100 лет тому назад

Глава 2

— Сашка, я завтра с бабами с ранья на рынок поеду, Буренку доить и Борьку с кроликами кормить тебе придется. – Известила меня мать вечером, придя с бабских посиделок на Никишинском подворье, там у них этакое деревенское бабское вече собиралось, на котором общедеревенские вопросы категории "как жить?" решались.

Нормально так. Выходит, завтра я на весь день к нашему хозяйству привязан, не уйти никуда, а я ведь в лес, на охоту, собирался, подготовил уже все. Надо же проверить, в самом ли деле, при убийстве на охоте достойной добычи Класс Охотника Системой удачливому стрелку даруется, или это только россказни. Точнее, не так, в этой истине я, собственно, и не сомневался ничуть, многими людьми она уже кучу раз проверена, хотелось бы просто конкретно на себе ее испытать. А еще спонтанно возникла идея ощутить, каково оно, убивать крупное, соизмеримое с тобой по силам, существо. Тоже по рассказам: для многих Система сдабривает этот процесс какими-нибудь внутренними ощущениями. У кого-то сладкий вкус во рту появляется, на кого-то приступ благочестия накатывает, некоторые такое наслаждение от убийства испытывают, что кровавыми маньяками становятся. Но таких мало, конечно. У большинства ощущения еле заметные. Ощущения – блажь, конечно, но как дополнительная мотивация, чтобы в опасный лес пойти, вполне сгодятся.

Просыпаться пришлось еще затемно. Точнее, не сам, мать, уходя, растолкала. Встал, куда деваться, это корове летом достаточно по лугу рядом с деревней погулять и сыта будет. Поросенку лучше немного зерна запарить, да прочих растительных добавок туда вложить, благо для этого пока достаточно на огород выйти, да надергать необходимое, самим еще поесть сготовить, причем не какую-нибудь яичницу, а хотя бы блины с утра, а на обед еще суп какой-нибудь. Ну, и кроликам траву придется косить, да в клетки закладывать.Но косить — это позже, когда совсем рассветет, уже после утренней дойки.

Так и носился в хозяйственных хлопотах, как белка в колесе, все утро. И как только мать почти со всем этим в одиночку справляется? Хорошо еще, Дашка, сестренка, как проснулась, Буренку нашу на околицу, в общее стадо, выгнала и с кормежкой кроликов немного помогла. Все переделал, но умаялся, какая уж тут охота, когда ничего делать не охота! Да и Дашку все равно надолго одну не оставишь, мала еще. Присел после завтрака на завалинку, радуясь солнышку, что поднималось на небосводе. Пригревает уже, но полуденного жара еще не ощущается. Благодать!

И тут выстрел где-то на околице деревни раздался. И бабский крик с заполошным собачьим лаем. И еще несколько выстрелов, после которых, лай оборвался, как обрезанный. Бабские вопли, кстати, тоже затихли, но зато в других дворах собаки зашлись истошным гавканьем. Еще толком даже не разобравшись в ситуации, на всякий случай скомандовал своей сестренке:

— Дашка, беги в огород, в канаву в малиннике прячься и не вздумай показываться, пока не позову.

Шестилетняя девчушка с чрезвычайно серьезным личиком мигом умчалась указания старшего брата выполнять, прятаться. Невольно подумалось: «А в двадцать первом веке хоть кто-нибудь из детей точно так же стал бы выполнять указания, не задавая лишних вопросов?». Но все же, мне-то что в этом случае делать? Ружье я накануне поздно вечером в тайник, в лес, отнес, чтобы никто из взрослых меня не увидал, уходящим с оружием в лес с утра, а вот сейчас, кажется, сильно об этом пожалею. Чужие с огнестрелом явно в деревню пришли, а у нас и так-то в деревне мужиков было раз, два и обчелся, а с этими сборами милицейскими забрали и последних.

Прикинул, что из имеющихся у меня в распоряжении орудий труда может в случае необходимости оружием послужить. Топор, с некоторым натягом, годится, но тяжеловат и действовать им можно только на коротких дистанциях, вилы чуть подальше достанут, но на дистанции винтовочного выстрела тоже не пляшут. Все же и вилы, и топор подготовил, под руку подложил, а сам возле ворот в щель в заборе выглядывать происходящее на улице принялся, сам в уме просчитывая пути отступления огородами. И чтобы в противоположную от малинника сторону, чтобы внимания к сестренке не привлечь. Мало ли, какая сволочь сейчас в деревне ошивается.

Сначала ничего нового не происходило, пустая улица, только кусты сирени, посаженные возле дома, шелестят. Любопытство прямо таки одолевало: сбегать, посмотреть, что там. Только я ведь уже не совсем пацан любопытный, взрослый разум, хоть и находится под прессом детско-подростковых гормонов, но еще функционирует. Так и сидел, в щель выглядывал. И не зря. Еще пару раз дальше по улице выстрелы бухали. Тоже, наверное, любопытничал кто-то.

А потом в поле зрения двое незнакомых мужиков с винтовками наперевес и чуть следом за ними еще один с наганом показались. И одежда на них уж очень специфическая. Не ходят нормальные люди летом в драных бушлатах и шинелях на голое тело. Явно варнаки из лагеря сбежали. Впрочем, не на всех такие отрепья, тот, что с револьвером уже вполне себе в цивильную рубаху и картуз переоделся, похоже, старший среди них.

И эта парочка к нашим воротам намылилась! Уходить, однозначно, надо. И тут позади меня вдруг детский голосок раздался:

— Сашка, я боюсь! – Дашка не усидела в своем тайнике, на двор вернулась.

Зашипел на нее:

— Быстро беги на свое место, дура! – Ну, просто нервы не выдержали.

Сестренка побежала, только пятки засверкали. Только малинник же, по нему надо с осторожностью передвигаться, чтобы не хрустеть ветками на всю округу.

Бандиты услыхали звуки из-за забора, что кто-то убегает от них, и уже, не сторожась, ворота отворять принялись. Ну, те, двое, что с винтовками. Третий осторожный был, только замер, наган держа наизготовку. А мне убегать уже совсем поздно стало. Вот, взрослым сознанием хвастался, а только зря совсем. Надо было с самого начала бежать вместе с Дашкой огородами, как первые выстрелы услышал. Любопытный, блин!

Мужики с винтовками во двор вбежали и полностью на звуках из малинника сосредоточились, там же убегает кто-то. А меня, склонившегося в полуприсяде с противоположной стороны от малинника и так и прижимающегося к забору, и не видели. А потом один из них, тот, что сзади и чуть ближе ко мне, начал винтовку для выстрела поднимать и раздумывать стало совсем некогда. Так, не размышляя ни о чем, вилами в поясницу ему, молча, и ткнул на скорости.

Еще в прошлой жизни слыхал, что удар ножом в почку может шоком от боли лишить жертву голоса. Вилы ничуть не хуже сработали. Только выгнулся мужик и в пыль двора рухнул, теряя оружие из рук. А потом меня накрыло. Воздух словно в воду превратился, настолько стал упругим и неподатливым. Я тянулся к выпавшей из рук врага винтовке и никак не мог ее достичь. Впрочем, не я один застыл в пелене безвременья, словно муха в патоке, первый душегуб, что чуть вперед забежал и уже к границе малинника приблизился, тоже за все это время еще даже одного шага не сделал, так и замер с занесенной ногой. А занятное это дело, мир, видимый глазами в виде стоп-кадра по отдельным участкам изучать, даже положение глаз не сменив. И кстати, а что там делает третий? Тот, который на улице с наганом в руках оставался. Я же запросто могу быть видимым ему через проем распахнутой настежь калитки. Мысли про третьего додумывал, уже дотянувшись до оружейного ложа и ощущая, как замершее время снова начинает набирать ход, постепенно отпуская тело из своего тягучего плена.

Очень своевременно про врага со стороны улицы вспомнил, кстати. Третий протормозил, конечно, когда прямо на его глазах непонятно откуда взявшийся мальчишка пропорол вилами бок одному из подельников, но недолго. Уже поднимал ствол револьвера в направлении убийцы товарища. Оба мы поднимали. Только у меня еще немного действовал осознаваемый мной эффект подтормаживания времени, а потому я успевал продумать за раз куда больше нюансов, чем этот сморщенный и черный от грязи беглый арестант. Потому стрелял в движении, уходя из зоны створок ворот. Стрелял не прицельно, просто «в ту степь». Главное, выйти из зоны поражения и хоть чуть-чуть помешать зэку вести прицельную стрельбу.

Бах! Плохо зафиксированную винтовку отдачей вырвало из рук. Указательный палец очень больно ушиб о скобу вокруг спускового крючка оружия. И одновременно снова ощущение нахлынувшего безвременья. Неужто попал? Черт! Нужно немедленно подобрать выпавшую из рук винтовку, передернуть затвор и попытаться упокоить последнего бандита. А ведь у его винтовки затвор, наверняка, уже передернут. И снова продавливание сквозь неподвижный воздух в попытке выиграть этим хоть долю секунды времени.

Успел! Последний остающийся на ногах враг вовсе не ожидал столь явной перемены положения дел, а потому лишь тупо смотрел в сторону возящегося с непослушным оружием пацана, напрочь позабыв про точно такое же в собственных руках. Бах! И тело в драном черном бушлате падает на землю. Эй! Почему темно? Кто выключил свет?

В себя пришел от громкого рева Дашки.

— Саша, братик, не умирай! Не умирай, пожалуйста!

— Чего ревешь, не умираю я, просто устал очень, прилег вот отдохнуть. – Блин, в самом деле, захоти умереть, не дадут.

— Знаешь, как страшно! Чужие дядьки чуть меня не поймали. А потом бах, дядька в кусты смородины улетел и только ногой дергает.

— Прекрати меня обнимать. Мне подняться на ноги нужно.

Кое-как утвердился на ногах. И вовсе я не кисейной барышней оказался, что на ногах от волнения удержаться не может и чуть что в обморок падает. У меня пуля от нагана над самой ключицей насквозь прошла. Сначала от волнения этого даже и не заметил, а потом, скорее всего, кровопотеря с волнением с ног свалили. Вот, и сейчас все плывет перед глазами.

— Дашка, скорее беги домой, принеси мне какую-нибудь чистую тряпку побольше… или нет, стой, принеси мне мою старую рубаху, которая в сенках в ларе с самого верху лежит. А что? Мелкая же еще. Сто лет будет мне тряпки искать, если ей строгого целеуказания не дать. А про рубаху я очень хорошо помню, сам ее на днях примерить пытался и, убедившись, что та безнадежно мала, закинул в этот ларь со старыми тряпками.

— Вот! – Сестра быстро обернулась. Рвать ткань с одной больной, почти не действующей рукой, это, я вам скажу, еще тот квест! Но справился. Намотал кое-как повязку и Дашку попросил узел завязать. Она девчонка смышленая, уже умеет такое завязывать. Бантик еще нет, а узел – пожалуйста.

После на заплетающихся ногах побрел за ворота. Мать с односельчанами из города, с торга, вернется, не нужно ей про револьвер и винтовки знать. Поправочка: одну винтовку все же придется предъявить. Но остальное – точно моими трофеями будет.

В нагане оказалось всего два патрона. И по карманам убитого пулей прямо в лоб бандита больше патронов не пряталось. Зато довольно толстый рулончик денег отыскался. Хм. Сколько нулей тут нарисовано! Интересно, чтобы купить на базаре хоть что-нибудь путное, этих денег хватит?

Настоящий шок я испытал, когда понял, что в винтовке, из которой я стрелял, больше ни одного патрона не осталось. А если бы в ее обойме хоть на один патрон меньше оказалось? Это же верная смерть и для меня, и для сестренки получилась бы. Но некогда тут фрустрации разводить, надо, пока еще время и силы есть с оружием до конца разобраться. Винтовка того Гаврика, что нам всю смородину переломал, помирая, порадовала полным боекомплектом, состоящим из пяти латунных патронов с непривычно тупоконечными пулями. Да еще в кармане его бушлата три штуки таких же точно отыскал. Не сказать, что удовлетворен, но хоть что-то.

Потом, оставив сестренку в дальнем конце огорода возле собственноручно выломанных и просто прислоненных к слегам жердей, строго настрого наказал ей даже и не думать приближаться к дому до возвращения матери. А если еще чужие дяди во двор зайдут, чтоб тикала без оглядки до ближайшей опушки леса. Лето, волков можно не бояться. Только глубоко в лес заходить не нужно, а то заблудится еще.

Сам огородами, вдоль забора двинулся на тот конец деревни, откуда раньше выстрелы раздавались. Ни за что бы не пошел, к тому же раненый, ноги от кровопотери подгибаются, но к вечеру должны односельчане с матерью из города вернуться. А ну, как это не все бандиты были, что к моему дому заявились, попадут односельчане в засаду, как кур в ощип! В бой вступать по-любому не планирую, да с двумя патронами в барабане много и не навоюешь, винтовку же я старательно неподалеку от дома припрятал. Но если еще бандитов в деревне обнаружу, постараюсь наших на подходе к деревне предупредить.

Ха! Еще трое бандитов громко спорили возле согнанных в кучку жителей деревни, стоит ли идти искать их пропавших товарищей или лучше побыстрее делать ноги. На глаз прикинул: кое-кого, похоже, не хватает. Точно я, конечно, не знал, кто уехал в город, а кто остался, но вряд ли отсутствующая среди сидящих на земле людей Кабаниха, реально раскабаневшая тетка лет шестидесяти, с ее больными ногами, тоже уехала в город. И еще парочки девчонок не хватает, тех самых Степки с Любкой, как и самого старосты. Из размышлений о судьбах пропавших односельчан вывело появление еще двоих беглых разбойников. Сколько же их тут! Подошли, довольно осклабившись, один еще на ходу завязки на штанах поправлял. Сволочи!

Подошедшие бандиты тоже подключились к спорам. Никто, впрочем, не сделал даже малейшей попытки отправляться на поиски. Только один, самый молодой на вид, отошел чуток от кучки и заорал во всю мочь:

— Сиплый! Мотря! Где вы? Возвращайтесь! Пора уходить!

Постоял, прислушиваясь. Еще крикнул. Поняв, что ни ответа, ни привета не ожидается, вернулся к своим.

Уф! Гора с плеч! Аж слезы от пережитого волнения на глаза навернулись, когда увидел, как бандиты цепочкой потянулись на выход из деревни, оставив ранее плененных ими сельчан сидеть в пыли улицы. Не дожидаясь реакции бывших пленников на свое освобождение, постарался вернуться к себе. Так же незаметно, как и пришел. Не до радости мне что-то. Рану как шилом колет, и в глазах черные мушки летать начинают. И голова внезапно закружилась…

В себя пришел лежащим дома на своем сундуке. Точнее, сундук вовсе не мой, его мать в качестве хранилища для всяких семейных припасов использует, я просто сплю на нем, подставив в ногах табуретку, чтобы входить в размеры лежанки полностью. Насколько это получилось из лежащего положения, огляделся. Никого. Попытался подняться. Голова кружится, и правая рука, на которую попытался опереться, задрожала от слабости. Кстати плечо на левой руке замотано уже совершенно по-другому. Гораздо более профессионально. И боль в ране уже не пульсирующая, а всего лишь тупая, тянущая. Принял сидячее положение, все разом поплыло, как на карусели. Намек понял, пытаться вставать на ноги пока еще несколько преждевременно. Буду лежать, как положили.

Скрипнула входная дверь. В комнату с топотом ввалились посторонние. Понятное дело, посторонние, мы возле самой входной двери разуваемся, по дому в обуви не шастаем. А нет, матушка тоже с ними. Два мужчины в военных френчах с суровыми, я бы сказал безжалостными взорами. Всей лишь разницы, что один старше лет на двадцать, а второй, соответственно, моложе. Взрослый уже, но молодой. Лет так двадцать с хвостиком.

— Ага! Вижу, очнулся боец! – Это тот, что постарше ко мне обратился, заметив, что я лежу с раскрытыми глазами и на них смотрю. А мать только кулачок в волнении закусила, чтобы в голос не разрыдаться.

— Мне четырнадцать лет всего. – Голос мой вышел хриплым, в горле словно песка насыпали. – Какой из меня боец?

— Вот и я думаю, какой? Как же это ты умудрился практически безоружным с тремя бандитами совладать? Тут и обученный боец с винтовкой не всякий преуспеет.

— Повезло? – Какой-то ответ получился неуверенный. Словно не утверждаю, а сам в предположении спрашиваю. Впрочем, так даже куда лучше получилось. Я же ребенок почти, не с чего мне перед взрослыми, облеченными властью, уверенность демонстрировать.

— Хе-хе, действительно, повезло. Мне бы в моем отделе хоть пару десятков таких везунчиков. – Вроде смеется, а взгляд все равно стылый. Бр-р, как у рыбы.

Следующие несколько минут я отвечал на вопросы. Как стоял, что сделал, а что делали варнаки? Именно, варнаки, значит этот командир тоже из местных. У других жителей бывшей Российской империи, из других губерний, для бежавших арестантов другие термины бы нашлись. Спрашивали и про дополнительное оружие. Подозрительным показалось следователям то, что всего одна винтовка обнаружилась, да и та без патронов. А что я? Я ничего. Не я же винтовки перебитого караула среди беглецов распределял. А наган был. Я и не отрицал, что именно с ним, после того, как от бандитов отбился, на разведку по деревне ходил. Где он сейчас? Да кто ж его знает. Шел я себе, шел, а потом вдруг вот на этом сундуке себя обнаружил, а тут и вы, товарищи красные командиры, входите, вопросы задавать начинаете. Наверное, где-нибудь в кустах в деревне валяется, раз у меня не обнаружился.

— Вот теперь верю, что ты в одиночку смог тех варнаков перебить. – Это мне старший на прощание сказал. – Раненый лежишь, а как про оружие речь зашла, так ожил весь. Батя то охотник, поди?

— Охотник. – А что, по Классу, конечно, это не так, но иногда на охоту ходит. Мясо же не только в ноябре, когда кабанчика забиваем, охота бывает покушать.

— А за то, что весь ты из себя бодрый такой, вот товарища Красикова благодари. – И в сторону молодого кивнул. Если бы не его магия, антонов огонь от попавшей в рану грязи и обрывков одежды был бы тебе почти обеспечен. Много я таких, как у тебя ран на фронте повидал.

— Спасибо. – Ну, а что еще сказать? В самом же деле, скорее всего, спас меня этот молодой чекист, не только его опытный товарищ, я в прошлой жизни тоже немало таких ран видел. И смерть друга от сепсиса в госпитале тоже пережить довелось.

М-да! Магия того чекиста или просто молодой, здоровый организм, но рана моя заживала удивительно быстро. Несколько недель и на месте кровящей пробоины только ярко розовый рубец и остался. И, чему я радовался больше всего, подвижность руки практически не пострадала. Так что, живем, братцы!