100 тайн Второй мировой

Объект бактериологического оружия

Одной из первых серьезных попыток Японии применить свой арсенал бактериологического оружия была провокация вспышки чумы в маньчжурском городе Ванъемяо. Сентябрьской ночью 1945 года маршал Малиновский сообщил из своей чанчуньской ставки в Кремль Верховному главнокомандующему, что в городе Ванъемяо, определенном как основной отправной пункт возвращения войск на родину, вспыхнула чума. Помимо сорока тысяч местных жителей там, по решению ГКО, в лагерях было сконцентрировано для отправки около четырехсот тысяч военнопленных, сотни эшелонов с трофеями. Чума была заброшена из тайника 731-го японского объекта бактериологического оружия.

Верховный приказал локализовать и устранить эпидемию, а всю информацию о вспышке засекретить. Координатором этих работ был назначен заместитель начальника оперуправления фронта генерал Светличный.

Вскоре в городе уже работала группа главного эпидемиолога фронта профессора Первушина и начальника фронтового эвакопункта полковника медслужбы Пятницкого. Получив от них подтверждение о распространении чумы, Светличный срочно собрал командиров частей. Он распорядился вывести войска из города, расположить их в двадцати километрах от Ванъемяо в палатках, изолировать себя от внешнего мира сплошной траншеей, держать связь по рации, питаться сухим пайком и вообще быть в состоянии повышенной боевой готовности. В ночное время кострами планировалось освещать окружающую местность и ни при каких обстоятельствах никого не пропускать к себе извне — ни людей, ни животных. Отдельным частям было приказано оцепить город и выставить заградотряды.

В первую же ночь из города на солдат пошли группы китайцев, большинство которых было явно инфицировано. Люди умоляли пропустить их, но безуспешно, ведь пропустить — означало дать возможность эпидемии распространяться дальше.

Как впоследствии выяснилось, люди шли напролом потому, что японцы каждый раз после испытаний действия бактерий на население поджигали села, уничтожая при этом и больных, и здоровых. И случалось такое довольно часто: в тридцати километрах размещался один из объектов 731-го маньчжурского отряда — главной базы самураев по созданию запасов бактериологического оружия.

Вернувшихся в город уже на рассвете встретили на улицах советские врачи. Одетые в защитные костюмы, они начали всеобщую вакцинацию населения и пленных.

Спустя два дня Ванъемяо был засыпан хлорной известью, а на каждом углу и перекрестке стояли автоматчики в специальных костюмах — они уничтожали бродячих животных, контролировали людей, пытавшихся перебегать от фанзы к фанзе. Угроза применения оружия принуждала их быть послушными.

А медики и военные продолжали гасить очаг эпидемии.

Спустя три недели блокада была снята. Чума унесла жизни меньше ста человек. Среди советских воинов, к счастью, никто не заболел. Все медики были удостоены боевых наград.

В начале августа 1945 года семнадцатилетний солдат Александр Леонтьев, сын работника НКВД, был направлен из отдельного батальона Забайкальского фронта на границу в поселок Старый Цурухайтуй. Там юноша под видом рыбака проверял уровень воды напротив японской заставы. Вечером 8 августа он вернулся в штаб, где доложил о собранных данных.

А в ту же ночь передовые отряды пограничников и саперы, которых вел Леонтьев, перешли реку и наголову разгромили вражескую заставу. Уже на рассвете части 36-й армии, всю войну сдерживющие здесь японцев от нападения на СССР, устремились в Маньчжурию по пяти переправам. Так началась операция по разрушению мощной обороны на подступах к Хайлару, где, по данным разведки, был мощнейший укрепрайон. Штурм этого укрепрайона длился десять дней.

Далее с помощью мощной разведки точно прогнозировались события в закрытой зоне и их развитие.

С переходом Аргуни контрразведчики не прекратили работать. Теперь перед ними стояла задача обезвредить базы, подготовленные врагом на случай поражения и перехода к партизанской войне силами смертников. Активно работать вынуждал и приказ военного министра Японии от 14 августа, предписывавший милитаристам уничтожить все следы прежних преступлений, в особенности — уличающие их страну в подготовке к бактериологической войне. На этот приказ СМЕРШ неожиданно вышел, столкнувшись с фактами массовой маскировки военных преступников под коммерсантов и врачей. Переодетым военным и ученым, которые не смогли бежать на острова, был дан приказ скрыться от советской контрразведки без следа, иными словами, покончить жизнь самоубийством. Сообщили о нем те, кто ослушался этого страшного приказа. Плененные смертники рассказывали, что им гарантировано возвращение домой, если они выйдут на тайники, вынут из них фарфоровые бомбы и заложат их под колеса продвигающихся русских колонн.

Потому-то вместе с передовыми отрядами Красной армии в обязательном порядке шли врачи-бактериологи. В одной из лабораторий служил и юный боец Александр Леонтьев.

Однажды противник заметил работу лаборатории на колесах, и, когда четыре машины отъехали в районе тоннеля Хинганского перевала от боевого прикрытия, на них тут же напали камикадзе. Разгорелся жестокий бой. И лишь помощь подоспевшего отряда спасла бактериологов. С тех пор их надежно охраняли. Бактериологи вскоре обследовали весь район до Чанчуня и составили карту зон, указывающую на места возможных выходов диверсионных отрядов противника.

По окончании работы Александр Леонтьев вернулся в батальон, который готовился к зиме выйти из Харбина в Забайкале. Однако контрразведка просила ученых собрать информацию о бывшей фабрике смерти. Такие данные можно было получить от плененной охраны лабораторий и от населения, на себе испытавшего все ужасы страшного оружия. Потому вскоре лаборатория на колесах переехала под Ванъемяо, где располагался один из крупнейших лагерей военнопленных, предназначенных для их вывоза в Сибирь. Юному солдату было приказано внедриться в круг ровесников из семей белоэмигрантов и с их помощью собирать необходимую информацию.

Таким образом, установлено и доказано юридически, что в Харбине еще в 1933 году был сформирован секретный научно-исследовательский центр — «отряд Камо». Были получены и данные о том, что летом 1938 года тысячи военнопленных китайцев построили специальную военную зону — городок за колючей проволокой, пребывавшей постоянно под током высокого напряжения. Подтвердились и были официально зафиксированы факты перевода этого особого отряда в подчинение Квантунской армии под видом управления по водоснабжению частей, хотя к началу Второй мировой войны он уже активно проводил многочисленные испытания над людьми и животными Внутренней Монголии и Китая.

С помощью полученных данных была выявлена и конспиративная квартира отряда. Она располагалась в Харбине под вывеской пансионата «Березка». Местное население из русских эмигрантов поспособствовало вычислению жандармов, которые охраняли режим секретности центра.

Пленные японские генералы, услышав, что советские следователи знают о тайне «Березки», быстро дали показания. Как выяснилось, после перехода Красной армией границы ученых и их научные материалы эвакуировали в метрополию. Аналогичные базы работали в Хайларе, Линьхоу, Суньу, Муданьцзяне. Все это стало основой доказательств преступлений отряда № 731.

В 1949 году собранные материалы были представлены как официальное обвинение Японии в разработке, производстве и применении бактериологического оружия. На суде командующий Квантунской армией Ямада и другие офицеры под давлением улик признались, что планировали такие удары по Хабаровску, Благовещенску, Уссурийску и Чите. В частности, сюда намечалось сбросить сосуды с чумными блохами, а также распылить с самолетов бактерии сибирской язвы и холеры. А генерал медицинской службы Кавасима рассказал о том, что в 731-м отряде широко проводились эксперименты по действию смертоносных бактерий на заключенных китайцах и русских.

Большинство специалистов отряда № 731 сразу же после войны переехали в США, где продолжили свою работу. Их «достижения» американцы применяли впоследствии в Северной Корее во время войны 1950–1953 годов.