Восток в огне

Глава 15

Баллиста отправился бросить последний взгляд на персидскую насыпь. Он выглянул из-за импровизированного парапета. Практически каждый день артиллерия Сасанидов разбивала парапет на куски. Затем той же ночью защитники восстанавливали его.

Несмотря на густое облако пыли, прогресс в возведении насыпи был виден достаточно ясно. Персы начали работу за тринадцать дней до августовских календ. До сентябрьских календ оставалось девять дней. Считая включительно, это было тридцать шесть дней работы. За тридцать шесть дней насыпь продвинулась вперед примерно на сорок шагов и была медленно поднята почти до уровня парапета городской стены. Ров перед стеной, который защитники с таким трудом выкопали, был засыпан щебнем. Пропасть, похожая на каньон, все еще отделяла рампу от оборонительных сооружений. Но каньон был всего около двадцати шагов в ширину, и он был частично заполнен собственным земляным валом защитников у стены. Когда каньон будет заполнен, штурмующему отряду сасанидов предстояло совершить последний заход по ровному сухопутному мосту шириной около двадцати пяти шагов.

Продвижение осадного пандуса было куплено ценой непосильного труда тысяч людей. Каждое утро в сером предрассветном свете персидские передвижные укрытия, выдвигались вперед и соединялись вместе, образуя три длинных крытых хода. Под ними шеренги людей трудились, поднимая землю, щебень и бревна, которые те, кто был впереди, защищенные прочными щитами, сбрасывали в пространство перед пандусом. По бокам пандуса еще несколько рабочих, снова защищенных сетками, поднимали и устанавливали на место глинобитные кирпичи, которые образовывали подпорные стенки.

Продвижение насыпи было куплено ценой жизней многих, многих людей в рядах Сасанидов. Вскоре после начала работ Баллиста разместил четыре городских двадцатифунтовых артиллерийских орудия за стеной на одной линии с пандусом. Несколько домов были снесены, чтобы создать новую артиллерийскую огневую точку. Тем владельцам недвижимости, которых удалось найти, была обещана компенсация – если город не падет. Каждое утро люди шли на работы по одному и тому же маршруту, а затем оставались на месте в течение всего долгого дня. Каждое утро баллистарии, отвечающие за двадцатифунтовые пушки, проверив настройки своего оружия, могли стрелять вслепую по высокой траектории над стеной, зная, что рано или поздно, с помощью наблюдателей на стене, один из их гладких круглых камней попадет в укрытие для рабочих с ужасающей скоростью и разнесет в тошнотворное месиво людей, работавших в иллюзорной безопасности внизу.

Как только дозорные на стене кричали: "Попали! Попали!", лучники оборонявшихся появлялись из укрытий, которые они вырыли в основании внутреннего гласиса города, подбегали к зубчатым стенам и обрушивали на сасанидов сокрушительный град стрел с железными и бронзовыми наконечниками на рабочих, более не защищенных укрытием.

Баллиста приказал двум шестифунтовым артиллерийским орудиям, расположенным на башнях на угрожаемом участке стены, сосредоточиться на каменщиках, работавших над подпорными стенами насыпи. У баллистариев, отвечавших за них, была хорошая линия обстрела. Экраны не выдерживали повторных ударов. И здесь, с течением времени, навалили целую гору трупов.

Артиллерия Сасанидов сделала все, что могла, чтобы уничтожить своих собратьев. Но до сих пор они не смогли серьезно остановить хаос, учиняемый орудиями защитников. Баллистам дважды приходилось заменять как шестифунтовые орудия, так и большинство их обслуги, а одно из двадцатифунтовых орудий было разбито без возможности ремонта. Больше не было резервов камнеметов. Тем не менее, интенсивность обстрела несколько снизилась.

На глазах у Баллисты шестифунтовый камень, летевший слишком быстро, чтобы его можно было разглядеть, врезался в один из экранов, прикрывавших каменщиков. Полетели щепки, поднялось облако плотной пыли, экран, казалось, прогнулся, но остался на месте. Еще один или два таких, и ему конец: еще больше мертвых гадов и еще одна задержка.

Баллиста нырнул обратно за парапет. Он сел, прислонился к нему спиной и задумался. Каждую ночь Сасаниды отступали, чтобы на следующее утро начать все сначала. Почему? Почему они не работали всю ночь? У них была рабочая сила. Если бы Баллиста был их командиром, они бы так и сделали. Северянин где-то читал, что во времена предыдущей династии, парфян, неохотно действовали по ночам. Возможно, то же самое было и с Сасанидами. Тем не менее, они рыли подкоп из оврага ночью. Возможно, потребовалось что-то особенное, чтобы подтолкнуть их к этому. Это было загадкой, но война была одной длинной чередой необъяснимых событий.

-На данный момент я увидел все, что мне было нужно. Давайте спустимся.

Пригнувшись, Баллиста двинулся к лестничному колодцу в крыше башни и спустился вниз. Он прошел несколько шагов до северной из двух своих контрподкопов. Кастриций ждал прямо внутри. Баллиста жестом пригласил свою свиту войти первой: Максима, Деметрия, североафриканского писца, двух гонцов и пару всадников.

-Мы можем поговорить здесь. -Баллиста сел. Кастриций присел на корточки рядом с ним, как и Деметрий. Баллиста отметил прочную на вид перекладины, толстые подпорки шахты. Здесь было не так уж плохо, совсем рядом со входом. Гнет замкнутого пространства не мог подавить его, когда до открытого воздуха оставалось всего три или четыре шага.

На другой стороне шахты вереница мужчин передавала из рук в руки корзины с грунтом из туннеля.

Кастриций достал несколько клочков папируса, исписанных его каракулями. Он с восхитительной ясностью и краткостью изложил ход своего туннеля. Он находился под стеной, под внешним гласисом, и полз, как крот, к персидской насыпи. Сверяясь с одним листом папируса за другим, он изложил свои предполагаемые потребности в подпорках и рейках для крепления стен и потолка шахты, лампах и факелах для освещения работ, а также различных зажигательных веществах и контейнерах для них для конечного назначения шахты. Когда Баллиста утвердил цифры, Деметрий записал их.

Кастриций пошел проверить, как идут дела; Баллиста молча сидел на месте. Сасанидский снаряд с грохотом врезался в стену наверху. С крыши посыпался мелкий дождь земли. Баллиста поймал себя на том, что думает о Кастриции и его переменчивой судьбе. Должно быть, он совершил ужасное преступление, раз его отправили на рудники. Он пережил этот ад, что говорило о необычайной стойкости; он вступил в армию (существовал ли закон, который должен был предотвратить это?); обнаружение трупа Скрибония Муциана привлекло внимание Дукса Реки к его знаниям о шахтах; будучи одним из трех выживших в злополучной экспедиции молодого опциона Проспера, он получил должность знаменосца Баллисты. Теперь, во второй раз, его опыт работы в шахтах помог ему, обеспечив повышение до исполняющего обязанности центуриона, чтобы прорыть этот туннель.

Еще один камень ударился о стену; посыпалось еще больше пыли. От этой шахты и изменчивости фортуны мысли Баллисты неочевидными путями двинулись к вопросу о предательстве. Деметрий не смог разгадать шифр, но само существование зашифрованного сообщения, прикрепленного к стреле, показывало, что в городе Арет все еще был по крайней мере один предатель – или, по крайней мере, так думали персы. Баллиста был уверен, что персы были правы.

Что он знал о предателе? Почти наверняка он убил Скрибония Муциана. Он сжег артиллерийский склад. Он пытался организовать поджог зернохранилищ. Он поддерживал связь, хотя иногда и с перебоями, с Сасанидами. Очевидно, предатель хотел, чтобы город пал. Кто мог хотеть столь чудовищного исхода? Мог ли это быть один из горожан, один из тех, кто потерял свои дома, семейные могилы, храмы, рабов и все свободы, которыми так дорожил, из-за оборонительных мер, введенных Баллистой? И разве он не сыграл свою собственную роль? Как далеко можно зайти, прежде чем уничтожить то, что ты пытался защитить?

Если это был кто-то из горожан, то очень богатый. Нафта стоила больших денег; она воняла: только богатые могли себе это позволить, и роскошь пространства скрывала ее ядовитый запах. Если предателем был горожанин, то это должен был быть кто–то из элиты, один из защитников караванов – Анаму, Огелос, даже Ярхай - или один из других членов городского совета, как этот вечно улыбающийся христианин Теодот.

Но был ли это горожанин? А как насчет военных? Баллиста прекрасно понимал, что Максим все еще не доверяет Турпиону. Не без причины. У Турпиона с веселым лицом было жирное черное пятно на репутации. Он извлек выгоду из смерти своего командира, Скрибония Муциана. Несмотря на уговоры Максима, Баллиста никогда не настаивал на том, чтоб Турпион рассказал, что именно Скрибоний использовал для его шантажа. Может быть, когда-нибудь он и скажет, но Баллиста очень сомневался, что Турпиона можно заставить это рассказать. С другой стороны, Турпион был молодцом на протяжении всей осады. Его набег в самое сердце персидского лагеря потребовал исключительного мужества: можно сказать, что он заслужил право на доверие. Но опять же, как напомнил ему Максим, мужество полезно для предателя – и доверие тоже.

Затем был Ацилий Глабрион. Баллиста знал, что он был предубежден против него, крайне предубежден против трибуна-латиклавия. Всклокоченные волосы и борода, надменные манеры: северянину не нравилось в нем почти все. Он знал, что молодой патриций терпеть не мог служить под началом варвара. Если Турпион и был предателем, то только из–за денег или для того, чтобы предотвратить его окончательное разоблачение как убийцы Скрибония - значит, снова деньги. Но если Ацилий Глабрион окажется предателем, речь пойдет о dignitas, том непереводимом качестве, которое давало римскому патрицию повод верить в свое превосходство, повод в принципе существовать. Баллиста задавался вопросом, будет ли служба под началом восточного монарха лучше для достоинства римского патриция, чем унижение от подчинения приказам северного варвара. С определенной точки зрения восточный монарх мог показаться меньшим варваром, чем дукс-северянин.

Хотя Кастриций теперь отвечал за эту шахту, наблюдение велось за районом города, где стрела с зашифрованным сообщением поразила несчастного солдата, который, ожидаемо, умер через несколько дней после того, как доктор извлек стрелу. Четверо эквитов-сингуляров, которых Баллиста практически оторвал от сердца, вели более или менее скрытное наблюдение. До сих пор это не принесло никаких плодов. Как и следовало ожидать, Ацилия Глабриона и Турпиона видели когда те обходили посты. Все трое защитников караванов имели недвижимость в этом районе. Туда переехала христианская церковь Теодота.

Вернулся Кастриций. Он снова присел на корточки, и снова они заговорили о древесине, оливковом масле и свином жире, о расстояниях, плотности и инерции.

-Спасибо, центурион, большое тебе спасибо. - Услышав слова Баллисты, Кастриций преисполнился гордости. Он резко встал, но опыт уберег его голову от удара об одну из балок. Он ловко отдал салют.

Выйти на улицу было все равно что войти в духовку. Жар высосал воздух из легких Баллисты. Повсюду были движущиеся облака пыли. Северянин чувствовал привкус песка во рту, чувствовал, как он просачивается в легкие. Как и у всех остальных, у него был постоянный кашель.

Когда они шли к южной шахте, со стены раздался крик "малыш летит!". Большая часть группы бросилась на землю; Баллиста и Максим остались на ногах. Другие могли бы истолковать это как хладнокровие перед лицом опасности, но двое мужчин знали, что это неправда. Оба уставились вверх, думая, что если снаряд летит в их сторону, они могут увидеть ее лишь мельком и у них будет доля секунды, чтобы отскочить в сторону.

Со страшным рвущимся звуком камень рассек воздух над их головами и с грохотом вонзился в уже разрушенный дом. Поднялось еще одно облако пыли.

Мамурра ждал у входа в другую шахту, которая упиралась в самую южную башню стены, обращенной к пустыне.

-Доминус. - Его лицо расплылось в улыбке.

-Префект. - Баллиста улыбнулся в ответ. Они пожали друг другу руки, затем поцеловались в щеки, похлопав друг друга по спине. Они начали нравиться друг другу. Мамурра знал, что в том, что касается Дукса Реки, его совесть была абсолютно чиста. Ничто из того, что он сказал или написал о нем, не было несправедливым или злонамеренным. Здоровяк-варвар был хорошим человеком. Можно было спокойно положиться на то, что он поступит правильно.

Баллиста с отвращением посмотрел на вход в туннель – большие, грубо обработанные балки, неровный пол, зубчатые каменные стены, ненадежный навес крыши. Он шагнул внутрь. Темнота простиралась перед ним, кое-где наполовину освещенная масляной лампой в нише. В этой шахте было странно тихо после шума другой.

-Как дела? - спросил северянин.

-Пока все хорошо. - Мамурра прислонился к балке. -Как я и говорил, мы копали глубоко: под стеной, внешним берегом и рвом. Мы вывели туннель примерно на пять шагов за канаву. Там мы вырыли короткую поперечную галерею для прослушивания. В одном из храмов я нашел несколько старых бронзовых круглых щитов. Я поставил их к стене, и люди слушают через них.

-Жрецы возражали?

-Радости не проявили. Но, с другой стороны, идет война.

Хотя раб никогда не должен начинать разговор со свободным, Деметрий не мог сдержаться.

-Ты хочешь сказать, что это работает? Я всегда думал, что это может быть просто литературным приемом древних писателей.

Ухмылка Мамурры стала шире.

-Да, это старый трюк, но он работает. Они хорошо усиливают звук.

-А вы что-нибудь слышали? - спросил Баллиста.

-Как ни странно, нет, совсем ничего. Я вполне уверен, что если бы они прокладывали туннель поблизости, мы бы услышали их удары кирками.

-Должно быть, это хорошие новости, - сказал Деметрий. -Либо произошел обвал, и они бросили свою шахту, либо она сильно отклонилась от курса, и они далеко от нашей стены.

-Да, оба варианта возможны, - Мамурра выглядел задумчивым, - но, к сожалению, есть и третий. - Он повернулся к Баллисте. -Когда ты и Максим сказали мне, где начинается их туннель там, в ущелье, я предположил – я думаю, что мы все предположили, – что его целью было подорвать фундамент нашей самой южной башни, обрушить ее, чтобы никакая артиллерия оттуда не могла помешать их насыпи. Теперь я уже не так уверен. Все может оказаться еще хуже. Может быть, они намерены подкопаться под нашу оборону и позволить своим войскам подойти к нашей стене. Если это так, то они ждут, когда насыпь окажется близка к завершению, прежде чем выкопать последнюю часть туннеля, чтобы они могли атаковать сразу из двух мест.

Вся группа молчала, представляя себе неиссякаемый поток сасанидских воинов, хлынувший по насыпи, в то время как другой вырвался из-под земли; представляя себе абсолютную невозможность задачи попытаться остановить оба сразу.

Баллиста похлопал Мамурру по руке. -Ты услышишь, как они приближаются. Ты их поймаешь.

-Что тогда? - Деметрий многословно ухватился за это утешение. -Ты выкуришь их, бросишь пчел или скорпионов в их туннель, выпустишь обезумевшего медведя?

Мамурра рассмеялся. -Вероятно, нет. Нет, это будет как обычно – неприятная работа в темноте с коротким мечом.

Стрела летела прямо ему в лицо. Конвульсивно изогнувшись, Баллиста рывком вернулся в укрытие. Боковая часть его шлема ударилась о зубчатую стену, нащечник заскрежетал по шершавому камню. Он почувствовал, как напрягся мускул на спине. Он понятия не имел, куда полетела стрела, но она была слишком близко. Он шумно выдохнул, пытаясь привести дыхание в норму. Позади себя он услышал тихое рыдание.

Пригибаясь, на четвереньках, Баллиста подполз к раненому мужчине. Это был один из его посланцев, тот, что с Субуры. Стрела вошла в ключицу. Только перья все еще выделялись. Мужчина обхватил их руками. Его глаза были непонимающими.

-С тобой все будет в порядке, - сказал Баллиста. Он приказал двум своим телохранителям отнести раненого на перевязочный пункт. Бойцы с сомнением восприняли это дурацкое поручение, но все равно повиновались.

Вернувшись за парапет, Баллиста взял себя в руки. Он досчитал до двадцати и выглянул наружу. Там была персидская насыпь; там была пустота между ней и стеной. Но теперь разрыв был меньше пяти шагов в ширину. Из-под осадных щитов впереди, казалось бы, достаточно близко, чтобы защитники могли дотронуться до них, в обрыв посыпались земля и щебень, а иногда и стволы деревьев.

Это будет сегодня. Даже если бы он не видел войска Сасанидов, скопившиеся в дальнем конце крытых переходов, он бы знал, что это произойдет сегодня. Персы явно решили не ждать, пока насыпь коснется стены, а использовать что-то вроде абордажного мостика. Гонка продолжалась. Так или иначе, все решится сегодня.

Баллиста огляделся. Кровь гонца уже впиталась в кирпичную кладку, слой пыли затуманил ярко-красную лужу. Баллиста кивнул тем, кто был с ним, и, снова пригибаясь, пополз к люку. Максим, Деметрий и трое оставшихся телохранителей с грохотом спустились по каменной лестнице вслед за ним.

Кастриций ждал у входа в свою шахту. Без всяких формальностей он велел им приготовиться.

Баллиста с ужасом ждал этого момента. Это должно было произойти. Это было неизбежно. Он должен был это сделать. Но он этого не хотел. Не думай, просто действуй. "Пошли".

Когда они спустились в северную шахту, солнечный свет от входа вскоре погас. Они двигались тихо, только они в темноте. Ни одна из масляных ламп в нишах не горела. Прежде чем они вошли, Кастриций проверил, чтобы ни у кого не было гвоздей в подошвах ботинок. Они оставили свои пояса с мечами, доспехи, шлемы – все металлическое – на поверхности. Неосторожная искра может вызвать их самый большой страх - преждевременный пожар.

В кромешной тьме они двигались гуськом. Кастриций шел впереди, нащупывая дорогу правой рукой на стене. Баллиста последовал за ним, сжимая в кулаке заднюю часть туники Кастриция. Затем появился Максим, затем Деметрий.

Пол был неровным. Ботинок Баллисты наполовину повернулся на рыхлом камне. Он представил, как вывихнет лодыжку, сломает ногу, окажется в ловушке здесь, внизу. Он подавил приступ паники. Продолжай. Не думай, просто действуй.

Прогулка бросила вызов времени, бросила вызов логике. Они шли уже несколько часов. Они могли бы пройти весь путь через равнину до персидского лагеря.

Что-то изменилось. Баллиста чувствовал, как вокруг него открывается пространство. Возможно, дело было в качестве звука. Эхо их шагов возвращалось все медленнее. В воздухе стоял странный запах. Это наводило на мысль о разных вещах: конюшне, мясной лавке, военном корабле. Но воздух был не таким плотным, как раньше.

Кастриций остановился. Позади него остановились остальные. Осторожно, очень осторожно Кастриций приоткрыл свой закрытый ставнями фонарь всего на одну щель. Тонкий луч света едва освещал дальнюю часть пещеры. Он поднял фонарь. Крыша терялась в тени. Снова опустив фонарь, он направил свет на балки, поддерживавшие крышу. На взгляд Баллисты, их было очень мало, и те, что были там, были невероятно тонкими.

-Их как раз хватит, чтобы удержать крышу, - сказал Кастриций, словно прочитав мысли своего командира. –Балки хорошие, хорошо выдержанные, сухие, как трут. Я покрыл их смолой.

-Хорошо, - сказал Баллиста, чувствуя, что должен что-то сказать.

Кастриций направил свет вниз. Большая часть пола пещеры была по щиколотку утоплена в соломе. Вокруг основания бревен были натянуты свиные шкуры, набитые свиным жиром. "У некоторых поваров могут возникнуть проблемы, но гореть будет хорошо".

-Хорошо, - сказал Баллиста голосом, который показался ему напряженным.

-И вот в чем суть дела. - Кастриций посветил фонариком им за спину. Слева от входа в туннель, куда они вошли, на деревянных блоках стояли три больших бронзовых котла, вокруг которых была насыпана солома. Соломенный след тянулся от них обратно по туннелю. -Я нашел немного битума для первого котла. В других содержится нефть.

-Понятно, - сказал Баллиста.

-Это хорошо?

-Очень хорошо.

-Запал проходит две трети пути из туннеля. Когда вы уберетесь отсюда, позовите меня, и, с твоего разрешения, я зажгу его.

-Разрешаю

-Тогда пошли.

Там, на поверхности, солнечный свет был ослепительным. Слезы текли у них из глаз. Отдышавшись, Баллиста крикнул Кастрицию, чтобы тот обрушил свой контрподкоп. Они отошли от входа.

Некоторое время ничего не происходило. Затем они услышали грохот сапог бегущего Кастриция по брусчатке. Он вылетел из туннеля, согнувшись пополам, но бежал изо всех сил. Он резко остановился, огляделся и, сильно моргая, подошел к остальным.

-Дело сделано. Теперь все в руках богов.

Они с трудом натянули доспехи и пояса с мечами и побежали к башне. Перепрыгивая через две ступеньки за раз, Баллиста вырвался на зубчатые стены. Он нырнул за парапет и выглянул наружу.

Почти все было так же, как и раньше. И все же Баллиста знала, что что-то не так. Там была пустота. Там была персидская насыпь с осадными щитами вдоль её фасада. Еще дальше, на одном уровне с основанием насыпи, тянулся еще ряд осадных щитов. Еще дальше находились персидские артиллерийские позиции. Баллиста усердно искал, но не увидел ни струйки дыма, выходящей из насыпи. Не было никаких свидетельств того, что должно было происходить. Не было никаких признаков пожара, который должен был бушевать в искусственной пещере внизу, ужасного огня, который должен был прожигать подпорки, обрушивая своды контрподкопа под насыпью. Все на поверхности было совершенно неподвижно.

Вот и все: все было совершенно спокойно – ни приближающейся артиллерии, ни стрельбы из лука, ни обломков, летящих в пустоту. Это произойдет сейчас: нападение может начаться в любую секунду.

-Хаддудад, поднимай людей на стену. Гады приближаются. Даже когда он крикнул капитану наемников, Баллиста увидел, как экран впереди насыпи начали подниматься. Всеотец, мы проиграем эту гонку. Так близко – нам не хватило всего несколько минут.

Экран лег горизонтально. Баллиста нырнул обратно за зубчатые стены. Град стрел, словно рой шершней, прожужжал над боевой галереей, с треском отражаясь от камня. Часовой взвыл. Со стрелой в плече он развернулся, потерял равновесие и покатился вниз по склону внутреннего земляного ската, где врезался в нескольких легионеров, выходящих из своих блиндажей и начинающих подъем.

Ураган стрел прекратился. Баллиста быстро выглянул наружу. Абордажный мост полз к нему через пустоту. Из-под его переднего края торчал зловещего вида шип. Баллиста оглянулась на город. Защитники с трудом поднимались по внутреннему гласису, римские регулярные войска, наемники и местные ополченцы: они не успели бы вовремя.

Абордажный мост рухнул, его шипы уцепились за парапет стены. Не раздумывая, Баллиста схватил его. Дерево под его правой рукой было теплым и гладким. Он закинул ноги на мост. Его ботинки глухо стукнули, когда он приземлился. Боком, выставив щит далеко вперед, он обнажил меч. Он услышал, как слева от него стукнули ботинки Максима, а потом и еще одного солдата. Посадочный мост был неширок. Если никто из них троих не упадет, трое бойцов смогут удержать его – по крайней мере, на короткое время.

Впереди была шеренга свирепых, темных, бородатых лиц с открытыми ртами, кричащими в гневе. Под слоем пыли были видны яркие цвета сасанидских кафтанов и блеск их доспехов. Их ботинки застучали по абордажному мосту.

Перс бросился на Баллисту, даже не пытаясь воспользоваться длинным мечом, который держал в руке. Он хотел впечатать свой щит в щит северянина, просто сбросить защитника с моста.

Баллиста позволил оттеснить себя назад. Он отступил задней ногой вправо – на мосту не было перил; его ботинок был слишком близко к краю – и завел левую ногу за правую. Инерция перса увлекла его вперед. Когда тело Баллисты повернулось, он занес свой меч и, ладонью вниз, вонзил его в ключицу перса. Кольчуга на мгновение оказала сопротивление, затем острие вошло внутрь, прорезав мягкую плоть и врезавшись в кость.

Когда первый сасанид упал рядом с Баллистой и позади него, появился следующий. Баллиста опустился на одно колено и взмахнул мечом по широкой дуге у лодыжки мужчины. Перс поспешно опустил щит, чтобы принять удар. Наклонившись, потеряв равновесие, мужчина имел мало шансов. Баллиста сделал выпад вперед и вверх, вонзив свой щит в грудь мужчины, отбросив его назад и в сторону. На мгновение на лице перса отразился ужас, когда он понял, что под его сапогами ничего нет, что его сбросили с края моста; затем он упал навзничь, размахивая руками в пустоту.

Секунду Баллиста балансировал на краю, затем восстановил равновесие. Он посмотрел налево. На мосту вокруг Максима лежали два перса. Кроме того, один из equites singulares выбыл из строя, но его место занял другой. Крикнув двум другим защитникам, чтобы они оставались с ним, Баллиста осторожно перешагнул через тело первого убитого им сасанида.

Череда сердитых, перекошенных лиц остановилась. Чтобы добраться до защитников, им пришлось бы рискнуть наступить на неровную почву или перешагнуть через тела четырех мертвых или умирающих мужчин. Сасаниды не были трусами, но только глупец добровольно поставил бы себя в невыгодное положение в подобной битве.

Баллиста почувствовал прилив уверенности: он мог это сделать, он был хорош в этом. Идеальный фессалийский финт, за которым последовал бросок противника через край. Эйфория северянина была нарушена острой болью в правом бедре. Там была тонкая белая линия, которая внезапно превратилась в красную рану. Когда кровь потекла вниз, он пошевелил ногой. Это было больно. Это было очень больно. Но вес тела нога выдержит. Стрела нанесла лишь поверхностную рану.

Низко пригнувшись за своим щитом, стрелы летели с обеих сторон, Баллиста посмотрел через край на осадную насыпь. Ему показалось, что он увидел струйку дыма, вьющуюся из глинобитных кирпичей сбоку от пандуса. Оно исчезло прежде, чем он смог быть уверен. По его спине струился пот. Как ни странно, муха снова и снова пыталась сесть ему на глаза. Его нога пульсировала; скоро она затвердеет.

Сасанидский аристократ кричал на штурмовую группу на осадной насыпи. В любой момент они могли взять себя в руки. Баллиста снова заглянул за край.

Вот! Появилась струйка дыма. На этот раз он был уверен. Еще одна, и еще.

Сасаниды на посадочном мостике поняли, что что-то не так. Они перестали кричать на защитников. Они озадаченно переводили взгляд с одного на другого. Это был шум, что-то за пределами звуков сражающихся людей, что-то глубокое, низкое и стихийное, что-то вроде волны, разбивающейся о скалистый берег.

На глазах у Баллисты от всей насыпи повалил дым. Шум сменился глубоким грохотом сотрясшейся земли. Насыпь, казалось, задрожала. Абордажный мост начал дико раскачиваться. Выражение на лицах сасанидов сменилось ужасом. Сначала медленно, а затем слишком внезапно, чтобы за ним уследить, центр насыпи скрылся из виду. Три боковые стены на мгновение устояли. Абордажный мост закачался над пропастью.

-Прыгай!

Крикнув, Баллиста развернулся и бросился бежать. Деревянные доски под его ногами накренились. Он карабкался вверх на четвереньках, его меч опасно болтался, удерживаемый за навершие темляком на запястье. Мост скользнул назад, в пустоту. Его край на мгновение зацепился за парапет.

Прыжком, рожденным отчаянием, прыжком лосося, Баллиста просто перебросил пальцы правой руки через край моста. Раздался оглушительный рев. Грибовидное облако удушливой пыли и дыма ослепило его. Парапет поддался. Абордажный мост начал сползать в пропасть.

Чья-то рука схватила его за запястье. Рука соскользнула, затем схватила крепко. К нему присоединилась другая рука. Потом еще одна. Хаддудад и Максим втащили Баллисту на боевую галерею.

Некоторое время он лежал на спине в пыли, прижимая обе руки к ране на бедре. Сквозь темноту он мог слышать стон тысяч тонн земли, дерева и камней, сдвигающихся с места, и крики сотен, тысяч людей.

От курильниц поднимались густые сладкие клубы дыма, призванные отпугивать рои насекомых. Несмотря на тучи мошек, вечер был единственным временем суток, когда Баллиста все еще наслаждался жизнью в Арете. Артиллерия замолчала, и с Евфрата подул прохладный ветер. Терраса дворца Дукса Реки была лучшим местом, чтобы насладиться вечером. Здесь, за дверью, охраняемой equites singulares и злобным присутствием Калгака, Баллиста мог немного уединиться.

Северянин взял свой стакан, подошел и сел на стену, свесив одну ногу. В полутьме по склону утеса порхали летучие мыши. Под ним текла великая река, всегда меняющаяся, всегда одна и та же. Зелень тамарисков давала желанное облегчение глазам. Из-за реки донесся лай лисицы.

Баллиста поставил свой бокал на стену и снова посмотрел на амулет, который принесли ему два телохранителя. Посланник с Субуры, конечно же, умер. Они нашли амулет на его теле. При жизни он носил его под одеждой. Кожаный ремешок, на котором она висела у него на шее, затвердел от засохшей крови. Амулет представлял собой круглый диск не более двух дюймов в поперечнике. Это был идентификационный жетон, одна сторона которого была пустой, на другой стояли два слова: MILES ARCANIS. Баллиста повертел его в руках.

Размышления северянина были прерваны приближением Калгака.

-Эта горячая сирийская сучка и ее несчастный отец снаружи. Он говорит, что хочет поговорить с тобой – вероятно, хочет знать, почему ты до сих пор не трахнул ее.

-Интересная была бы беседа.

-Что?

-Неважно, не могли бы вы их впустить?

Калгак ушел. -Твой отец уложил бы ее на спину еще несколько месяцев назад. Любой человек в здравом уме уложил бы.

Баллиста положил амулет в кошелек на поясе и спрыгнул со стены. Он отряхнул свою тунику. У него еще не было возможности ни помыться, ни поесть.

-Доминус, синодиарх Ярхай и его дочь Батшиба. -Калгак не мог бы звучать более учтиво.

В последнее время Баллиста очень редко видела Ярхая. За последние пару месяцев защитник караванов редко появлялся на стенах. Все больше и больше он доверял управление своими войсками капитану наемников Хаддудаду. Хаддудад был прекрасным офицером, но продолжающиеся отлучки Ярхая вызывали беспокойство.

Когда Ярхай вышел из полумрака портика, Баллиста был поражен произошедшей в нем переменой. Он выглядел похудевшим, даже изможденным. Сломанный нос и скула выглядели более заметными. Морщины на его лбу и в уголках рта стали глубже.

-Аве, Ярхай, синодиарх и префект. -Баллиста официально поприветствовал его, назвав его титулами как защитника караванов, так и римского офицера.

-Аве, Баллиста, Дукс Реки. -Они пожали друг другу руки.

С комком в горле Баллиста повернулся к девушке.

-Аве, Батшиба, дочь Ярхая.

Ее глаза были черными, очень черными. Они улыбнулись, когда она ответила на его приветствие.

-Калгак, не мог бы ты принести еще вина и чего-нибудь поесть, оливок и орехов?

-Доминус.

Пожилой каледонец ушел, не издав ни звука.

-Если мы сядем на стену, то сможем ощутить прохладу бриза.

Баллиста наблюдал за гибкими движениями Батшибы, когда она села, поджав под себя ноги. Она была одета как один из наемников своего отца. Она сняла головной убор и повесила ее позади себя на стену. Ее длинные черные волосы рассыпались по плечам. Всеотец, ее тело было создано для любви мужчин.

Баллиста достаточно знал людей с востока, чтобы не заговаривать первым с дочерью. Он достаточно знал людей с востока, чтобы не спрашивать отца прямо, чего он хочет.

-Твои люди проделали хорошую работу, Ярхай, очень хорошую работу.

-Спасибо. Отчасти именно о них я и хочу с тобой поговорить. -По кивку Баллисты защитник караванов продолжил. -Они понесли много потерь. Из первоначальных 300 наемников осталось всего 150, и более 100 новобранцев погибли. Я хотел бы, чтобы вы дали полномочия призвать еще 100 гражданских лиц. Пока они проходят обучение, их можно разместить на южной стене, где обычно тихо.

-Да, я думал, что подобные меры скоро понадобятся. Я думаю, что нам следует попытаться призвать больше, скажем, 200 человек. Если подходящих свободных людей трудно найти, мы могли бы завербовать боеспособных рабов.

-Моим товарищам-защитникам караванов, Анаму и Огелосу, это не понравится.

-Нет, но поскольку они не размещены на стене, обращенной к пустыне, их войска не понесли сопоставимых потерь.

-Я мягко поговорю с ними об этом. Я не хочу их расстраивать.

Калгак принес еду и питье. Баллиста сделал глоток своего вина и задумался над последними словами Ярхая. Казалось, изменилось больше, чем его внешность.

Ярхай, который все еще стоял, поднял свой кубок в сторону Баллисты.

-Мои поздравления с тем, что ты вчера уничтожили персидскую осадную насыпь. Это был прекрасный удар. -Когда северянин склонил голову в знак признательности, Ярхай продолжил.

-Война идет хорошо. Конец насыпи стал поворотным моментом. Теперь опасность меньше.

Баллиста мысленно вздохнул. Ярхай не мог поверить, что опасность каким-то образом миновала, так же как и сам Баллиста. Охранник караванов был полностью осведомлен о персидском подкопе из ущелья, о возможности нового штурма, о постоянной угрозе предательства.

-Я думаю, нам предстоит долгий путь, прежде чем мы окажемся в безопасности.

Баллиста улыбнулся, пытаясь смягчить любое возражение своего гостя.

Последовало короткое молчание, пока все пили.

-На востоке дела идут хорошо. Оборона у реки выстроена надежно.

Поскольку персы более не пытались повторить свой неудачный маневр на реке, Баллиста разрешил нескольким рыбацким лодкам выйти в море под строгим военным надзором. По крайней мере, один легионер из Порта Аквариа отправился с каждой лодкой. Десять легионеров, доставивших судно с зерном из Цирцезия, оказались полезны.

-Да, хорошо есть свежую кефаль и угря, - сказал Баллиста.

Ему было интересно, к чему все это приведет. Ярхай доказал свою лояльность, рассказав о своих солдатах, затем притворился, что опасность миновала, и теперь он поднял вопрос о реке. Северянин сделал еще глоток. Когда он впервые встретил Ярхая, то счел его удивительно прямолинейным для выходца с востока. Довольно многое изменилось.

На сломанной правой скуле Ярхая дернулся мускул.

-У меня есть несколько лодок. -Он посмотрел через реку на приближающуюся месопотамскую ночь. -Одну из них зовут Исида, - он с отвращением произнес имя богини. - Она слишком велика для рыбацкой лодки. На ней есть скамьи для десяти гребцов. До всего этого я использовал ее, чтобы отправиться вверх по реке в увеселительные поездки – на рыбалку, охоту – иногда даже в Цирцезий.

-Все на западе считают, что невозможно подняться на лодках вверх по Евфрату, течение слишком сильное, - сказал Баллиста. Он взглянул на Батшибу. Она сидела очень тихо. Ее лицо ничего не выражало.

-Течение сильное. Обычно вы гребете недолго, а потом пристаете к берегу. Подниматься на лодке вверх по матери всех рек - тяжелая работа. Но это можно сделать. Было бы не в интересах караванной торговли, если бы власти Рима знали, что это можно сделать. - Ярхай улыбнулся. На мгновение он стал похож на себя прежнего.

-Хорошо, я не скажу им, если в этом нет необходимости. - Баллиста тоже улыбнулся, но теплота исчезла с лица Ярхая.

-Я хотел бы попросить тебя об одолжении. - Ярхай остановился. Больше он ничего не сказал.

-Сделаю, что смогу, - сказал Баллиста.

-Я хочу, чтобы ты вернул мне "Изиду". Я хочу, чтобы ты разрешил десяти моим людям отвезти ее в Цирцезий. Я хочу, чтобы они отвезли туда мою дочь.

Баллиста старался не смотреть на Батшибу. Он чувствовал ее неподвижность.

-Боюсь, что я не могу этого позволить. Это не может быть сделано втайне. Как только станет известно, что ты эвакуировал свою семью в безопасное место, все подумают, что город вот-вот падет. Это вызвало бы панику. Если я позволю тебе сделать это, как я смогу отказать другим? Анаму, Огелос, советники – все хотели бы иметь лодку, чтобы доставить своих близких в безопасное место. - Понимая, что говорит слишком много, Баллиста остановился.

-Я понимаю. - Рот Ярхая превратился в тонкую линию, похожую на рот рыбы. -Я больше не буду тебя беспокоить. Я должен действовать в обход своих людей. Пойдем, дочь.

Батшиба слезла со стены. Когда они официально прощались, Баллиста ничего не мог прочесть на ее лице.

Появился Калгак и вывел их наружу.

Баллиста прислонился к стене и посмотрел в ночь. На бесшумных крыльях сова охотилась над большим островом. Он снова услышал лай лисы, теперь уже ближе. Позади него послышались легкие шаги. Он быстро повернулся, его рука потянулась к мечу. Батшиба стояла там, вне пределов досягаемости.

-Это была не моя идея, - сказала она.

-Я так и подумал. - Они посмотрели друг на друга в бледном лунном свете.

-Я беспокоюсь о своем отце. Он сам не свой. Больше не боец. Он почти никогда не ходит на стены. Он оставляет все, что связано с войсками, Хаддудаду. Он остается в своих комнатах. Если ты спросишь его мнение о чем-либо, он просто скажет, что все будет так, как пожелает бог. Ты, должно быть, сам видел. Он даже хорошо относится к Анаму и Огелосу.

Баллиста сделал шаг к ней.

-Нет. Мой отец ждет у ворот. Я кое-что забыла.

Она обошла Баллисту и сняла со стены свой головной убор. Она натянула его на голову, убрав под него свои длинные черные волосы. -Мне пора. -Она улыбнулась и ушла.

Снова усевшись на стену, Баллиста достал амулет из кошелька и повертел его в руках. MILES ARCANIS – буквально тайный или молчаливый солдат. Это был знак фрументария.

Баллиста потел, как христианин на арене. Воздух здесь, внизу, был очень скверный, спертый и зловонный. Было трудно нормально дышать. По жесту Мамурры северянин, пригнувшись, переместился в дальний правый угол галереи. Пот выступил у него на боках. Опустившись на колени, он приложил ухо к первому из круглых щитов, прикрепленных к стене. Бронза холодила ухо. Он прислушался. Ему хотелось закрыть глаза, чтобы сосредоточиться на слухе, но он боялся того, что произойдет, когда он снова откроет их. Он уже делал это однажды, и у него не было никакого желания вновь переживать ту почти физическую волну паники, которая пробежала по его телу, когда глаза сказали ему, что он все еще в туннеле.

Через некоторое время он посмотрел на Мамурру и покачал головой. Он ничего не слышал. Мамурра указал на следующий щит. Из-за страха, делавшего его неуклюжим, Баллиста прошаркал вперед и приложил ухо к этому. Он приложил руку к другому уху. Он попытался успокоиться, попытался отфильтровать стук своего сердца, тихие царапающие звуки, когда щит незаметно перемещался по камню. Да, теперь ему показалось, что он что-то услышал. Он послушал еще немного. Он не был уверен. Он сделал неопределенный жест ладонями вверх. Мамурра указал на последний щит. В этом не было никаких сомнений. Вот оно: ровный, ритмичный звон, звон, звон кирки по камню.

Баллиста кивнул. Мамурра сделал жест, его рука описала дугу от прямой до примерно сорока пяти градусов влево. Затем, по-прежнему не говоря ни слова, он вытянул растопыренные пальцы правой руки, один, два, три раза. Вражеская мина приближалась слева; она была примерно в пятнадцати шагах от нас. Баллиста кивнул и мотнул головой в сторону входа. Мамурра кивнул в ответ. Все еще пригибаясь, Баллиста повернулся, чтобы уйти, надеясь, что его жалкое облегчение было не слишком заметно.

Вернувшись на поверхность, вернувшись из царства мертвых, Баллиста втянул воздух в легкие. Горячий, насыщенный песком и пылью воздух, висевший над городом Арет, был похож на самый холодный и чистый воздух северного океана его детства. Проглотив его, он вытер платком жгучий пот и грязь с глаз. Максим передал ему бурдюк воды. Он набрал в ладонь воды, наполнил ее и вытер лицо. Над ним безвольно висел парус, призванный улавливать ветер и направлять его в шахту, установленный над входом в нее. Один из инженеров Мамурры опрокидывал на него ведро с водой, чтобы тот мог освежиться.

-Теперь я могу показать тебе вид сверху, - сказал Мамурра.

В отличие от того, что было раньше, вид с зубчатых стен юго-западной башни был поистине олимпийским. Там, справа, было то, что осталось от персидской осадной насыпи. Она была похожа на выброшенного на берег кита со сломанным хребтом. За ним простиралась широкая равнина. Осколки снарядов, обрывки одежды и выбеленные кости нарушали широкое однообразие серого цвета, простиравшееся до самого лагеря Сасанидов.

Они притаились за недавно отремонтированным парапетом. После падения насыпи стрельба была беспорядочной, но человек на виду у всех все равно привлек бы внимание стрелков. Мамурра позаимствовал лук у одного из часовых. Он выбрал стрелу с ярким оперением. Он оглядел зубцы, чтобы найти свою цель, нырнул обратно в укрытие, глубоко вздохнул и вышел, чтобы сделать выстрел. Баллиста отметил, что Мамурра натягивал тетиву не двумя пальцами, а большим, как степные кочевники.

-Хм. - Мамурра хмыкнул, когда стрела вонзилась в землю, ее ярко-красные перья затрепетали. Он задумался на минуту или две. -Ты видишь стрелу? Теперь отведи глаза на пять шагов вправо. Теперь уже почти в десяти шагах. Не так далеко, как клочок желтого материала. Видишь, что похоже на большую кротовью нору?

Баллиста видел это.

-Теперь отойди подальше, на двадцать пять, тридцать шагов. Ты видишь следующую? Затем, на таком же расстоянии, ту, что за ней?'

-Я вижу их. Это был не очень удачный выстрел, - сказал Баллиста.

-У меня получалось лучше, - усмехнулся Мамурра. -Выстрел послужил своей цели. Теперь ты можешь видеть вентиляционные ходы, которые гады выкопали из своей шахты. Персидский туннель значительно длиннее нашего, поэтому эти вентиляционные ходы необходимы. Наш - около сорока шагов в длину. Если копать длиннее, и воздух в верхней части шахты становится плохим. Парус мало помогает. Если бы у меня было время, я бы вырыл еще один туннель рядом с нашей шахтой: если разжечь огонь у входа в параллельный туннель, он вытягивает плохой воздух.

Всеотец, хороший у меня осадный инженер, хороший префект инженерии. Мне повезло, что он у меня есть.

-Я думаю, что их туннель пройдет чуть левее нашей поперечной галереи. Нам придется копать еще немного, чтобы поймать их, - продолжил Мамурра в ответ на невысказанный вопрос Баллисты.

-Есть риск, что они услышат, как мы копаем, что они будут готовы к нам. Но мы будем копать и слушать по очереди. В любом случае, с этим ничего не поделаешь.

Оба молчали. Баллиста задался вопросом, думал ли Мамурра также о том, что предатель, возможно, уже предупредил Сасанидов о римском контрподкопе.

-Когда ты перехватишь их, что будешь делать?

Как это часто бывало с ним, Мамурра медленно обдумал этот вопрос.

-Мы могли бы попытаться проникнуть в их туннель снизу, разжечь костер и выкурить их оттуда. Или мы могли бы зайти сверху, метать снаряды, может быть, залить кипяток, попытаться сделать их шахту негостеприимной. Но ничто из этого не решит вопрос само по себе. Как я сказал гречонку, когда он говорил о медведях, пчелах, скорпионах и тому подобных вещах, это будет неприятная работа в темноте с коротким мечом.

-А потом?

-Обрушить их шахту. Желательно не тогда, когда мы все еще там.

-Сколько людей тебе понадобится?

-Не так много. Многочисленность под землей может оказаться проблемой. Когда я позову, пошли резерв с марсова поля. Я возьму двадцать человек в туннель, чтобы добавить к моим землекопам. Поставь остаток центурии у входа. Держи Кастриция при себе, на случай, если все обернется плохо.

Уголки рта Мамурры были опущены вниз.

-Я скажу центуриону Антонину Крайнему, чтобы он подготовил своих людей.

Прошло два дня, прежде чем краснолицый посыльный разыскал Дукса Реки. Баллиста собрал Антонина Крайнего и его бойцов. Когда они добрались до шахты, Мамурра уже ждал их. Времени на долгие прощания не было. Баллиста пожал руку своему префекту инженерии, и Мамурра повел двадцать легионеров в туннель.

Столкнувшись с периодом бездействия, когда от него ничего не требовалось, Баллиста сделал то, что делают все солдаты: он сел. Не было удобной тени, из которой он мог бы видеть вход, поэтому он сидел, подставив спину горячему солнцу. Он смотрел на ужасную черную пасть шахты. Это было двадцать девятое сентября, за три дня до октябрьских календ. Была осень. На севере было бы прохладно. Здесь все еще было очень жарко. Он накинул плащ на плечи, чтобы солнце нагревало металлические кольца кольчуги.

Калгак прибыл с несколькими рабами из дворца. Они раздавали круглые бурдюки с водой. Баллиста снял шлем и шарф. Он набрал в рот немного воды, прополоскал ее и выплюнул, затем, держа кожу подальше от губ, влил сверкающую струю прохладной жидкости в заднюю часть рта.

Передавая мех с водой Максиму, Баллиста огляделся и поймал взгляд своего последнего знаменосца, македонца с лицом люмпена по имени Пудент.

-Драконарий, отнеси мой штандарт к Пальмирским воротам. Пусть персы увидят белого дракона, реющего там, как обычно. Баллиста выбрал одного из своих equites singulares, светловолосого галла. -Виндекс, возьми мой плащ. Надень его и покажи себя под драко. Поиграй какое-то время в Дукса Реки. Пусть персы думают, что это просто еще один обычный день.

Мамурра оторвал ухо от бронзового щита. Пришло время. Держа его так, чтобы он ни о что не стукнулся, Мамурра встал между двумя землекопами, затем между двумя мужчинами с луками. Прислонив щит к боковой стене, он присел на корточки. В мерцающем свете масляных ламп все уставились на него. Очень тихо Мамурра сказал: "Сейчас".

Двое землекопов подняли кирки, посмотрели друг на друга, затем замахнулись. Шум был очень громким после тишины в замкнутом пространстве. Грохот-грохот, полетели щепки. Двое лучников прикрыли глаза ладонями. Крах-крах, крах-крах, люди с кирками работали как одна команда, концентрируя свои удары в одном месте. Раздетые по пояс, их тела блестели от пота.

Мамурра вытащил свое оружие: старомодный короткий меч, гладий, в правой руке, кинжал, пугио, в левой. Многое зависело от того, как быстро землекопы смогут проделать проход в тонкой стене туннеля. Мамурра горячо надеялся, что все понял правильно. По всем его расчетам, по всем его инстинктам персидская шахта продвинулась дальше римской контрмины. Брешь должна вывести римлян на некоторое расстояние под персидкую.

Крах-крах, крах-крах. Давай, давай. Какой толщины была стена? Мамурра был уверен, что он сдастся в любой момент. Он обнаружил, что напевает себе под нос маршевую песню легионеров, старую, как Юлий Цезарь:

Прячьте жен, ведем мы в город,

Лысого развратника,

Все, что вы ему послали

Он спустил на галльских шлюх

Одна из кирк глубоко вошла в стену. Шахтеры удвоили свои усилия, чтобы увеличить отверстие. Крах-крах, крах-крах.

-Хватит! - крикнул Мамурра. Люди с кирками отступили назад. Лучник шагнул вперед. Они выпустили стрелы прямо через дыру. Было слышно, как стрелы рикошетят от противоположной стены. Они выстрелили вновь, на этот раз один влево, другой вправо. Стрелы со свистом заскрежетали по каменным стенам. Лучники отступили в сторону.

Мамурра и человек рядом с ним бросились через дыру в персидскую шахту. Врезавшись в дальнюю стену, Мамурра повернул направо. Мужчина рядом с ним повернул налево. Мамурра сделал пару шагов, затем подождал, пока к нему не присоединился еще один боец.

Вместе они двинулись вперед. Мамурра держался тихо. Без шлема или щита он чувствовал себя ужасно уязвимым. Вдалеке из одного из персидских вентиляционных отверстий падал луч света. За ним Мамурра разглядел неясные очертания сасанидов. Он мельком увидел изогнутый лук. Он подавил желание прижаться к стене – стрелы могли достать его и там. Он присел, стараясь казаться как можно меньше. Он слышал шелест перьев, когда стрела вращалась в воздухе, чувствовал ветер, когда она пролетала.

Лишь немного выпрямившись – у него не было желания разбить голову о неровный свод туннеля, – Мамурра побежал на персов. Два восточных воина впереди обнажили мечи, постояли мгновение, затем повернулись, чтобы бежать. Один споткнулся. Легионер, стоявший рядом с Мамуррой, навалился на упавшего перса, наступив ногой ему на поясницу и нанес несколько ударов в голову, шею, плечи воина.

-Стойте! - крикнул Мамурра. -Поднимите щиты.

Плетеные щиты были переданы вперед. Четверо легионеров соорудили импровизированный барьер. -Где землекопы? Хорошо, обрушьте подпорки и разрушьте тоннель гадов.

Когда люди с кирками принялись за работу, Мамурра повернулся, чтобы узнать, что происходит в другом направлении, в начале шахты. Он не видел, откуда по нему попали, он просто почувствовал ужасный тупой удар. Мгновение он стоял ошеломленный, не чувствуя ничего, кроме смутного удивления. Затем сильная волна тошноты поднялась из его желудка, когда боль пронзила его. Падая, он увидел неровный пол туннеля. Почувствовал, как его лицо врезалось в камень. Он был в сознании ровно столько, чтобы услышать контратаку персов, почувствовать, как человек наступил ему на лодыжку.

Первым буревестником катастрофы под землей для Баллисты стал легионер, что выбежал из входа в шахту. С пустыми руками мужчина остановился, тупо оглядываясь по сторонам. За ним последовал еще один легионер. Он чуть не столкнулся с первым.

-Пиздец, - тихо сказал Максим. Все они поднялись на ноги. Солдаты у входа подняли оружие. Антонин Крайний начал выстраивать их в линию. Теперь из шахты бежал поток людей. Все знали, что произошло. Персы выиграли подземную битву. В любой момент воины Сасанидов могли выскочить из шахты прямо по пятам за бегущими римлянами. Кастриций стоял у Баллисты и ждал.

-Обрушьте шахту, - сказал Баллиста.

Кастриций повернулся и разразился шквалом приказов. Группа мужчин с ломами и кирками пробивалась в устье туннеля сквозь поток охваченных паникой легионеров. Другие взялись за веревки, которые уже были привязаны к некоторым подпоркам ямы.

-Нет! - Максим крепко схватил Баллисту за плечо.

-Нет. Ты не можешь этого сделать. Наши ребята все еще там, внизу.

Баллиста проигнорировал его.

-Как можно быстрее, Кастриций.

-Ты ублюдок, ты не можешь этого сделать. Боги подземные, Мамурра все еще там, внизу.

Баллиста повернулся к своему телохранителю.

-Ты хочешь, чтобы мы все умерли?

Шум от работы доносился из темного входа в туннель.

-Ты ублюдок, он же твой друг.

Да, да, это так, но, Всеотец, я должен это сделать. Не думай, просто действуй. Уйма времени позже для взаимных обвинений, для чувства вины. Не думай, просто действуй.

Люди с ломами и кирками выбежали из шахты. Вместе с ними появилась еще пара легионеров. Кастриций проревел еще несколько приказов. Люди на веревках напряглись и – раз, два, три – начали тянуть.

Баллиста наблюдал. Максим отвернулся.

Одна за другой бригады землекопов покидали подкоп. Одна за другой были убраны подпорки свода. Послышался низкий стон, затем странный рев. Плотное облако пыли окутало вход в тоннель.

В персидском туннеле было достаточно света, чтобы что-то разглядеть. Хотя Мамурра держал глаза закрытыми, он мог сказать, что света было достаточно, чтобы видеть. Он лежал на спине. На него навалилась давящая тяжесть, сильно пахло кожей. Он слышал персидские голоса. Один из них, очевидно, выкрикивал приказы. Как ни странно, его лодыжка болела сильнее, чем голова. Резкий, железный привкус крови был у него во рту.

Мамурра осторожно приоткрыл глаза. На его лице был ботинок. Он не двигался. Очевидно, его владелец был мертв. Послышался отдаленный стон, который сменился ревом. Раздался взрыв криков, звук бегущих людей, и туннель наполнился пылью.

Мамурра закрыл глаза и попытался дышать неглубоко через нос. Он не осмеливался кашлянуть. Когда этот момент прошел, наступила тишина. Он снова открыл глаза. Он попытался пошевелиться, но откликнулась только правая рука, и при этом кожа на локте оцарапала стену. Он немного сдвинул ботинок мертвеца, чтобы было легче дышать.

Он был у подножия груды тел. Каким-то образом это, а также рев и пыль сказали ему все. Победоносные персы отбросили его и других раненых в сторону, с дороги. Они шли по горячим следам разгромленных легионеров, когда Баллиста обрушил римский подкоп. Ублюдок. Гребаный ублюдок. Северянин не смог бы сделать ничего другого, но все равно, гребаный ублюдок.

Было очень тихо. Закусив губу от боли, Мамурра пошевелил правой рукой. И его меч, и кинжал исчезли. Он на мгновение остановился. Было по-прежнему тихо. Медленно, подавляя стон боли, он провел правой рукой вверх и поперек, засовывая ее в вырез кольчуги, вниз, под воротник туники. Кряхтя от усилий, он вытащил спрятанный кинжал. Он опустил руку, кинжал был рядом с его правым бедром. Он закрыл глаза и отдохнул.

Смерть его не беспокоила. Если бы философы-эпикурейцы были правы, все просто вернулось бы ко сну и отдыху. Если они ошибались, он не был слишком уверен, что произойдет. Конечно, там были Острова Блаженных и Елисейские поля. Но он никогда по-настоящему не мог сказать, были ли они одним местом или двумя, не говоря уже о том, чтобы узнать, как туда попасть. У него всегда был талант проникать в места, где ему не суждено было оказаться, но, как он подозревал, не в этот раз. Для него это был бы Аид. Вечность в темноте и холоде, порхая и пища, как безмозглая летучая мышь.

Должно быть, Сасанидам было легче. Пади в битве, стань одним из благословенных и прямиком на небеса. Мамурра никогда не утруждал себя вопросом, что должно было быть в их восточных небесах – вероятно, тенистые беседки, прохладное вино и нескончаемый запас толстозадых девственниц.

Северянину вроде этого ублюдка Баллисты должно быть легче – конечно, у него не было выбора, но все равно ублюдок. Ублюдок и он говорили об этом. Сражайся и умри как герой, и верховный бог северян с диковинным именем может – просто может – послать своих дев-щитоносиц, чтобы они привели тебя в божественную версию длинного зала северного вождя, где, в типичном северном стиле, ты проведешь вечность, сражаясь каждый день и, когда твои раны волшебным образом исцелятся, выпивая каждую ночь.. Нет, не вечность. Мамурра наполовину вспомнила, что в мире Баллисты даже боги в конце концов умирают.

Нет, Мамурра беспокоился не о смерти, а о том, чтобы закончилась его жизнь. Казалось чудовищной, непристойной шуткой, что мир может продолжаться, а он ничего об этом не узнает. Он, человек, который разузнал так много вещей, которые ему не полагалось знать.

Он знал, что значит быть живым. Идешь по полю с зерном, проводишь рукой по колосьям пшеницы, когда их колышет ветер; здоровая лошадь между твоих ног, когда ты въезжаешь в долину, сквозь деревья и спускаешься к чистой проточной воде, к холмам и деревьям на другой стороне – для него, это было не совсем то, что быть живым. Нет, это было ожидание в темноте в переулке, пока слуга, которого ты подкупил или запугал, придет и откроет калитку, проскользнет внутрь, проскользнет внутрь, чтобы раскрыть грязные секреты сильных мира сего, ублюдков, которые думали, что они выше таких, как он. Это было ожидание в темноте, в тесноте за подвесным потолком, боясь пошевелить мускулом, напрягая слух, чтобы услышать, как пьяные сенаторы переходят от ностальгии к откровенной измене. Вот что значило быть живым, более живым, когда-либо еще.

В его голове снова зазвучала мелодия: «Прячьте жен, ведем мы в город лысого развратника!»

Мамурра услышал, что персы возвращаются. Он убрал правую руку обратно под тунику. Его кулак сомкнулся вокруг жесткого металлического диска. Его пальцы прошлись по словам. MILES ARCANIS. Очень скоро он станет очень молчаливым солдатом, действительно очень молчаливым. Если бы это не было так больно, он, возможно, рассмеялся бы. Звуки становились все ближе. Он снова потянулся к кинжалу у бедра. Он еще не принял решения: попытаться забрать с собой одного из ублюдков или покончить с этим быстро? Так или иначе, четвертый фрументарий, которого не сумели вычислить трое других, был готов умереть. Рукоять кинжала скользила в его руке.

Сушеный горох двигался по коже бубна. Не сильно, но ощутимо.

Максиму это не понравилось. Как будто те, кто остался внизу, пытались привлечь к себе внимание. Это было так, как если бы этот огромный квадратноголовый ублюдок Мамурра пытался выкопать себе путь наружу. Бедный ублюдок.

Кастриций взял бубен и перенес его с западной на северную стену башни. Они подождали, пока осядет сушеный горох. Некоторое время они лежали неподвижно, затем пошевелились.

Они вышли на улицу и заглянули в три больших котла с водой, стоявших вдоль стены, обращенной к городу. Вода была спокойна.

Кастриций повел их на север. Здесь, вдоль внутренней стороны городской стены, с интервалом примерно в пять шагов, стояли еще три котла с водой. Вода рябила в двух ближайших к башне; она все еще была в самой дальней.

-Ясно, что они делают, - сказал Кастриций. 0Если бедный старина Мамурра был прав, что они изначально намеревались проложить туннель под стеной, чтобы ввести войска в город, они передумали. Они знают, что мы ожидаем этого, поэтому решили подорвать юго-восточную башню и примерно в десяти шагах от стены к северу от нее.

«Он хорош», - подумал Баллиста. Он не Мамурра – земля ему пухом, – но он хорош. Когда Баллиста очертила условную линию, его поразила ее абсолютная неуместность.

-Мы можем их остановить?

Не задумываясь, Кастриций ответил:

-Нет, на это нет времени. Они могут обрушить свой подкоп в любой момент. Когда горох и вода перестанут двигаться, это будет означать, что час настал. Я пошлю весточку.

На деле Баллиста и его окружение едва достигли Пальмирских ворот, когда их настигла весть. Они повернулись и пошли обратно.

Ничто не двигалось на поверхности воды. Сушеный горох остался на месте. Персы перестали копать. Ничего не оставалось, как ждать. Башня и прилегающий участок стены были эвакуированы. Двое добровольцев остались на зубчатых стенах башни. Условия были такими же, как для добровольцев штурмовой колонны. Если они выживут, то получат большую сумму денег. В противном случае деньги получат их наследники. Баллиста вызвал обе резервные центурии легионеров, Антонина Первого из караван-сарая и Антонина Крайнего с марсова поля. Людей выстроили на открытом пространстве за башней. Они были вооружены. Они также несли шанцевый инструмент. Под рукой были груды бревен и глинобитных кирпичей. Это было все, что удалось придумать за столь короткое время.

Турпион, теперь исполняющий обязанности префекта инженерии в дополнение к командованию XX Пальмирской, стоял по одну сторону от Баллисты. Рядом с Турпионом был Кастриций, теперь заместитель нового префекта инженерии. С другой стороны Баллисты, как всегда, были Максим и Деметрий. Белый драко безвольно висел позади них. Они ждали.

Через час появился неутомимый Калгак, сопровождаемый вереницей рабов, несущих воду и вино. Дукс Реки и его спутники жадно пили в молчании. Говорить было не о чем. Даже Максиму, который был не в духе в течение двух дней после подземной катастрофы, нечего было сказать.

Когда это произошло, поначалу почти ничто не предвещало. Вдруг раздался громкий треск. Стена рядом с башней задрожала. Казалось, по ней пробежала рябь. Удерживаемая на месте огромными земляными валами, неспособная упасть наружу на равнину или внутрь города, она ушла вертикально примерно на два шага в землю. Она содрогнулась, по ее фасу зигзагами пошли трещины, но она осталась стоять. Ошеломленная тишина. Еще один громкий треск. Юго-восточная башня пьяно накренилась вперед. Ее наклон был остановлен наружной земляной насыпью. Часть импровизированного парапета оторвалась, посыпались кирпичи. Башня осталась стоять.

Баллисте показалось, что двое добровольцев на башне кричат. Но нет, цепляясь за то, что осталось от зубчатых стен, они выли, выли, как волки. Вой эхом разнесся по всей стене, когда к нему присоединились один солдат за другим. Они кричали: "Бал-лис-та! Бал-лис-та!".

Высокий северянин рассмеялся. Мужчины хлопали его по спине. Оборона Арета все еще держалась.