В этот же час в городе Вене доктор Отто Вернер, главный ветеринар Испанской школы верховой езды и заместитель директора этого почтенного заведения, встретил в одном из коридоров слепого экскурсовода Джейка Малинака.
— Джейк, ну как концерт Бренделя на прошлой неделе?
Джейк сразу же узнал голос доктора Вернера помимо всего прочего еще и потому, что тот с самого начала поддержал его кандидатуру при приеме на работу.
— Великолепный концерт. Знаешь, он играл очень сдержанно, очень рассудочно, но мне это понравилось.
— Я недавно сказал, что хочу с тобой поговорить, но ты неуловим. У тебя найдется минута-другая?
— В четверть первого у меня группа из тридцати человек, но сейчас я свободен. Я шел в кафетерий, чтобы выпить капучино.
— Капучино в кафетерии? Хочешь кончить жизнь самоубийством? Пошли ко мне в кабинет, и ты узнаешь, что такое хороший кофе, сделанный по-итальянски.
Малинак сложил втрое свою белую трость, переложил ее в левую руку, встал за Вернером и ухватился за него правой рукой, чтобы тот служил ему поводырем.
— Отдаю свою судьбу в твои руки.
Они шли в тишине по помещениям Школы, пока не оказались у высокой зеленой двери, за которой находилась обитель Вернера.
Приготовив Малинаку капучино, доктор сказал:
— История, которую ты всегда рассказываешь туристам о липицианах и генерале Паттоне, документально подтверждена?
Хотя Малинак не мог видеть лица доктора, по его голосу и форме, в которой был задан вопрос, он почувствовал, что Вернер спросил об этом не из простого любопытства.
— Да, конечно. А в чем дело, Отто?
— И русские хотели уничтожить лошадей?
— Во время Второй мировой войны нацисты переправили маток и жеребят липицианов отсюда, из Австрии, из Пибера, в Богемию. Несколько немецких офицеров, взятых в плен советскими войсками, сумели сообщить генералу Паттону, что лошадей хотят пустить на провиант солдатам. Паттон послал спасательную экспедицию в тыл русским и освободил двести пятьдесят лошадей. А почему ты в этом сомневаешься?
— Да я не сомневаюсь. Дело в том, что у меня жена русская.
Немного помолчав, Малинак сказал:
— Прости, я не знал.
— Я рассказал ей эту историю, и началось такое… Она говорит, что это возмутительно, а я как заместитель директора попустительствую тому, что люди, выйдя из Школы, думают, будто русские — шайка живодеров.
— Если хочешь, я перестану об этом рассказывать.
— Нет, речь не о том, но, если можешь, немного подсласти пилюлю. Скажи, что русские обращались с лошадьми без должной заботы и внимания, а Паттон положил этому конец.
Услышав эту версию, Малинак улыбнулся:
— Согласен. Я, конечно, так и сделаю, раз об этом просишь ты. Своим теперешним местом я обязан тебе.
Некоторое время они смаковали капучино, затем Вернер поднялся и сказал:
— Знаешь что? Рассказывай что хочешь. Я предпочитаю лгать не посетителям, а своей жене. Ольге я скажу, что ты больше об этом не рассказываешь, и ей придется поверить мне на слово.
Малинак, оживившись, встал и раскрыл белую трость:
— Не провожай меня до двери, Отто. Я прекрасно передвигаюсь с этой штукой.
Но сделав три шага к двери, экскурсовод споткнулся о какое-то препятствие и упал.
— Ты не ушибся? — спросил Вернер, помогая ему встать.
Малинак ощупал деревянный пол у себя под ногами и обнаружил выступающую доску, которую легко поднял.
— Что за дела, — пробормотал Вернер. — Клянусь, эта доска всегда держалась крепко.
Убедившись в том, что под настилом пусто, слепой спросил:
— Что ты там прячешь, Отто? Труп?