. Олицетворением ее стали тысячи безоружных, съехавшихся со всех концов Литвы людей, которые день за днем, ночь за ночью стояли на площади перед парламентом, готовые своими телами преградить дорогу танкам и солдатам.

Действуют и противники независимости. С утра в городе проходит митинг все тех же работников предприятий и организаций союзного подчинения. Главное требование то же — роспуск парламента Литвы.

Листовки с аналогичными призывами разбрасываются с военных самолетов.

Вместе с тем, как сообщается, со всей Литвы на всех видах транспорта в Вильнюс направляются тысячи людей — для поддержки Верховного Совета республики, охраны правительственных зданий.

Но прибывают и дополнительные войска: согласно поступившей информации, из Каунаса в направлении литовской столицы двинулось двадцать военных автомашин.

Вильнюсский аэропорт не работает — персонал объявил политическую забастовку.

Через каждые пять-десять минут литовское радио передает информацию о положении в республике — на нескольких языках — литовском, русском, польском, белорусском и английском. Этим как бы подчеркивается критическая серьезность ситуации. Население призывают не поддаваться провокациям, соблюдать спокойствие, мирными средствами выражать свое отношение к происходящему.

Верховный Совет Литовской Республики принял ответное обращение к президенту СССР Михаилу Горбачеву. В нем говорится, что ультимативные требования «вступить в СССР или восстановить совершенную в 1940 году аннексию Литвы Советским Союзом» — это грубое нарушение международного права. Эти требования противоречат также решениям IV Съезда народных депутатов СССР (по-видимому, имелся в виду тот пункт постановения, принятого на съезде, где говорилось, что обновленный Союз должен быть основан на волеизъявлении самих народов). Верховный Совет Литовской Республики, говорилось в обращении, по-прежнему готов решать спорные вопросы между Литвой и СССР путем переговоров.

МИД Литвы направил в адрес Министерства иностранных дел СССР ноту протеста в связи с «оккупационными действиями советских военнослужащих на территории Республики».

Обычно пишут лишь о том, что тогда происходило в литовской столице — Вильнюсе, однако ее пределами дело не ограничивалось. Из Клайпеды, Каунаса, других городов поступают сообщения о действиях воинских подразделений — блокировании дорог, телефонных станций.

12 января появляется информация, что блокирован Вильнюсский железнодорожный узел. Здесь скопилось множество пассажирских и товарных поездов. Поезд Берлин −Ленинград загнан в тупик, в нем среди других пассажиров — около двухсот иностранцев. Поезд из Польши остановлен на одном из разъездов, окружен танками, пассажиров из него не выпускают…

12 января на Совете Федерации о ситуации в Литве доложил министр внутренних дел Пуго. Доложил «как надо». Дескать, как известно, 11 марта 1990 года Верховный Совет Литвы отменил действие Конституции СССР; в свою очередь, III Съезд народных депутатов СССР отменил это решение; 7 января этого года в Литве произошло повышение цен, 8 января — массовая демонстрация протеста…

Обсуждение вроде бы направлено в нужное русло. Горбачев:

− Остался один шаг до кровопролития…

Однако против заданного направления разговора выступает Ельцин:

− Информация, которая поступает, односторонняя, нет в ней точки зрения Литвы. Российские депутаты сообщают из Вильнюса другое. Есть демонстрация силы союзных органов. Послание президента Верховному Совету Литвы составлено не в тех выражениях, которые требовались. Это не ультиматум, но и не призыв к сотрудничеству. В затяжке переговоров с Литвой виноват во многом Союз, в том числе президент. Нам надо находить путь к сближению, а не к конфронтации. Если будут введены войска, это приведет к непоправимой беде для всей страны. Нужен диалог, а не сила…

То, что информация Пуго «упрощенная», подтверждает и присутствующий на заседании председатель Верховного Совета Латвии Анатолий Горбунов. Литовский представитель Бичкаускас разъясняет, как на самом деле было дело:

− …У вас неверная информация. Поводом послужило повышение цен. Но была заранее подготовлена акция по вводу войск. Организованы митинги коммунистами. Есть раненые. Каждые полчаса литовское радио призывает не оказывать сопротивление.

Против применения силы высказываются также лидеры Эстонии (туда тоже вводятся войска), Молдавии, Киргизии…

Каждый из них примеряет на себя — как с ними поступит Центр, если они вздумают проявить своеволие.

Всем им Горбачев дает жесткий «отлуп»:

− То, что сказал Борис Николаевич, и если это будет в решении Президиума Верховного Совета РСФСР, — ложный шаг. Исток всего — 11 марта. Поторопились в канун III Съезда народных депутатов СССР: не будем, мол, признавать, Конституцию, законы СССР. А это значит ввергнуть страну в пучину конфликтов… Вы, Борис Николаевич, не должны выступать с такими заявлениями. Я ценю то, что мы вместе проделали позитивную работу. Но вы встречаетесь с Бронфманом (президентом Всемирного еврейского конгресса. — О.М.) и говорите ему, что поскольку президент не пользуется популярностью, надо иметь дело с Россией… Все зависит от позиции. Или мы будем реформировать Союз, или будет накаляться обстановка, усиливаться напряжение. Думать, что можно поднять всю Прибалтику против Союза, — это ошибка… Причины не сводятся к ценам. Речь идет о самочувствии людей — и коренного населения, и русских, поляков. Они не должны чувствовать себя изгоями. Нужно все вести на конституционной основе. Борис Николаевич взял конфронтационный тон, а я — за разумное решение.

Вот так. В общем-то никто не подзуживал Прибалтику выступать против всего Союза. Прибалтика хотела только одного — чтобы ее отпустили и оставили в покое.

…Итак, 12 января Ельцин предупреждает, о недопустимости введения войск. Но войска уже введены. До кровопролития в Вильнюсе остается несколько часов.

В этот же день, 12 января, генерал-полковник Ачалов взял на себя координацию действий войск в Вильнюсе.

12 января литовское радио передало заявление Президиума Верховного Совета РСФСР в связи с событиями в Прибалтике и, в частности, в Литве — то самое заявление, против которого предостерегал Горбачев:

«Подобное развитие событий, — говорилось в нем, — может вызвать крайне опасные последствия для всех республик и еще более усложнить формирование нового Союза Суверенных Государств. Применение военной силы против мирных граждан в республиках Прибалтики недопустимо, считает руководство РСФСР, и может вызвать эскалацию насилия в этом и в других регионах, развязать крупномасштабный гражданский конфликт… Интересы народов Прибалтики полномочны представлять только законно избранные органы власти. Использование армии против законных органов власти противоправно и антиконституционно».

Президиум Верховного Совета РСФСР предложил руководству СССР вывести дополнительный контингент военнослужащих, доставленный в последние дни в Прибалтику, гарантировать неприменение силы при решении возникших проблем и начать в ближайшие дни переговоры с законными представителями власти Литвы, Латвии и Эстонии.

Против попыток свергнуть законную власть в Литве выступили священнослужители Русской Православной Церкви в этой республике. Они призвали своих прихожан «не позорить имя русского человека».

Кульминация литовской драмы, или, как хотите, трагедии, произошла в ночь с 12-го на 13 января. Десантники и спецназ при поддержке танков и бронетранспортеров предприняли штурм здания Литовского телевидения и радио, а также телевизионной башни. Им противостояли безоружные жители.

Штурм начался в половине второго ночи. Штурмующие бросали в толпу взрывпакеты, применяли, как говорилось, металлические дубинки, стреляли — видимо, для острастки, — по расположенным неподалеку домам. В начале третьего передачи телевидения были прерваны. В последние примерно десять минут камеры показывали передвижение военных по коридорам здания и наконец — как они ворвались в студию.

В итоге, как сообщалось, тринадцать человек были убиты, более ста ранены, в том числе тяжело. Позже фигурировала также цифра — четырнадцать убитых.

В ходе операции — видимо, по ошибке, или в качестве провокации, — своими же был застрелен один из участников захвата. Сообщалось, кто именно — капитан внутренних войск Гаврилов. Позже, однако, фамилия, должность, звание погибшего были уточнены.

Примерно в это же время прервало свои передачи Литовское радио.

Был захвачен также Центральный телеграф.

Еще один объект, намеченный для атаки, — наверное, главный — республиканский парламент, военным и представителям так называемого Интерфоронта захватить не удалось. Точнее, не решились они его захватить: там жертв было бы гораздо больше.

Во время всех этих событий радиостанция в Каунасе непрерывно информировала слушателей о происходящем на литовском, русском, английском, французском, немецком, польском языках, а также транслировала обращение с призывами о помощи.

− Нас можно сломать физически, нам можно закрыть рты, но нельзя подавить танками жажду свободы, — эти слова прорывались в эфир сквозь включенные военными глушилки.

Военные объявили, что с десяти вечера до шести утра в Вильнюсе водится комендантский час. Запрещено проводить пикеты, забастовки, демонстрации. Военным комендантом города назначен начальник вильнюсского гарнизона генерал-майор Усхопчик. Позже это имя навсегда будет включено в список главных «героев» победоносной операции по захвату литовской столицы наряду с именами других генералов — Ачалова, Варенникова…

Со времем стали известны многие дополнительные подробности того, как готовился и проходил штурм телецентра. «Новая газета»:

«…Пока шли митинги, пока 10 января к литовскому народу обращался президент СССР Михаил Горбачев, — в Вильнюс входили войска Псковской дивизии (в/ч 07264)…, укреплялся вильнюсский гарнизон.

Кстати, любопытны приказы по в/ч 78018: если еще 2 января 1991 года за каждым единицей бронетехники были закреплены рядовые, то приказом от 9 января картина меняется: рядовых сменяют офицеры. Командир танка — майор или подполковник. Механик-водитель — лейтенант. Наводчик — старший лейтенант.

10 января в Северном городке… (напомню, основная база местного гарнизона на окраине Вильнюса. — О.М.) состоялось большое армейское совещание. Проводил его заместитель министра обороны СССР Ачалов. Тогда-то и была разработана операция по захвату телецентра и здания местного гостелерадио».

Впрочем, как утверждает газета, взять под контроль телецентр постановил 12 января (указывается даже время — 23–00) так называемый Комитет национального спасения, созданный накануне. Если это действительно так, столь позднее решение (штурм начался уже через два с половиной часа — за такое время невозможно ничего подготовить) было чисто формальным шагом: «законный орган власти» одобряет решение, которое на самом деле, скорее всего, приняли генералы и «по-серьезному» одобрили в Москве.

Что было дальше, мы знаем.

«Новая газета»:

«Зная, что в любую минуту может начаться штурм телецентра, вильнюсские телевизионщики расставили по коридорам камеры. И свидетелями штурма оказались миллионы — все, кто не выключал телевизор».

Так же, как почти год назад, в марте 1990-го, литовское руководство озаботилось тем, как жить и что делать, если власть в республике будет полностью захвачена Москвой. 13 января на заседании литовского парламента был принят порядок действий республиканского правительства в условиях эмиграции. Исполняющим обязанности премьера этого правительства в изгнании было решено назначить министра иностранных дел Альгирдаса Саударгаса, который в тот момент находился за рубежом.

Как сообщил спикер парламента Витаутас Ландсбергис, его попытки связаться по телефону с президентом СССР Михаилом Горбачевым не увенчались успехом.

Надо сказать, что у «мятежных» литовских руководителей всегда были проблемы в установлении телефонных контактов с союзными начальниками, даже более низкого ранга, чем Горбачев. Причем нередко подчеркивалось: ну кто ты такой, чтобы я стал тратить время на разговоры с тобой! Тот же Ландсбергис — председатель Верховного Совета республики — постоянно испытывал высокомерное, презрительное отношение «представителей Центра» (он сам мне об этом рассказывал). С ним на равных разговаривали Буш, Тэтчер, Миттеран, однако Язов, когда он звонил, — а звонил он, естественно, лишь в экстренных случаях, — не подходил к телефону. Да что Язов — даже начальник вильнюсского гарнизона генерал Усхопчик в ответ на звонок председателя Верховного Совета через адъютанта сказывался почивающим (мол, не велено беспокоить)… Каким после этого должно быть самоощущение руководителя независимого государства? Каким должно быть его отношение к этим самым «представителям Центра» и к самому бывшему (для литовцев — бывшему) «Центру»?

В этот же день, 13 января, парламент обратился к населению с просьбой подчиняться указаниям только законно избранной власти.

Генеральный прокурор Литвы возбудил уголовное дело против членов так называемого Комитета национального спасения Литвы по обвинению в организации антиконституционного, насильственного свержения законной власти.

На площади Независимости перед зданием Верховного Совета Литвы собралось, как сообщается, не менее восьмидесяти тысяч человек. Основной лозунг: «Литва будет свободна!»

Непрерывно заседает парламент Литвы. Ландсбергис сообщил, что беседовал по телефону с Ельциным. Тот по-прежнему требует вывести из Литвы всех десантников.

Поговорил Ландсбергис и с Язовым (на этот раз маршал взял трубку). Министр обороны СССР заявил ему, что «приказа стрелять в гражданское население не отдавал, а деталей событий в Вильнюсе не знает»

− Создается такое впечатление, — сказал Ландсбергис, — что не ясно, кто правит страной — Горбачев, генералитет или Политбюро.

В шесть вечера 13 января в здании Верховного Совета была объявлена тревога. На случай газовой атаки всем, кто находился в здании, раздали противогазы.

По всей Литве проходят траурные митинги — в память о погибших в Вильнюсе. На митингах принимаются решения «в случае свержения законных государственных структур» объявить всеобщую политическую забастовку.

Как сообщил корреспондент «Независимой газеты», в военной комендатуре Вильнюса «сегодня», то есть 14 января, на следующий день после событий у телецентра, «чувствуется растерянность».

«Стало известно также, — продолжал журналист, — что подполковник Тарханов обратился к офицерам и солдатам с призывом не служить агрессии. Здесь все тронуты этим фактом. К сегодняшнему дню пятнадцать военнослужащих отказались от участия в военных действиях и покинули расположение своих частей. Только что в редакцию газеты «Согласие», откуда я сейчас передаю эту информацию, пришел военнослужащий в форме майора и сказал, что в полной мере осознает свою вину за вчерашнюю акцию Советской Армии».

14 января днем наконец состоялся телефонный разговор Ландсбергиса с Горбачевым. Ландсбергис, по его словам, выразил Горбачеву протест против действий Вооруженных Сил СССР в Литве. Горбачев, по-видимому, повторил то, что содержалось в его обращении к депутатам литовского парламента: необходимо немедленно восстановить в республике действие Конституции СССР! Сказал, что для «конструктивного решения сложных вопросов», не дожидаясь официальных встреч, он наделил полными президентскими полномочиями находящуюся в Вильнюсе делегацию Совета Федерации. Эта делегация в составе восьми человек прибыла в Вильнюс накануне (забегая вперед, скажу, что никаких существенных результатов ее визит не имел). Президент согласился, чтобы литовским медикам разрешили осмотреть здания, занятые армией. До сих пор генерал Усхопчик не позволял им сделать это.

Поговорили еще о чем-то, о чем Ландсбергис не сообщил, оставил в секрете.

Вечером на заседании парламента он вернулся к утреннему разговору с Горбачевым:

− У меня сложилось впечатление, что истинная информация о происходящем в Литве скрывается от президента Горбачева.

Ландсбергис напомнил, что утром во время телефонной беседы с Горбачевым они договорились, что в захваченные здания будут допущены литовские врачи, однако военные не выполняют этих распоряжений президента. Министр здравоохранения Литвы был допущен лишь на первый этаж телецентра, хотя не исключено, что на других этажах могут быть жертвы или следы преступлений.

Ну вот опять — президент СССР никак не может повлиять на военных, ну не слушаются они его.

Реакция мирового сообщества на действия Москвы не заставила себя ждать. Уже 13 января Норвегия обратилась в ООН с просьбой срочно созвать Совет Безопасности.

В Риге состоялся полумиллионный митинг протеста против насильственных действий Советской Армии в отношении мирных граждан Литвы.

Министр иностранных дел Латвии направил председателю норвежского Нобелевского комитета обращение с просьбой пересмотреть решение о присуждении Горбачеву Нобелевской премии Мира. В обращении, в частности, говорилось:

«Главнокомандующий армией, которая сегодня стреляет по мирному населению Литвы и давит его танками — не кто иной, как лауреат Нобелевской премии Мира Михаил Горбачев. Министр иностранных дел Латвии выражает свое сожаление по поводу фатальной ошибки, выразившейся в том, что Нобелевская премия Мира вручена человеку, который хладнокровно отдал приказ об убийстве безоружных людей».

У многих тогда не было никаких сомнений, что приказ о проведении вильнюсской акции отдал именно Горбачев — президент и главнокомандующий. Кто же еще?

В Вильнюс, чтобы поддержать граждан Литвы, стали прибывать делегации из разных стран. Выступая 14 января на заседании литовского парламента, руководитель польской делегации Адам Михник заявил:

− В Польше никто не сомневается, на чьей стороне правда и человечность. Когда мы тысячами пикетируем посольство СССР в Варшаве, мы не сомневаемся, что в Литве решается судьба европейской демократии. Поляки знают — те, кто посылает к вам оккупационную армию, хотят, чтобы преступные последствия позорного пакта Молотова−Риббентропа, наложившие страшную тень на наш регион, были продолжены на века.

Представитель Венгрии депутат Козма Хуба напомнил, что аналогичная ситуация была и в его отечестве в 1956 году:

− Я из той страны, где тридцать пять лет назад произошли подобные события. Поэтому я вас особенно понимаю. Мы приехали к вам, чтобы показать — вы не одиноки.

С такими же словами поддержки выступили посланцы Молдавии, Грузии, других союзных республик (возможно, — уже бывших союзных).

В Литву шли тысячи телеграмм поддержки со всех концов света.

В то же время отмечалось — и даже была принята специальная резолюция литовского парламента на эту тему, — то, как освещают события в Литве ТАСС, Центральное телевидение и ряд центральных центральных газет, — это «вопиющая дезинформация».

Куда вдруг делась знаменитая горбачевская гласность? Старые советские, коммунистические инстинкты вновь мгновенно возродились.

Собственно говоря, вначале в Латвии события развивались практически параллельно с событиями в Литве, как, по-видимому, и было задумано в Москве.

Как уже говорилось, 2 января в Риге ОМОН «по просьбе» ЦК Компартии Латвии (на платформе КПСС) взял «под охрану» республиканский Дом печати. В Латвию были срочно переброшены две тысячи десантников под тем же, что и в Литве, внешне благовидным, хотя и довольно странным предлогом: они, мол, должны разыскивать дезертиров и «уклонистов», скрывающихся от призыва в Советскую Армию. До сих пор подобная задача на десантников вроде бы никогда не возлагалась. Впрочем, всем было понятно, что это, как и в Литве, лишь предлог для ввода в республику дополнительных войск.

Ожидали, что с минуты на минуту в Риге начнется то же самое, что и в Вильнюсе.

13 января в латвийской столице прошла грандиозная — в полмиллиона человек — демонстрация в знак протеста против насилия в Литве.

В ночь на 14-е по призыву Латвийского радио в Ригу из различных районов Латвии прибыли грузовики и автобусы, которые на случай штурма блокировали. подходы к зданию правительства, Дому печати, телецентру, телефонным станциям, перекрыли проезд по мосту и набережным Даугавы. Охрану ведут вооруженные люди, подчиняющиеся республиканским властям. На Домской площади круглосуточно дежурят десять — двадцать тысяч сторонников парламента и правительства Республики. Подходы к площади также забаррикадированы.

Пока в городе относительно спокойно. Лишь около часа ночи неизвестные попытались подорвать милицейские казармы, но обошлось без жертв.

14 января коммунисты от имени Комитета общественного спасения — здесь тоже, как и в Литве, был создан такой — вручили парламенту ультиматум, где, среди прочего содержалось требование к правительству, Верховному Совету и Советам всех уровней уйти в отставку, отменить все законы Латвийской Республики, противоречащие Конституции и законодательству СССР, отменить решение правительства о повышении розничных цен (здесь тоже, как и в Литве, было принято такое решение), распустить Латвийские силы национальной обороны. В случае, если Верховный Совет откажется выполнить эти требования, Комитет общественного спасения будет готов взять на себя всю власть в Республике.

На 15 января на предприятиях союзного подчинения намечена политическая забастовка.

В ночь с 14-го на 15 января рижский ОМОН — подчиняющийся союзному МВД, — занял Высшую школу милиции в Риге. Омоновцы разоружили дежурных и попытались задержать призывников, проходящих здесь альтернативную гражданскую службу. Налетчики подожгли также несколько автомашин, блокировавших один из мостов. Прибывшие на место событий местные милицейские начальники связались по телефону с руководителями омоновцев, однако те заявили, что ничего не знают о нападении.

Опять, как в Вильнюсе, не найдешь концов — кто кому и что приказал.

Впрочем, действия ОМОНа агентству «Постфактум» прокомментировал секретарь ЦК Компартии Латвии Ояр Геркес:

− Действия ОМОНа находятся в полном соответствии с Указом Президента СССР. Ночью поступила информация, что оружие, находящееся в школе милиции, должно быть передано гражданским лицам для охраны правительства. В связи с этим и была предпринята данная акция.

Геркес оказался хорошо осведомлен и о других действиях омоновцев, произошедших в этот день.

− Что касается конфликтов на проспектах города, — сказал он, — то, по имеющейся у меня информации, при передвижении с базы для смены постов ОМОН был задержан боевиками, заградившими путь движения машины и угрожавшими их жизни. Сотрудники ОМОНа действовали в соответствии с инструкциями, квалифицирующими данную ситуацию как «выход из плена». Пять грузовиков были подожжены, у двух прострелены колеса. Жизни людей никто ни угрожал… Могу также сообщить, что сведения о захвате телецентра и других объектов, распространяемые зарубежными журналистами, абсолютно беспочвенны. На данное время не сделан ни один шаг в сторону конфронтации.

Как видим, латвийские коммунисты довольно хорошо, — лучше, чем кто-либо другой, — были информированы о действиях силовиков союзного подчинения. Надо полагать, и те, и другие работали «в одной упряжке».

15 января более трехсот предприятий Риги союзного подчинения объявили политическую забастовку, требуя отставки латвийского правительства. На состоявшемся митинге звучали требования к Вселатвийскому комитету общественного спасения «взять на себя всю полноту государственной власти и управления Латвийской Советской Социалистической Республикой».

Режим политической стачки решено сделать постоянным.

В этот же день, 15 января, председатель латвийского парламента Анатолий Горбунов встретился с командующим Прибалтийского военного округа генералом Кузьминым. Естественно, обсуждался вопрос, какое участие собирается принять армия в событиях на территории Латвии. Кузьмин подтвердил, что никаких намерений использовать в создавшейся обстановке войска у армейского руководства нет. Вместе с тем оговорился:

− Я не могу нести ответственность за тех военнослужащих, которые могут принять неофициальное участие в сегодняшнем митинге Интерфронта.

Вот и понимай как знаешь: кто-то из военных может ведь принять участие не только в митинге, но и в чем-то еще, и при это военное начальство не будет «нести за это ответственность». Здесь, как и в Литве, открывалась дорога для «самодеятельности» нижестоящих военных чинов.

16 января стало известно про более масштабный «бунт» в войсках, нежели дезертирство отдельных солдат и офицеров. Части Витебской воздушно-десантной дивизии отказались от передислокации в Ригу. Об этом сообщил в интервью Латвийскому радио заместитель командира дивизии полковник Солдатов. Свой отказ десантники объяснили тем, что им достаточно Афганистана, теперь они не хотят проливать кровь еще и в Латвии. По мнению полковника, за отказ выполнить приказ дивизия, очевидно, будет расформирована. Солдатов предполагает, что скорее всего вместо Витебской десантной дивизии в Ригу будет отправлена дивизия МВД СССР из Казахстана.

Однако «бунт» в дивизии, видимо, удалось подавить. 18 января появились сообщения, что «происходит интенсивная передислокация специального витебского воздушно-десантного подразделения в Ригу». Ночью 17 января на аэродром Спилве приземлились несколько военно-транспортных самолетов, после чего наблюдались интенсивные передвижения вертолетов, видимо, перевозивших десантников к месту назначения.

Было не ясно, то ли Москва всерьез готовится повторить в Латвии то, что случилось в Литве, то ли происходит просто психологическое давление на мятежное латвийское руководство, чтобы сделать его более покладистым на грядущих переговорах.

16 января вечером омоновцы, разъезжая по Риге на «газике» и двух БТРах, стреляли из автоматов по шинам автомобилей, игравших роль баррикад, поджигали эти машины. Стреляли и просто так — видимо, для отстрастки. В результате был тяжело ранен попавшийся им на пути водитель легковой автомашины. Позже он скончался в больнице.

Министр внутренних дел Латвийской Республики Алоис Вазнис заявил, что по его сведениями, в Латвии в ближайшие дни будет организована серия взрывов в людных местах. Цель их устроителей — добиться, чтобы Горбачев ввел в республике прямое президентское правление (вот опять о нем!)

Однако председатель литовского парламента Анатолий Горбунов, выступая в этот же день на пресс-конференции, заверил журналистов, что введение прямого правления президента СССР в Латвии «невозможно, так как в Республике не существует структур, которые могли бы его реализовать».

− Законные парламент и правительство Республики, — сказал Горбунов, — контролируют ситуацию, они пользуются доверием большинства населения. Это еще раз было подтверждено в ходе массовых акций, прошедших в Республике в последнюю неделю.

Тем не менее 17-го вечером, как и предрекал руководитель МВД, действительно произошел взрыв — возле республиканского Дома политпросвещения. Здание было незначительно повреждено. Специалисты пришли к выводу, что взрыв, похоже, из той же серии, что случились в Риге в конце декабря.

Как сообщалось, 16 января православный священник Алексей Зотов был приглашен в одно из подразделений ОМОНа, — то ли для того, чтобы дать благословение защитниками советской державы, то ли еще с какой-то целью, но, как сказал один из депутатов латвийского парламента, «фактически оказался в положении заложника». Освобожденный на следующий день, Зотов заявил, что омоновцы находятся «в состоянии психоза».

17 января в пресс-центре латвийского парламента состоялась встреча с бывшим сотрудником ОМОНа Германом Глазером (он написал рапорт об отставке). Он рассказал, что в ночь на 15 января, непосредственно перед нападением отряда ОМОН на Высшую школу милиции, руководство отряда провело полтора часа в здании ЦК Компартии Латвии.

− Потом они вернулись оттуда, — сказал Глазер, — и объявили, что мы поедем в школу милиции. Командир отряда Млынник готовил бойцов к тому, чтобы «покончить с фашизмом в Латвии и поставить здесь наместника президента СССР».

По отряду ходили слухи, что деньги им платит «партия Рубикса», то есть компартия Латвии.

Формально отряд рижского ОМОНа вроде бы подчинялся Министру внутренних дел СССР Пуго. Кстати, прежде тот был первым секретарем рижского горкома КПЛ и председателем КГБ Латвийской ССР.

Говоря о настроениях среди омоновцев, Глазер высказал мнение, что те «готовы приступить к выполнению любого приказа командования, но большинство бойцов не согласится стрелять в безоружный народ».

Большинство или меньшинство, но стреляли омоновцы и в безоружных.

Сам командир отряда рижского ОМОНа капитан милиции Чеслав Млынник в интервью «Постфактуму» уверял, что они заняты исключительно благородной деятельностью по «борьбе с терpоризмом, бандитизмом, захвату вооруженных преступников, освобождению заложников».

− Мы сейчас единственная реальная сила для борьбы с преступностью, — утверждал Млынник. — Мы нужны людям. Власти предлагают нам уйти, но ежедневно люди звонят не по телефону 02, а нам. Мы всегда отвечаем на звонки, выезжаем на места происшествий. В последнее время возросло количество грабежей, разбойных нападений и изнасилований. И люди знают, что наши ребята всегда придут на помощь. Одно наше присутствие способствует нормализации ситуации. Нас нельзя ни купить, ни победить.

Кстати, Млынник по-своему объяснил ту гибель водителя автомашины от омоновской пули:

− Ситуация сложилась таким образом. Наша машина, идущая через Мангальский мост, была заблокирована противотанковыми ежами, и люди с баррикад, среди которых было много выпивших, бросились к нам. Поэтому пришлось сделать предупредительный выстрел в воздух, потом — по колесам. На мосту появился автобус, откуда раздались выстрелы. Мы вынуждены были открыть огонь. Детей, о которых говорят журналисты, в автобусе не было. Вызывает также сомнение истинная причина смерти шофера. Машина, в которой он находился, исчезла, и провести экспертизу невозможно.

− Нас пытаются представить какой-то черной силой, — добавил Млынник, — хотя если бы мы пытались что-то предпринять (ОМОН — хорошо вооруженные профессионалы), могли бы сделать многое. Надеюсь, нам не придется это продемонстрировать.

В дальнейшем, однако, рижским и вильнюсским омоновцам не раз приходилось демонстрировать свою доблесть, в частности, как полагают, — при расправах с прибалтийскими таможенниками.

Что касается водителя автомашины, убитого омоновцами 16 января, им оказался шофер Министерства сообщения Латвии Роберт Мурниекс. На траурном митинге при его похоронах собралось около десяти тысяч человек.

− Жизнь Роберта Мурниекса была первой жертвой в нашей борьбе, пусть она станет последней, — сказал, выступая на митинге, один из депутатов литовского парламента.

В ночь на 20 января в Риге случилась новая перестрелка. На этот раз вроде бы на кого-то напали не омоновцы, а кто-то напал на них. Какие-то неизвестные, дескать, обстреляли вход в Дом печати, который охранял ОМОН. Омоновцы открыли ответный огонь. При расследовании инцидента неподалеку от Дома печати нашли несколько гильз от пистолета Макарова. Сами же омоновцы задержали пятерых мужчин — будто бы они и напали на Дом печати. Было возбуждено уголовное дело. Однако никаких доказательств вины этих людей не было. По их словам, омоновцы просто схватили их на улице, посадили в машину и увезли на свою базу. По дороге избили, требуя признаться «в содеянном».

Между тем, подвиги рижских омоновцев продолжались. Поздним вечером 20 января они открыли стрельбу в холле гостиницы «Ридзене», где проходил официальный ужин с участием главы латвийского парламента Анатолия Горбунова и маршала польского Сената Анджея Стельмаховского.

Через несколько минут стрелявшие скрылись. Ясно, что это была демонстрация: иностранные гости должны были увидеть и почувствовать, сколь ненадежна и хлипка власть тех, с кем они ведут официальные переговоры — даже элементарной охраны они не могут обеспечить.

В тот же вечер омоновцы совершили налет на Министерство внутренних дел, расположенное неподалеку от гостиницы «Ридзене». Здесь дело оказалось более серьезным. Здание обороняли около пятнадцати человек. Как сообщала пресса, бой продолжался три с половиной часа. Погибли пять человек, девятеро были ранены. Нападавшие заняли почти все помещения министерства, захватили все находившееся там оружие.

«Российская газета» так писала о налете на МВД в номере от 22 января:

«Второй акт прибалтийской трагедии перенесен в столицу Латвии. Новое кровопролитие начато, как и в Литве, — ночью, по-бандитски… «Черные береты» подъехали к зданию МВД республики и, как повелось, затеяли стрельбу. Первой рижской жертвой стал человек в гражданской одежде, бежавший к зданию МВД с поднятыми руками. Не тут-то было — в упор его! «Национальные герои» оставили на улицах Риги пять трупов… Среди убитых — три работника республиканской милиции, один из них, старший лейтенант В. Галюкович, 31 год, застрелен «коллегами» из ОМОНа на лестнице МВД, у него остались жена и трое детей. Убит работавший с известным в стране режиссером Подниексом оператор Андрис Слапиньш…

Предварительный анализ очередного преступления ОМОНа говорит о том, что действовали три десятка налетчиков профессионально и по плану. Хотя мотивы нападения не поддаются элементарной логике…»

Что это за мотивы? Сами омоновцы заявили, что причиной нападения на здание МВД стало то, что кем-то была изнасилована жена одного из сотрудников отряда:

− Мы приехали для встречи с прокурором, но по нашим машинам был открыт огонь.

Причина нападения, прямо скажем, довольно странная, тем паче, что, по словам автора публикации в «Российской газете», «ни одна из двух альтернативных прокуратур никаких сведений об этом (об изнасиловании. — О.М.) не имеет», а сама «изнасилованная» в полной безопасности находится на базе ОМОНа. В любом случае трудно считать захват МВД адекватной реакцией на это преступление, если оно в действительности было.

После переговоров латвийского премьера Иварса Годманиса с исполняющим обязанности командира ОМОНа Чеславом Млынником «черные береты» около трех ночи покинули здание МВД.

Агрессивные действия рижских омоновцев подвигли латвийские власти на ответные шаги. Ночью 21 января латвийский парламент решил создать в составе МВД республики особые отряды государственной самообороны. Парламент призвал жителей Латвии вступать в эти отряды «в связи с обострением ситуации и противозаконными действиями рижского ОМОНа».

Параллельно с этим республиканское правительство заявило о намерении «сделать все возможное для вывода подразделений ОМОН с территории Латвии». Нападение на МВД было расценено как «демонстрация силы и способности «черных беретов» захватить любой объект в Республике».

Вместе с тем правительство обратилось к жителям Латвии с просьбой «не принимать никаких самостоятельных действий по отношению к ОМОНу».

Вообще, когда смотришь на то, что творил в Латвии рижский ОМОН, подчиняющийся союзному МВД, ощущаешь недоумение. Ну ладно, ввели в Прибалтику дополнительные войска, захватили в Вильнюсе ряд стратегических объектов, пытаются противодействовать работе законной власти… В этом есть хоть какой-то смысл — заставить эту власть отказаться от попыток восстановить независимость республики. Силы на это брошены достаточно весомые. Но какой смысл в разрозненных бандитских действиях «черных беретов» в Риге, приводящих к росту напряженности, к гибели людей? Ясно: кроме всеобщего возмущения жителей, ответных действий милиции, подчиняющейся местной власти, за этим ничего не может последовать.

Думаю, план, если он существовал, заключался в том, чтобы использовать все это в качестве запала. Постоянная стрельба, взрывы, постоянные стычки, происходящие там и сям, должны были создать ощущение нестабильности, бессилия власти, повлечь за собой ввод в действие крупных вооруженных сил и, может быть, того самого президентского правления.

Другого смысла не просматривалось. Оставалось ждать, произойдет это или не произойдет.

Ждать демократы не хотели. 20 января сотни тысяч человек приняли участие в манифестации, которую организовала «Демократическая Россия» и ряд народных депутатов СССР.

(Кстати, скажу в скобках, эта манифестация, собравшая, по разным подсчетам 300–500 тысяч, некоторые называли цифру даже в миллион и считали ее крупнейшей за все года перестройки, была санкционирована Моссоветом. Вот были времена! Если «посравнить да посмотреть» с нынешними, когда московские власти боятся «согласовать» даже полуторатысячный митинг).

Участники манифестации прошли от площади Маяковского по Садовому кольцу и проспекту Калинина до Манежной, где и состоялся митинг. Главные требования митингующих — отставка тех, кто, по общему мнению, несет ответственность за кровавые события в Вильнюсе и Риге (как писали тогда газеты, впечатление такое, что судьба Прибалтики волнует людей больше, чем их собственная судьба). В качестве виновных назывались Горбачев, Язов, Пуго, Крючков.

Впрочем, в секретном донесении «по начальству» (членам Политбюро и секретарям ЦК КПСС — тем же Крючкову, Пуго, Язову…) секретарь МГК КПСС Прокофьев, докладывая о митинге, совсем уж дотошно перечислял основные лозунги митингующих и приводил скрупулезный подсчет тем, прозвучавших в выступлениях:

«Митинг носил ярко выраженную антипрезидентскую и антикоммунистическую направленность. Среди характерных лозунгов были следующие: «Михаил Кровавый — нобелевский лауреат», «Горбачева и его шайку к ответу!», «Президента СССР — на скамью подсудимых!», «Кровопролитие в Литве — очередное преступление КПСС», «Червони фашисты КПСС — руки прочь от России и Балтики!» («Червони фашисты…» В манифестации участвовали не только москвичи, но и много приезжих. — О.М.)

В структуре лозунгов и выступлений из 33 основных тем антипрезидентская занимала первое место, антикоммунистическая — второе, поддержка нынешнего руководства Литвы — третье, поддержка Ельцина — четвертое».

В принятой на митинге резолюции звучали требования о выводе из Прибалтике карательных войск, отставке Горбачева и Янаева, роспуске союзного Съезда народных депутатов и союзного же Верховного Совета, создании российской армии и превращении движения «Демократическая Россия» в политическую партию.

Подводя итоги своему доносу, Прокофьев с тревогой писал о манифестации 20 января:

«По нашему мнению, данную акцию следует рассматривать как подтверждение курса, взятого оппозиционными силами на изменение государственного и общественного строя, устранение с политической арены нынешнего руководства страны.

Качественно изменяется тактика противостоящих Центру и КПСС сил. Ядром консолидации демократических и национал-демократических движений республик становится Верховный Совет РСФСР во главе с Б.Н.Ельциным. По-видимому, окончательно с повестки дня снято создание лево-центристского блока (Горбачев — Ельцин)».

Кто же еще, кроме Прокофьева, в тот момент еще думал о создании «лево-центристского» блока Горбачева — Ельцина?

Как видим, больше всего на этой акции досталось Горбачеву, хотя он и старался отстраниться от событий в Прибалтике, держаться в тени. Отстраниться оказалось не так-то легко. Народ все видел, все понимал.

Ельцина на митинге не было. Его «Обращение к народам России» зачитал Геннадий Бурбулис. Оно звучало весьма драматично:

Чтобы не допустить «сползание союзного руководства к беззаконию, к применению насилия», необходимо объединить усилия всего народа. Свой «ответственный выбор», по словам Ельцина, должны сделать и коммунисты:

«Не дайте превратить себя в орудие реакции! Не забывайте, что диктатура беспощадна к любой партии, даже самой… преданной».

И снова — к народам России:

«В эти критические дни парламент и правительство нуждаются в вашей поддержке. Только вместе мы сумеем не допустить, чтобы самозванцы стали хозяевами нашей республики…

Сегодня от каждого из нас зависит, будем ли мы продолжать движение вперед по пути обновления или окажемся отброшены далеко назад во времена произвола и репрессий, насилия над народами и достоинством человека. Реакция не пройдет, если мы будем едины».

Это резкое, драматичное обращение Ельцина, прозвучавшее на митинге 20 января 1990 года, было как бы прелюдией к открытой атаке на Горбачева, которую Ельцин предпримет через месяц.

Наконец колесо предпринимаемых Москвой карательных антибалтийских действий остановилось и завертелось в обратную сторону. 22 января министр внутренних дел Латвии Алоиз Вазнис сообщил, что у него состоялась встреча с главой союзного МВД Борисом Пуго и тот заверил его: штурм латвийского МВД бойцами ОМОНа произошел без его ведома. Пуго осудил действия своих подчиненных и сказал, что прикажет этому подразделению «не покидать свои базы до конца расследования инцидента».

С этого момента все высокие начальники в Москве в один голос будут отрекаться, что отдавали какие-то приказы о каких-то нападениях в Прибалтике и что вообще были в курсе дела.

В общем-то изначально в Риге, видимо, планировалось, осуществить то же самое, что и в Вильнюсе. Многие в Латвии были убеждены, что государственный переворот в республике должен был начаться тогда же — 13 января. Но, как писала «Независимая газета», «бурная реакция народа Латвии на кровавые события в Вильнюсе сорвала планы военных».

В Риге были воздвигнуты баррикады, на улицы вышли сотни тысяч людей. Если в Вильнюсе были десятки убитых и раненых, то в Риге их были бы сотни, а на это военные не решились.

В Эстонии тоже напряженно следили за тем, что происходит в соседних республиках. Ожидали своей очереди. Пытались, как могли, поддержать соседей. Так, уже 3 января Президиум Верховного Совета Эстонии выступил с протестом против «военного вмешательства во внутренние дела балтийских государств».

Кстати, эстонский премьер Эдгар Сависаар, кажется, первым публично заявил, что, по его сведениям, в Риге под видом ОМОНа действуют специальные подразделения КГБ СССР.

В Эстонии вроде бы все должно было начаться как раз в ту ночь, — с 20-го на 21 января, — когда в Риге эти то ли омоновцы, то ли гэбэшники захватили здание МВД. Около четырех часов ночи министр внутренних дел Эстонии Олев Лаанярв, выступая по радио, сообщил, что в сторону Таллина движется военная колонна — пятьдесят легких танков (по-видимому, опять-таки имелись в виду БМД — боевые машины десанта) и тридцать армейских грузовиков с солдатами. В половине десятого утра Эстонское радио сообщило, что военная колонна вот-вот войдет в город. В аэропорту — самолет с десантниками. В морском порту Таллина стоит крейсер, для входа гражданских судов порт закрыт.

В эту же ночь в городе произошла серия взрывов…

В общем, по всему было видно, что назревают события, подобные вильнюсским или рижским. Жители города собрались у зданий радио и телевидения…

Но, Бог миловал, — ничего серьезного, если не считать взрывов (от которых, впрочем, никто не пострадал) не произошло.

23 января по Центральному телевидению был показан «документальный» фильм известного телепровокатора Невзорова, ярко изображавший, что станется с русскоязычными жителями Эстонии, если советские войска покинут Прибалтику. Среди прочего, показывались баржи, на которых эстонцы будут топить «наших» (кстати, этот термин, который много позже присвоят пропутинские гопники, придумал в 1990-м как раз Невзоров). Надо полагать, произведение было специально заготовлено для оправдания готовившегося «наведения конституционного порядка» — уже на территории Эстонии.

Однако Невзоров со своей фальшивкой (с разоблачением которой, кстати, выступил ряд деятелей культуры) опоздал. По-видимому, уже 21 января в Москве было принято решение остановиться и сдать назад. Как уже говорилось, в этот день министр внутренних дел СССР Пуго на встрече с латвийским коллегой отмежевался от действий рижских омоновцев, осудил их. В свою очередь, Горбачев принял председателя эстонского парламента Арнольда Рюйтеля. Сообщалось, что во время встречи договорились начать переговоры насчет государственного статуса Эстонии. То есть с намерением решить этот вопрос силовым методом вроде бы было покончено.

Так что Эстонию не постигла участь двух других балтийских республик. По ней пришелся лишь скользящий удар — взрывы, угрожающее передвижение войск, напряженное ожидание. Но не приходится сомневаться: если бы ситуация в Литве и Латвии сложилась как-то иначе, если бы тамошние события не вызвали отчаянное сопротивление в самих республиках, мощную волну протеста повсюду в мире, — не избежал бы беды и Таллин.

«Если в 1989 году в обиход при обсуждении вопросов экономической политики и сложившегося положения в стране, в качестве общеупотребительного входит слово «кризис», затем «острый кризис», то к началу 1991 года все чаще используется другое слово — «катастрофа».

Из программы правительства РСФСР по стабилизации экономики и перехода к рыночным отношениям:

Еще одно слово, которое в это время нередко упоминается в официальных документах, посвященных описанию ситуации в стране, — «чрезвычайная». Название Постановления Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 января 1991 года таково: «Об утверждении положения о чрезвычайной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР по продовольствию».

Вполне очевидны аналогии с реалиями 1918 года…

Пример еще одного характерного документа того времени: Указ президента СССР от 26 января 1991 года № УП-1380: «О мерах по обеспечению борьбы с экономическим саботажем и другими преступлениями в сфере экономики».

Тем, кто осведомлен об экономических реалиях 1917–1921 годов, это название говорит о многом».